Глядя, как Бонфорт
лежит на диване, прикрыв левый бок шалью, вспоминал я и другую скульптуру
- раненого льва в Люцерне. Даже в немощи сохранял он силу и гордость -
"Гвардия умирает, но не сдается!"
Он посмотрел на меня и улыбнулся - теплой, ласковой, дружелюбной
улыбкой (скольких трудов стоила она мне!) - и мановением здоровой руки
пригласил подойти поближе. Я точно также улыбнулся в ответ и подошел.
Рукопожатие его оказалось неожиданно сильным; голос звучал сердечно:
- Хорошо, что хоть напоследок встретились...
Говорил он немного неразборчиво. Вблизи видно было, что левая сторона
его лица безжизненно обвисла.
- Высокая честь и большое счастье познакомиться с вами, сэр.
Говоря это, я с трудом удержался, и все же не отобразил следов
паралича на своем лице. Бонфорт внимательно оглядел меня и усмехнулся:
- Вылитый я! Даже не верится, что мы и знакомы не были...
Я тоже оглядел себя:
- Пришлось постараться, сэр.
- "Постараться"... Да вы превосходны! И чудно же - смотреть на самого
себя со стороны...
Мне стало вдруг мучительно больно: Бонфорт не осознает, насколько
изменился он сам... Я для него и есть "он", а любое изменение - всего лишь
следствие болезни, временное и преходящее, не заслуживающее внимания...
Он продолжал:
- Не затруднит вас походить немного по комнате, сэр? Хочу
полюбоваться на себя... то есть, на вас... В общем, на нас. Хоть разок
увижу себя со стороны.
Я прошелся по комнате, сказал что-то Пенни - бедная девочка
потрясенно переводила взгляд с него на меня - взял бумагу со стола,
погладил ключицу, затем - подбородок, поиграл Жезлом...
Он восхищенно наблюдал. Я добавил "на бис": выйдя на середину,
произнес одну из лучших его речей, не пытаясь повторять слово в слово -
импровизировал, заставляя слова перекатываться с грохотом, как частенько
делал он, а закончил любимой его фразой:
- Рабу нельзя дать свободу - он должен стать свободным. Нельзя и
отнять свободу у человека - его можно всего лишь убить!
Все застыли в восхищении, а потом бешено зааплодировали. Сам Бонфорт
хлопал здоровой рукой по дивану и кричал:
- Браво!
То были единственные аплодисменты, коих удостоился я в этой роли.
Зато - какие!..
Бонфорт попросил меня придвинуть к дивану кресло и посидеть с ним.
Заметив, что он смотрит на Жезл, я протянул его ему:
- Он на предохранителе, сэр.
- Ничего, я знаю, как с ним обращаться.
Осмотрев Жезл, Бонфорт вернул его мне. Я думал, оставит у себя. А раз
так, надо будет передать потом через Дэка. Бонфорт начал расспрашивать о
моей жизни, затем сказал, что меня на сцене ни разу не видел, однако
хорошо помнит отца в роли Сирано. Говорил он с трудом; речь была
достаточно ясной, но немного натянутой.
Он спросил, что я собираюсь делать дальше. Никаких планов у меня не
было. Бонфорт кивнул и сказал:
- Посмотрим. У нас работы всегда невпроворот.
Но о плате ни слова не сказал, и это мне польстило.
Тут начался очередной отчет о результатах голосования, и Бонфорт
перенес внимание на стереовизор. Голосование шло уже двое суток; в первую
очередь высказывались жители внешних миров и неорганизованные избиратели;
даже на самой Земле "день" выборов, в отличие от астрономического,
растягивался аж на тридцать часов. Теперь мы слушали о ходе выборов в
крупных, густонаселенных земных округах. Еще вчера мы на голову опережали
противника, но Родж говорил, что это еще ничего не значит - внешние миры
всегда поддерживали Экспансионистов, а решают все миллиарды землян, ни
разу в жизни не покидавших родной планеты.
Однако важен был и каждый голос внешних миров. Партия Аграриев на
Ганимеде одержала верх в пяти из шести тамошних округов; но это - наши,
там Партия Экспансионистов даже для приличия не стала выставлять
кандидатов. Куда больше опасений внушала Венера. Венерианцы раздроблены на
дюжину непримиримых партий - в силу каких-то теологических разногласий, в
которых сам черт ногу сломит. И все же мы рассчитывали на поддержку
аборигенов - прямо сейчас, или позже - когда они сумеют все же
договориться. А голоса внешников-землян и так практически все - за нас. К
тому же, имперская установка, предписывающая аборигенам выдвигать в
парламент только людей, была явной несправедливостью, с которой Бонфорт
постоянно боролся - сей факт тоже должен был содействовать успеху на
Венере. Хотя - не берусь сказать, сколько голосов мы потеряли из-за этого
на Земле.
Гнезда Марса пока ограничивались присутствием в ВА своих
наблюдателей, так что от Марса нам нужны были лишь голоса живущих там
людей. У нас на Марсе была популярность, у противника - власть. Но после
того, как честно посчитают голоса, они из своих кресел со свистом
повылетают!
Дэк склонился над калькулятором рядом с Роджем. Тот, зарывшись в
груду бумаг, что-то подсчитывал по своим собственным формулам. Дюжина с
лишним вычислительных центров по всей Системе занимались сейчас тем же
самым, однако Родж предпочитал собственный метод. Как-то он хвастал, что
может просто прогуляться по округу, разнюхивая обстановку, и определить
результат с точностью до двух процентов... А что - такой может.
Док Чапек сидел позади, сложив руки на животе. Поза его точь-в-точь
повторяла позу дождевого червя на крючке. Пенни нервно расхаживала по
комнате, разносила выпивку и в нетерпении гнула в руках какую-то шпильку.
На нас с мистером Бонфортом она старалась не смотреть. До сих пор мне
никогда не приходилось бывать на партийных посиделках в ночь выборов, и
обстановка здесь значительно отличалась от чего бы то ни было. Все вокруг
насквозь пронизано было уютной теплотой. Страсти улеглись. И, казалось,
черт с ними, с результатами; мы сделали все, что могли, вокруг - друзья, и
всеобщая приподнятость не нарушена будущими тревогами и заботами - она,
совсем как глазурь на тех вон пирожных, приготовленных для банкета по
случаю завершения выборов...
Никогда еще не было мне так хорошо.
Родж оторвался от своего листа, глянул на меня, затем - на мистера
Бонфорта:
- Континент в нерешительности. Американцы пробуют воду, прежде, чем
нырнуть; единственное, что их заботит - насколько глубоко.
- Можно уже сказать нечто определенное?
- Нет еще. Голосов-то у нас хватает, но количество мест в ВА еще не
определилось - плюс-минус полдюжины.
Он поднялся:
- Пойду-ка я, в город прогуляюсь.
Вообще говоря, идти следовало мне, раз уж я был "мистером Бонфортом".
В ночь выборов лидер партии просто обязан появиться с обходом в
штаб-квартире, однако она была тем самым местом, где меня легко могли
раскусить. "Болезнь" на время кампании избавляла меня от таких посещений;
тем более не было смысла рисковать сейчас. Придется Роджу пожимать руки,
раздавать улыбки направо и налево и позволять взвинченным бесконечной
бумажной возней девушкам вешаться себе на шею.
- Через час вернусь.
Сначала банкет хотели организовать внизу, пригласив весь персонал, и
конечно же - Джимми Вашингтона, но таким образом мистер Бонфорт лишался
возможности в нем участвовать, а это никуда не годится. Поэтому вечеринку
устроили для узкого круга посвященных. Я поднялся:
- Родж, я с вами. Поприветствую гарем Джимми Вашингтона. У них
сейчас, небось, тоже праздник.
- Вы с ума сошли? Вовсе не обязательно...
- Но дело стоит того, так? И ничего страшного в этом нет.
Я обратился к мистеру Бонфорту:
- Как вы полагаете, сэр?
- Я бы пошел.
Спустившись на лифте, мы прошли чередой пустующих комнат. В них
стояла мертвая тишина, но миновав мой кабинет и приемную Пенни, мы попали
в форменный бедлам! Стереовизор, принесенный по случаю торжества, гремел
во всю мощь, пол был усеян мусором, присутствующие кто выпивал, кто курил,
кто - и то и другое сразу. Даже Джимми Вашингтон слушал отчет с бокалом в
руке. Он его даже не пригубил - Джимми вообще не пил и не курил - скорее
всего, кто-то просто сунул его ему в руки, а он из приличия взял. Джимми
отлично умел вписаться в любую обстановку.
Я в сопровождении Роджа обошел всех, с искренней теплотой
поблагодарил Джимми и извинился за то, что не могу задержаться подольше.
- Пойду, разложу старые косточки на чем-нибудь помягче, Джимми.
Извинись за меня перед ребятами, хорошо?
- Слушаю, сэр. Вам и вправду необходимо следить за своим здоровьем,
господин министр.
Я отправился обратно, а Родж пошел с поздравлениями дальше.
Едва я ступил на порог, Пенни прижала палец к губам, прося не шуметь.
Бонфорт задремал, и стерео приглушили. Дэк, прислонясь ухом к динамику,
записывал на большой лист бумаги сведения к приходу Роджа. Доктор Чапек
сидел на том же месте. При виде меня он поднял свой бокал и кивнул.
Я попросил у Пенни скотча с водой и прошел на балкон. По часам ночь
уже наступила; снаружи тоже было темно. Чуть ущербная, Земля нависала надо
мной в окружении россыпи звезд - точь-в-точь бриллианты в витрине
"Тиффани". Чтобы немного прийти в себя, я отыскал Северную Америку и
попытался найти ту маленькую точку, что покинул несколько недель назад.
Вскоре я вернулся в комнату: слишком уж забирает это зрелище - лунная
ночь. Чуть позже вернулся Родж и молча засел за бумаги. Бонфорт уже
проснулся.
И вот настало время подведения итогов. Все затаили дыхание, изо всех
сил стараясь не мешать Роджу с Дэком; минуты тянулись, словно часы.
Наконец Родж отодвинул свое кресло от стола:
- Уффффф! Все, шеф, - сказал он, не оборачиваясь. - Наша взяла.
Перевес - семь мест минимум. А может, и девятнадцать. А может, и больше
тридцати!
Бонфорт ответил не сразу. Голос его звучал совсем тихо:
- Вы уверены?
- Абсолютно. Пенни, переключи на другой канал, посмотрим, что там
делается.
Я не мог вымолвить ни слова. Прошел к дивану, присел рядом с
Бонфортом; он, совсем как отец, похлопал меня по руке, и оба мы
повернулись к стереовизору. Пенни сменила канал:
- ...никаких сомнений, ребята! Восемь стальных черепушек с извилинами
из вольфрама сказали "да", Кюриак сказал: "возможно"! Так что Партия
Экспансионистов одержала решительную...
Другой канал:
- ...занимать свой пост еще в течение ближайших пяти лет. Мистер
Кирога показал результат гораздо ниже, однако его генеральный
представитель в Новом Чикаго заявил, что сегодняшняя ситуация не может...
Родж поднялся и направился к видеофону. Пенни выключила звук. Диктор
на экране безмолвно шевелил губами - повторял все то же самое, но в других
выражениях.
Вернулся Родж, Пенни снова прибавила звук. Диктор еще продолжал,
затем остановился и вгляделся в поданную ему записку. Наконец, широко
улыбнувшись, он поднял глаза:
- Друзья! Сограждане! Предлагаю вашему вниманию выступление
премьер-министра!
И тут пошла запись моей победной речи!
Я сидел, просто упиваясь ею. В голове царила невообразимая кутерьма,
но эмоции - только приятные, до болезненности даже. Над этой речью я как
следует потрудился, самому нравится. На экране я выглядел усталым,
взмокшим, но торжествующим - точь-в-точь прямая трансляция!
Я как раз дошел до слов:
- Так идемте же - вместе - под стягами Свободы...
За спиной раздался стон.
- Мистер Бонфорт, что с вами?! Док! ДОК! Скорей сюда!
Мистер Бонфорт тщетно пытался дотянуться до меня своей здоровой
рукой. Он хотел сказать что-то, но я не мог разобрать ни слова. Голос, и
тело, отказывались служить ему, и даже его железная воля не могла
заставить подчиняться слабеющую плоть.
Я подхватил его на руки - дыхание Чейн-Стокса... Вскоре он перестал
дышать совсем.
Дэк с Чапеком погрузили тело в лифт. Я им помочь не мог. Родж подошел
ко мне, потрепал по плечу, стараясь успокоить, затем тоже удалился. Пенни
ушла вслед за ним. Оставшись в одиночестве, я опять вышел на балкон.
Захотелось вдруг подышать свежим воздухом - на балконе он, конечно, был из
того же кондиционера, но все же казался посвежей.
Они убили его. Враги расправились с ним вернее, чем если бы нож в
сердце всадили! Несмотря на все наши усилия, они в конце концов дотянулись
до него. "Убийство, более чем подлое!"
Я ощущал смерть внутри себя. Потрясение заставило оцепенеть: только
что я видел "собственную" смерть; и мертвый отец вновь стоял перед
глазами. Понятно, почему так редко удается спасти кого-нибудь из сиамских
близнецов. Я был выкачан до отказа.
Не помню, долго ли я так стоял. К жизни меня вернул оклик Роджа:
- Шеф?
Я резко обернулся:
- Родж! Не зовите меня так больше! Ну, пожалуйста...
- Шеф, - настаивал он, - вы ведь знаете, что нужно делать, верно?
Закружилась голова. Лицо его расплывалось, словно в тумане. Я не
знал, что нужно делать! Я не хотел этого знать!
- О чем вы?
- Шеф, человек умер, но представление продолжается! Вы не можете вот
так спокойно уйти!
Бешено стучало в висках. Комната плыла перед глазами. Казалось, он
раскачивается - ближе-дальше - ближе-дальше... Голос его давил, точно
ветер:
- ...отнять у него последний шанс окончить начатое! Вы должны сделать
это ради него! Вы дадите ему вторую жизнь!
Я затряс головой, изо всех сил пытаясь собраться с мыслями:
- Родж, вы сами не понимаете, что несете! Это нелепо! Смешно! Я не
политик, я всего лишь актер - до мозга костей! Я умею строить рожи и
потешать публику - больше я ни на что не годен!
Я ужаснулся, осознав, что говорю его голосом. Родж, не отрываясь,
смотрел на меня:
- По-моему, вы до сих пор великолепно справлялись.
Я старался говорить собственным голосом и обрести контроль над
ситуацией:
- Родж, сейчас вы расстроены. Успокойтесь - ведь потом сами над собой
посмеетесь! Верно - что б ни случилось, играй до конца. Но не в такую
игру! Почему бы вам самому не принять эстафету? Выборы - за вами, и
большинство в парламенте - тоже! Так занимайте кабинет и претворяйте его
программу в жизнь! Чего вам еще?
Не отрывая взгляда от меня, Родж печально покачал головой:
- Я так и поступил бы, если б мог, все - именно, как вы говорите. Но
я не смогу, шеф. Вы же помните, какая грызня поднималась на заседаниях
исполнительного комитета. Только вы держали их в узде! Вся коалиция
держится на силе духа и авторитете одного человека! И если вы просто
отмахнетесь сейчас - все, ради чего он жил, ради чего умер, - пойдет
прахом!
Возразить было нечего. Вероятнее всего, Родж прав; я за последние
полтора месяца начал разбираться во всех этих пружинах и шестернях.
- Родж, хотя бы и так, но вы просите невозможного! Мы не провалились
до сих пор только потому, что меня к каждому выходу готовили слишком
тщательно. И то - чуть не поймали! А тянуть это неделю за неделей, месяц
за месяцем, год за годом, если я вас правильно понял... Это нереально! Я
просто не выдержу! Не могу!
- Можете!
Он, наклонившись ко мне, продолжал напористо:
- Мы все обдумали и возможные трудности представляем не хуже вас. Но
мы дадим вам возможность врасти в него целиком! Для начала две недели - да
что - две, месяц в космосе - если хотите! Дневники, записные книжки,
школьные тетради наконец - вы им насквозь пропитаетесь! И не забывайте: с
вами - мы!
Я молчал. Он продолжал:
- Послушайте, шеф, вы же прекрасно знаете: политик - вовсе не один
человек, он - команда, сплотившаяся вокруг него, его убеждений и целей!
Наша команда теперь без капитана, но сама-то она осталась! Просто нужен
новый капитан!
С балкона шагнул в комнату Чапек. Когда он успел вернуться, я не
заметил.
- Вы, док, я так понимаю, тоже "за"?
- Да.
- Вы просто обязаны, - добавил Родж. Чапек тихо проговорил:
- Я бы не стал так говорить... Но, надеюсь, вы сами придете к этому.
А, черт побери, не хочу лезть к вам в душу... Я верю в свободу воли.
Понимаю, странно, конечно, слышать из уст медика столь легковесный
довод...
Он обратился к Клифтону:
- Лучше нам уйти пока, Родж. Он все понимает, так пусть решает сам.
Однако побыть в одиночестве мне не удалось - стоило им уйти, явился
Дэк. Спасибо, хоть он не стал называть меня шефом.
- Привет, Дэк.
- Привет, привет...
Некоторое время он молча курил и глазел на звезды. Затем отвернулся
от балкона:
- Старичок, мы с тобой на пару сработали кое-что. Теперь я знаю, чего
ты стоишь, и так скажу: если тебе когда-нибудь понадобятся деньги, лишняя
пара кулаков, или ствол - только свистни!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
лежит на диване, прикрыв левый бок шалью, вспоминал я и другую скульптуру
- раненого льва в Люцерне. Даже в немощи сохранял он силу и гордость -
"Гвардия умирает, но не сдается!"
Он посмотрел на меня и улыбнулся - теплой, ласковой, дружелюбной
улыбкой (скольких трудов стоила она мне!) - и мановением здоровой руки
пригласил подойти поближе. Я точно также улыбнулся в ответ и подошел.
Рукопожатие его оказалось неожиданно сильным; голос звучал сердечно:
- Хорошо, что хоть напоследок встретились...
Говорил он немного неразборчиво. Вблизи видно было, что левая сторона
его лица безжизненно обвисла.
- Высокая честь и большое счастье познакомиться с вами, сэр.
Говоря это, я с трудом удержался, и все же не отобразил следов
паралича на своем лице. Бонфорт внимательно оглядел меня и усмехнулся:
- Вылитый я! Даже не верится, что мы и знакомы не были...
Я тоже оглядел себя:
- Пришлось постараться, сэр.
- "Постараться"... Да вы превосходны! И чудно же - смотреть на самого
себя со стороны...
Мне стало вдруг мучительно больно: Бонфорт не осознает, насколько
изменился он сам... Я для него и есть "он", а любое изменение - всего лишь
следствие болезни, временное и преходящее, не заслуживающее внимания...
Он продолжал:
- Не затруднит вас походить немного по комнате, сэр? Хочу
полюбоваться на себя... то есть, на вас... В общем, на нас. Хоть разок
увижу себя со стороны.
Я прошелся по комнате, сказал что-то Пенни - бедная девочка
потрясенно переводила взгляд с него на меня - взял бумагу со стола,
погладил ключицу, затем - подбородок, поиграл Жезлом...
Он восхищенно наблюдал. Я добавил "на бис": выйдя на середину,
произнес одну из лучших его речей, не пытаясь повторять слово в слово -
импровизировал, заставляя слова перекатываться с грохотом, как частенько
делал он, а закончил любимой его фразой:
- Рабу нельзя дать свободу - он должен стать свободным. Нельзя и
отнять свободу у человека - его можно всего лишь убить!
Все застыли в восхищении, а потом бешено зааплодировали. Сам Бонфорт
хлопал здоровой рукой по дивану и кричал:
- Браво!
То были единственные аплодисменты, коих удостоился я в этой роли.
Зато - какие!..
Бонфорт попросил меня придвинуть к дивану кресло и посидеть с ним.
Заметив, что он смотрит на Жезл, я протянул его ему:
- Он на предохранителе, сэр.
- Ничего, я знаю, как с ним обращаться.
Осмотрев Жезл, Бонфорт вернул его мне. Я думал, оставит у себя. А раз
так, надо будет передать потом через Дэка. Бонфорт начал расспрашивать о
моей жизни, затем сказал, что меня на сцене ни разу не видел, однако
хорошо помнит отца в роли Сирано. Говорил он с трудом; речь была
достаточно ясной, но немного натянутой.
Он спросил, что я собираюсь делать дальше. Никаких планов у меня не
было. Бонфорт кивнул и сказал:
- Посмотрим. У нас работы всегда невпроворот.
Но о плате ни слова не сказал, и это мне польстило.
Тут начался очередной отчет о результатах голосования, и Бонфорт
перенес внимание на стереовизор. Голосование шло уже двое суток; в первую
очередь высказывались жители внешних миров и неорганизованные избиратели;
даже на самой Земле "день" выборов, в отличие от астрономического,
растягивался аж на тридцать часов. Теперь мы слушали о ходе выборов в
крупных, густонаселенных земных округах. Еще вчера мы на голову опережали
противника, но Родж говорил, что это еще ничего не значит - внешние миры
всегда поддерживали Экспансионистов, а решают все миллиарды землян, ни
разу в жизни не покидавших родной планеты.
Однако важен был и каждый голос внешних миров. Партия Аграриев на
Ганимеде одержала верх в пяти из шести тамошних округов; но это - наши,
там Партия Экспансионистов даже для приличия не стала выставлять
кандидатов. Куда больше опасений внушала Венера. Венерианцы раздроблены на
дюжину непримиримых партий - в силу каких-то теологических разногласий, в
которых сам черт ногу сломит. И все же мы рассчитывали на поддержку
аборигенов - прямо сейчас, или позже - когда они сумеют все же
договориться. А голоса внешников-землян и так практически все - за нас. К
тому же, имперская установка, предписывающая аборигенам выдвигать в
парламент только людей, была явной несправедливостью, с которой Бонфорт
постоянно боролся - сей факт тоже должен был содействовать успеху на
Венере. Хотя - не берусь сказать, сколько голосов мы потеряли из-за этого
на Земле.
Гнезда Марса пока ограничивались присутствием в ВА своих
наблюдателей, так что от Марса нам нужны были лишь голоса живущих там
людей. У нас на Марсе была популярность, у противника - власть. Но после
того, как честно посчитают голоса, они из своих кресел со свистом
повылетают!
Дэк склонился над калькулятором рядом с Роджем. Тот, зарывшись в
груду бумаг, что-то подсчитывал по своим собственным формулам. Дюжина с
лишним вычислительных центров по всей Системе занимались сейчас тем же
самым, однако Родж предпочитал собственный метод. Как-то он хвастал, что
может просто прогуляться по округу, разнюхивая обстановку, и определить
результат с точностью до двух процентов... А что - такой может.
Док Чапек сидел позади, сложив руки на животе. Поза его точь-в-точь
повторяла позу дождевого червя на крючке. Пенни нервно расхаживала по
комнате, разносила выпивку и в нетерпении гнула в руках какую-то шпильку.
На нас с мистером Бонфортом она старалась не смотреть. До сих пор мне
никогда не приходилось бывать на партийных посиделках в ночь выборов, и
обстановка здесь значительно отличалась от чего бы то ни было. Все вокруг
насквозь пронизано было уютной теплотой. Страсти улеглись. И, казалось,
черт с ними, с результатами; мы сделали все, что могли, вокруг - друзья, и
всеобщая приподнятость не нарушена будущими тревогами и заботами - она,
совсем как глазурь на тех вон пирожных, приготовленных для банкета по
случаю завершения выборов...
Никогда еще не было мне так хорошо.
Родж оторвался от своего листа, глянул на меня, затем - на мистера
Бонфорта:
- Континент в нерешительности. Американцы пробуют воду, прежде, чем
нырнуть; единственное, что их заботит - насколько глубоко.
- Можно уже сказать нечто определенное?
- Нет еще. Голосов-то у нас хватает, но количество мест в ВА еще не
определилось - плюс-минус полдюжины.
Он поднялся:
- Пойду-ка я, в город прогуляюсь.
Вообще говоря, идти следовало мне, раз уж я был "мистером Бонфортом".
В ночь выборов лидер партии просто обязан появиться с обходом в
штаб-квартире, однако она была тем самым местом, где меня легко могли
раскусить. "Болезнь" на время кампании избавляла меня от таких посещений;
тем более не было смысла рисковать сейчас. Придется Роджу пожимать руки,
раздавать улыбки направо и налево и позволять взвинченным бесконечной
бумажной возней девушкам вешаться себе на шею.
- Через час вернусь.
Сначала банкет хотели организовать внизу, пригласив весь персонал, и
конечно же - Джимми Вашингтона, но таким образом мистер Бонфорт лишался
возможности в нем участвовать, а это никуда не годится. Поэтому вечеринку
устроили для узкого круга посвященных. Я поднялся:
- Родж, я с вами. Поприветствую гарем Джимми Вашингтона. У них
сейчас, небось, тоже праздник.
- Вы с ума сошли? Вовсе не обязательно...
- Но дело стоит того, так? И ничего страшного в этом нет.
Я обратился к мистеру Бонфорту:
- Как вы полагаете, сэр?
- Я бы пошел.
Спустившись на лифте, мы прошли чередой пустующих комнат. В них
стояла мертвая тишина, но миновав мой кабинет и приемную Пенни, мы попали
в форменный бедлам! Стереовизор, принесенный по случаю торжества, гремел
во всю мощь, пол был усеян мусором, присутствующие кто выпивал, кто курил,
кто - и то и другое сразу. Даже Джимми Вашингтон слушал отчет с бокалом в
руке. Он его даже не пригубил - Джимми вообще не пил и не курил - скорее
всего, кто-то просто сунул его ему в руки, а он из приличия взял. Джимми
отлично умел вписаться в любую обстановку.
Я в сопровождении Роджа обошел всех, с искренней теплотой
поблагодарил Джимми и извинился за то, что не могу задержаться подольше.
- Пойду, разложу старые косточки на чем-нибудь помягче, Джимми.
Извинись за меня перед ребятами, хорошо?
- Слушаю, сэр. Вам и вправду необходимо следить за своим здоровьем,
господин министр.
Я отправился обратно, а Родж пошел с поздравлениями дальше.
Едва я ступил на порог, Пенни прижала палец к губам, прося не шуметь.
Бонфорт задремал, и стерео приглушили. Дэк, прислонясь ухом к динамику,
записывал на большой лист бумаги сведения к приходу Роджа. Доктор Чапек
сидел на том же месте. При виде меня он поднял свой бокал и кивнул.
Я попросил у Пенни скотча с водой и прошел на балкон. По часам ночь
уже наступила; снаружи тоже было темно. Чуть ущербная, Земля нависала надо
мной в окружении россыпи звезд - точь-в-точь бриллианты в витрине
"Тиффани". Чтобы немного прийти в себя, я отыскал Северную Америку и
попытался найти ту маленькую точку, что покинул несколько недель назад.
Вскоре я вернулся в комнату: слишком уж забирает это зрелище - лунная
ночь. Чуть позже вернулся Родж и молча засел за бумаги. Бонфорт уже
проснулся.
И вот настало время подведения итогов. Все затаили дыхание, изо всех
сил стараясь не мешать Роджу с Дэком; минуты тянулись, словно часы.
Наконец Родж отодвинул свое кресло от стола:
- Уффффф! Все, шеф, - сказал он, не оборачиваясь. - Наша взяла.
Перевес - семь мест минимум. А может, и девятнадцать. А может, и больше
тридцати!
Бонфорт ответил не сразу. Голос его звучал совсем тихо:
- Вы уверены?
- Абсолютно. Пенни, переключи на другой канал, посмотрим, что там
делается.
Я не мог вымолвить ни слова. Прошел к дивану, присел рядом с
Бонфортом; он, совсем как отец, похлопал меня по руке, и оба мы
повернулись к стереовизору. Пенни сменила канал:
- ...никаких сомнений, ребята! Восемь стальных черепушек с извилинами
из вольфрама сказали "да", Кюриак сказал: "возможно"! Так что Партия
Экспансионистов одержала решительную...
Другой канал:
- ...занимать свой пост еще в течение ближайших пяти лет. Мистер
Кирога показал результат гораздо ниже, однако его генеральный
представитель в Новом Чикаго заявил, что сегодняшняя ситуация не может...
Родж поднялся и направился к видеофону. Пенни выключила звук. Диктор
на экране безмолвно шевелил губами - повторял все то же самое, но в других
выражениях.
Вернулся Родж, Пенни снова прибавила звук. Диктор еще продолжал,
затем остановился и вгляделся в поданную ему записку. Наконец, широко
улыбнувшись, он поднял глаза:
- Друзья! Сограждане! Предлагаю вашему вниманию выступление
премьер-министра!
И тут пошла запись моей победной речи!
Я сидел, просто упиваясь ею. В голове царила невообразимая кутерьма,
но эмоции - только приятные, до болезненности даже. Над этой речью я как
следует потрудился, самому нравится. На экране я выглядел усталым,
взмокшим, но торжествующим - точь-в-точь прямая трансляция!
Я как раз дошел до слов:
- Так идемте же - вместе - под стягами Свободы...
За спиной раздался стон.
- Мистер Бонфорт, что с вами?! Док! ДОК! Скорей сюда!
Мистер Бонфорт тщетно пытался дотянуться до меня своей здоровой
рукой. Он хотел сказать что-то, но я не мог разобрать ни слова. Голос, и
тело, отказывались служить ему, и даже его железная воля не могла
заставить подчиняться слабеющую плоть.
Я подхватил его на руки - дыхание Чейн-Стокса... Вскоре он перестал
дышать совсем.
Дэк с Чапеком погрузили тело в лифт. Я им помочь не мог. Родж подошел
ко мне, потрепал по плечу, стараясь успокоить, затем тоже удалился. Пенни
ушла вслед за ним. Оставшись в одиночестве, я опять вышел на балкон.
Захотелось вдруг подышать свежим воздухом - на балконе он, конечно, был из
того же кондиционера, но все же казался посвежей.
Они убили его. Враги расправились с ним вернее, чем если бы нож в
сердце всадили! Несмотря на все наши усилия, они в конце концов дотянулись
до него. "Убийство, более чем подлое!"
Я ощущал смерть внутри себя. Потрясение заставило оцепенеть: только
что я видел "собственную" смерть; и мертвый отец вновь стоял перед
глазами. Понятно, почему так редко удается спасти кого-нибудь из сиамских
близнецов. Я был выкачан до отказа.
Не помню, долго ли я так стоял. К жизни меня вернул оклик Роджа:
- Шеф?
Я резко обернулся:
- Родж! Не зовите меня так больше! Ну, пожалуйста...
- Шеф, - настаивал он, - вы ведь знаете, что нужно делать, верно?
Закружилась голова. Лицо его расплывалось, словно в тумане. Я не
знал, что нужно делать! Я не хотел этого знать!
- О чем вы?
- Шеф, человек умер, но представление продолжается! Вы не можете вот
так спокойно уйти!
Бешено стучало в висках. Комната плыла перед глазами. Казалось, он
раскачивается - ближе-дальше - ближе-дальше... Голос его давил, точно
ветер:
- ...отнять у него последний шанс окончить начатое! Вы должны сделать
это ради него! Вы дадите ему вторую жизнь!
Я затряс головой, изо всех сил пытаясь собраться с мыслями:
- Родж, вы сами не понимаете, что несете! Это нелепо! Смешно! Я не
политик, я всего лишь актер - до мозга костей! Я умею строить рожи и
потешать публику - больше я ни на что не годен!
Я ужаснулся, осознав, что говорю его голосом. Родж, не отрываясь,
смотрел на меня:
- По-моему, вы до сих пор великолепно справлялись.
Я старался говорить собственным голосом и обрести контроль над
ситуацией:
- Родж, сейчас вы расстроены. Успокойтесь - ведь потом сами над собой
посмеетесь! Верно - что б ни случилось, играй до конца. Но не в такую
игру! Почему бы вам самому не принять эстафету? Выборы - за вами, и
большинство в парламенте - тоже! Так занимайте кабинет и претворяйте его
программу в жизнь! Чего вам еще?
Не отрывая взгляда от меня, Родж печально покачал головой:
- Я так и поступил бы, если б мог, все - именно, как вы говорите. Но
я не смогу, шеф. Вы же помните, какая грызня поднималась на заседаниях
исполнительного комитета. Только вы держали их в узде! Вся коалиция
держится на силе духа и авторитете одного человека! И если вы просто
отмахнетесь сейчас - все, ради чего он жил, ради чего умер, - пойдет
прахом!
Возразить было нечего. Вероятнее всего, Родж прав; я за последние
полтора месяца начал разбираться во всех этих пружинах и шестернях.
- Родж, хотя бы и так, но вы просите невозможного! Мы не провалились
до сих пор только потому, что меня к каждому выходу готовили слишком
тщательно. И то - чуть не поймали! А тянуть это неделю за неделей, месяц
за месяцем, год за годом, если я вас правильно понял... Это нереально! Я
просто не выдержу! Не могу!
- Можете!
Он, наклонившись ко мне, продолжал напористо:
- Мы все обдумали и возможные трудности представляем не хуже вас. Но
мы дадим вам возможность врасти в него целиком! Для начала две недели - да
что - две, месяц в космосе - если хотите! Дневники, записные книжки,
школьные тетради наконец - вы им насквозь пропитаетесь! И не забывайте: с
вами - мы!
Я молчал. Он продолжал:
- Послушайте, шеф, вы же прекрасно знаете: политик - вовсе не один
человек, он - команда, сплотившаяся вокруг него, его убеждений и целей!
Наша команда теперь без капитана, но сама-то она осталась! Просто нужен
новый капитан!
С балкона шагнул в комнату Чапек. Когда он успел вернуться, я не
заметил.
- Вы, док, я так понимаю, тоже "за"?
- Да.
- Вы просто обязаны, - добавил Родж. Чапек тихо проговорил:
- Я бы не стал так говорить... Но, надеюсь, вы сами придете к этому.
А, черт побери, не хочу лезть к вам в душу... Я верю в свободу воли.
Понимаю, странно, конечно, слышать из уст медика столь легковесный
довод...
Он обратился к Клифтону:
- Лучше нам уйти пока, Родж. Он все понимает, так пусть решает сам.
Однако побыть в одиночестве мне не удалось - стоило им уйти, явился
Дэк. Спасибо, хоть он не стал называть меня шефом.
- Привет, Дэк.
- Привет, привет...
Некоторое время он молча курил и глазел на звезды. Затем отвернулся
от балкона:
- Старичок, мы с тобой на пару сработали кое-что. Теперь я знаю, чего
ты стоишь, и так скажу: если тебе когда-нибудь понадобятся деньги, лишняя
пара кулаков, или ствол - только свистни!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19