- Эти уши и глаза вроде бы такие же, как у чи-ва-ва [очень маленькая
собака старинной мексиканской породы], вот о хвосте я не могу сказать. Об
этих породах мелких собак я знаю немного. Ты бы лучше покормил ее, Фред.
- Костями?
- Теплым молоком. И проверь его пальцем, оно должно быть немного выше
температуры тела. И я достану тебе немного галет для щенков; думаю, у нас
осталось немного, - сказал Джей, который пополнил запас в преддверии этого
события.
На этот раз щенок пошел за Фредом, немного неуверенно, сделав
несколько шагов; но когда Фред продолжал идти, щенок сел и начал скулить.
Фред остановился, вернулся и взял щенка.
- Не понимаю, что тут такого забавного, - сказал он, - просто у меня
раньше никогда не было собаки.
- Если ты будешь хорошо о ней заботиться, ты, вероятно, узнаешь,
почему люди любят собак, - сказал Джей.
- Ты имеешь в виду всю эту чепуху, если ты работаешь для кого-нибудь,
ты его потом полюбишь? - презрительно спросил Фред. - Должно быть что-то
еще, кроме этого.
- Должно быть, - сказал Джей.
Тим и доктор Уэллес, и Джей уже проинструктировали всех. Хотя все
всегда готовы дать совет, никто не помогал заботиться о щенке, кормить или
ласкать его. Мягко, но твердо все отталкивали щенка и звали Фреда.
Фред покорно кормил щенка и готовил в коробке для него постель. Когда
щенок скулил и жалобно тявкал ночью, именно Фред сонно подходил неслышными
шагами и, когда не помогало ничего, в отчаянии брал щенка к себе в
постель. И это был Фред, который в мрачном молчании мыл за щенком...
- Она приучена, - объяснял Фред, - но она еще ужасно маленькая, и ты
должен ее часто выводить, особенно в такую дождливую погоду.
И это был Фред, кто говорил: "Нет, нет! и "Эй", когда щенок,
становясь все резвее и увереннее, жевал что-нибудь, что можно было жевать,
прыгал в кресла, пытаясь лизать лица и дурачился с вечерней газетой. И это
был Фред, кто наказывал его за это скверное поведение, согласно указаниям
Джея, сложенной газетой - пробуя сначала на своей собственной руке, чтобы
убедиться, что это не очень больно.
И это был Фред, за кем ходил щенок, и именно на его колени он хотел
забраться, у его ног он всегда желал спать, кладя свою голову на его
ботинок; и именно тапочки и носки Фреда он предпочитал жевать. Он следил
за ним яркими карими глазами и скулил, когда он его оставлял, пока Фред, в
раздражении, не спросил Джея, будет ли это продолжаться вечно.
- Он ведь только еще щенок, - успокаивал Джей. - Он еще так мало у
тебя; он еще не уверен в тебе.
- Эй! - сердито закричал Фред, и щенок бросил карандаш, который
жевал, и бросился в другой конец комнаты, тревожно оглядываясь назад, а
затем он быстро к нему, прыгал на колени и лизал в лицо. Фред сбрасывал
его, но он запрыгивал снова. Он спускал его и гладил.
- Успокойся, Пап-Дог, - сказал он. - Ну конечно, я все еще люблю
тебя... когда бываешь хорошей девочкой. Жуй свою резиновую крысу.
- Э... узнал ты, почему люди любят собак? - спросил Джей, немного
неуверенно.
- Я не знаю, почему ты любишь своих. Но эта маленькая язва, эта
подлизывающаяся зануда начинает мне нравиться.
- Это потому, что она льстит твоему это тем, что любит тебя?
- Нет, - сказал Фред. Мне бы больше нравилось, если бы меня любил
кто-нибудь с большей разборчивостью. Но когда я ругаю ее за что-нибудь,
она сразу же перестает это делать и бросается мне навстречу так, словно
говорит: "Ты на самом деле ведь не сердишься на меня, так ведь? Сделала я
что-то такое, за что ты не можешь простить меня? Ты все еще любишь меня,
правда?" И если голос у меня действительно сердитый или я не глажу ее, она
выглядит такой несчастной. Она так сильно старается угодить мне и быть
хорошим щенком... Конечно, у нее немного здравого смысла, но она учится
так быстро, как может. Она так ужасно нуждается в ком-то, чтобы ее любили,
и чтобы что-бы она могла довериться кому-нибудь. Так ведь, Пап-Дог? Никого
нет в мире кроме старины Фреда, вот такая она дурашка, и если Фред не
будет ее любить, то кто же будет?
Щенок катался по полу в порыве восторга от того, что к нему
обращаются таким ласковым голосом, и Фред тыкнул пальцем в его розовый
животик.
- Собираешься оставить ее?
- Думаю, что должен, - сказал Фред.
- Ты мог бы отправить ее обратно в загон.
- Тогда они убьют ее, - сказал Фред. - Я должен оставить ее. Что еще
могу я сделать? Я точно не хочу ее - на нее уходит больше времени, чем она
того стоит. Но она нуждается во мне и она доверяет мне, и поэтому я должен
оставить ее.
- Не потому, что она любит тебя, а потому, что она заставляет тебя
любить ее?
- Да, это так.
- Ну, должен я сказать Тиму, что ты закончил это упражнение?
Фред усмехнулся.
- Я забыл это. Я так сильно старался быть хорошей нянькой для щенка,
что забыл, зачем я это делал. Вот здорово, думаю, что моя душа поживает
совсем неплохо. Послушай, а что случилось с тем правилом, что всех щенков
надо держать в клетке?
- Мы временно исключили его, потому что этот щенок был таким
маленьким, чтобы его сажать в клетку без мамы. Ты можешь посадить ее в
клетку в любое время, когда захочешь.
- Пап-Догу клетка совсем не по нраву, - сказал Фред. Если она будет
хорошей, мы не посадим ее в клетку, вряд ли. Может быть, посадить меня в
одну так, чтобы она не добралась до меня и не сжевала все мои пальцы.
А когда Джей сообщил обо всем этом своим старшим, Питер Уэллес
прокомментировал: "Вы должны оставить это Фреду, то, что он обязуется
сделать, он сделает!

Этот вечер начался так же, как и любой другой вечер. Одна группа
детей, которую Роза вызвала назвать восемнадцать видов млекопитающих, или
животных - типичных представителей от каждого вида, потерпела неудачу
ужасно, потому что, несмотря на свою обширную начитанность, которая
включала в себя много из естествознания, никто официально не изучал
зоологию.
- Хочешь ли ты сказать мне, что тюлени и моржи принадлежат к тому же
виду, что и собаки, кошки, лисы? - вскричал Фред.
- Я всегда считала кроликов грызунами, - с воплем сказала Элис.
- Что ставит меня в тупик, - признался Тим. - Так это то, что
покрытые иглами муравьеды, покрытые чешуей муравьеды и муравьеды а
Южно-Африканской Республике принадлежат, заметь, к четырем разным видам!
- Никто как раз и не получил больше шестнадцати, - с удовлетворением
сказала Роза. - Я так рада. Все, что я получила - это четырнадцать, и я
думала, что я, должно быть, слишком тупая, чтобы существовать.
Как раз после этого в зал вошла тетя Стеллы и, поскольку она редко
делала это, дети прекратили свои разговоры, чтобы приветствовать ее.
- Я пришла узнать, можно ли посмотреть по телевидению Томми Манди,
доктор Уэллес, сказала она. - Я могла бы услышать его по радио, но мне
хотелось бы посмотреть на него, если вы не против, в виде исключения.
- Конечно, миссис Уэллес, - сказал Питер, предлагая ей стул. - Он
начинает в восемь, не так ли?
- Да... в сегодняшних утренних газетах было объявление. В нем
говорилось, что он собирался этим вечером сообщить что-то особенно важное,
и, поскольку я никогда раньше не слышала его, я подумала, что это была бы
неплохая возможность.
Питер Уэллес нахмурился, нажимая кнопки телевизора. Растущее умение
Томми Манди добиваться гласности было одной из сторон современной жизни,
которую он находил трудной для понимания.
- Кто такой Томми Манди? - спросила Стелла, чье очень большое
безразличие к звездам радио, телевидения и кино было таким крайним, что
она действительно не слышала имен большинства из них.
- Он - что-то вроде проповедника профессий, - объяснила миссис
Уотерс. - Я на самом деле не знаю о нем многое, но он очень популярен.
- Я слышал, что он учился, чтобы стать священником, - сказал Джей. -
Он не очень молод - он посещал одну из тех духовных семинарий по
запоздалым склонностям. Но бросил; некоторые говорят, что его исключили.
Как бы то ни было, он ушел из семинарии несколько лет назад, и с тех пор
он проповедовал самостоятельно, распространяя свои неортодоксальные идеи.
Он имеет сенсации. В церкви нас предупредили, что у него нет полномочий,
чтобы проповедовать.
- Был он отлучен от церкви? - спросила Элис. - Нет... это бы придало
ему слишком уж большое значение. Может быть ему удалось остаться как раз в
определенных пределах. Вы не можете считать его на самом деле католиком,
он так явно независим от церкви, и у него много некатолических
последователей. Нам не запрещали слушать его; я слушал его один раз и он
утомил меня, но я могу понять, где он мог взволновать определенного рода
людей, которые всю свою жизнь живут на уровне переживания, и им удается
обойтись без логики.
Большая волна органной музыки из телевизионного приемника возвестила
программу. Доктор Уэллес отметил, что музыка, смутно напоминая несколько
хорошо известных пьес духовной музыки, была на самом деле топорно
состряпанной мешаниной.
На экране показался тусклого цвета занавес, искусно освещенный, чтобы
подчеркнуть вертикальные тени его складок. Как только началась программа,
камера стала двигаться вперед, сосредотачиваясь на самой глубокой впадине
самой большой складки. Доктор Уэллес улыбнулся. Если это программа
определенного рода, то тогда в любой момент он мог ожидать прожектор.
И он появился, луч, направленный немного сверху, чтобы тени заполнили
глазные впадины и заострили черты маленького и сильного человека, который
стоял без движения, вытянувшись во весь рост, ясно видимый для своей
аудитории. Огромная волна звуков прокатилась через зрителей в зал и
одновременно угасла, и Томми Манди начал говорить.
- Сегодня вечером, - сказал он, сначала с осторожной сдержанностью, -
я прерываю мою обычную серию бесед, чтобы сказать вам что-то чрезвычайно
важное для общества.
Новый шорох прошел сквозь его зрителей. Он сделал шаг вперед, искусно
придуманные тень и свет следовали за ним, по мере того, как он все ближе
подходил к своим зрителям. Уэллес мог понять, почему он был способен
произвести впечатление на такое большое количество своих слушателей этим
тщательно управляемым представлением.
Неожиданно показалось, что Томми Манди вырос на два дюйма, так как он
поднялся на цыпочки и простер руки к небу.
- Общество в смертельной опасности! - неожиданно завизжал он. При
этом неожиданном контрасте со своей предыдущей ролью воздействие на
зрителей было подобно взрыву. Он начал ходить с места на место на помосте,
ударяя кулаком по ладони, крича и шепча поочередно, жестикулируя и топая
ногой.
- Люди мои! - закричал он, - послушайте меня! Послушайте, все вы люди
нации, и особенно вы, мои уважаемые сограждане города Окли в штате
Калифорния. - Его голос понизился до шепота, набирая высоту и силу по мере
того, как он продолжал.
- На холмах, как раз за чертой нашего города, прячась от бдительных
глаз общества, погрязши в злодействе, ужасном, богохульном, отвратительном
находится сборище нечеловеческих монстров! Зарожденные в результате взрыва
атомной станции в Хильем-Сити шестнадцать лет назад, эти гадины внешне
похожие на обычных, невинных, человеческих детей, собираются из своих
скрытых берлог со всей страны, так как они готовятся принести гибель и
разорение человечеству! - Его крики эхом разносились по огромному залу.
Марк Фоксвелл с ревом вскочил со своего сидения, но Питер Уэллес
толкнул его обратно и сурово приказал:
- Тихо! Мы должны выслушать все это.
- Спрятавшись под видом школы для одаренных детей, они построили
лаборатории позади крепкого и высокого забора. Там они занимаются
изготовлением секретного и смертоносного оружия, которое они будут
использовать против нас, проводя ужасные опыты над беззащитными животными
при его изготовлении! - верещал Манди.
- А единственный ли это план, который они вынашивают против нас? -
голос Манди снова обрел видимость спокойствия, затем опять подскочил до
своего самого высокого, самого истеричного уровня.
- Нет, люди мои, нет! Эти "Дети Атома" уже проникли в каждую сферу
нашей жизни под ловким использованием фальшивых имен, заставляя услышать о
себе везде, распространяя свою ядовитую пропаганду через издания, которые
все вы наивно приносите в свои дома!
- Их громадный, нечеловеческий интеллект угрожает сегодня целому
миру! Позвольте мне сказать вам, люди мои, что они такое! - Напыщенным
жестом своей правой руки Томми Манди длинным пальцем указал в сторону
неба, и его истеричный голос продолжал.
- Они - это ужасное мутационное порождение смерти и разрушения
Хильем-Сити с помощью освобожденных сил атома! Сил, которые Бог
подразумевал оставить под Своим контролем в кружащихся мирах атомов, сил,
которые Сатана для своих собственных целей направил на общество! Под
личной плоти и крови эти Дети Атома входят в общество и строят казни о
вашей смерти и моей!
Томми Манди вздохнул, и люди в огромном зале наклонились вперед,
чтобы послушать его следующие слова. - Они говорят, что они больше, чем
люди! Они говорят, что обладают большим интеллектом, чем любой другой
когда-либо живущий человек! Но эти Дети Атома не имеют представления о
моральных или духовных качествах, потому что единственным благом, которое
они знают, является способность к технике, умение при изготовлении денег,
и силу над нами, которых они считают низшей расой! Они судят и принимают
или отвергают людей, с которыми сталкиваются, только на этом основании.
Но, вот богохульство! Может ли всякая мутация быть истинным человеком,
человеком, которого Бог создал на шестой день? Кто создал этих монстров?
Их создала слепая сила! Я считаю и знаю, что человек, каким его создал
Бог, является единственно истинным человеком! Эти Дети Атома совершенно
чужды Богу и всем творениям Его.
С открытыми ртами дети пристально смотрели на экран телевизора, следя
за жестикуляцией и гримасами Томми Манди с недоверчивым ужасом.
- Они находятся за пределами уз любви и милосердия! - кричал Манди. -
Что есть любящего или привлекательного в существах, которые считают самих
себя выше и непохожими на любых других членов общества? И это
превосходство вызвано не любовью, а слепой разрушающей силой? Сам Сатана,
испорченный, как он есть, является более привлекательным, чем эти,
поскольку он был создан Богом, чтобы быть ангелом света, даже если он
отказался от своего высокого назначения. Но как мы в любом случае можем
любить или даже терпеть этих Детей Атома, которые заявляют, что их
природа, созданная физической силой ужасного взрыва, который принес
человечеству только большое несчастье, выше природы людей, созданных
Богом.
Томми Манди встал в позу, сделал глубокий вздох и бросился к высшей
точке в своей речи.
- Молитесь, люди мои, ну пожалуйста! Это гнездо гадин, это порождение
атома, это огражденное забором и тайное сборище монстров, чуждых всему
человечеству и всему, созданному Богом... - искусно он довел свой голос до
точки срыва, дал ему стать бессвязным от истерического возбуждения, и
спрятал свое лицо в вытянутые руки. Он издал театральный стон. - О, люди
мои... люди мои... - Он поднял лицо о огни рампы осветили его редким
контрастом, так что в центре всеобщего внимания зрителей были его губы.
- Ты не должен позволить ведьме жить!
Снова грянул орган, и Томми Манди отступил назад; бархатные занавески
раздвинулись и поглотили его. Гонг возвестил о конце программы.
Джей выключил телевизор и спотыкаясь повернулся к оцепенелой группе,
затем бросился из комнаты.
Миссис Уотерс была первой, кто восстановил возможность связной речи.
- Вот те раз! - сказала она. - Безусловно, мы услышали гораздо
больше, чем ожидали, не так ли! Полагаю, что мне лучше закрыть ворота на
замок. Должна надеяться, что этот человек не представляет никакой церкви,
но он, должно очень сильно возбудил своих слушателей.
Она поспешила выйти, и некоторые из детей расплакались. Прежде, чем
они смогли успокоиться, Джей влетел снова, за ним следовало остальное
население школы.
- Идите реветь куда-нибудь еще, - приказал он. - Остальные должны
услышать передачу, записанную на ленту, прямо сейчас!
Оба доктора вывели взволнованных детей из комнаты, и Джей,
подпрыгивая от ярости, пошел за ними.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28