Пластмасса стукнулась о пластмассу. Звук этот был неприятен, точно что-то треснуло, раскололось, а в расширяющуюся щель сейчас должны посыпаться шестеренки, микропроцессоры или снег. Они материализовались бы из пустоты, прямо из воздуха, распоротого этим звуком, как пуховая подушка бритвой. Еще хуже, если это столкнулись и перемешались параллельные миры и сейчас за спиной секретарши возникнут непонятные, а из-за этого похожие на сказочных чудовищ существа, от которых ее придется спасать. Но, может, секретарша так известна, что они ей тоже принесут открытки своих...
- Валерий Петрович ждет вас.
Она не успела изменить свой голос, и он оставался по-прежнему мягким и бархатистым, точно кошка терлась спиной о ноги, тихо мурлыкая что-то от удовольствия. Ее слова вспугнули чудовищ и заделали трещину между мирами.
- Спасибо, - сказал Сергей, толкая пухлую дверь в солнечное сплетение.
- Я рад тебя видеть, - восторженно закричал директор.
"Интересно, кто первый из вас придумал эту фразу", - усмехнулся Сергей.
Директор ошибочно подумал, что улыбка эта вызвана радостью от встречи. Он выбирался из крепости, которую напоминал стол, засыпанный пачками каких-то распечаток, вероятно, аналитическими статьями, но основным бастионом на нем был 19-дюймовый плоский экран компьютера.
Все офисы напоминают больничные палаты, потому что их стены и потолки выкрашены в белое, а если нос забит и с трудом различает запахи, не может определить, есть ли в воздухе привкус лекарств, то офисы и больницы становятся еще больше похожи, и кто знает, может за соседней дверью операционная, где в центре стоит стол, на котором сейчас препарируют пациента, и кажется, что в комнату могут ворваться санитары. Они остановятся на пороге в нерешительности, не понимая: пришли они по адресу или ошиблись палатой. Удивительно, что в офисах люди не ходят в белых халатах, а ограничиваются лишь белыми рубашками, и то не всегда.
На директоре был песочный костюм, голубая рубашка и темно-синий галстук в золотую крапинку, точно его скроили из куска ночного неба. Сергей, протягивая руку, немного смутился за свой вид - потертые джинсы и свитер, будто он, как миллионер Корейко, маскировался, одевался поплоше, ездил на общественном транспорте, чтобы никто не заподозрил, что у него очень хорошая зарплата и он может себе позволить многое из того, что у соседей по троллейбусу или вагону метро ассоциировалось исключительно с "новыми русскими" и на что денег у них никогда не хватит. Но в кабинете директора эта маскировка не требовалась. Уж он-то знал, сколько получают его сотрудники... Надо держать при входе на вешалке дорогой костюм и сразу же, после прихода на работу, переодеваться, а потом, когда рабочий день уже закончился, вновь менять внешность, чтобы никто не узнал. Некоторые так и поступали.
Их ладони встретились, пальцы крепко сжались и замерли на краткий миг. Ладонь директора была сухой, морщинистой и жесткой, точно ее покрывали мозоли от утомительной физической работы, но единственное место, где могли появиться такие мозоли, это подушечки пальцев от долгой игры на компьютерной клавиатуре.
- Ты хорошо выглядишь. Садись, - сказал директор, высвободив свою ладонь и указывая на стул перед столом.
- Спасибо, - у Сергея едва не сорвались с языка точно такие же слова, что сказал он секретарше.
Телевизор молча стоял на тумбе напротив кресла директора, обращенный к нему черным провалом в бездну - только дотронься до нее, разбудишь сказочные силы, которые утянут, не успеешь даже ничего понять. Удивительно, что телевизор был выключен - директор считал себя патриотом канала, на котором работал, смотрел или, по крайней мере, старался смотреть все, что по нему шло, за исключением, быть может, латиноамериканских сериалов. Когда их транслировали, он выбегал пообедать или приглашал подшефный ему персонал пообщаться на насущные темы. Если по каким-либо причинам он не мог в реальном времени посмотреть интересующую его программу, то он программировал видеомагнитофон записать ее и отсматривал дома. Порой таких записей набиралось так много, что хватало на всю ночь, и директор приезжал на работу не выспавшимся.
Зная это пристрастие директора, Сергей хотел спросить: "Нас что, отключили?" Это самая страшная напасть, которая может приключиться. Прогневаешь министерство, отберет оно у тебя лицензию на вещание и ведь не вернет потом, как ни упрашивай и ни уверяй, что исправишься. Он мысленно ударил себя по лбу, даже почувствовал, как ладонь его виртуально хлопает по голове. "Как же я забыл о профилактике". Именно поэтому в коридорах и было так пустынно, а жизнью они наполнятся ближе к вечеру, когда все нормальные люди уже вернутся домой, поужинают, присядут к телевизорам и...
Стены кабинета увешаны грамотами и дипломами, укрытыми стеклами и деревянными рамками, как очень ценные картины, для которых изменения внешней среды губительны. Свет отражается в стеклах, мешая прочитать то, что под ними написано. Чтобы разобрать буквы, надо подойти поближе и стоять к ним почти под прямым углом.
Американцы для своих призов: салатниц, полученных на школьных соревнованиях по теннису или бейсболу, подносов и прочей посуды, которую слишком жалко отправлять на кухню, все-таки завоевание ее потребовало больших трудов, используют каминные полки. В кабинете директора камина не было, даже электрического.
Под призы приспособили специальную тумбочку - узкую и длинную, отправной точкой для ее создания, вероятно, служила обычная лавка. Такие стоят в парках перед столиками. На них режутся в домино или в шахматы. В ней еще оставалось много жизненного пространства, где вполне могли выстроиться пойманные в скоросшиватели документы, но, учитывая, что на ней стояло, запихивать что-то внутрь было бы кощунством.
Бумажный хлам доставался на долю секретарши.
Многие люди к концу жизни обрастают подобными безделицами. Они помогают им отчетливее представить прошлое. Особенно когда человек оказывается в одиночестве.
С полочки, поднявшись на задние лапы и размахивая передними с выпущенными, как у кошки, когтями, скалился маленький серебряный медведь. Шкуру ему опаляла, окаменевшим выхлопом своих дюз, пузатая ракета. Ее будто срисовали с памятника "Покорителям космоса", подпиравшего Проспект Мира. Только ракета. Про Циолковского - забыли. Две "Тэффи", которые по сравнению с изящной бронзовой статуэткой русалочки, сидевшей возле них, казались грубыми, точно это были два охранника, которые следят, чтобы на девушку никто не напал и не уволок, как самый ценный экспонат этой коллекции. Остальные награды были лишены выдумки. Нечто похожее можно купить в любом большом магазине. Оставалось лишь выгравировать на вазе или тарелке соответствующую надпись, но обычно фантазии хватало лишь на сухие фразы, словно их взяли из бухгалтерского отчета. Одну из этих ваз раздобыл Сергей, не в антикварном магазине, конечно.
Полочку сделали с запасом, и сейчас она была заполнена лишь наполовину, но если поток наград не ослабеет, то примерно через пять лет места на ней не останется. Интересно, как выйдет из этой ситуации директор? Расставит награды поплотнее, но тогда их станет трудно рассмотреть, или закажет себе в кабинет новую тумбочку, побольше? Но пять лет большой срок. За предыдущие пять лет этот кабинет сменил трех хозяев.
На стене висела еще компьютерная распечатка, похожая на те, что вывешивают в отделениях милиции с логотипом "разыскиваются". На этой изображались главари сепаратистских образований Истабана. Человек тридцать. Фотографии их, вероятно, взяли с каких-то документов. Качество изображения было таким плохим, что почти все казались на одно лицо. Понять же, кто есть кто, удавалось только по надписям под фотографиями. Примерно половина из них - те командиры сепаратистских подразделений, кого убили или взяли в плен - перечеркнута синим тонким фломастером крест-на-крест.
- Честно, я тебя не ждал сегодня. Как себя чувствуешь?
- Нормально. Немного устал, конечно.
- Кофе или чай? Или хочешь чего-то покрепче? Не стесняйся. Я, может, даже составлю тебе компанию, - прищурился Валерий Петрович. - Все зависит от твоего выбора.
- Чай, пожалуй, - после небольшого раздумья сказал Сергей, - я стал замечать, что от кофе у меня болит голова.
- Не повезло тебе. Я без кофе засыпаю. Могу предложить кофе в сочетании с анальгином.
- Нет, спасибо, обойдусь чаем.
Валерий Петрович нажал кнопку селектора. Умный человек. Он знал, что раны, какими бы они ни были, душевными или физическими, лучше не тревожить - так они быстрее зарастут. Ему сказали, что случилось с оператором. Он переживал, но говорить об этом с Сергеем не хотел, понимая, что тому и без этих разговоров на душе не сладко.
- Олечка, сделай нам кофе и чай, пожалуйста, - убрав палец с кнопки связи, директор продолжил: - На работу пока не хочешь выходить?
- А надо?
- Как тебе сказать. Незаменимые у нас есть. Ты относишься к их числу.
- Рад слышать. После такого признания возникает желание требовать повышения оклада.
- Неужели тебе не хватает?
- Вообще не жалуюсь. Но денег много не бывает.
- Знаю. По себе знаю. Могу дать совет. Тут твое фото не раз на обложках некоторых журналов появлялось и в газетах на первых страницах. Фотомоделям за такое причитаются очень большие гонорары. Газеты и журналы, которые о тебе печатали, не бедные. Поинтересуйся - тебе с этого ничего не перепадет?
- Хорошо.
- Напомни мне об этом. Я попрошу Ольгу сделать тебе подборку. Может, в домашний архив, на худой конец, пристроишь.
- Хорошо.
- Так как с выходом на работу?
- Хотелось бы немного отдохнуть. Недельки две или три. Реально?
- Вполне. Хочешь, пошлем тебя в теплые края за счет компании. На Кубе сейчас очень хорошо. Надо спешить, пока ее американцы к рукам не прибрали. Упустим мы Остров Свободы. Тогда уж туда не поездишь. Давай, позагораешь, расслабишься. Не нравится Куба, выбирай любое место.
- Заманчивое предложение. Вы, Валерий Петрович, прям-таки искуситель какой-то. Я, наверное, соглашусь. Вот только сразу место сказать не смогу. Подумать немного надо.
- Что думать? Подходишь к глобусу, раскручиваешь, а потом тыкаешь наугад пальцем. Куда палец попадет - туда и едешь. Разве ты в такую игру в школе не играл?
- Играл. Только не думал, что она может когда-нибудь стать реальностью.
- Почему нет? Теперь к делу. Ты, наверное, догадываешься, что стал очень известным. Таким известным, что теперь, как только у меня в кабинете или дома звонит телефон, я подхожу к нему с опаской, трубку беру, будто это гремучая змея, которая может меня укусить и все потому, что я заранее знаю, что у меня спросят. Надоели. От работы отрывают. Все тебя ищут, хотят узнать твой адрес, номер телефона. Я пока не раскололся, но не могу дать гарантий, что утечки информации не произойдет. Вскоре вся эта лавина обрушится на тебя. Советую телефон отключить и включать его только, когда надо кому-то позвонить. Понял?
Дверь приоткрылась после тихого застенчивого стука, словно человек, стоявший за ней, хотел, чтобы его никто не услышал. Вошла секретарша, одной ладонью, как вышколенный официант, удерживая жестяной поднос, расписанный цветами. На нем стояли две маленькие изящные фарфоровые чашечки - подарок одной из групп, побывавших в Китае, - сахарница и графинчик со сливками.
- Можно? - спросила секретарша.
- Конечно, конечно, - сказал Валерий Петрович. - Спасибо.
Создавалось впечатление, что секретарша стояла за дверью, прислушиваясь к разговору, не хотела своим вторжением обрывать Валерия Петровича на полуфразе и ждала, когда же в разговоре возникнет небольшая пауза, которую она безболезненно может занять. Свободной рукой пошарив позади себя по двери, секретарша нащупала ручку, ухватилась за нее, потянула на себя, одновременно делая шаг вперед и балансируя рукой, чтобы не расплескать напитки, но дверь не захлопнула, а только прикрыла, чтобы потом легче было ее открыть, прошла к столу, разгрузила поднос доведенными почти до автоматизма движениями, точно проходила долгую стажировку в школе официантов, улыбнулась и вышла.
- Ну так ты понял? - переспросил Валерий Петрович.
- Понял. Что от меня хотят?
Сергей взял чашечку с чаем. Он такой же черный, как и кофе, и определить что из них что, можно было только по запаху. Сергей положил в чашечку два кусочка сахара. Чашечка для чая была маловата. По русским меркам, конечно, где ни в чем меры не знали.
На самом деле, чай взбивался специальным помазком. Но группа, которая привезла этот сервиз, в такие тонкости чайной церемонии не посвящалась, поэтому о помазке не позаботилась. Стенки чашек были такими тонкими и хрупкими, что, казалось, могли рассыпаться в пальцах, а сквозь них просвечивается напиток. Лучше вообще не брать их в руки, а пить чай или кофе через трубочки, как сок или коктейль, - так будет безопаснее, и любоваться их рисунками. Кто-то во время очередной деловой встречи разбил-таки одну чашку. Валерий Петрович ничем не выдал своего расстройства, радостно заявив, что посуда бьется к счастью, а потом, когда встреча закончилась, загрустил об этой потере, размышляя, как бы ее восполнить. На чашечках неизвестный китайский художник запечатлел битву с кочевниками. На каждой - отдельный эпизод. Общая картина складывалась, если все приборы сервиза поставить рядом в определенной последовательности. Часть сервиза хранилась у секретарши. Надо угостить ее конфетами и упросить показать его, когда Валерий Петрович куда-нибудь отъедет и не сможет неожиданно нагрянуть, а еще лучше и вовсе закрыться на ключ. Впрочем, из-за той разбитой чашечки полная картина битвы все равно утеряна.
- Как будто трудно догадаться. Интервью для газет, журналов, участие в ток-шоу и прочее.
Сергей поморщился. Последние дни он только и делал, что отвечал на всевозможные вопросы, правда назвать это интервью было нельзя, а слово "допрос" звучало обидно для тех, кто его расспрашивал. Все ответы, помимо того, что фиксировались на видеопленку, еще и стенографировались. Техника может подвести, а человек - нет. Но этот процесс отбил у него всякую охоту встречаться в ближайшее время с кем бы то ни было, кто может начать задавать вопросы. Всем, кто обратится к нему с подобной просьбой, он мог бы порекомендовать справиться у спецслужб - не поделятся ли те записанными материалами. Но они редко делились своими архивами. Может, лет так через пятьдесят, когда с них снимут гриф "секретно", а пленка уже так осыплется, что на ней не останется ничего, кроме помех, похожих на падающий снег.
- Не морщись. Известность - тяжкое бремя. В узких кругах к тебе приклеилась кличка "Кавказский пленник". Не очень остроумно, но что поделаешь. Если ты согласишься на эту каторгу, я имею в виду интервью и прочее, то твой день будет расписан по минутам. Прямо как у президента. Не успеешь дать одно интервью, как тебе тут же придется ехать на съемки телепрограммы. Поверь мне, это очень хлопотно. Правда, взамен на пару-тройку недель ты станешь очень знаменит. Придется тебе на это время арендовать автомобиль представительского класса, как и полагается звезде телеэкрана. Я знаю, ты на метро ездить любишь. Пока советую воздержаться. Узнавать будут. Но потом все нормализуется, придет в норму. О тебе забудут.
- Я подумаю.
- Много думаешь. Я тут занялся коллекционированием - сюжеты о тебе записываю. На полуторачасовую кассету уже есть. Думаю, будет еще. Наверняка тебе предложат перебраться на другой канал. ТБВ и РКА зондируют почву. Но я тебя не отпущу. Так и знай. Если уйдешь без моего согласия, станем врагами и тебе при встрече руку не пожму.
- У нас же крепостное право отменили в девятнадцатом веке.
- Э, - Валерий Петрович сощурил веки, - никто его не отменял. А предложение поехать в любую точку мира остается в силе в любом случае.
- Спасибо. Я подумаю.
На улице стало теплее. Шел густой снег. Казалось, что снежинки за то время, пока они падали с небес, успевали разрастись, превратившись во что-то разлапистое, огромное, и если бы земля находилась чуть ниже, они успели бы стать такими большими, что каждая из них могла накрыть дом или улицу, а людей - тем более. Тогда ходить по улицам станет опасно, все будут сидеть по домам, пережидая непогоду, уставившись в окна. Снежинки настойчиво лепили маску на лице, но она быстро таяла, стекая слезами по щекам. А у зимы уже не осталось сил, чтобы превратить их в лед.
Снег мохнатыми шапками и шубами висел на скелетах деревьев, точно хотел нарастить на них плоть, которую слизнула осень.
Черные фонарные столбы за всю их долгую жизнь красили многократно поверх старой, местами уже опавшей или отслоившейся краски. Поверхность их стала шероховатой, похожей на стройные стволы деревьев, увидев которые заготовители корабельного леса захлопали бы в ладоши от восторга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43