- Зачем воображать. Мы сами все объясним.
Дюбуа взвился с дивана:
- Погоди, Дэк! Ты что, хочешь...
- Сиди, Джок! Он должен знать.
- Не сейчас и не здесь! И ты никакого права не имеешь подставлять
всех из-за него! Ты еще не знаешь, что он за птица.
- Ну, это - допустимый риск.
Бродбент повернулся ко мне. Дюбуа сцапал его за плечо и развернул
обратно:
- К чертям твой допустимый риск! Дэк, мы с тобой давно работаем в
паре, но если сейчас ты раскроешь пасть... Кто-то из нас уж точно больше
ее никогда не раскроет!
Казалось, Бродбент удивлен. Глядя на Дюбуа сверху вниз, он невесело
усмехнулся:
- Джок, старина, ты уже настолько подрос?
Дюбуа свирепо уставился на него. Уступать он не хотел. Бродбент был
выше его на голову и кило на двадцать тяжелей. Я поймал себя на том, что
Дюбуа мне, пожалуй, симпатичен. Меня всегда трогала дерзкая отвага
котенка, бойцовский дух бентамского петушка, или отчаянная решимость
"маленького человека", восклицающего: умираю, но не сдаюсь! И так как
Бродбент, похоже, не собирался его убивать, я решил, что Джоком сейчас
подотрут пол.
Вмешиваться я однако не собирался. Всякий волен быть битым, когда и
как пожелает.
Напряжение, между тем, нарастало. Вдруг Бродбент расхохотался и
хлопнул Дюбуа по плечу:
- Молоток!
Затем повернулся ко мне и спокойно сказал:
- Извините, мы вас оставим ненадолго. Нам бы тут... кое о чем
переговорить.
Номер, как и все подобные номера, был оборудован "тихим уголком" с
видео и "автографом". Бродбент взял Дюбуа под локоть и отвел туда. Между
ними сразу же завязалась оживленная беседа.
В дешевых гостиницах такие "уголки" не всегда полностью глушат звук.
Однако "Эйзенхауэр" - отель-люкс, и оборудование, конечно, имел
соответствующее. Я мог видеть, как шевелятся их губы, но при этом не
слышал ни звука.
Впрочем, губ мне было достаточно. Лицо Бродбента находилось прямо
передо мной, а Дюбуа отражался в стенном зеркале напротив. Когда-то я был
неплохим "чтецом мыслей", и не раз с благодарностью вспоминал отца,
лупившего меня до тех пор, пока я не освоил безмолвный язык губ. "Читая"
мысли, я требовал, чтобы зал был ярко освещен, и пользовался... Ну, это
неважно. В общем, по губам я читать умел.
Дюбуа говорил:
- Дэк, ты безмозглый, преступный, неисправимый и совершенно
невозможный лопух! Ты, может, желаешь со мной на пару загреметь на Титан -
считать булыжники? Да это самодовольное ничтожество тут же в штаны
наложит!
Я чуть не проморгал ответ Бродбента. Ничтожество, это ж надо!
Самодовольное! Не считая естественного сознания своей гениальности, всегда
считал себя человеком, в общем-то, скромным...
Бродбент: "...неважно, что карты с подвохом, когда заведение в городе
одно. Джок, выбирать нам не из чего!"
Дюбуа: "Ну так привези сюда дока Скорциа, пусть применит гипноз,
веселящего вколет... Но не вздумай ему открываться, пока он не созрел, и
пока мы на Земле!"
Бродбент: "Но Скорциа сам говорил, что на один гипноз да химию
надежды никакой. Нужно, чтоб он сотрудничал с нами, понимаешь,
со-трудничал! Сознательно!"
Дюбуа фыркнул:
- Какой там "сознательно" - ты посмотри на него! Видал когда-нибудь
петуха, вышагивающего по двору?! Да, с виду он вылитый шеф, черепушка
такой же формы... А остальное? Нервишки не выдержат, сорвется и все
испортит! Ни за что такому не сыграть, как надо, - ему до актера, как
окороку до свиньи!
Если бы бессмертного Карузо обвинили в том, что он "пустил петуха",
он не был бы оскорблен сильнее. Но в мою пользу безмолвно
свидетельствовали Барбедж и Бут, и я спокойно продолжал полировать ногти.
Однако про себя решил, что в один прекрасный день заставлю приятеля-Дюбуа
сперва смеяться, а затем - плакать, и все это - в течение двадцати секунд.
Я подождал еще немного, поднялся и направился в "тихий уголок". Они
моментально заткнулись. Тогда я негромко сказал:
- Бросьте, господа. Я передумал.
Дюбуа несколько расслабился:
- Так вы отказываетесь?
- Я имею в виду, вы меня ангажировали. И можете ничего не объяснять.
Помнится, дружище Бродбент уверял, что работа не побеспокоит мою совесть.
Я ему верю. Насколько я понял, нужен актер. А со всем остальным -
пожалуйте к моему агенту. Я согласен.
Дюбуа разозлился, но промолчал. Я думал, Бродбент будет доволен и
перестанет нервничать, но он обеспокоился пуще прежнего.
- Ладно, - согласился он, - продолжим. Лоренцо, не могу сказать, на
какой срок вы понадобитесь. Но не больше нескольких дней. И то - играть
придется раз или два - по часу, примерно.
- Это не так уж важно. Главное, чтоб я успел как следует войти в
роль... Так сказать, перевоплотился. Но все же - сколько дней я буду
занят? Нужно ведь предупредить моего агента...
- Э, нет. И речи быть не может.
- Но - сколько? Неделя?
- Меньше. Иначе - мы идем ко дну.
- А?
- Ничего, не обращайте внимания. Сто империалов в день вас устроят?
Я немного помялся, но вспомнил, как легко он выложил сотню за
небольшое интервью со мной, и решил, что самое время побыть бескорыстным.
Я махнул рукой:
- Это - потом. Надеюсь, не заплатите меньше, чем заработаю.
- Отлично.
Бродбент в нетерпении повернулся к Дюбуа:
- Джок, свяжись с ребятами. Потом позвони Лэнгстону, скажи: начинаем
по плану "Марди Гра". Пусть сверяется с нами. Лоренцо...
Он кивнул мне и мы прошли в ванную. Там он открыл небольшой ящичек и
спросил:
- Можете вы с этими игрушками что-нибудь сделать?
Игрушки и есть - из тех непрофессиональных, но с претензией
составленных наборов, какие приобретают недоросли, жаждущие славы великих
артистов. Я оглядел его с легким презрением.
- Я так понимаю, сэр, вы хотите начать прямо сейчас? И безо всякой
подготовки?
- А? Нет, нет! Я хочу, чтобы вы... изменили лицо. Чтобы никто не
узнал вас, когда мы отсюда выйдем. Это, наверное, не сложно?
Я холодно ответил, что быть узнаваемым - тяжкое бремя любой
знаменитости. И даже не стал добавлять, что Великого Лоренцо во всяком
публичном месте узнают толпы народу.
- О'кей. Тогда сделайтесь кем-нибудь другим.
Он круто повернулся и вышел. Я, покачав головой, осмотрел игрушки,
которые, как полагал Дэк, были моим "производственным оборудованием".
Жирный грим - в самый раз для клоуна, вонючий резиновый клей, фальшивые
волосы, с мясом выдранные из ковра в гостиной тетушки Мэгги... Силикоплоти
вообще ни унции, не говоря уж об электрощетках и прочих удобных новинках
нашего ремесла. Но если ты, действительно, мастер, то способен творить
чудеса, обходясь лишь горелой спичкой или тем, что найдется на любой
кухне. Плюс собственный гений, разумеется. Я поправил свет и углубился в
творческий поиск.
Есть разные способы делать знакомое лицо незнакомым. Простейший -
отвлечь внимание. Засуньте человека в униформу, и его лица никто не
заметит. Ну-ка, припомните лицо последнего встреченного вами полисмена! А
смогли бы вы узнать его в штатском? То-то. Можно также привлечь внимание к
отдельной детали лица. Приклейте кому угодно громадный нос, украшенный к
тому же малиново-красным прыщом. Какой-нибудь невежа в восторге уставится
на этот нос, а человек воспитанный - отвернется. И никто не запомнит
ничего, кроме носа.
Но этот примитив я отложил до другого раза, рассудив, что мой
наниматель не хотел быть замеченным вовсе. Это уже потрудней: обращать на
себя внимание куда легче. Требовалось самое распростецкое,
незапоминающееся лицо, вроде истинного лица бессмертного Алека Гиннеса.
Мне же с физиономией не повезло: слишком уж она
аристократически-утонченна, слишком красива - худшее из неудобств для
характерного актера. Как говаривал отец: Ларри, ты чертовски "слишком
привлекателен". Если вместо того, чтобы учиться ремеслу, будешь валять
дурака, то пробегаешь лет пятнадцать в мальчиках, воображая, что ты -
актер, а остаток жизни проторчишь в фойе, торгуя леденцами. "Дурак" и
"красавчик" - два самых оскорбительных амплуа в шоу-бизнесе, и оба тебе
под стать. Возьмись за ум, Ларри!
Потом он доставал ремень и начинал облегчать мне упомянутую выше
процедуру. Отец был психологом-практиком и свято верил, что регулярный
массаж gluitei maximi посредством ремня - весьма способствует оттоку
лишней крови от детского мозга. Теория, возможно, хлипковата, но
результаты налицо: когда мне стукнуло пятнадцать, я делал стойку на голове
на туго натянутом канате, декламировал страницу за страницей из Шекспира и
Шоу, а из прикуривания сигареты мог устроить целый спектакль...
Я все еще размышлял, когда Бродбент заглянул в ванную.
- Да господи ты боже!.. - завопил он. - Вы и не начинали?!
Я холодно глянул на него.
- Я так понял - вам нужна работа. А сможет, к примеру, повар, будь он
хоть cordon bleu, приготовить какой-нибудь новый соус, сидя на лошади,
скачущей галопом?
- К дьяволу всех лошадей! - Он постучал пальцем по часам. - У вас еще
шесть минут. Если уложитесь, мы, похоже, действительно имеем шанс.
Еще бы. Конечно, времени бы побольше, но в искусстве трансформации я
превзошел даже папашу. Его коронный номер "Убийство Хьюи Лонга", -
пятнадцать лиц за семь минут, я однажды сыграл на девять секунд быстрее!
- Стойте, где стоите, - бросил я. - Момент.
И я стал Бенни Греем - ловким, неприметным человечком, убивающим
направо и налево в "Доме без дверей". Два легких мазка от крыльев носа к
уголкам рта - для придания щекам безвольности, мешки под глазами и
"землистый" - поверх всего. На все - около двадцати секунд - я мог бы
наложить этот грим во сне. "Дом" выдержал девяносто два представления,
прежде чем его экранизировали.
Я повернулся к Бродбенту. Тот ахнул:
- Господи! Прямо не верится...
Продолжая быть Бенни Греем, я даже не улыбнулся. Он и вообразить себе
не мог, что вполне можно обойтись без грима! С гримом, конечно, проще, но
мне он нужен был исключительно для Бродбента. Он, в простоте душевной,
полагал, что все дело в краске да пудре.
А Бродбент все еще глазел на меня.
- Слу-ушайте, - умерив голос, протянул он, - а нельзя ли со мной
проделать похожую шутку? Только быстро.
Я уже собрался ответить "нет", но тут понял, что это - своего рода
вызов моему мастерству. Ужасно захотелось сказать: попади он в руки отцу,
через пять минут мог бы смело отправляться торговать на улице конфетами.
Однако я придумал нечто получше.
- Вы просто хотите, чтоб вас не узнали?
- Да-да! Можно меня наштукатурить как следует, налепить фальшивый
нос, или еще там чего?..
Я покачал головой:
- Как бы я вас ни "штукатурил", все равно будете не лучше мальчишки
на маскараде. Играть-то вы не умеете, и учиться поздновато. Ваше лицо
трогать не будем.
- Все же... Если приделать мне этакий рубильник...
- Послушайте, "этакий рубильник" только привлечет к вам внимание,
будьте уверены! Как вам понравится, если кто-нибудь из знакомых увидев
вас, скажет: "А здорово этот верзила похож на Дэка Бродбента! Прямо
вылитый, разве что нос другой!"?
- А? Меня такое устроит. То есть, пока он уверен, что это не я. Я-то
сейчас должен быть... В общем, на Земле меня нет.
- Он будет абсолютно уверен, что это не вы. Походка - вот ваша
основная беда. Мы ее поменяем, и это будете вовсе не вы, а любой другой
высокий, плечистый парень, немного смахивающий на Дэка Бродбента.
- О'кей. Как я должен ходить?
- Нет, вы этому не научитесь. Мы заставим вас ходить, как надо.
- Это как?
- Насыплем, хотя бы, мелких камешков в носки башмаков. Это вынудит
вас опираться больше на пятки и ходить прямее. Таким образом вы избавитесь
от скрюченности и кошачьих повадок космача. М-мм... А плечи стянем сзади
лентой, чтобы вы их не забывали малость развести в стороны. О! За глаза
хватит!
- Думаете, стоит изменить походку, и меня не засветят?
- Мало того - никто не сможет сказать, почему так уверен, что перед
ним не вы. Подсознательная уверенность в этом не оставит никаких сомнений.
Можно, если хотите, поработать еще и с лицом; просто ради вашего
спокойствия...
Мы вышли из ванной. Я, конечно, оставался Бенни Греем: если уж вошел
в роль, требуется некоторое усилие, чтоб вновь стать самим собой. Дюбуа
занимался видеофоном. Он поднял глаза, увидел меня, и у него отвисла
челюсть. Джок, как ошпаренный, вылетел из "тихого уголка" и заорал:
- Это еще кто?! Где актер?
На меня он посмотрел лишь мельком: Серый Бенни - этакий вялый,
неприглядный мужичонка, смотреть не на что.
- Какой актер? - поинтересовался я - ровным, бесцветным голосом
Бенни. Дюбуа одарил меня еще одним взглядом и вновь отвернулся бы, кабы не
обратил внимания на одежду. Бродбент, расхохотавшись, хлопнул товарища по
плечу:
- Тебе, помнится, не нравилась его игра?!
Затем, уже другим тоном:
- Со всеми успел связаться?
- Д...да, - Дюбуа, совершенно убитый, еще раз посмотрел на меня и
отвел взгляд.
- О'кей. Через четыре минуты нужно сваливать. Посмотрим, Лоренцо, как
быстро вы обработаете меня.

Дэк успел снять ботинок, куртку и взялся за сорочку. Тут засветился
сигнал над дверью и зажужжал зуммер. Дэк застыл.
- Джок, мы, что, ждем кого-то?
- Это Лэнгстон, наверно. Он говорил - может, успеет заскочить до
того, как мы отчалим.
Дюбуа направился к двери.
- Непохоже. Это, скорее...
Я так и не успел узнать, на кого похоже это скорее. Дюбуа отворил. В
дверях, будто гигантская поганка из ночного кошмара, стоял марсианин.
Какое-то время я не видел ничего, кроме марсианина. И не замечал ни
Жезла Жизни в его ложнолапах, ни человека за его спиной.
Марсианин скользнул в комнату, человек последовал за ним. Дверь
захлопнулась.
- Добрый день, господа, - проквакал марсианин. - Уже уходите?
Меня скрутил острый приступ ксенофобии. Запутавшись в рукавах
сорочки, Дэк был вне игры. Но малыш Джок Дюбуа проявил подлинный героизм и
стал мне больше, чем братом. После смерти, к сожалению...
Он бросился на Жезл, заслонив собой нас.
Скорее всего, Джок умер еще прежде, чем упал. В животе его зияла
дыра, в которую свободно прошел бы кулак. Но перед смертью он успел сжать
в руках ложнолапу и, падая, не отпустил. Она вытянулась, словно сливочная
тянучка, и лопнула у самого основания. Несчастный Джок продолжал сжимать
Жезл в мертвых пальцах.
Человеку, пришедшему с этой вонючкой, пришлось отскочить, чтобы
достать пушку. И тут он прокололся: нужно было пристрелить сперва Дэка, а
затем - меня. Вместо этого он пальнул в мертвого Джока, а второго выстрела
Дэк ему не оставил, попав точно в лоб. Ишь ты, а я и не знал, что Дэк при
оружии!
Обезоруженный марсианин даже не пытался смыться. Поднявшись, Дэк
подошел к нему и сказал:
- А, Рррингрийл. Рад видеть тебя.
- Рад видеть тебя, капитан Дэк Бродбент, - проквакал марсианин. - Ты
скажешь моему Гнезду?
- Я скажу твоему Гнезду, Рррингрийл.
- Благодарю тебя, капитан Дэк Бродбент.
Длинный, костлявый палец Дэка целиком вошел в ближайший глаз
марсианина, достав, похоже, до самого мозга. Дэк выдернул палец - весь он
был вымазан отвратительной зеленоватой слизью. В агонии тварь втянула
ложнолапу в "ствол", но даже мертвая оставалась стоять на своей подошве.
Дэк бросился в ванную, там зашумела вода. Я застыл в столбняке, не в силах
двинуться с места - точь-в-точь сдохший Рррингрийл.
Появился Дэк, вытирая руки о рубаху:
- Нужно их убрать, и быстро!
Ничего себе - "вытри стол"!
Я решил выяснить отношения. Одной, довольной путаной, фразой,
объяснил ему, что в это дело встревать не желаю, что теперь нужно вызывать
полицию, и я хочу свалить до того, как здесь будут ищейки, и пошел он - не
скажу куда - со своими перевоплощениями, и я намерен, расправив крылышки,
упорхнуть в окно. Дэк отмахнулся:
- Не трясись, Лоренцо. Мы в цейтноте. Помоги-ка оттащить их в ванную.
- А?! Бог с тобой! Запрем номер, и - ноги в руки! Авось на нас не
подумают.
- Авось не подумают, - согласился он, - никто не знает, что мы здесь.
Но они без труда догадаются, что Джока убил Рррингрийл. Вот этого
допустить нельзя. Сейчас - нельзя.
- А?
- Мы не можем позволить газетчикам растрезвонить, что марсианин убил
человека! Заткнись и помогай.
Я заткнулся и стал помогать. Помнится, Бенни Грей был худшим из
маньяков-садистов, когда-либо баловавшихся расчлененкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19