Розы не было.Спустя несколько минут дети разделились на две группы в узком коридоре возле арсенала оружия: команда «Зайца» — справа от Ганса, команда «Черепахи» — слева за Мартином. Тереза стояла рядом с Вильямом. У Мартина внезапно возникло дурное предчувствие от того, что он взял их обоих с собой. Всех охватила растерянность.Команды отошли друг от друга подальше, образовав кольцо вокруг склада, те, что стояли в глубине уже не могли видеть своих приятелей из другого экипажа.Они разделились.
По всей длине Корабля Правосудия раздался страшный треск, похожий на тот, как если бы одна какая-то тяжесть поглотила другую. Дети с «Черепахи» столпились вокруг Мартина в новосозданном пространстве, рядом с арсеналом оружия. Полные страха, они ждали, прислушиваясь к грохоту корабля, поддерживая друг друга. Несмотря на многочисленные тренировки, они боялись. И Мартин боялся не меньше других. Он вспомнил слова Теодора: «Не существует машин, которые работали бы совершенно. Любая машина может ошибиться. Каждый день мы в опасности. „ Но тут же Теодор добавлял: «Нет планеты, живущей вечно. Поэтому и на Земле наши жизни тоже были в опасности… “Полной безопасности нет нигде. К тому же, Корабль Правосудия никогда ещё не ошибался…Мартин расположился на низкой кушетке в центре комнаты. Вокруг него дети плавали, сидели на корточках, посматривая один на другого или просто в сторону. Кто-то пытался уснуть, кто-то поигрывал с жезлом. Все ждали, ждали…Внезапно задул сильный ветер и раздался звук, напоминающий стон — стены закрылись.Тереза пробралась поближе к Мартину. Он позволил себе какое-то время, не отрываясь смотреть на неё. Казалось, никто не придал этому никакого значения, даже Вильям, который в это время затеял какую-то игру с Эндрю Ягуаром.— Чем занимаешься? — Мартин старался, чтобы вопрос прозвучал весело.Она улыбнулась также наигранно ободряюще:— Жду. А ты?Пол внизу вибрировал. Казалось, вне корабля свирепствовал штормовой ветер, а их кабина была единственным спокойным безопасным прибежищем в бушующем хаосе.— Это будет похоже на резкое торможение, да? — спросил Патрик Деликатесная Рыба, стоящий рядом с Мартином.— Предполагаю, на наши ощущения в кораблях-челноках, — ответил Мартин.— О, мне не очень-то по душе подобные ощущения, — заметил Патрик.Мартин посмотрел на него с насмешливой нежностью. Патрик улыбнулся в ответ.— Знаю, знаю. Я тряпка, размазня.— Позволь надеяться, что если ты и ты размазня, то отлично приготовленная, — заметил Мартин, не переставая наблюдать за собеседником — стараясь оценить, не слишком ли саркастичны его слова и сумел ли он скрыть за ними весь комплекс тревоги и страха, что охватили его. Верный ли это тон? Похож ли он на командирский, с слегка добродушным поддразниванием? Нет, я не настоящий лидер. Настоящий лидер не беспокоился бы о таких вещах…Дети подтянулись поближе. Вибрация продолжалась. Добавились звуки вновь созданных кораблей: рёв и скрежет металла, стук, слабое дребезжание. Температура в кабине на какое-то время стала выше обычной, затем вновь вернулась прохлада. В воздухе витали многочисленные запахи. Мартин принюхался, но не смог распознать их. Подошедшая Ариэль заметила:— Приятно пахнет.Паола Птичья Трель и Стефания Перо Крыла согласно кивнули.— Пахнет как при дожде, — заметила Тереза и процитировала. — «Кажется, дождь собирается… »— Точно, нам нужен Пух, — подхватил Эндрю Ягуар. — Кого бы нам выбрать?— Кто же наиболее популярен7 — Мартин вопросительно оглядывался. — Только не я, — почти испуганно добавил он.Мэй Ли тяжело вздохнула:— Пэну никогда не стать Пухом.— А как насчёт Ариэли? — предложил Вильям.— Что за ерунда, — резко ответила Ариэль.— Да, да… Ариэль подходит, — подхватила Мэй-Ли.Ариэль оглядывалась. Чувствовалась, она раздумывает, — то ли рассердиться, то ли просто недоуменно пожать плечами.— Отличная идея. Ариэль, ты будешь Пухом, — спокойно улыбаясь, подытожил Хаким.Ариэль издала звук, выражающий отвращение.— Бросьте молоть чушь!— Наше дело предложить, — с необычной для неё твёрдостью произнесла малышка Мей — Ли, а Эндрю добавил с наигранной угрозой, — Твоё же дело — выбирать.Мартин не знал, — то ли ему вмешаться, то ли позволить игре продолжиться. Он не был уверен, что Ариэль поняла, что игра поможет снять напряжение. Выравнивание дороги; нет ни кочек, ни ям.— Ну хорошо, — Ариэль развела руки, начиная собирать детей в круг, под своё крыло. Мэй — Ли, первая попавшияся ей на дороге, хихикая, попыталась увернуться. — Ну, идите к своей мамочке. Идите в объятья Пуха. — Гримасничая, она угрожающе и свирепо усмехнулась. Но никто не спешил оказаться в её объятьях. Тогда Ариэль подошла к Вильяму, которому ничего не оставалось, как, громко вздохнув и закатив глаза, сказать:— Бери меня. Я твой.— Ура, Кристофер Робин! — радостно завопили дети.Ариэль обняла Вильяма, и они очень мастерски начали вальсировать по всей кабине, — как будто бы перед этим месяцами репетировали. Мартин и не знал, что Вильям умеет так хорошо вальсировать — ничем не хуже, чем Ариэль. По правде говоря, они преподнесли сюрприз всем детям.— Можно мне вмешаться? — Мэй-Ли хлопнула по плечу Ариэль.— Не жужжи! — с надменной улыбкой отреагировала Ариэль.— Не жужжи!, — подхватил Эндрю Ягуар и запел, — О, как приятно тучке по небу лететь! О, ты можешь летать! Та можешь летать!Вильям обнял Ариэль и поднял её над головами детей, которые, смеясь, поспешили наклонить головы.— Браво! — закричала Тереза.Мартин начал прихлопывать в ладоши, и дети сразу же подхватили, придерживаясь ритма, уместного для вальса. Ариэль приняла приличествующую величавую позу — подбородок поднят, нос кверху, и они закружились с новой силой.Мартин заметил, что в комнату вошла Мать Войны. Танец продолжался до тех пор, пока Вильям не взмолился:— О, моя Богиня, достаточно. Я изнемогаю.Ариэль отпустила его. Вильям схватился за лестничное поле и, смеясь, помахал ей рукой в такт вальса.— Ну, кто следующий? — спросила неутомимая Ариэль, подплывая к центру. Её лицо оживилось, глаза блестели. Неожиданно она остановила взгляд на Мартине и, обольстительно играя взором, протянула ему руку:— Быть может, вы, Пэн? Не потанцуете ли с Пухом?Мартин, смущённо рассмеялся, но подал руку. Ариэль прикоснулась к ней, имитируя наивный взгляд медвежонка Пуха. Они уже было приступили к танцу, как в это время кабина сильно накренилась. Все упали на пол, инстиктивно вцепившись пальцами во что попало. Мартин почувствовал, что их вес увеличивается: одна десятая g, одна вторая, три четверти… Он взглянул на Ариэль, упавшую рядом, и увидел, что она замерла с широко раскрытыми глазами, затем повернулся, чтобы отыскать Терезу, она должна быть где-то на противоположной стороне. Вокруг валялись пустые кушетки.Мать Войны расположилась напротив двери, ей удалось закрепиться. Лестничные поля выросли, переливаясь в воздухе всеми цветами радуги.Мартин достал жезл, чтобы осмотреть «Черепаху» с внешней стороны. Как после удара топора по деревянной чурке, «Спутник Зари» раскололся на две части, по границе третьего дома-шара. Оборвалась последняя соединяющая ткань — Мартин обратил внимание, что податливость этого соединения совсем не походило на металл — и «Заяц» выпрыгнул на свободу.— Разделились? — спросила Тереза, хотя ответ был всем ясен.— Кораблей Правосудия стало два, — констатировала Мать Войны. Они двигались уже в дюжине километров от «Зайца», и дистанция быстро увеличивалась.— Вот это и произошло, — подвёл итог Мартин.— Дерьмо! — выругалась Ариэль и скрестила ноги на полу.Дети сгрудились, руки и ноги их перемешались, они стали походить на сбившихся в кучу несколько маленьких будд. Мартин дотянулся до руки Терезы и нежно сжал её. Она улыбнулась ему.Все ведут себя храбро. Просто у нас нет выбора.— У нас всё получится, — подбодрил всех Мартин.— Суперторможение начнётся через минуту, — предупредила Мать Войны.— Давайте считать, — предложил Эндрю Ягуар, и дети начали отсчитывать вслух цифры, что замерцали перед жезлом Мартина.Пять, четыре, три, два…Мартин глубоко вздохнул и закрыл глаза. Подобно мягкому электрическому манипулятору, исследовавшему его тело, в него проникли объёмные метрические поля. Он ощутил отдалённый шум в ушах, почувствовал, как кровь остановилась в его жилах, застыла протоплазма… Затем движение возобновилось вновь, затем опять пауза, и снова старт. Вибрирующие толчки полей, контролирующих каждую молекулу, прикладывали к каждой силу, компенсирующую эффект торможения. Временная пауза мыслей, выполнения только рефлекторных движений, местами абсолютная пустота.Он ничего не видел. Сейчас он был слеп, но боли не ощущал. В таком состоянии они провели несколько дней. Но, к счастью, всё закончилось — поля вернули их в исходное нормальное состояние. Они вновь смогли видеть, двигаться, говорить, есть.Но все ли прошло хорошо? Не существует машины, работающей совершенно. Любая машина может ошибиться.Во время суперторможения жезлы не работали. Матери Войны предписано быть неактивной. Падая с верхушки Вселенной вниз, они могли надеяться только на себя… Об этом они знали уже тогда, когда решились на роль голубя мира на носу огромной бомбы, — голубя, готового на всё ради того, чтобы проворковать свою обвинительную речь, ради того, чтобы сохранить надежду выклевать глаза тех, кто ест их яйца, лишая потомства, кто держит их взаперти.Теодор вошёл в комнату, где в полном одиночестве сидел Мартин, погруженный в непрерывный поток мыслей.— Это печально, что тебе в голову приходят такие мысли, не так ли?— О, Господи, Теодор, я не заметил тебя. Почему печально?— Разве не печалит то, что мы только голуби, и не более того?— Не нужно возвращаться к этой теме.— Я никогда не был всеведущ, Мартин. Ты мыслишь более оригинально, чем я. Но смерть сделала меня мудрее. Хотя, конечно это очень глупо. Что я могу сделать сейчас, мёртвый? Я лишь пылинка в твоём сознании.— О, как бы я хотел, чтобы ты приходил бы ко мне не только во снах…— Не мечтай об этом. Всем снам приходит конец.Мартин, вздохнув, покачал головой.— И всё-таки худшее позади. Безвольно спать в ожидании, когда все закончится, — что может быть тоскливее? Но, правда, мне кажется, что мы до сих пор спим в этой маленькой комнатке, связанные одной цепью…— Ты думал об Ариэль?— Да… Расскажи, что ты знаешь о ней?— Ничего такого, чего бы ты не знал. Охо-хо, какая скука — быть мёртвым. Я могу быть только тенью твоих мыслей.— Может быть существует что-то такое, что я знаю о ней, но не понял сути?— Она цинична, она ценит превыше всего разум, а не чувства. Она мало во что верит, но ей многое дано.Любовь.Тереза, слегка посапывая, лежала рядом с ним. Мартин погладил её бедро и сразу же ощутил лёгкое покалывание в руке — постоянное напоминание о присутствии полей, которые или разрешают, или не разрешают движения. Катастрофическое торможение.ЛюбовьК кому-то одному, к семье, к своей компании, к кораблю, к миру, к Земле.Что для каждого из них значит любовь к родному дому? Если ты родился в нём, стал его неотъемлимой частью, тогда все понятно… Но для них на долгое время родным домом стал «Спутник Зари». Это был их мир, — здесь они жили, мечтали, стараясь сохранить на нём крупинки земной жизни. Стремящиеся к знаниям, любознательные, такие, как Теодор, постоянно что-то исследовали, делали заметки, склоняясь над линзами. Помнится Теодор много часов проводил у пруда, наблюдая за его обитателями, предпочитая общение с ними общению с кошками и попугаями, которых так любили другие дети, считая их своими талисманами. Линзы — у момов они были эквивалентом микроскопа — парили перед лицом Теодора, подобно крошечным драгоценным камням. Из-за присутствия полей они имели слегка смещённое преломление, но зато были прозрачнее и большей оптической силы, чем флюориты. Поймать в эти миниатюрные сферические поля несколько хаотично двигающихся головастиков было для Теодора неописуемой радостью. Наблюдаемые удерживались от побега также слабыми полями … полями внутри полей… , — и Теодору открывался доступ к созерцанию этих живым созданиям, что было бы нереальным на Земле.— Прекрасно, — пробормотал Теодор, — И даже более того — безопасно. Ведь ты бы не позволил мне поднять в воздух москитов? Ты бы, наверника, подкрался ко мне ночью и разрушил бы все мои планы.— Мы бы примирились с этим, — миролюбиво произнёс Мартин.— Нет, ты бы не примирился. Ты для этого слишком здравомыслящий… Только представь себе, что было бы в таком случае: головастики, зоопланктоны, фитопланктоны, различные вариации прекрасных водорослей, и все это над водоёмом, летающие по комнате, почти невидимые. А жужжание мошки, чистящей себя лапками на стенах и совершенно игнорирующей тот факт, что они не на Земле — каково, а?— Ты думаешь, они понимают, где мы?— А ты думаешь, мы сами точно знаем, где мы находимся? Где мы — мыслями и каждой клеткой нашего тела? Земля всегда с нами. Родители умерли, но гены остались. Осталась и память, — правда, со временем она ослабеет.— Мои родители, возможно, и живы, но я их не чувствую, — сказал Мартин.— Да, мы ещё ужасно далеки от того, чтобы понимать, что происходит в наших генах, — заметил Теодор, мечтательно всматриваясь в водоём, который он изредка помешивал жезлом, наблюдая, как на поверхности замысловато переплетаются друг с другом водоросли, как перед ним проходят все виды микроорганизмов: парамеции и ротиферы, эукариоты и диатомы, десмиды, амфиподы, остракоды, хаотически двигающиеся среди дафнии.Относительно большие личинки головастиков с тонкими изогнутыми носами и тёмными головками уркнули прочь, избегая течения.Мартин перевернулся, открыл глаза и почувствовал лёгкое покалывание в веках. Он сделал несколько движений, хотя при таком торможении это было противопоказано, можно было потревожить защитные поля.Лучше всего было не двигаться совсем, что большинство детей и делало.Тереза и Ариэль тихонько переговаривались рядом, обсуждая других детей. Сейчас они говорили о постоянном хладнокровии Ганса. Сам же Ганс беседовал с Теодором, хотя они никогда не были близкими друзьями, даже редко разговаривали друг с другом. Ганс поинтересовался, что Теодор думает о Мартине, следовало ли тому становиться Пэном.— Он сам не хочет быть Пэном, — ответил Теодор. — Ему кажется, что это для него слишком тяжёлая ноша.— Ты думаешь, я должен взять её на себя?— Никому, кто в мыслях стремиться стать Пэном, не следует им становиться, — твёрдо сказал Теодор.— Но я же не стремлюсь к этому… — Но нечто, похожее на надежду появилось на лице Ганса.А Тереза и Ариэль уже обсуждали фасоны платьев, которые Венди будут носить, когда выполнят работу и выйдут замуж в каком-нибудь другом мире.Тереза представляла себя в церкви — в белом платье невообразимо красивого фасона, украшенном бриллиантами, в её волосах сверкали рубины, изумруды, аметисты, гранаты, сапфиры, а на руках — браслеты из исландского полевого шпата, азурита, аргонита и синей ляпис-лазури. Теодор, одетый в костюм, изготовленный всецело из бабочек, мотыльков и мошек, вёл её к алтарю, где ожидал Мартин. За ним открывался мир, ещё более прекрасный, чем Земля. Но, подумав так, Тереза ощутила вину, будто она совершила предательство.Потом девушки разговорились о детях. Ариэль посетовала, что она вряд ли станет хорошей матерью, слишком трудно ей даются отношения с другими, не очень-то она приветлива с окружающими. Но Тереза возразила, сказав, что сработают инстинкты, и, скорее всего, все они станут нежными матерями.Они провели в этой крошечной комнаты три дня, — то спя, то разговаривая. Ели они нечасто, пища при таких нагрузках практически не усваивалась — объёмные поля противостояли росту новых молекул тела.
Дно Вселенной, как и следовало порочному месту, было более ярким, чем её верхушка. «Спутник Зари» падал из темноты чуть вырисовывающегося сплетающегося кольца звёзд со скоростью в три четверти световой. Теперь же «Черепаха» снизила скорость до одной сотой. Но это удалось лишь благодаря огромному расходу горючего, запас которого можно было возместить лишь в случае победы над противником.Они падали в самое пекло, их прямой поначалу курс постепенно изогнулся, подобно искусно выполненной электропроводке. Они продолжали торможение — и вот уже скорость не превышала одной тысячной, а затем и одной десятитысячной скорости света .И тем не менее, они все ближе и ближе подходили к убийцам.Освободившись от сильного гнёта скорости, дети походили теперь не на быстрые божества, а скорее на голубей, сидящих в носу медленно передвигающейся бомбы, незаметно пробирающейся сквозь звёздную систему Полыни.Мартин открыл глаза и развёл руками, наслаждаясь отсутствием покалывания и гнёта большой скорости.Тереза, уже проснувшаяся, легонько хлопнула его по плечу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
По всей длине Корабля Правосудия раздался страшный треск, похожий на тот, как если бы одна какая-то тяжесть поглотила другую. Дети с «Черепахи» столпились вокруг Мартина в новосозданном пространстве, рядом с арсеналом оружия. Полные страха, они ждали, прислушиваясь к грохоту корабля, поддерживая друг друга. Несмотря на многочисленные тренировки, они боялись. И Мартин боялся не меньше других. Он вспомнил слова Теодора: «Не существует машин, которые работали бы совершенно. Любая машина может ошибиться. Каждый день мы в опасности. „ Но тут же Теодор добавлял: «Нет планеты, живущей вечно. Поэтому и на Земле наши жизни тоже были в опасности… “Полной безопасности нет нигде. К тому же, Корабль Правосудия никогда ещё не ошибался…Мартин расположился на низкой кушетке в центре комнаты. Вокруг него дети плавали, сидели на корточках, посматривая один на другого или просто в сторону. Кто-то пытался уснуть, кто-то поигрывал с жезлом. Все ждали, ждали…Внезапно задул сильный ветер и раздался звук, напоминающий стон — стены закрылись.Тереза пробралась поближе к Мартину. Он позволил себе какое-то время, не отрываясь смотреть на неё. Казалось, никто не придал этому никакого значения, даже Вильям, который в это время затеял какую-то игру с Эндрю Ягуаром.— Чем занимаешься? — Мартин старался, чтобы вопрос прозвучал весело.Она улыбнулась также наигранно ободряюще:— Жду. А ты?Пол внизу вибрировал. Казалось, вне корабля свирепствовал штормовой ветер, а их кабина была единственным спокойным безопасным прибежищем в бушующем хаосе.— Это будет похоже на резкое торможение, да? — спросил Патрик Деликатесная Рыба, стоящий рядом с Мартином.— Предполагаю, на наши ощущения в кораблях-челноках, — ответил Мартин.— О, мне не очень-то по душе подобные ощущения, — заметил Патрик.Мартин посмотрел на него с насмешливой нежностью. Патрик улыбнулся в ответ.— Знаю, знаю. Я тряпка, размазня.— Позволь надеяться, что если ты и ты размазня, то отлично приготовленная, — заметил Мартин, не переставая наблюдать за собеседником — стараясь оценить, не слишком ли саркастичны его слова и сумел ли он скрыть за ними весь комплекс тревоги и страха, что охватили его. Верный ли это тон? Похож ли он на командирский, с слегка добродушным поддразниванием? Нет, я не настоящий лидер. Настоящий лидер не беспокоился бы о таких вещах…Дети подтянулись поближе. Вибрация продолжалась. Добавились звуки вновь созданных кораблей: рёв и скрежет металла, стук, слабое дребезжание. Температура в кабине на какое-то время стала выше обычной, затем вновь вернулась прохлада. В воздухе витали многочисленные запахи. Мартин принюхался, но не смог распознать их. Подошедшая Ариэль заметила:— Приятно пахнет.Паола Птичья Трель и Стефания Перо Крыла согласно кивнули.— Пахнет как при дожде, — заметила Тереза и процитировала. — «Кажется, дождь собирается… »— Точно, нам нужен Пух, — подхватил Эндрю Ягуар. — Кого бы нам выбрать?— Кто же наиболее популярен7 — Мартин вопросительно оглядывался. — Только не я, — почти испуганно добавил он.Мэй Ли тяжело вздохнула:— Пэну никогда не стать Пухом.— А как насчёт Ариэли? — предложил Вильям.— Что за ерунда, — резко ответила Ариэль.— Да, да… Ариэль подходит, — подхватила Мэй-Ли.Ариэль оглядывалась. Чувствовалась, она раздумывает, — то ли рассердиться, то ли просто недоуменно пожать плечами.— Отличная идея. Ариэль, ты будешь Пухом, — спокойно улыбаясь, подытожил Хаким.Ариэль издала звук, выражающий отвращение.— Бросьте молоть чушь!— Наше дело предложить, — с необычной для неё твёрдостью произнесла малышка Мей — Ли, а Эндрю добавил с наигранной угрозой, — Твоё же дело — выбирать.Мартин не знал, — то ли ему вмешаться, то ли позволить игре продолжиться. Он не был уверен, что Ариэль поняла, что игра поможет снять напряжение. Выравнивание дороги; нет ни кочек, ни ям.— Ну хорошо, — Ариэль развела руки, начиная собирать детей в круг, под своё крыло. Мэй — Ли, первая попавшияся ей на дороге, хихикая, попыталась увернуться. — Ну, идите к своей мамочке. Идите в объятья Пуха. — Гримасничая, она угрожающе и свирепо усмехнулась. Но никто не спешил оказаться в её объятьях. Тогда Ариэль подошла к Вильяму, которому ничего не оставалось, как, громко вздохнув и закатив глаза, сказать:— Бери меня. Я твой.— Ура, Кристофер Робин! — радостно завопили дети.Ариэль обняла Вильяма, и они очень мастерски начали вальсировать по всей кабине, — как будто бы перед этим месяцами репетировали. Мартин и не знал, что Вильям умеет так хорошо вальсировать — ничем не хуже, чем Ариэль. По правде говоря, они преподнесли сюрприз всем детям.— Можно мне вмешаться? — Мэй-Ли хлопнула по плечу Ариэль.— Не жужжи! — с надменной улыбкой отреагировала Ариэль.— Не жужжи!, — подхватил Эндрю Ягуар и запел, — О, как приятно тучке по небу лететь! О, ты можешь летать! Та можешь летать!Вильям обнял Ариэль и поднял её над головами детей, которые, смеясь, поспешили наклонить головы.— Браво! — закричала Тереза.Мартин начал прихлопывать в ладоши, и дети сразу же подхватили, придерживаясь ритма, уместного для вальса. Ариэль приняла приличествующую величавую позу — подбородок поднят, нос кверху, и они закружились с новой силой.Мартин заметил, что в комнату вошла Мать Войны. Танец продолжался до тех пор, пока Вильям не взмолился:— О, моя Богиня, достаточно. Я изнемогаю.Ариэль отпустила его. Вильям схватился за лестничное поле и, смеясь, помахал ей рукой в такт вальса.— Ну, кто следующий? — спросила неутомимая Ариэль, подплывая к центру. Её лицо оживилось, глаза блестели. Неожиданно она остановила взгляд на Мартине и, обольстительно играя взором, протянула ему руку:— Быть может, вы, Пэн? Не потанцуете ли с Пухом?Мартин, смущённо рассмеялся, но подал руку. Ариэль прикоснулась к ней, имитируя наивный взгляд медвежонка Пуха. Они уже было приступили к танцу, как в это время кабина сильно накренилась. Все упали на пол, инстиктивно вцепившись пальцами во что попало. Мартин почувствовал, что их вес увеличивается: одна десятая g, одна вторая, три четверти… Он взглянул на Ариэль, упавшую рядом, и увидел, что она замерла с широко раскрытыми глазами, затем повернулся, чтобы отыскать Терезу, она должна быть где-то на противоположной стороне. Вокруг валялись пустые кушетки.Мать Войны расположилась напротив двери, ей удалось закрепиться. Лестничные поля выросли, переливаясь в воздухе всеми цветами радуги.Мартин достал жезл, чтобы осмотреть «Черепаху» с внешней стороны. Как после удара топора по деревянной чурке, «Спутник Зари» раскололся на две части, по границе третьего дома-шара. Оборвалась последняя соединяющая ткань — Мартин обратил внимание, что податливость этого соединения совсем не походило на металл — и «Заяц» выпрыгнул на свободу.— Разделились? — спросила Тереза, хотя ответ был всем ясен.— Кораблей Правосудия стало два, — констатировала Мать Войны. Они двигались уже в дюжине километров от «Зайца», и дистанция быстро увеличивалась.— Вот это и произошло, — подвёл итог Мартин.— Дерьмо! — выругалась Ариэль и скрестила ноги на полу.Дети сгрудились, руки и ноги их перемешались, они стали походить на сбившихся в кучу несколько маленьких будд. Мартин дотянулся до руки Терезы и нежно сжал её. Она улыбнулась ему.Все ведут себя храбро. Просто у нас нет выбора.— У нас всё получится, — подбодрил всех Мартин.— Суперторможение начнётся через минуту, — предупредила Мать Войны.— Давайте считать, — предложил Эндрю Ягуар, и дети начали отсчитывать вслух цифры, что замерцали перед жезлом Мартина.Пять, четыре, три, два…Мартин глубоко вздохнул и закрыл глаза. Подобно мягкому электрическому манипулятору, исследовавшему его тело, в него проникли объёмные метрические поля. Он ощутил отдалённый шум в ушах, почувствовал, как кровь остановилась в его жилах, застыла протоплазма… Затем движение возобновилось вновь, затем опять пауза, и снова старт. Вибрирующие толчки полей, контролирующих каждую молекулу, прикладывали к каждой силу, компенсирующую эффект торможения. Временная пауза мыслей, выполнения только рефлекторных движений, местами абсолютная пустота.Он ничего не видел. Сейчас он был слеп, но боли не ощущал. В таком состоянии они провели несколько дней. Но, к счастью, всё закончилось — поля вернули их в исходное нормальное состояние. Они вновь смогли видеть, двигаться, говорить, есть.Но все ли прошло хорошо? Не существует машины, работающей совершенно. Любая машина может ошибиться.Во время суперторможения жезлы не работали. Матери Войны предписано быть неактивной. Падая с верхушки Вселенной вниз, они могли надеяться только на себя… Об этом они знали уже тогда, когда решились на роль голубя мира на носу огромной бомбы, — голубя, готового на всё ради того, чтобы проворковать свою обвинительную речь, ради того, чтобы сохранить надежду выклевать глаза тех, кто ест их яйца, лишая потомства, кто держит их взаперти.Теодор вошёл в комнату, где в полном одиночестве сидел Мартин, погруженный в непрерывный поток мыслей.— Это печально, что тебе в голову приходят такие мысли, не так ли?— О, Господи, Теодор, я не заметил тебя. Почему печально?— Разве не печалит то, что мы только голуби, и не более того?— Не нужно возвращаться к этой теме.— Я никогда не был всеведущ, Мартин. Ты мыслишь более оригинально, чем я. Но смерть сделала меня мудрее. Хотя, конечно это очень глупо. Что я могу сделать сейчас, мёртвый? Я лишь пылинка в твоём сознании.— О, как бы я хотел, чтобы ты приходил бы ко мне не только во снах…— Не мечтай об этом. Всем снам приходит конец.Мартин, вздохнув, покачал головой.— И всё-таки худшее позади. Безвольно спать в ожидании, когда все закончится, — что может быть тоскливее? Но, правда, мне кажется, что мы до сих пор спим в этой маленькой комнатке, связанные одной цепью…— Ты думал об Ариэль?— Да… Расскажи, что ты знаешь о ней?— Ничего такого, чего бы ты не знал. Охо-хо, какая скука — быть мёртвым. Я могу быть только тенью твоих мыслей.— Может быть существует что-то такое, что я знаю о ней, но не понял сути?— Она цинична, она ценит превыше всего разум, а не чувства. Она мало во что верит, но ей многое дано.Любовь.Тереза, слегка посапывая, лежала рядом с ним. Мартин погладил её бедро и сразу же ощутил лёгкое покалывание в руке — постоянное напоминание о присутствии полей, которые или разрешают, или не разрешают движения. Катастрофическое торможение.ЛюбовьК кому-то одному, к семье, к своей компании, к кораблю, к миру, к Земле.Что для каждого из них значит любовь к родному дому? Если ты родился в нём, стал его неотъемлимой частью, тогда все понятно… Но для них на долгое время родным домом стал «Спутник Зари». Это был их мир, — здесь они жили, мечтали, стараясь сохранить на нём крупинки земной жизни. Стремящиеся к знаниям, любознательные, такие, как Теодор, постоянно что-то исследовали, делали заметки, склоняясь над линзами. Помнится Теодор много часов проводил у пруда, наблюдая за его обитателями, предпочитая общение с ними общению с кошками и попугаями, которых так любили другие дети, считая их своими талисманами. Линзы — у момов они были эквивалентом микроскопа — парили перед лицом Теодора, подобно крошечным драгоценным камням. Из-за присутствия полей они имели слегка смещённое преломление, но зато были прозрачнее и большей оптической силы, чем флюориты. Поймать в эти миниатюрные сферические поля несколько хаотично двигающихся головастиков было для Теодора неописуемой радостью. Наблюдаемые удерживались от побега также слабыми полями … полями внутри полей… , — и Теодору открывался доступ к созерцанию этих живым созданиям, что было бы нереальным на Земле.— Прекрасно, — пробормотал Теодор, — И даже более того — безопасно. Ведь ты бы не позволил мне поднять в воздух москитов? Ты бы, наверника, подкрался ко мне ночью и разрушил бы все мои планы.— Мы бы примирились с этим, — миролюбиво произнёс Мартин.— Нет, ты бы не примирился. Ты для этого слишком здравомыслящий… Только представь себе, что было бы в таком случае: головастики, зоопланктоны, фитопланктоны, различные вариации прекрасных водорослей, и все это над водоёмом, летающие по комнате, почти невидимые. А жужжание мошки, чистящей себя лапками на стенах и совершенно игнорирующей тот факт, что они не на Земле — каково, а?— Ты думаешь, они понимают, где мы?— А ты думаешь, мы сами точно знаем, где мы находимся? Где мы — мыслями и каждой клеткой нашего тела? Земля всегда с нами. Родители умерли, но гены остались. Осталась и память, — правда, со временем она ослабеет.— Мои родители, возможно, и живы, но я их не чувствую, — сказал Мартин.— Да, мы ещё ужасно далеки от того, чтобы понимать, что происходит в наших генах, — заметил Теодор, мечтательно всматриваясь в водоём, который он изредка помешивал жезлом, наблюдая, как на поверхности замысловато переплетаются друг с другом водоросли, как перед ним проходят все виды микроорганизмов: парамеции и ротиферы, эукариоты и диатомы, десмиды, амфиподы, остракоды, хаотически двигающиеся среди дафнии.Относительно большие личинки головастиков с тонкими изогнутыми носами и тёмными головками уркнули прочь, избегая течения.Мартин перевернулся, открыл глаза и почувствовал лёгкое покалывание в веках. Он сделал несколько движений, хотя при таком торможении это было противопоказано, можно было потревожить защитные поля.Лучше всего было не двигаться совсем, что большинство детей и делало.Тереза и Ариэль тихонько переговаривались рядом, обсуждая других детей. Сейчас они говорили о постоянном хладнокровии Ганса. Сам же Ганс беседовал с Теодором, хотя они никогда не были близкими друзьями, даже редко разговаривали друг с другом. Ганс поинтересовался, что Теодор думает о Мартине, следовало ли тому становиться Пэном.— Он сам не хочет быть Пэном, — ответил Теодор. — Ему кажется, что это для него слишком тяжёлая ноша.— Ты думаешь, я должен взять её на себя?— Никому, кто в мыслях стремиться стать Пэном, не следует им становиться, — твёрдо сказал Теодор.— Но я же не стремлюсь к этому… — Но нечто, похожее на надежду появилось на лице Ганса.А Тереза и Ариэль уже обсуждали фасоны платьев, которые Венди будут носить, когда выполнят работу и выйдут замуж в каком-нибудь другом мире.Тереза представляла себя в церкви — в белом платье невообразимо красивого фасона, украшенном бриллиантами, в её волосах сверкали рубины, изумруды, аметисты, гранаты, сапфиры, а на руках — браслеты из исландского полевого шпата, азурита, аргонита и синей ляпис-лазури. Теодор, одетый в костюм, изготовленный всецело из бабочек, мотыльков и мошек, вёл её к алтарю, где ожидал Мартин. За ним открывался мир, ещё более прекрасный, чем Земля. Но, подумав так, Тереза ощутила вину, будто она совершила предательство.Потом девушки разговорились о детях. Ариэль посетовала, что она вряд ли станет хорошей матерью, слишком трудно ей даются отношения с другими, не очень-то она приветлива с окружающими. Но Тереза возразила, сказав, что сработают инстинкты, и, скорее всего, все они станут нежными матерями.Они провели в этой крошечной комнаты три дня, — то спя, то разговаривая. Ели они нечасто, пища при таких нагрузках практически не усваивалась — объёмные поля противостояли росту новых молекул тела.
Дно Вселенной, как и следовало порочному месту, было более ярким, чем её верхушка. «Спутник Зари» падал из темноты чуть вырисовывающегося сплетающегося кольца звёзд со скоростью в три четверти световой. Теперь же «Черепаха» снизила скорость до одной сотой. Но это удалось лишь благодаря огромному расходу горючего, запас которого можно было возместить лишь в случае победы над противником.Они падали в самое пекло, их прямой поначалу курс постепенно изогнулся, подобно искусно выполненной электропроводке. Они продолжали торможение — и вот уже скорость не превышала одной тысячной, а затем и одной десятитысячной скорости света .И тем не менее, они все ближе и ближе подходили к убийцам.Освободившись от сильного гнёта скорости, дети походили теперь не на быстрые божества, а скорее на голубей, сидящих в носу медленно передвигающейся бомбы, незаметно пробирающейся сквозь звёздную систему Полыни.Мартин открыл глаза и развёл руками, наслаждаясь отсутствием покалывания и гнёта большой скорости.Тереза, уже проснувшаяся, легонько хлопнула его по плечу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59