Маленькие пажи, точь-в-точь херувимы Микеланджело, сновали
по залу, разнося сладости. Один, став на колено, протянул поднос Виллему,
тот, не отрывая глаз от свитка, взял с него конфету. Мальчик предложил
поднос и мне, я тоже взял себе что-то, лихорадочно соображая, прилично ли
это делать. "Что-то" оказалось изумительной шоколадкой без начинки, какие
делают только в Голландии.
Вскоре я обнаружил, что многих придворных знаю по газетным фото.
Присутствовали здесь многие земные монархи, оказавшиеся в наше время не у
дел и деликатно скрывающиеся под вторыми титулами - герцогов, графов...
Говорят, Виллем нарочно подкармливает их при дворе: для пущей важности, а
может, чтоб были на глазах и подальше от политики и прочих соблазнов. А
по-моему, он тут обе эти причины учел. Полно было и некоронованных
потомков благородных семейств всех национальностей - из них некоторым
действительно приходилось "работать" пропитания ради.
Я невольно старался различить в толпе габсбургские губы и виндзорские
носы.
Наконец Виллем отложил свиток. Музыка и разговоры разом стихли. В
мертвой тишине он произнес:
- Весьма достойные люди. Мы подумаем.
- Благодарю вас, Ваше Величество!
- Мы все взвесим и известим тебя.
Наклонившись ко мне, он прошептал:
- Не вздумай пятиться по этим проклятым ступеням! Просто встань; я
сейчас исчезну.
- О, спасибо, сэр, - прошептал я в ответ. Он поднялся - за ним и я
вскочил - и удалился, подняв мантией небольшой вихрь. Оглянувшись, я
заметил несколько изумленных взглядов, но вновь заиграла музыка,
придворные занялись светскими беседами, а я смог потихоньку уйти.
На выходе меня подхватил Патил:
- Сюда пожалуйте, сэр.
Выпендреж кончился, началась настоящая аудиенция. Патил провел меня
сквозь маленькую дверцу, по длинному, узкому коридору, к еще одной двери.
За ней оказался самый обычный кабинет, разве что на стене висел щит с
гербом Дома Оранских и бессмертным девизом: Я поддержу!. Посреди комнаты
стоял громадный письменный стол, заваленный грудой бумаг. В центре его,
под металлическим пресс-папье в виде детских башмачков, лежал оригинал
списка, копия с которого была у меня в кармане. На стене в раме висел
семейный портрет: покойная императрица с детьми. У другой стены - потертый
диван и рядом - небольшой бар, несколько кресел и качалка возле стола. Все
остальное вполне подошло бы к несуетно-деловой обстановке кабинета
домашнего врача.
Патил меня покинул; дверь за ним захлопнулась. Я не успел даже
решить, прилично ли сесть куда-нибудь, как в дверь напротив поспешно вошел
император, бросив на ходу:
- Здравствуй, Джозеф. Погоди минуту, я сейчас.
Он скорым шагом пересек кабинет и скрылся за третьей дверью. Два
лакея шли следом, принимая от него облачение, которое он сбрасывал на
ходу. Вскоре император вернулся, застегивая по дороге манжеты:
- Тебе-то, небось, короткий путь достался, а я - кругом добирайся.
Проклятая память - все забываю приказать архитектору прорубить сквозной
ход. А то изволь всякий раз обойти почти весь дворец, да эти в коридоре
постоянно трутся... И сбруя на мне, как на цирковой лошади...
Переведя дух, император добавил:
- Хорошо, под нее ничего, кроме подштанников одевать не надо.
- Обезьяний пиджак, что на мне, тоже не самая удобная вещь в моем
гардеробе, сэр, - заметил я. Он пожал плечами:
- Ладно, все это - издержки производства. Ты уже налил себе?
Он выдернул из-под пресс-папье список кандидатур:
- Нет? Так наливай; и мне, пожалуйста, тоже.
- Вам - что, сэр?
- Э? - Император обернулся и внимательно осмотрел меня. - Как всегда,
конечно. Шотландского со льдом.
Я молча организовал выпивку, добавив себе в бокал малость воды. По
спине пробежал холодок: если Бонфорт знал, что император пьет скотч со
льдом, почему в досье об этом ничего не было?!
Но Виллем принял бокал, лишь пробормотав:
- Ну, чтоб сопла не остыли, - и вновь погрузился в изучение списка.
Внезапно подняв взгляд, он спросил:
- Джозеф, а что ты скажешь про этих ребят?
- С-сэр?.. Ну, это, конечно, только основа кабинета...
Мы, где только можно, раздавали по два портфеля в одни руки; сам
Бонфорт ведал вдобавок обороной и казной. В трех случаях на должность
заступили замы ушедших в отставку министров - научных исследований, по
делам населения, и по внеземным территориям. Если они желают свои
временные посты превратить в постоянные - пусть постараются для нашей
предвыборной кампании! Такие люди нас устраивали.
- Да, да, ваш второй эшелон... мм... А вот этот... Браун?
Я был неприятно удивлен. Ведь говорили, Виллем должен одобрить список
без нареканий! Я-то боялся, в основном, отвлеченного трепа, и то не очень
- хорошим собеседником легко прослыть, всего лишь не перебивая.
А Лотар Браун... Известный тип - "перспективный молодой человек". Я
знал его по ферли-храну, да со слов Билла и Роджа. Он появился на
горизонте уже после отставки Бонфорта и не занимал раньше руководящих
постов. В партийной же верхушке Браун являл собой нечто непонятное: уже не
солдат, еще не сержант. Если верить Биллу, Бонфорт рекомендовал для начала
дать ему шанс проявить себя во временном правительстве и прочил Брауна в
министры внеземных путей сообщения.
Родж Клифтон его, похоже, не одобрял; он поначалу вписал на это место
Анхель Джезуса де ла Торре-и-Переса, заместителя бывшего министра. Однако
Билл подчеркнул, что раз с Брауном не все ясно, настал подходящий момент
его проверить: правительство временное, натворить дел он, если что, не
успеет. И Клифтон сдался.
- Браун... - промямлил я, - н-ну что ж, перспективный юноша...
Талантлив...
Виллем промолчал и вновь опустил глаза. Я лихорадочно вспоминал, что
там у Бонфорта было о Брауне. Талантлив... прилежен... аналитический
склад... Было ли там что-нибудь "против"? Да нет, разве что "маска внешней
любезности"... Так это не смертельно. С другой стороны, и "за" доводов
немного, а о "верности", скажем, или "честности" Бонфорт вообще не
упомянул... Сомневаюсь, что это настолько важно: ферли-хран - собрание
сведений, а не описание характера...
Император отложил список.
- Как, Джозеф - сразу хочешь присоединить Гнезда Марса к Империи?
- Да, сразу после избрания, сэр.
- Кончай, ведь прекрасно знаешь, до избрания я от тебя этого не
потребую. Кстати, ты разве разучился выговаривать "Виллем"? "Сэр, сэр..."
Извини, но слышать такое от человека, который старше тебя на шесть лет...
Мы же не на дворцовом приеме.
- Хорошо, Виллем.
- Так вот. Оба мы знаем, что я не имею права вмешиваться в политику.
Знаем мы и то, что правило это - лишь фикция, показуха для дураков.
Джозеф, ты истратил многие годы, чтобы создать условия, при которых Гнезда
согласятся полностью войти в состав Империи. - Он указал на мой Жезл. -
Уверен, ты уже своего добился. И если ты победишь на выборах, то
постараешься уломать ВА уполномочить меня провозгласить присоединение.
Так?
Поразмыслив, я протянул:
- Виллем, ты... вы... вы же прекрасно знаете о наших планах. Должно
быть, появились причины вновь поднимать эту тему?
Он поболтал соломинкой в своем бокале и уставился на меня, в точности
изобразив бакалейщика из Новой Англии, собравшегося как следует обругать
прицепившегося к нему бродягу:
- Ты, может, совета моего спрашиваешь?! Конституция все это описывает
как раз наоборот - я с тобой должен советоваться...
- Да я рад буду вашему совету, Виллем! Хотя не обещаю обязательно ему
следовать.
Он рассмеялся:
- Да, Джозеф, чертовски туг ты на обещания. Хорошо. Допустим, ты
выиграл выборы и вернулся в свой кабинет, но присоединения Гнезд удается
добиться лишь самым мизерным большинством. Если так, я не советовал бы
тебе вылезать с вотумом доверия. А если с Марсом вовсе не выгорит, лучше
прими спокойно взбучку, но останься на своем посту. Ничего, терпенье и
труд все перетрут!
- Но почему же, Виллем?
- Потому, что оба мы - люди терпеливые. Видишь, - он указал на
родовой герб, - я поддержу! Это не ради пустого звона сказано, да и не
дело королю бросать слова на ветер. Дело короля - защищать, не отступая, и
отводить удары. В Конституции написано: не мое собачье дело, будешь ты
премьером, или нет. Однако реальное единство Империи - мое дело! Думаю,
если с марсианским вопросом сразу не выгорит, после выборов вам следует
выждать: во многих других отношениях политика ваша встретит понимание. А
когда сможете собрать подавляющее большинство, придешь и скажешь: "Виллем,
ты теперь вдобавок - император Марса". Так что - не суетись попусту.
- Все это следует обдумать, - осторожно заметил я.
- Вот и обдумай. А с каторгой - что?
- Каторгу мы сразу после выборов упраздним, не откладывая в долгий
ящик!
Отвечая так, я не рисковал: Бонфорт всей душой ненавидел нынешнюю
пенитенциарную систему.
- Ох, поклюют тебя за это!
- Могут. Ну и пусть их - большинство мы наберем!
- Рад, что ты не меняешь убеждений, Джозеф. Мне тоже неприятно видеть
стяг Оранских на каторжных транспортах. Ну, а свобода торговли?
- После выборов - да.
- А казну за счет чего собираешься пополнять?
- По нашим прикидкам, после освобождения торговли произойдет подъем
производительности, и доходы будут существенно выше, чем таможенные
пошлины.
- А если не произойдет подъема?
Что делать в этом случае, я не знал - экономика для меня слишком
загадочна и непостижима, есть в ней, на мой взгляд, что-то мистическое.
Заранее же вопрос предусмотрен не был. Я усмехнулся:
- Виллем, этот вопрос я тщательно и всесторонне проработаю. Однако
вся программа Партии Экспансионистов основана на том, что свобода
торговли, свобода перемещений, всеобщее равенство, всеобщее право
гражданства и минимум имперских ограничений - благо не только для
подданных Империи, но - для самой Империи! Понадобятся деньги - найдем! Но
не путем дробления Империи на округа!
Все это, кроме первой фразы, принадлежало Бонфорту, я лишь
постольку-поскольку примеривался к обстановке.
- Ладно, ладно, это ты избирателям рассказывай, - буркнул Виллем. - Я
только спросил.
Он снова взял со стола список:
- Так ты уверен, что здесь все на своих местах?
Я потянулся за листом, он передал список мне. Черт его знает, это же
ясный намек на непригодность, по его мнению, Брауна! И Конституция не
нарушена... Однако, клянусь всем запасом угля в пекле, не мне же менять
что-либо в списке, составленном Роджем и Биллом!
С другой стороны, не Бонфорт же его составил! Они считали, что
Бонфорт составил бы его так, будучи in compos mentis...
Мне ужасно захотелось сбегать и спросить у Пенни, что она думает об
этом Брауне.
Я взял со стола Виллема ручку, вычеркнул из списка Брауна и печатными
буквами - имитировать почерк Бонфорта я все еще не рисковал - вписал: "де
ла Торре". Император сказал просто:
- Вот теперь ты, сдается мне, собрал крепкую команду. Удачи, Джозеф.
Она тебе здорово пригодится.
На этом аудиенция завершилась, но повернуться и уйти я не смел.
Нельзя же так вот покидать короля; эту прерогативу они за собой сохранили.
Виллем захотел показать мне свою мастерскую и новые модели поездов.
Похоже, он сделал для возрождения этого старинного хобби больше, чем кто
бы то ни было, но все же, на мой взгляд, игрушки - не для взрослого
человека. Однако его последнее произведение - игрушечный локомотив для
экспресса "Королевский Шотландец" - я вежливо расхваливал до небес.
- Сложись все по-другому, - император преклонил колени и запустил обе
руки в двигатель игрушки, - я стал бы неплохим управляющим магазина
игрушек, или старшим машинистом. Но... Обстоятельства рождения сильнее
нас.
- И вы, Виллем, серьезно предпочли бы такую работу нынешней?
- Не знаю. Здесь тоже не плохо: времени занимает мало и платят
сносно, да и социальное страхование - по первому классу. Возможные
революции я в расчет не беру - в смысле них нашему семейству всегда везло.
Правда, скучна работенка, по большей части. Любой заштатный актер
справился бы.
Он окинул меня быстрым взглядом:
- Тебя-то я избавлю от всяких там закладок первого камня или приема
парадов, сам понимаешь.
- Понимаю и ценю.
- Первый раз за долгие годы у меня есть шанс подтолкнуть все на
верный путь - то есть, на тот, который я считаю верным... Царствовать -
вообще очень странное занятие, Джозеф. Предложат - не соглашайся!
- Боюсь, поздновато мне, даже если б и захотел.
Он что-то поправил в игрушке.
- В действительности, нужен я для того, чтоб не дать тебе свихнуться,
Джозеф.
- К-как?
- Именно так. Должностной психоз - профессиональная болезнь
правителей. Мои коллеги из прошлого - те, кто на самом деле правил, - все
были малость "того". А взять ваших президентов - такая работа частенько
уже в первый срок приводила к смертельному исходу. Но я-то подобных вещей
не касаюсь, за меня работают профессионалы - вот ты, например. Но ты не
чувствуешь убийственного гнета власти, потому что сам, или кто другой на
твоем месте, всегда можешь слинять по-тихому, пока еще не слишком явно
пахнет керосином. А старик-император (он всегда - старик, обычно мы
добираемся до трона к среднему пенсионному возрасту) - он никуда не
денется, во-от он, тут, как символ государства и живая связь времен! А
профессионалы тем часом что-нибудь новенькое нам выдумывают... - он
печально подмигнул. - Не слишком привлекательная работенка? Зато полезная.
Мы еще немного побеседовали о его железнодорожных забавах и вернулись
в кабинет. Ну, теперь-то настала пора меня отпустить?!
Император будто прочел мою мысль:
- Ладно, хватит, пожалуй, отрывать тебя от дел. Перелет был очень
утомителен?
- Да нет. Работал всю дорогу.
- Я думаю... Вы, собственно, кто такой?
Допустим, фараон вдруг хватает вас за плечо. Или под ногой вместо
следующей ступеньки - пустота. Или вас застает в своей постели вернувшийся
не вовремя муж. Сбивайте свой коктейль из всех этих потрясений - не глядя
отдам за него мои чувства в этот момент! Я изо всех сил постарался еще
сильней походить на Бонфорта:
- С-сэр?..
- Да сидите, сидите, - нетерпеливо бросил император. - В силу
занимаемой должности я многое могу простить. Только не врите! Я уже час
как знаю, что никакой вы не Бонфорт, хотя даже мать его одурачили бы.
Жесты точь-в-точь его. Так кто вы такой?
- Меня зовут Лоуренс Смит, Ваше Величество, - убито ответил я.
- Выше нос, парень. Я уже сто раз мог позвать охрану, если б захотел.
Ты здесь, надеюсь, не по мою душу?
- Нет, сэр. Я верен Вашему Величеству.
- Оригинально же ты эту верность выражаешь... Ладно, садись, наливай
себе. И рассказывай.
И я рассказал ему все. По времени вышло гораздо длинней, чем одна
порция выпивки, и под конец мне полегчало. Узнав о похищении, император
пришел в ярость, но стоило мне поведать о насилии над сознанием Бонфорта,
лицо Виллема стало подобно маске разгневанного Юпитера. Наконец он тихо
спросил:
- Значит, он поправится на днях?
- Доктор Чапек так говорил.
- Ты не позволяй ему работать, пока не вылечится до конца, ладно?
Этому человеку цены нет, понимаешь? Он стоит полудюжины таких, как мы с
тобой. Продолжай представление, сынок, дай ему прийти в себя. Он нужен
Империи.
- Да, сэр.
- Оставь ты это "сэр"! Раз уж замещаешь его, так и зови меня
Виллемом. Знаешь, на чем ты попался?
- Нет, с... нет, Виллем.
- Он уже двадцать лет, как зовет меня Виллемом - и на "ты". И я очень
удивился, когда он в личной беседе, хоть и по государственному вопросу,
перестал меня так называть; но еще ни о чем не подозревал. Хоть и было в
тебе нечто, наводящее на размышления. Потом мы пошли смотреть поезда - и
все стало ясно!
- Простите, но как?!
- Ты был вежлив, дружок! Он много раз видел мою железную дорогу, и
всегда становился груб до невозможности! Считал, что взрослому человеку не
пристало заниматься такими глупостями. Со временем это превратилось в
маленький спектакль, который нам обоим доставлял громадное удовольствие.
Мы просто наслаждались!
- О, я не знал...
- Откуда же ты мог знать?
Я подумал, что - как раз было откуда. Этот проклятый ферли-хран...
Только потом до меня дошло, что архив ни в чем не виноват. Он создавался
как памятка о людях не слишком известных, а императора трудно к таковым
отнести!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19