– Нет, свои потребности! Ведь все, как всегда, сводится к этому? И никакого тебе нет дела до Брайена, его желаний и его мечтаний.
Но Карен уже не слушала.
– Я пойду вниз готовить ужин, – сказала она, не желая спорить, и, не говоря больше ни слова, совершенно подавленная, с тяжелым сердцем, спустилась вниз.
Брайен вел себя неоправданно жестоко, но Карен все-таки очень его любила и хотела пройти вместе с ним через все трудности, чего бы это ни стоило. Завтра она займется проверкой семейного бюджета и урежет его, а потом покажет результат Брайену. Сейчас он слишком возбужден, чтобы взглянуть на все трезво и спокойно.
Она думала о Брайене, о его неспособности, нежелании встречаться с трудностями. Конечно, нельзя делать вид, будто ничего не случилось. Увольнение – это страшное бедствие, но почему он сразу так паникует? И почему всегда обвиняет во всем жену? Карен с горечью вспомнила, как Брайен был против ее решения оставить ребенка, когда выяснилось, что она беременна. В конце концов Карен победила, и он согласился пойти в фирму «Микроэлектроникс», вместо того чтобы податься в Калифорнию и поискать какую-нибудь более прибыльную работу. Но это была мнимая, безрадостная победа, и после рождения Элизабет обиды и раздражение Брайена проявлялись во всем – он демонстративно не обращал внимания на ребенка, подолгу дулся и не разговаривал с Карен. К счастью, на смену таким капризам всегда приходили волшебные моменты раскаяния, и они заставляли ее забыть обо всем плохом – в объятиях пылкого, нежного любовника, который умел разбудить страсть.
Когда дочка пошла в детский сад, Карен вернулась в Темплский университет и после его окончания сразу получила место художника в театре имени Маркхама в Филадельфии. Конечно, это не артистическая карьера в Нью-Йорке, о которой она мечтала, но все-таки работа в театре, и, естественно, теперь, когда нужно заботиться о муже и ребенке, приоритеты изменились.
И хотя пятьдесят тысяч долларов, вложенных в театр, достались ей от родителей, Брайен просто взбесился, когда Карен сказала, как собирается ими распорядиться. Он хотел отложить их вместе с теми деньгами, которые подкапливал, чтобы когда-нибудь открыть свою собственную консалтинговую компанию. Потребовалась целая неделя мягких уговоров и поддержка со стороны банкира, чтобы Брайен взглянул на дело более оптимистично.
Через шесть месяцев, когда билеты раскупались с полным аншлагом, Карен позволила себе сравнять свою зарплату с той, что получала в театре имени Маркхама. Но и тогда, несмотря на явные успехи ее спектаклей, Брайен продолжал критиковать это решение, никогда не упуская возможности высказать свое недовольство. И вот сегодня раздражение, подстегнутое страшным провалом в карьере, вылилось в дикую, постыдную сцену – такой ярости и ненависти она не ожидала и была просто в отчаянии.
Глядя в окно, Карен со вздохом вытерла слезу со щеки. Какой прекрасный, теплый июньский день!..
– Обещанный ужин все-таки будет?
Карен оглянулась и чуть не вскрикнула от удивления. Брайен стоял в дверях кухни с мокрыми после душа волосами, узкую талию плотно обхватывало пестрое махровое полотенце. У мужа был такой слегка задумчивый, слегка виноватый вид, что она не смогла не улыбнуться ему, сразу забыв обиды.
– Конечно!
– Отбивные подождут, как ты думаешь? – спросил Брайен мягким, чуть хрипловатым голосом, выдававшим его желание заняться любовью. – Или ты предпочитаешь сначала поесть?
– Это приглашение? – прошептала она, развязывая полотенце на его талии.
У Брайена вырвался короткий довольный смешок.
– Что, прямо здесь?
Ее губы прижались к его влажной груди, и через свои джинсы она почувствовала мгновенную эрекцию мужа. Карен медленно сползла вниз, и ее рот нашел то, что хотел.
– Вы что-нибудь имеете против, мистер Маерсон?
Довольный, Брайен глубоко вздохнул:
– Нет, миссис Маерсон. Абсолютно ничего.
ГЛАВА 5
В семь сорок, когда перед театром уже успела собраться большая толпа, Карен широко распахнула широкие двойные двери в зрительный зал, закрепила их красными бархатными петлями и встала сбоку с сияющими глазами и колотящимся от волнения сердцем. Сейчас ей предстояло произнести приветственную речь.
Увольнение Брайена и их спор все еще тяжелым грузом лежали у нее на сердце, но неожиданная смена его настроения и страстное примирение, которое за этим последовало, убедили Карен, что их любовь еще можно спасти.
Отбросив со лба упрямую прядь, она быстро взглянула на себя в зеркало между дверями, вспоминая, как мало времени дал ей Брайен, чтобы привести себя в порядок. Можно сказать, что она подготовилась к вечеру не так уж и плохо. Золотисто-каштановые волосы, обычно уложенные свободно спадающими локонами, сегодня были гладко зачесаны назад на одну сторону и заколоты маленьким гребнем. Эта прическа придавала ей изысканность, к которой она в обычной жизни не стремилась, подчеркивая ее несколько выдающиеся скулы и упрямую линию подбородка. Глаза под мягкой легкой челкой, оживленно блестевшие сегодня благодаря Брайену больше, чем обычно, светились гордостью, которую Карен испытывала каждый раз при завершении новой работы. И поскольку это было заключительное представление, снискавшее грандиозный успех, она надела шикарное черное платье со спущенными плечами и серебряный кулон в виде сердца, подаренный ей коллективом на первую годовщину театра.
Рядом стоял Джек Витадини – сорокачетырехлетний очень талантливый художественный руководитель театра, которого она привезла с собой из Филадельфии. Он смотрел на Карен и улыбался. У Джека были все основания чувствовать себя счастливым: имея огромный опыт постановок и легендарную способность управляться с самыми строптивыми актерами, он внес не меньший вклад в успех «Королевской сцены», чем сама Карен.
Почти восемь, пора произносить свою обычную речь на заключительном спектакле. Карен поймала взгляд Джека и подала ему сигнал. Он кивнул и поднял глаза наверх, на маленькое окошко, где сидел осветитель. Через несколько секунд люстры погасли, и на авансцене появился яркий круг света.
Карен глубоко вздохнула и пошла между рядами кресел к сцене.
Макс Прэгер смотрел на рыжеволосую красавицу, уверенно идущую к сцене, с интересом, которого уже давно не испытывал к женщинам. Длинное черное платье, казалось, струилось вокруг нее, обтекая стройную, совершенной красоты фигуру. Под тонкой тканью платья на полной высокой груди выступали соски. Когда женщина поднималась по ступенькам на сцену, гребень, удерживавший ее блестящие рыжие локоны, выпал, но, вместо того чтобы снова заколоть его, она быстро откинула волосы назад.
Встав на середину светового круга, она спокойно отрегулировала высоту микрофона по своему росту, обвела аудиторию необыкновенными глазами, и ее открытая, подкупающе искренняя улыбка мгновенно согрела и очаровала зал.
– Кто это? – спросил Макс, наклоняясь к своему адвокату и давнишнему другу Джаду Гринфилду.
– Карен Маерсон, основатель и исполнительный директор «Королевской сцены». Пару лет назад она подняла это здание практически из руин и превратила его в самое привлекательное место на двадцать пять миль вокруг. Между прочим, и постановщик сегодняшнего спектакля. Училась на факультете театрального искусства в Темплском университете и получила степень бакалавра, Сама играла на сцене. Двадцать девять лет, замужем, есть восьмилетняя дочь.
Макс посмотрел на товарища с удивлением:
– Откуда ты, черт возьми, так много о ней знаешь?
– Удивительно, что ты ничего о ней не знаешь, – спокойно парировал Джад. – Ты ведь интересуешься театром, следишь, в какую бы новую постановку вложить деньга. А это сейчас самое подходящее место для твоего капитала.
– Шутишь? – пробормотал Макс, не отводя взгляда от женщины на сцене, и тут же почувствовал руку на своем бедре.
Он неохотно повернул голову и встретился взглядом с ослепительной голубоглазой блондинкой, сидевшей рядом. В награду за это длинные пальцы Ники Уэлш подобрались к его ширинке. Макс с раздражением перехватил их. И все же, надо отдать ей должное, она умела привлечь к себе внимание, действуя всегда быстро и эффективно, как взрыв напалма. На экране, обложке журнала или в жизни, волшебным прикосновением руки или белизной великолепной пышной груди, мелькнувшей в разрезе платья, Ники могла заставить любого мужчину забыть свое собственное имя.
Макс познакомился с ней год назад на встрече с журналистами в Голливуде во время презентации одного из фильмов, которые финансировал, – Ники Уэлш играла там какую-то второстепенную роль. Обмениваясь глупыми шутками и вспоминая случаи из детства, они просидели вечер на террасе, а закончили его в постели Ники.
Через три месяца он переселил подругу в богатый западный район Лос-Анджелеса, сняв для нее шикарную квартиру и открыв ей неограниченный кредит в салоне Джорджио и Джорджетты Клингер на знаменитой Родео-драйв в Беверли-Хиллз. Используя свое влияние в некоторых студиях, которые поддерживал, Макс обеспечил ей несколько ролей в фильмах, и, поскольку Ники была не лучше и не хуже, чем большинство актрис, пришедших в кино из модельного бизнеса, она вполне прилично зарабатывала.
Решение прийти сегодня в этот маленький театр было в какой-то степени принято им ради Ники, хотя любовница об этом не догадывалась. Билл Хардгров, мэр города, который стал относиться к нему и его окружению, как к членам королевской семьи, с тех самых пор как компания «Прэгер» купила «Микроэлектроникс», пригласил Макса и Джада в театр на последнее представление нашумевшего спектакля. Поскольку Ники как раз была в городе, Макс согласился, и все трое прилетели сюда из Нью-Йорка на его реактивном самолете.
Самобытная пьеса «Нанял самого себя» вышла из-под пера молодого местного драматурга, подававшего большие надежды. Судя по тому, с каким восторгом ее приняла публика, этот парень вполне мог попасть на Бродвей. Он мог бы написать роль специально для Ники – и это была основная причина того, почему Макс привез подругу на спектакль.
Как бы он ни наслаждался ее компанией, за последние два месяца что-то Ники стала относиться к нему как собственница, явно была настроена на замужество, хотя прекрасно знала, что у Макса нет намерения разводиться с женой и становиться «приходящим» отцом для своей десятилетней дочери.
Ники, казалось бы, сначала все поняла правильно, но за прошедшие несколько недель резко изменилась. Оставалось надеяться, что ведущая роль даже в маленьком театре Нью-Джерси воскресит ее мечту о театральной карьере и отвлечет от мыслей о замужестве.
Макс снова наклонился к другу:
– Послушай, Джад, сделай одолжение, скажи Хардгрову, что мы, пожалуй, останемся на банкет после спектакля. Нет никакого смысла откладывать, если я могу сегодня же заключить сделку с Карен Маерсон.
– А как же твоя встреча с Роном Эпплгартом?
– Я позвоню ему в антракте. Не особенно-то мне и нужно покупать сейчас его имение – слишком много запросил.
Джад улыбнулся:
– У Хардгрова будет разрыв сердца. Подозреваю, что он уже заготовил счет и проставил в нем твою фамилию, – может, даже выгравировал ее золотом.
Макс смотрел, как Карен спускается со сцены.
– Если я когда-нибудь решу купить имение Эпплгарта, то ни Хардгров, ни «Карлейль-банк» не будут к этому иметь никакого отношения. А теперь сотри с его лица самодовольную улыбку, – добавил Макс, не сомневаясь в том, что адвокат тоже недолюбливает хэддонфилдского мэра.
Конечно, Макс слишком хорошо воспитан, чтобы обращать внимание на других женщин в ее присутствии. Но на этот раз что-то изменилось. Ники видела, как он смотрел на эту рыжую, когда та проходила мимо, а потом произносила свою глупую речь о драматурге.
Длинные ногти Ники впились ей в кожу. Мало того, что она никак не может уговорить его развестись с пустоголовой женой, так теперь еще придется волноваться из-за какой-то там неотесанной деревенщины!
– Куда пошел Джад? – спросила она.
Макс погладил ей руку.
– По моему поручению. Не бойся – ничего такого, что могло бы обеспокоить твою хорошенькую головку.
Кого, черт подери, он хочет одурачить? Будто Ники не о чем беспокоиться! Ей уже тридцать девять лет, а у нее практически ни гроша за душой. Всеми ролями в кино, которые получила за последний год, она обязана только Максу и его связям.
Да, конечно, она сколотила себе состояние, когда была моделью. Но промотала его почти так же быстро, как и заработала, – уверенная в том, что будет следующий контракт и следующий щедрый гонорар. Однажды Ники заметила, что количество ее фотографий в журналах начало стремительно уменьшаться. Под напором модных веяний, рекламировавших «молодой и естественный образ», кутюрье всего мира внезапно затосковали по долговязым плоскогрудым пятнадцатилетним подросткам с торчащими от перманента волосами и широкими белозубыми улыбками. Что же касается выгодных контрактов в кино, на которые могли рассчитывать модели ее уровня, то их просто не было.
Ники увидела, что адвокат вернулся на свое место, и, расправив шелковую шаль на своем белом трикотажном комбинезоне от Нормы Камали, так чтобы она элегантно, спадала с плеч, прижалась к Максу, размышляя о том, как было бы хорошо не возвращаться в Лос-Анджелес сразу после спектакля. Но на завтра назначена запись фрагмента для нового шоу, и надо иметь немного времени в запасе, чтобы отдохнуть и привести себя в порядок в салоне красоты, а уж потом идти в студию.
Спектакль закончился, Джек ушел домой праздновать день рождения жены, а Карен присоединилась к своим гостям, приглашенным на ужин, который устраивался за кулисами каждый раз после спектакля. Билл Хардгров, глава города и банкир, был уже здесь и, представляя приехавших из Нью-Йорка, демонстрировал свою несколько хвастливую, но неизменно очаровательную манеру поведения.
Человек, которого Билл представлял актерам, был примерно пяти футов десяти дюймов росту, широкоплеч и красив грубой мужской красотой. Его темные густые волнистые волосы были слегка тронуты сединой, темные глаза, казалось, не упускали из поля зрения ни одной детали даже во время разговора.
Высокую женщину в сногсшибательном, с очень глубоким вырезом белом комбинезоне, стоявшую рядом с ним, узнать было совсем не трудно: Ники Уэлш, одна из популярнейших манекенщиц Америки, чьи фотографии чаще других появлялись в «Харперз-базар». Ее белокожая безупречная красота навевала воспоминания о кинозвездах тридцатых годов, а фигура откровенно притягивала к себе взгляды всех мужчин и женщин.
Неожиданно блондинка посмотрела на нее. Их взгляды встретились, и Карен почувствовала, как по спине пробежал холодок. В том, как эта женщина прищурила свои миндалевидные голубые глаза, было что-то, вдруг напомнившее грозного кота, когда тот примеривается к жертве.
– Ага, вот и она! – воскликнул Билл Хардгров и, приобняв за плечи, вовлек ее в центр образовавшегося кружка. – Друзья, я хочу представить вам Карен Маерсон, исполнительного директора и очень талантливого главного режиссера «Королевской сцены». Карен, это Максимилиан Прэгер, чья компания, как ты, наверное, знаешь, недавно приобрела фирму «Микроэлектроникс», его адвокат Джад Гринфилд и мисс Ники Уэлш, которая не нуждается в представлении, – добавил он со сладкой улыбкой.
Услышав имя Максимилиана Прэгера, Карен почувствовала, как под ложечкой у нее все заледенело. Молча и более внимательно посмотрела еще раз на человека, по чьей вине был уволен Брайен, и увидела чрезвычайную уверенность в себе, которая приходит только после многих лет бесспорного успеха. Что ему, черт возьми, здесь нужно? И как бестактно со стороны Билла Хардгрова притащить этого Прэгера сюда и выставлять напоказ, словно героя местного значения!
– Надеюсь, вам понравился наш спектакль? – любезно спросила она.
Бизнесмен из Нью-Йорка ответил широкой дружелюбной улыбкой и, высвободившись из цепких пальцев манекенщицы, протянул Карен руку.
– Я не могу припомнить более приятного вечера в театре, – сказал он, не сводя с ее лица внимательных темных глаз. – Пьеса просто восхитительная. И очень хорошо поставлена.
– Так, значит, вы заядлый театрал, мистер Прэгер?
Она сказала это безразличным тоном, надеясь привести ни к чему не обязывающую беседу к логическому завершению и заняться другими гостями.
– Я стараюсь время от времени бывать в театре, хотя мне редко удается это за пределами Нью-Йорка. – Макс виновато улыбнулся. – Я ни в коем случае не хочу вас обидеть, мисс Маерсон.
Карен высвободила руку.
– Миссис Маерсон, – поправила она. – Я и не думала обижаться. – И, не дожидаясь ответа, повернулась к Ники Уэлш, которая все еще смотрела на нее. – Я большая ваша почитательница, мисс Уэлш.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41