Без сомнения, Бонфорт четко знает, чего хочет и - что встречается
очень редко - почему хочет именно этого. Сей факт невольно производил
громадное впечатление и побуждал к анализу собственных жизненных
ценностей. Во что же я верю и чем живу?
Конечно же, делом своим! Я родился и вырос актером, я любил сцену, я
отдавал ей все, что имел, - и нечего там хихикать! Кроме того, театр - это
все, что я знаю и чем могу заработать на жизнь. Чего вам еще?
Формальные этические учения никогда не привлекали меня. Возможность
ознакомиться с ними я имел - публичные библиотеки суть неплохой способ
провести время для актера с тощим кошельком. Но вскоре до меня дошло, что
все они в смысле витаминов бедны, как тещин поцелуй. Дай любому "философу"
вдоволь бумаги да времени - он тебе что угодно разложит по полочкам и базу
подведет.
Ну, а нравоучительные детские книжонки я отроду презирал. Львиная
доля их - откровенный треп, а те немногие, что имеют хоть какой-то смысл,
сводятся к провозглашению священной истины: "правильный" ребенок не должен
тревожить маму по ночам, а "правильный" мужчина должен неустанно пополнять
свой лицевой счет и успевать вовремя стереть пушок с рыльца! Благодарю
покорно!
Однако даже собачья стая имеет свои правила и обычаи. А я? Чем я
руководствуюсь - или хотел бы руководствоваться - в собственной жизни?
Что бы ни случилось - играй до конца! В это я всегда свято верил и
жил именно так. Но почему обязательно - играй? Некоторые пьесы иначе как
отвратительными не назовешь! А вот почему. Ты уже дал согласие участвовать
в ней и знал, на что идешь. А публика - чем виновата? Она платила за
билеты, и теперь вправе требовать того, на что ты способен! Ты обязан ей
этим! Обязан. Как и менеджеру, и режиссеру, и рабочим сцены, и остальным
членам труппы. Как и своим наставникам, настоящим и тем, уходящим в глубь
веков, к театрам под открытым небом и с каменными скамьями; и даже древним
сказителям с базарных площадей! Noblesse oblige.
По-моему, эта заповедь приемлема к любому ремеслу. Око за око. Строй
по отвесу и ватерпасу. Клятва Гиппократа. Не подводи команду. По работе и
плата. Эти вещи не нуждаются в доказательстве! Они всегда были
квинтэссенцией жизни, прошли через эпохи и достигнут звезд.
И я осознал вдруг, к чему стремится Бонфорт! Если вообще есть в
природе нравственные ценности, не тускнеющие от времени и расстояний, то
истинны они и для людей, и для марсиан! И будут истинными на любой планете
любой звезды! Люди никогда не покорят Вселенную, не руководствуясь ими, -
ведь иначе любая превосходящая раса сможет обвинить их в фарисействе!
Условие экспансии - нравственность. Слабого - задави, падающего -
толкни - слишком узкая философия для необъятной шири Космоса.
Однако Бонфорт вовсе не был сюсюкающим апологетом розовых очков!
- Я не пацифист, - говорил он. - Пацифизм - учение весьма
неприглядного свойства. Оно - для любителей пользоваться благами общества
на дармовщинку; да еще потребовать в награду за свои грязные игрища нимба
на макушку! Господин спикер, жизнь - для тех, кто не боится ее потерять!
Этот билль должен пройти.
С этими словами он встал и перешел в другую половину зала - в знак
поддержки военных приготовлений, отвергнутых общим собранием его партии.
Или вот:
- Делайте выбор! Всегда делайте свой выбор! Не беда, коль ошибетесь
порой, - кто боится сделать выбор, тот неправ всегда! И к черту трусливых
зайцев, дрожащих перед необходимостью выбирать самим! Встанем, друзья,
сосчитаем, сколько нас.
Это было закрытое совещание, но Пенни записала все на свой диктофон,
а Бонфорт - сохранил. Он здорово чувствовал ответственность перед Историей
и хранил записи. И хорошо - иначе с чем бы я сейчас работал?
Я понял: Бонфорт и я - одной крови, и был искренне рад этому. Он -
личность. Я мог гордиться этой ролью.
Насколько помню, я ни минуты не спал с тех пор, как пообещал Пенни
провести аудиенцию с императором, если Бонфорт не поправится к сроку. Нет,
вообще-то я собирался спать - не дело выходить на сцену с опухшей
физиономией, - но потом так увлекся работой, а у Бонфорта в загашнике было
столько словесных пилюль самого острейшего свойства... Просто удивительно,
сколько работы можно провернуть, действуя двадцать четыре часа в сутки, да
еще если никто не мешает - напротив, помогут чем угодно, только попроси.
Но незадолго до посадки в Новой Батавии ко мне вошел док Чапек и
сказал:
- Закатайте-ка левый рукав, юноша.
- Зачем?
- Затем, юноша, что мы не можем послать вас к императору шатающимся
от утомления. После укола проспите до самой посадки, а уж тогда дадим вам
стимулирующее.
- А... А он, по-вашему, не сможет?
Доктор Чапек молча ввел мне лекарство. Я хотел было досмотреть
очередное выступление, но, похоже, заснул в следующую же секунду. И, мне
показалось, тут же - услышал голос Дэка, настойчиво повторяющий:
- Вставайте, сэр, вставайте, пожалуйста! Мы - на космодроме Липперши!

8
Луна полностью лишена атмосферы, поэтому планетолеты могут садиться
прямо на поверхность. Однако "Том Пейн", казалось, обречен был ни на
минуту не покидать Пространство, обслуживаясь только на орбитальных
станциях. Посадить его можно было лишь на опоры - "в колыбель", как
говорят космачи. Когда Дэк ухитрился проделать это, я спал - проспав такое
редкое зрелище! Я слыхал, куда легче поймать яйцо тарелкой, не разбив его;
Дэк же был одним из полдюжины пилотов, идущих и не на такой риск.
Но мне не удалось даже поглазеть на "Томми" в его "колыбели". Все,
что я смог увидеть - внутренность герметичного перехода, который сразу же
подвели к нашему шлюзу, да еще пассажирскую капсулу, понесшую нас в Новую
Батавию. Здесь, при слабом лунном притяжении, капсулы развивают такую
скорость, что к середине пути мы будто вновь оказались в невесомости.
Нас сразу же провели в аппартаменты, отведенные лидеру официальной
оппозиции. То была официальная резиденция Бонфорта, пока - и если - он не
изменит своего качества по окончании выборов. Роскошь здешняя меня просто
поразила! Интересно, как же тогда выглядит обиталище премьер-министра?! Я
думаю, Новая Батавия - вообще самая пышная и эксцентричная из всех столиц
мира. К сожалению, осмотреть ее снаружи почти невозможно, зато Новая
Батавия - единственный город Солнечной Системы, которому не страшна даже
термоядерная бомба. Не то, чтобы совсем не страшна - кое-что, конечно бы,
пострадало, я имею в виду постройки, находящиеся на поверхности...
Аппартаменты Бонфорта состояли из верхней гостиной, вырубленной в
склоне горы, с выдающимся наружу прозрачным полукругом балкона, с которого
можно было любоваться звездами и матушкой-Землей. Отсюда специальный лифт
вел вниз - в спальню и кабинеты, надежно укрытые под тысячефутовой толщей
каменного массива.
Осмотреть все как следует я не успел - пора было облачаться для
аудиенции. Бонфорт и на Земле никогда не держал лакея, но Родж навязался
мне помогать (вернее - мешать) наводить окончательный блеск. "Облачение"
оказалось древней придворной одеждой: бесформенные, трубоподобные штаны,
совершенно уж дурацкий пиджак с фалдами, похожими на гвоздодер, - и то и
другое удушливо-черного цвета. Впридачу - сорочка: белый пластрон, от
крахмала жесткий, будто кираса, воротничок-"разлетай" и белый
галстук-бабочка. Сорочка Бонфорта была собрана воедино заранее, ведь
услугами лакея он, как я уже говорил, не пользовался. А вообще-то каждый
предмет полагалось надевать порознь и бабочку завязывать так, чтобы видно
было: завязывали в последнюю очередь. Но нельзя же, в самом деле,
требовать, чтобы человек разбирался в одежде так же хорошо, как в
политике!
Да, выглядел костюмчик более, чем нелепо, но на траурном его фоне
разноцветная диагональ ленты ордена Вильгельмины смотрелась просто
здорово! Надев ее через плечо, я осмотрел себя в большом зеркале и остался
доволен. Яркая полоса на мертвенно-тусклом черно-белом - весьма
впечатляюще. Несмотря на неуклюжесть, традиционное облачение придавало
достоинство и этакую, понимаете, неприступную величественность
метродотеля. Я решил, что император тоже останется доволен.
Родж передал мне свиток, якобы с фамилиями тех, кого я рекомендовал в
состав нового кабинета министров, а во внутренний карман пиджака сунул мне
копию настоящего - обычный лист бумаги. Оригинал же был послан в
канцелярию императора сразу после посадки. Теоретически, аудиенция
представляла собой лишь формальность - император выражал глубокое
удовлетворение тем фактом, что кабинет формирую именно я, мне же надлежало
смиренно представить свои выкладки. Считалось, что до милостивого
монаршего одобрения их следует держать в секрете.
На деле - все было уже решено. Родж с Биллом почти всю дорогу не
вылезали из-за стола, обдумывая состав правительства и получая согласие
каждого кандидата по спецсвязи. Я изучал досье всех рекомендованных, а
также - альтернативных кандидатур. Так что список держали в секрете лишь
от газетчиков; им он будет дан только после аудиенции.
Взяв свиток, я прихватил и Жезл. Родж в ужасе застонал:
- Да вы что, с ума сошли?! Нельзя же с этим к императору!
- А, собственно, почему?
- Но... Это же - оружие!
- Верно, церемониальное оружие. Родж, да любой герцог и даже самый
паршивый баронет нацепят для такого случая свои шпаги! Ну, а я возьму
Жезл!
Он замотал головой:
- Тут - дело другое. Вы разве не знакомы с этикетом? Их шпаги
символизируют обязанность поддерживать и защищать монарха лично и
собственным оружием. А вам, как простолюдину, оружие при дворе не
положено!
- Нет, Родж. То есть, как вы скажете, так и будет, но - к чему
упускать такой отличный шанс? Спектакль пройдет замечательно, точно вам
говорю.
- Э-э... Боюсь, что не вижу...
- Так смотрите! На Марсе ведь узнают, что Жезл был со мной? Обитатели
Гнезд, я имею в виду?
- Д-да, без сомнения.
- Именно! У любого Гнезда есть стереовизор - в Гнезде Кккаха, по
крайней мере, их было навалом. Ведь марсиане не меньше нашего интересуются
имперскими новостями, так?
- Так. Во всяком случае, старшие.
- И если я возьму с собой Жезл, они узнают об этом. Если нет - тоже.
А для них это важно, это касается приличий! Ни один марсианин не покажется
вне стен Гнезда или на какой-нибудь церемонии без Жезла! Да ведь они и
раньше встречались с императором! И могу на что угодно спорить - свои
Жезлы на аудиенцию брали!
- Но вы же не...
- Родж, забываете - теперь я именно марсианин!
Лицо Роджа разом прояснилось. Я продолжал:
- Я теперь не только Джон Джозеф Бонфорт, я Кккахжжжер из Рода
Кккаха! И не взяв с собой Жезл Жизни, поступлю настолько неприлично...
Даже не представляю, что может случиться после; я еще недостаточно знаком
с марсианскими обычаями. А если я беру Жезл, тогда я - марсианский
гражданин, который вот-вот станет премьер-министром Его Величества! Что,
по-вашему, скажут на сей счет в Гнездах?!
- По-моему, я не продумал как следует этого вопроса, - задумчиво
протянул Родж.
- Я тоже лишь сейчас додумался, как только пришлось решать: брать ли
с собой Жезл. Но неужели мистер Бонфорт не обдумал этого еще до
усыновления?! Родж, мы уже поймали тигра за хвост - отступать некуда,
только оседлать его и - вперед!
Тут пришел Дэк и тоже взял мою сторону; похоже, даже удивился, что
Роджу могло прийти в голову нечто другое:
- Будь уверен, Родж, мы создадим прецедент, и, сдается мне, далеко не
последний в нашей карьере!
Взгляд его упал на Жезл:
- Эй, парень! Ты имеешь виды на кого-то из нас?! Или просто хочешь
стену продырявить?!
- Да я же не жму ни на что!
- И слава всевышнему - балует нас, грешных, иногда! Он у тебя даже не
на предохранителе!
Он аккуратно отнял у меня Жезл:
- Повернуть кольцо, а эту штуку опустить... Уффффф! Все. Теперь он -
просто стэк.
- Извините, бога ради...
Из гостиной меня препроводили в гардеробную и сдали с рук на руки
конюшнему короля Виллема - полковнику Патилу. То был индус в мундире
имперской звездной пехоты, с прекрасной выправкой и мягким выражением
лица. Поклон, коим он меня встретил, был рассчитан с точностью до градуса:
отображал он и то, что я скоро стану премьер-министром, и то, что таковым
я пока еще не стал, и что мой ранг хоть и выше, но все же человек я
штатский, и следует вычесть пять градусов за императорский аксельбант на
его правом плече.
Заметив Жезл, он мягко сказал:
- Марсианский Жезл Жизни, не так ли, сэр? Весьма любопытно. Вы
сможете оставить его здесь; уверяю вас - с ним ничего не случится.
- Жезл я возьму с собой, - ответил я.
- Сэр?..
Он так и пронзил меня взглядом, ожидая, что я тут же исправлю ошибку.
Я перебрал в памяти излюбленные фразы Бонфорта и выбрал одну: ясный намек
на излишнюю самоуверенность собеседника:
- Вы, юноша, свое плетите, как хотите, а моего не путайте.
С лица его исчезло всякое осмысленное выражение:
- Прекрасно, сэр. Сюда, будьте любезны.

Войдя в тронный зал, мы остановились. Трон, пока что пустой, стоял на
возвышении в противоположном конце. По обе стороны прохода к нему томились
в ожидании придворные и знать. Видно, Патил подал условный знак: заиграл
гимн Империи, и все застыли, вытянувшись. Патил слушал с вниманием робота,
я замер в утомленной неподвижности пожилого человека, исполняющего свой
долг, а прочие больше всего смахивали на манекены в витрине большого
модного ателье. Надеюсь, мы не станем урезать расходы на содержание двора
- вся эта пышность придворных и величественность стражи создают
незабываемое зрелище!
С последними тактами гимна к трону подошел Виллем, принц Оранский,
герцог Нассаусский, Великий Герцог Люксембургский, Кавалер Второй степени
Священной Римской Империи, Генерал-адмирал Вооруженных сил Империи,
Советник Гнезд Марса, Покровитель бедных и, Божьей милостью, король
Нидерландов и Император Планет и межпланетного пространства.
Лица его я разглядеть не мог, но атмосфера церемонии вызвала во мне
теплую волну доброжелательности. Я не был больше противником монархии.
Отзвучал гимн, король Виллем сел, кивнул в ответ на поклоны, и толпа
придворных немного ожила. Патил пропал куда-то, а я, с Жезлом под мышкой,
начал восхождение к трону, хромая даже при слабом лунном притяжении. Все
это здорово напоминало путь к внутреннему Гнезду Кккаха, разве что здесь я
ничего не боялся. Было немного жарко, да звенело в ушах. Вдогонку звучала
мешанина из земных гимнов - от "Христианского короля" до "Марсельезы",
"Звездно-полосатого стяга" и прочих. Поклон у первой ступеньки, поклон у
второй, и последний, самый низкий, прежде, чем взойти к трону. Колен я не
преклонил - это только дворянам положено, а простые смертные по отношению
к своему суверену обладают несколько большим суверенитетом. Многие - в
театре или на стерео, например, - этого не знают, потому Родж
предварительно учинил мне настоящий экзамен.
- Ave, Imperator!
Будь я голландцем, сказал бы: "Rex", но я - американец. Мы обменялись
загодя вызубренной школьной латынью - он осведомился, чего я хочу, я
ответил, что, будучи призван им... И так далее. Затем он перешел на
англо-американский с легким акцентом восточного побережья:
- Ты верно служил нашему отцу. Мы выражаем надежду, что и для нас ты
будешь верным слугой. Ответь же.
- Воля императора - закон для меня, Ваше Величество.
- Приблизься.
Может, не стоило так спешить - ступени были высоки и круты, а нога
действительно вела себя ужасно. Боль хоть и психосоматическая, но ничем не
лучше настоящей. Я чуть было не загремел вниз, а Виллем вскочил с трона и
поддержал меня за локоть. В зале загомонили. Император улыбнулся и, sotto
voce, сказал:
- Ничего, старина, мы все это быстро провернем.
Он довел меня до табурета у самого трона и усадил немного раньше, чем
сел сам; протянул руку за свитком, развернул его и сделал вид, что
внимательно изучает чистый лист.
Зазвучала негромкая музыка, придворные начали изо всех сил
наслаждаться обществом друг друга. Дамы хихикали, джентльмены отпускали
галантности, мелькали веера... Никто не покидал своего места, но и не
стоял столбом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19