– Ни в коем случае. Я уже говорила, фестиваль – не для детей. И что бы ты по этому поводу ни думала, пока еще ты всего лишь ребенок. А будешь продолжать в том же духе, – добавила Карен, немного смягчившись, – так им и останешься.
В отчаянии Элизабет рухнула в кресло.
– Но это нечестно! Я столько пережила из-за этой несчастной поездки, а меня выставляют отсюда, как какую-нибудь преступницу!
Карен улыбнулась. Во многом ее дочь была похожа на нее. Эта уверенность, жажда независимости, и как горячо она отстаивает свои убеждения…
– Ну зачем тебе понадобилось сюда приезжать, Элизабет? И откуда ты взяла столько денег? – спросила Карен, взглянув на деньги, которые достала из кармана Элизабет.
– Ограбила всех, кого можно было. Эрин, Лизетт и, конечно, Питера.
– Ах да, конечно, Питера! – Несмотря на то, что злилась на парня, который пошел на поводу у Элизабет, Карен невольно подумала о нем с нежностью за трогательную заботу о ее дочери.
– Не сердись на Питера, пожалуйста, – попросила Элизабет. – Просто я не оставила ему другого выбора.
– Могу представить. Но ты еще не ответила на мой вопрос.
– Зачем я приехала? Я думала, и так все ясно. Мне хотелось к тебе.
– Но ведь эта причина не единственная!
Элизабет широко раскрыла глаза от удивления.
– Что ты имеешь в виду?
– Тебе хотелось доказать, что ты выросла, показать мне, что способна позаботиться о себе в самой сложной ситуации. А еще ты рассчитывала на то, что окажешься среди звезд и всего этого блеска.
Опустив голову, Элизабет ничего не ответила. В своих обвисших джинсах, рубашке из шотландки и грязных теннисках она казалась слишком несчастной, чтобы ее еще ругать. Карен положила руку на темные блестящие волосы дочери.
– Ах, деточка, известность не так прекрасна, как ты думаешь! По сравнению с тем, что приходится терять, часто получаешь не так уж и много.
– Но ведь тебе все удалось.
– Да, после немалых жертв, – согласилась Карен, отлично помня, как решение играть в «Небесных видениях» изменило всю ее жизнь. – Я не хочу, чтобы ты через это прошла.
– Тогда как же, по-твоему, я стану актрисой?
Закусив губу, Карен посмотрела в доверчивые глаза дочери, окинула взглядом ее девичью фигурку, только-только начинавшую обретать женственность.
– Неужели ты серьезно об этом думаешь, дорогая? Я имею в виду, привлекают ли тебя лишь блеск и слава? Или ты горишь желанием играть?
– Горю желанием играть, – повторила Элизабет.
Карен улыбнулась.
– А ты хоть знаешь, что значит гореть желанием?
Элизабет начала было что-то отвечать, однако вскоре запнулась и замолчала.
– Это когда необходимость играть заслоняет собой все остальное, – продолжала Карен, сев в кресло рядом с дочерью, и взяла ее руку в свои. – Заслоняет гордость, потому что твое «я» будет не раз раздавлено, и сострадание к другим, так как тебя могут выбрать на роль, которую месяцами репетировала другая актриса, и тем самым разрушить все ее надежды. Тебе придется подготовиться к долгим утомительным собеседованиям, во время которых ты встретишься с нетерпеливым, даже оскорбительным отношением режиссеров – причем многие из них окажутся такими же неудачниками, как и ты. Это борьба с собой за роль в пять строчек, за эпизод в радио– или телепередаче, которые, может, никогда не выйдут в эфир, за пьесу, которую через неделю отменят, – и все ради заработка, а его едва хватит, чтобы оплатить квартиру.
– Но это в театре, мама. А в Голливуде все по-другому.
– В Голливуде бывает и хуже. Он может стать волшебным и чудесным. А может быть грубым и жестоким. Тысячи девушек потеряли там не только мечты.
Элизабет уставилась на сломанный ноготь на мизинце.
– Разумеется, – немного помолчав, продолжала Карен, – все гораздо проще, если рядом есть свой человек – мама, например…
Элизабет тотчас же воспрянула духом.
– Ты серьезно? Значит, ты мне поможешь?
– При одном условии.
Девочка снова нахмурилась.
– При каком условии?
– Что ты получишь образование. Ты будешь брать уроки драмы и посмотришь, насколько ты талантлива и хватит ли у тебя на все это выдержки. И ты дашь себе немного времени, чтобы проверить, будешь ли ты так же гореть лет через шесть.
– По-моему, ты сказала «одно условие»? – вставила Элизабет.
– Прошу не умничать, сударыня. Так мы заключаем сделку или нет?
– А эти уроки драмы? Где я их буду брать?
– Ну, не знаю. Есть Американская академия искусств и наук, Театральная школа, Институт Ли Штрасберга.
– Но, мама, все это в Нью-Йорке. – Элизабет медленно встала – на ее лице читалась надежда и радость. – Неужели ты хочешь, чтобы я вернулась домой? И мне можно не оставаться в «Ле Берже»?
– Я думала, тебе там нравится…
– Мне нравилось. То есть нравится. Но Эрин так скучает по своим, в конце семестра она едет домой. Питер тоже заканчивает и переходит в Оксфорд. А без них… – Элизабет поколебалась. – По правде говоря, я тоже немного скучаю по дому, иногда…
Карен кивнула. Она и сама уже об этом догадалась. Однако у Элизабет слишком быстро менялось настроение, и было очень трудно разобраться, что она чувствует на самом деле.
– Тогда в понедельник мы можем поговорить об этом с мадам Гилле. Пока же, надеюсь, ты понимаешь, что я не потерплю плохих отметок, сумасшедших нарядов и мальчиков в твоей спальне.
Но Элизабет уже не слушала. Соскочив с кресла и схватив Карен за руки, она закружила ее по комнате.
– Обещаю! Я все обещаю. Мамочка, ты просто прелесть! Я так счастлива. – Неожиданно став серьезной, она перестала танцевать. – А ты думаешь, меня примут в «Ли Штрасберг»?
– Наверное, если ты покажешь себя подающей надежды и решительной.
Сияя от радости, Элизабет обняла Карен за шею и стиснула ее в объятиях.
– Я так и сделаю! Обещай, что ты будешь гордиться мной.
– Я уже горжусь тобой, детка. – Она шутя хлопнула ее пониже спины. – А сейчас прими-ка душ, надень пижаму, и мы с тобой пару часиков поспим.
Увернувшись, Элизабет озорно улыбнулась матери:
– Я согласна, но сначала, chere maman, ты тоже мне кое-что объяснишь.
Карен, которая уже стелила постель, засмеялась:
– И что же именно я должна тебе объяснить?
– Кто тот красавец, которого ты посылала меня спасать?
– Ну, что скажете?
Парикмахер Луизы Прэгер отступила назад с гордой улыбкой на круглом, как у пупсика, личике.
– О, Цецилия!
Сидя в своей спальне перед зеркалом, Луиза вглядывалась в собственное отражение с удовольствием и со страхом.
– «О, Цецилия!» – это хорошо или, наоборот, вам не нравится?
– Не знаю.
Поворачивая голову, Луиза робко трогала свои локоны. Цецилия перекрасила ее черные волосы в светло-каштановый цвет и сделала модельную пышную прическу, так что Луиза стала выглядеть на несколько лет моложе. Затем, выщипав ей брови, Цецилия «подняла» их выше и в завершение нанесла на веки бронзовые тени, на щеки – розовый румянец, а на губы – персиковый блеск.
– Не… не слишком ли все это?
– Ну что вы! Потрясающе выглядите. И честно говоря, вам давно уже надо было обновиться.
Луиза нерешительно коснулась пальцами щеки. «Какая ерунда!» – усмехнулась она про себя, чувствуя, как уже теряет интерес к своей новой внешности. С глупой затеей сменить имидж Луиза согласилась лишь потому, что ее мать считала, будто только так дочь сумеет вернуть Макса. Однако теперь, глядя на незнакомку в зеркале и думая об огромной сумме, потраченной на платья, которые скорее всего она так и не осмелится надеть, одинокая женщина уже засомневалась в правильности своего решения. Как этот новый облик может вернуть ей то, чего у нее никогда не было?
С губ сорвался вздох. Через два дня уезжать, а она уже совершенно расклеилась…
– Что-то не так, миссис Прэгер?
Луиза схватилась рукой за горло. Сердце снова забилось как-то странно, с перебоями.
– Нет-нет, все в порядке. Просто… – Она перехватила в зеркале взгляд Цецилии. – Ты не забыла?..
Парикмахерша не дала ей договорить.
– Конечно, нет. – И достала из косметички два полиэтиленовых пакетика: один с белыми, а второй с красными капсулами. – С ними вам совершенно не о чем беспокоиться. Только не смешивайте со спиртным, ладно?
С облегчением Луиза кивнула и отдала заранее приготовленные пять тысячедолларовых купюр.
– Я буду осторожна, – пообещала она, с нетерпением ожидая, когда Цецилия наконец уйдет.
– Увидимся, когда вы вернетесь, миссис Прэгер. От всей души желаю вам приятно провести время.
Едва оставшись одна, Луиза поспешила в ванную. Ее руки дрожали, пытаясь справиться с завязанным на пакетике узелком. «Да что это со мной такое? – удивилась Луиза. – Как я собираюсь ехать во Францию, если меня постоянно держит это проклятое напряжение?» Из зеркала на нее смотрели огромные, с лихорадочным блеском глаза. Быть может, стоит иногда добавлять еще одну «красную»? Только на время поездки…
Несколько секунд Луиза разглядывала на ладони капсулу, помня о предупреждении Цецилии. Затем, представив всю тяжесть испытания, которое ее ожидало, достала еще одну и проглотила обе капсулы.
ГЛАВА 41
Оружие было доставлено через два дня после первой встречи Хардгрова с безымянным другом Эда.
Все в той же панаме, черных очках и безвкусно подобранной одежде коротышка пришел к Хардгрову в субботу утром и положил на кровать синюю парусиновую сумку.
– Проверьте, – коротко скомандовал он.
Кроме пистолета, в сумке лежали еще коробка с девятимиллиметровыми патронами и две кожаные кобуры. Одна крепилась на лодыжку, вторая кобура на широкой петле прищелкивалась к поясу брюк.
– Все в порядке? – спросил гость.
– Да. – Сунув коробку с патронами и одну кобуру в ящик стола, вторую Хардгров повесил на пояс и вложил в нее пистолет; он застегнул пиджак и, взглянув на себя в зеркало, довольно кивнул. – Все будет отлично.
Затем отсчитал пятнадцать тысяч франков. Ему вдруг показалось символичным, что жизнь мультимиллионера унесет оружие стоимостью чуть больше пяти тысяч долларов.
– Благодарю вас, – сказал толстяк, проворно пряча деньги, и, коснувшись двумя пальцами панамы, он вышел из номера.
На то, чтобы передать оружие, не потребовалось и пяти минут.
В субботу Макс стоял возле отеля «Карлтон», где только что провел двухчасовую встречу со Стью и со своим адвокатом. Собравшись было в «Маджестик», Макс вдруг передумал и решил вернуться и тут же лицом к лицу столкнулся с Карен и Элизабет.
– А мы как раз собирались к вам! – рассмеялись они.
– Значит, вы прочитали мои мысли: я направлялся к вам. Стью сказал, что не видел вас вчера, и я хотел убедиться в том, что вы здоровы.
Макс отметил, как прекрасно и совершенно по-летнему выглядит Карен в желтом костюме с короткими рукавами и крупными черными пуговицами в форме парусников. Элизабет, скромно одетая в морскую юбку-брюки и красную тенниску, стояла рядом с матерью – молчаливая и настороженная.
– У нас все отлично, и мы здоровы, спасибо, – ответила Карен. – Ни у меня, ни у Элизабет еще не было возможности как следует поблагодарить вас за все.
Макса порадовали ее приветливая улыбка, искрившиеся от смеха зеленые глаза, мягкий дружеский тон.
– Я рад, что сумел вам пригодиться. – Он взглянул на Элизабет. – И мне приятно видеть, что, насколько я могу судить, вы, юная леди, совсем не пострадали.
Элизабет сдержанно улыбнулась – как будто еще не составила о новом знакомом окончательного мнения. В вертолете она казалась подавленной, но Макс приписал это тому, что они незнакомы, а также смущению подростка, попавшего в переплет.
– Звонил Питер, – продолжала Карен. – Он благополучно доехал и, судя по всему, звонок директору школы очень помог. Молодой человек просил передать вам огромное спасибо, пока у него нет возможности поблагодарить вас лично.
– А вы знаете его директора? – спросила Элизабет.
– Нет, но я прикинул, что мы ничего не потеряем, если чуть-чуть походатайствуем за Питера.
Девочка взглянула на Макса с новым интересом, словно немного недооценивала его раньше.
– Так, может, вы и за меня походатайствуете?
Макс от души расхохотался.
– Пожалуй, я предоставлю это вашей маме. – Увидев, что Карен достает из сумочки очки от солнца, он спросил: – Если вы не очень торопитесь, не желаете ли полакомиться мороженым? Я знаю одно местечко на бульваре Карно, где в это время как раз готовят новую порцию.
Элизабет взглянула на мать, лицо девочки вспыхнуло от радости.
– Похоже, вы знаете волшебное слово, – сказала Карен.
Вскоре все трое сидели на террасе кафе, пробуя несколько сортов фруктового мороженого и сравнивая их с теми, что подают в Соединенных Штатах и Швейцарии. Постепенно Элизабет забыла о своем настороженном отношении к Максу и разговорилась: о «Ле Берже», о своей лучшей подруге Эрин, немного трусливой для своего возраста; о Питере, который по уши влюблен в Элизабет, но скорее умрет, чем признается в этом.
Макс не переставал удивляться тому, как мать и дочь похожи. Глаза Элизабет, хотя и не зеленые, как у Карен, обладали той же глубиной, а черты лица были такими же утонченными. Обеих сближала манера говорить и даже есть.
– Не знал, что вы хотите стать актрисой.
Элизабет лакомилась мороженым со свежей черной смородиной.
– Да, хочу. Больше всего на свете! Жду не дождусь премьеры «Любимой игрушки». – Немного помолчав, она мрачно добавила: – Хотя теперь я уверена, что мадам Гилле вычеркнет меня из состава. В наказание. – Девочка закатила глаза. – Моя карьера закончится, даже не начавшись!
В душе Макса что-то дрогнуло – Элизабет так живо напомнила Джеми: его дочурка выражалась столь же театрально.
– Возможно, если ты объяснишь все мадам Гилле так же, как мне, – заметила Карен, – она изменит свое мнение.
– Насколько я понимаю, мадам Гилле и есть директриса «Ле Берже»? – спросил Макс.
– Скорее уж аббатиса, – уточнила Элизабет.
Макс с трудом скрыл улыбку.
– А ведь когда-то у меня тоже была похожая ситуация, – вспомнил он. – Я пропустил подряд две тренировки по футболу, так как помогал отцу на ферме, и тренер заявил, что на следующие две игры вынужден посадить меня на скамейку запасных.
Элизабет заглянула ему в лицо.
– И что же вы сделали?
– Два дня твердил ему, что он не прав, а когда это не помогло, убедил, что без меня «Ястребы» ни за что не выиграют у «Странников». На следующей тренировке я полностью выложился как никогда.
– Он взял вас на игру.
– Да.
– И «Ястребы» действительно выиграли?
– Не только выиграли, но и вышли в финал.
– Неужели вы стали победителями?
– Нас срезала другая команда. Наверное, я должен благодарить за это Бога. Вряд ли мое «я» справилось бы с такой славой.
Наблюдая за собеседниками, Карен удивлялась, как отлично они поладили друг с другом. Особенно если учитывать склонность дочери сравнивать каждого мужчину с Нейлом.
Когда Элизабет забежала в сувенирную лавку, чтобы купить подарок для Эрин, Макс заметил:
– Очаровательная девочка.
Карен наблюдала издали, как дочь перебирает вешалки с футболками.
– Да-да. А еще острая на язычок, упрямая и, боюсь, слишком избалованная. – Она немного помолчала. – И ничего мне с этим не поделать.
Макс молча слушал Карен. На солнце ее лицо, без макияжа и уже немного загорелое, казалось совершенным. В зеленых глазах, следивших за Элизабет, светились гордость и любовь. «Пожалуй, в домашней обстановке эта женщина не так шикарна и эффектна, – подумал Макс, не в силах оторвать от нее глаз, – но не менее красива и желанна».
– Вам когда-нибудь говорили, что смотреть так на собеседника невежливо? – шутливо спросила Карен.
Макс откинулся на спинку стула.
– Много раз. Но с вами очень трудно придерживаться этикета.
Ее щеки вспыхнули, однако Карен сделала вид, что не заметила комплимента.
– Я удивляюсь, как такая женщина могла выйти замуж за Нейла Хаммонда.
Макс заметил, что ее стройные плечи напряглись.
– Откуда вы знаете о Нейле?
– На днях он попался мне утром на пляже.
– И что сказал? – Взгляд Карен стал холодным и настороженным.
– То же самое, что вы мне: держаться от вас подальше. – Макс улыбнулся. – Только в более резкой форме.
– После определенной дозы спиртного Нейл становится просто невыносим. – Карен взяла ложечку своего любимого персикового мороженого. – По-моему, вы не восприняли его всерьез.
– Слава Богу.
Она улыбнулась, и непринужденная беседа плавно потекла дальше. Карен говорила о своей карьере, успехах и о надежде когда-нибудь самой снять фильм.
Макс вспоминал о детстве на родительской ферме и о том, как терпеть не мог там работать.
– Обычно я платил своему брату, Уолли, доллар в неделю, чтобы он доил за меня коров, а сам гонял с друзьями мяч.
– И много у вас было коров?
– Тринадцать.
– Наверное, Уолли здорово разбогател.
Макс засмеялся:
– Я буквально силком запихнул его в медицинский колледж.
Через некоторое время Макс рассказал о Джеми. Без скорби, а, напротив, с радостью и гордостью – как родители говорят обычно о ребенке, который вырос и… уехал от них.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41