Рядом помещался высокий шкаф с бесчисленным множеством разнообразных кастрюль и сковородок, а с потолка, с почти незаметного крюка свешивалась целая гирлянда каких-то трав. С первого взгляда бросались в глаза пучки петрушки, лука и чеснока. В кухне нашлось место для кофемолки, кухонного комбайна «Кенвуд», тостера, миксера и вафельницы.
– Как я люблю всякие такие штучки, – с удовольствием призналась Лиз, глядя на Нелл.
– Только не надейтесь и меня заполучить в эту коллекцию. – Эти слова вырвались у нее невольно, хотя Нелл хотела вообще ничего не говорить.
– Я и не думаю об этом.
– Тогда что вам от меня надо? Я – уличная шлюха, а вы – куртизанка. Я радуюсь, если мне удается заработать двадцать фунтов, и мне даже мечтать не приходится о тех деньгах, которые зарабатываете вы.
– Моя минимальная ставка – тысяча фунтов, – спокойно парировала Элизабет, засыпая кофейные зерна в кофемолку. – Ты какой кофе любишь? Крепкий или средний? Это сорт «Блу маунтин», но я больше люблю с добавкой других сортов. Ты не против?
– «Блу маунтин» – это классно, я люблю его. Мой...
– Твой что?..
– Мой желудок не очень-то хорошо переносит крепкий кофе, – придумала Нелл на ходу. Сначала она хотела сказать, что ее отец всегда пил «Блу маунтин», однако для таких признаний еще не настало время... если вообще настанет.
– Мой тоже, особенно после хорошего обеда.
Пока кофемолка с надрывным треском превращала зерна в порошок, они молчали, но, когда она остановилась, Лиз продолжила:
– Я занимаюсь тем, что воплощаю в жизнь фантазии моих клиентов, а у них для этого достаточно средств. Поэтому-то я и получаю немного больше, чем средняя куртизанка.
«Немного! Это астрономическая сумма!» – чуть не выпалила Нелл, но вовремя сдержалась, хотя по всему было видно, что этот вопрос ее взволновал. Она никак не могла поверить, что, занимаясь проституцией, можно зарабатывать такие бешеные деньги.
– Для тебя, может быть, это и большие деньги, но мне для поддержания определенного уровня жизни необходимо считать каждый заработанный пенни.
Большой чайник, который Лиз поставила кипятиться, засвистел, и, сняв его с плиты, она залила кофе кипятком.
– Именно поэтому вы и собираетесь сдавать комнату в этом доме? Вы хотите, чтобы я как-то компенсировала ваши расходы? Но я сомневаюсь, что смогу когда-либо зарабатывать столько денег, чтобы платить за подобную комнату.
– До этого мы еще дойдем.
Лиз поставила на поднос чашки, кофейник и сахарницу и, подняв его, собралась идти в гостиную. Но в этот момент ее левая рука дрогнула, появилось ощущение, будто она вообще перестала существовать, и чашки угрожающе начали сползать по наклонившемуся подносу к ее руке. И только быстрая реакция Нелл, бросившейся навстречу Лиз и поддержавшей поднос, спасла его от падения.
– О, спасибо большое... – дрожащим голосом прошептала Лиз. – Опять эта проклятая кисть...
– Вы, наверное, чувствуете слабость?
– Да, время от времени.
– Давайте я возьму поднос.
– Спасибо.
Она показала Нелл, куда поставить поднос. Это был большой кофейный столик, возле которого стояли два мягких кресла.
– Я налью? – спросила Нелл.
– Я думаю, сейчас у тебя это получится лучше.
Нелл не только налила кофе, но и поставила чашку перед Элизабет.
– Угощайся бисквитом, – предложила та, добавляя себе в кофе сливки. Сделав глоток, она спросила Нелл: – Скажи, а что ты подумала обо мне, когда увидела в первый раз? На что я, по-твоему, живу?
– Мне показалось, что вы вообще не работаете. Я думаю, у вас достаточно денег, чтобы позволить себе не работать.
– Хорошо. Именно такое впечатление я и старалась произвести. Но на самом деле все выглядит совсем по-другому. Так же, как и ты, я торгую телом, просто на другом уровне, более высокооплачиваемом, скажем так.
– Как вам это удалось? –спросила Нелл с любопытством, выдававшим ее мысли. – Я никогда не видела, чтобы такие женщины, как вы, ходили по улицам.
– Я и не хожу. Я всегда живу вот так, как ты видишь, у меня есть постоянная клиентура, хотя для ее создания пришлось потратить немало времени. Я летаю туда, откуда приходит вызов, то есть в Нью-Йорк, Сан-Франциско, в европейские страны, конечно, в Гонконг, Сингапур. У меня многонациональная клиентура.
– И они оплачивают все ваши расходы?
«Да, она то, что надо», – с радостью подумала Лиз.
– До последнего пенни, – ответила она.
Дав Нелл время обдумать услышанное, она сделала вид, что наслаждается кофе, но на самом деле внимательно следила за каждым ее движением, за каждым проявлением эмоций на лице.
– Ты ходишь по улицам, а я отвечаю на телефонные звонки, – продолжала Лиз. – Ты не знаешь тех, с кем занимаешься сексом, а я знаю. Я не знаю, что ты делаешь, чтобы заработать деньги, но я сомневаюсь, что это идет дальше трахобола на скорую руку, назовем это так. Я же делаю гораздо больше, чем ты. Никто не станет платить большие деньги за то, что может сделать каждая десятая или даже каждая сотая проститутка. Я стою тех денег, которые мне платят, потому что отрабатываю каждый пенни и отрабатываю его потом. Так получилось, что я люблю секс, люблю заниматься любовью, поэтому, когда я увидела, что могу заниматься этим делом, получая удовольствие и доставляя его другим, плюс получать деньги, я не колебалась ни секунды.
Нелл сосредоточенно нахмурилась.
«Да, деньги ее все-таки интересуют, и очень сильно», – подумала Лиз.
– Пытаешься прикинуть, сколько я имею в год? Нелл залилась яркой краской.
– Я скажу тебе, потому что это играет важную роль в том предложении, которое я тебе хочу сделать. Мой доход за последние десять лет в среднем составляет сто пятьдесят тысяч фунтов в год.
У Нелл отвисла челюсть. Когда она пришла в себя, то спросила:
– И вы тратите все это только на себя?
– У меня нет и никогда не было сутенеров. Нелл с восхищением вздохнула.
– Я получаю новых клиентов по рекомендации своих старых друзей, но перед этим я всегда их проверяю. Я независима и не занимаюсь извращениями. Я воплощаю фантазии в сексе, и в этом вопросе я недаром считаюсь самой опытной и известной специалисткой.
Лиз допила кофе и поставила чашку на поднос. Затем протянула руку к серебряной коробочке и достала оттуда сигарету. Перед тем как зажечь ее такой же серебряной зажигалкой, она вставила ее в мундштук.
– Проституция обеспечивала мне очень сносное существование на протяжении где-то десяти-двенадцати лет, но наступило время, когда я вынуждена подумать о... о том, чтобы уйти на пенсию. – Она глубоко затянулась. – Фактически у меня нет другого выхода. Я вынуждена прекратить этим заниматься. – Она выпустила струю дыма в потолок. – Небольшой эпизод в кухне – одно из проявлений моей болезни. Порой подобное происходит и с другими частями тела, не всегда с рукой. Иногда нога немеет и как бы исчезает... я практически не могу ею владеть. – Она еще раз глубоко затянулась. – Все это потому, что у меня в мозгу опухоль, которую нельзя удалить.
Нелл от удивления чуть не присвистнула, но сдержалась и никак не выразила своих эмоций.
– У меня осталось максимум два года, в течение которых я постепенно буду умирать. Случайная слабость в руке или ноге станет постоянным явлением, затем станет еще хуже. В самом конце мне нужна будет сиделка. Круглосуточно. Ко всему этому я уже приготовилась. Вот об этом я и хотела тебе рассказать.
Нелл спросила ее, даже не слыша последней фразы:
– А опухоль злокачественная или доброкачественная?
– Злокачественная. Откуда ты знаешь такие вещи? – с удивлением спросила Лиз.
Нелл сначала не ответила, но потом, с неохотой выходя из какой-то непонятной задумчивости, призналась:
– Мой отец был врачом.
– Я так и знала! – с триумфом воскликнула Лиз. – Я же говорила Филиппу, что ты не просто уличная проститутка, ты намного выше.
– Она расположена так глубоко, что нельзя вмешаться хирургическим путем? – спросила Нелл, все еще думая о своем.
– Да. Твой отец был специалистом по мозговым заболеваниям?
– Нет, но он был явно неординарный врач. После... после того как умерла мама, он стал обсуждать свои наиболее интересные и сложные дела со мной. Он хотел, чтобы я пошла по его стопам.
– Ну и почему ты не пошла? Возникла еще одна пауза.
– Помешали обстоятельства.
– Ты говоришь, твой отец был врачом? А сейчас он что, прекратил практиковать или...
– Он больше не практикует. – По интонации, с которой это было сказано, Лиз поняла, что больше она ничего не услышит.
– То есть болезни тебя не касаются?
– Моя мама умерла от глубокого склероза, когда мне было одиннадцать лет, при этом она была прикована к инвалидной коляске с тех пор, как мне исполнилось семь. Я много знаю о болезнях, но...
Что-то странное в этом бесстрастном, спокойном тоне заставило Лиз почувствовать себя неуютно, как будто в комнате вдруг стало ужасно холодно. У нее перед глазами встал образ семилетней девочки, слишком рано столкнувшейся с жестокими реалиями жизни. Сколько же ей было лет, когда отец начал обсуждать с ней свои наиболее интересные дела? И почему она пошла на улицу? Эти и другие вопросы крутились у нее в мозгу, но она поняла, что задавать их еще рано, и сконцентрировалась на своей проблеме. Если ей удастся уговорить Нелл остаться, будет достаточно времени, чтобы выяснить все «почему» и «зачем». Сначала надо получить утвердительный ответ на один, самый главный вопрос. Сомнений в том, что эта девушка способна научиться всему, что она знает, у Лиз не возникало.
– Ладно, это потому, что сама больна, я постоянно говорю об этом. Да, так вот, мне нужна, скажем так, ученица. Такая, которую я смогла бы научить всему, что умею делать сама, а потом и передать ей своих клиентов, естественно, если они будут на это согласны. Она должна будет жить здесь вместе со мной и вживаться в мой стиль жизни, в мой образ, наблюдать за мной, слушать меня, стараясь понять, что заставляет меня относиться к сексу и проституции как к искусству и удовольствию одновременно и что, конечно же, делает меня незаурядной куртизанкой.
– Это вы сами себя так оцениваете?
– Моя оценка объективна. Когда люди думают о проституции, у них в мозгу сразу всплывает образ дешевой, размалеванной, легкодоступной и неприхотливой девицы. Куртизанка стоит гораздо больше, и заполучить ее намного труднее. Потому что, когда ты платишь за какую-то вещь большие деньги, тебе всегда важно ее качество.
– Как те в «Ла белль Эпок»?
– Именно. Ты знаешь что-нибудь о «Лес Грандес Хори-зонталес»?
– Я читала о них.
– Ну, тогда ты уже знаешь почти половину.
– Однако сейчас уже нет королей и герцогов, чтобы тратить целые состояния на драгоценности, замки и землевладения.
– Нет, однако, есть безумно богатые принцы, и они их современный эквивалент.
– Они ваши клиенты?
– Да.
На лице Нелл снова мелькнула недоверчиво-насмешливая улыбка.
– Так это деньги заставили тебя пойти на панель, изменить имя и социальное положение?
Нелл рассмеялась:
– Конечно, деньги – это такая вещь, которая может изменить все, что угодно.
– Я рада, что ты наконец-то сказала правду. Но для меня они все равно уже ничего не смогут изменить, да и пытаться даже не хочется.
Нелл нахмурилась.
– Жизнь – это единственная вещь, которую нельзя купить ни за какие деньги.
– Ты склонна к цинизму? – спросила Лиз.
– Мне просто приятно думать о том, что в мире есть вещи, которые выше наших возможностей и желаний, даже несмотря на то, что моим самым заветным желанием является богатство и – благодаря богатству – независимость.
– Ты этого добьешься, если согласишься с моим предложением.
– Я вас внимательно слушаю.
– Я возьму тебя под свое крыло. Ты переедешь ко мне жить, и в течение ближайших нескольких месяцев я буду учить тебя всем тем тонкостям и особенностям нашей профессии, которые знаю. Постепенно ты станешь посещать моих клиентов, и до тех пор, пока ты не сможешь сама расширять свою клиентуру и пока я не уйду в мир иной, ты будешь отдавать мне половину своего заработка.
Никакой реакции не последовало.
– Это значит, что за одну ночь ты сможешь получить столько, сколько на улице тебе не заработать и за месяц, даже если каждый день для тебя будет воскресеньем. Первоначально я пойду на расходы, чтобы одеть тебя, прокормить и немного переделать. Ты не будешь ничего платить... пока будешь студенткой. А когда станешь работать по-настоящему, я постепенно отойду от дел, потому что к тому моменту я буду тратить много времени на поддержание прежнего уровня жизни и уход за собой. К счастью, у меня есть медицинская страховка, которая покроет расходы по найму сиделки в последние месяцы и консультации врача. Но до этого времени я сама буду работать и не собираюсь сходить со сцены. Ты многое приобретешь, а так как я ни от кого не зависима и не имею никаких долгов, то скорей всего я оставлю тебе и этот дом. Он принадлежит мне. Так что, если захочешь, то... – Лиз развела руками.
– Вы сказали «переделать», – напомнила ей Нелл. – Как сильно вы планируете меня изменить?
– Полностью. Начнем с волос. Темный цвет – это прекрасно, но немного угрюмо. Парик все изменит и скроет. Еще неизвестно, что будет с твоим носом, когда с него снимут пластырь. Возможно, придется его немного подкорректировать. Косметика должна быть разработана специально для тебя с учетом особенностей твоего лица. Одеваться тебе тоже надо будет по-особому. – Лиз увидела, как в глазах Нелл блеснул огонек недовольства. – Ты любишь красиво одеваться?
– Мне бы хотелось одеваться очень хорошо, однако я не согласна с теми, кто считает, что для этого надо тратить целые состояния. Если у вас есть вкус, вам не обязательно иметь большие деньги, чтобы хорошо одеваться. Но еще лучше, если у вас есть и вкус и деньги.
Лиз была приятно удивлена.
– Может, тебе что-то не нравится в этом доме? Нелл покраснела и потупилась.
– Нет, просто я сама знаю, что мне надевать и что мне нравится.
– А что тебе не нравится? Не бойся, скажи, что тебя не устраивает в моем предложении?
– На первый взгляд – ничего. Пятьдесят процентов, которые вы определили для меня, это намного больше, чем я когда-либо надеялась заработать, особенно если бы вернулась на панель. Но я не собираюсь этого делать.
– Я хотела спросить, как ты первый раз туда попала? Не получив ответа, Лиз снова попыталась задать вопрос:
– Ты получила воспитание явно в хорошей семье. Так почему же ты все-таки пошла на улицу?
– Это было все, на что я была тогда способна.
– Ты имеешь в виду, что ты сразу после школы... То есть ты еще ничего не умела делать?
– Да.
Лиз интуитивно чувствовала, что под простыми, лежащими на поверхности фактами скрыты какие-то более серьезные причины, но пока она не могла их понять. У нее еще не было тех доверительных отношений с Нелл, которые позволили бы это узнать. Всем своим видом та показывала, что ей очень не нравятся вопросы о ее прошлом. Лиз было интересно, почему это происходит, но она спросила совсем о другом:
– Твой сутенер тебя чему-нибудь учил?
– Он показал мне, чего от меня будут ждать мужчины.
– Я хотела бы знать... Мне надо точно знать, какой у тебя сексуальный опыт, понимаешь? Я хочу точно представлять, чему ты научилась, насколько прочно это в тебе укоренилось и над чем надо будет работать.
Лиз с большим вниманием стала слушать Нелл, потому что уровень ее сексуальных навыков не мог быть слишком высоким. Нелл рассказала ей все, с явным цинизмом описывая наиболее пикантные подробности, но Лиз снова заметила на ее лице какое-то отрешенное выражение, появлявшееся всякий раз, когда она говорила о сексе. Она будто хотела этим сказать, что, раз уж так получилось, что ей пришлось заняться сексом, ничего не поделаешь, она будет этим заниматься, но удовольствия при этом не ждите. Это было первое, но сильное разочарование Лиз, ее опыт и интуиция подсказывали ей, что в жизни этой девушки секс не играет такой роли, как в ее, и что она больше любит думать, чем чувствовать. Без эмоций в сексе делать нечего, потому что в тех фразах, которые Лиз придумывала и воплощала со своими клиентами, она объединяла душу и тело в одно целое, проживая этот момент как частичку настоящей жизни. Она поступала так не только потому, что любила заниматься любовью, и не потому, что в данном случае она прекрасно играла роль, а еще и потому, что была глубоко уверена, что если ей платят большие деньги, то действительно верят в ее высокий уровень, очарование и сексуальное мастерство; фальшь здесь невозможна. Ее разочарование усугублялось тем, что она искренне верила, что именно в этой девушке нашла идеальный материал для воплощения своей идеи.
– А как ты вообще относишься к проституции? – спросила Элизабет.
– Я никогда над этим не задумывалась.
– То есть для тебя это не более чем работа, такая же, как и любое другое занятие, да?
– Думаю, да.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53