Мне редко приходилось ощущать себя эмоционально вовлеченным в их
проблемы. К тому же сейчас в нашем распоряжении нет другого специалиста.
Ну как, я ответил на ваши вопросы? Не возражаете, если мы приступим к
работе?
- Если бы я только знал, как это сделать, - заметил Дункан. - Я даже
не помню, каким образом я стал тем, кто я есть сейчас.
Каребара, сложив руки, потирал ладони, поглаживая друг о друга
большие пальцы. Его широко раскрытые зеленые глаза светились уверенностью
и энтузиазмом. Затем он вытащил из кармана пиджака цвета бутылочного
стекла небольшой голубой баллончик.
- Ложитесь на диван, - произнес он, поднимаясь. - В этом баллончике
истина.
- О Господи! - вздохнул Дункан, направляясь к дивану. - Вы думаете -
это так просто? Вам объяснили, в чем проблема? Ваша, а не моя. С помощью
тумана вы не сможете вытащить из меня ни слова правды.
- Меня проинструктировали во всех подробностях, - с некоторым
высокомерием заявил профессор. - Не считайте меня любителем. Я внимательно
изучил видеозаписи, сделанные после того, как вас доставили сюда. Из них
видно, что, по вашему убеждению, вам известно. А сейчас нам предстоит
узнать, чего, как вам кажется, вы не знаете. Должен признаться, не думаю,
что это будет быстрым делом.
Дункан взглянул на вытянутое, узкое лицо и ненормально большие глаза
профессора.
- Желаю успеха, - сказал он. - И все же позволю себе заметить - тут
нужен настоящий специалист, археолог разума, а не энтомолог да еще
органик, помешанный на букашках.
- Не намерен обращать внимания на ваши выпады, - ответил Каребара. -
К ненависти я привык.
Зашипел баллончик. Дункан вдохнул слабый фиалковый запах газа - такой
же, как его цвет. Последние его ощущения были такими, словно его укусила
злобная змея, выбросившая внезапно вперед свой длинный ядовитый
зуб-антенну. Когда он очнулся, профессор. Сник и Кэбтэб еще находились в
тех же позах. Вид у Каребары был словно у озадаченного муравья. Он
скрестил руки на груди, переплетя пальцы словно щупальца.
"Я должен прекратить это, - подумал Дункан. - Надо относиться к нему
более дружественно. Все-таки он человек, а не артропод".
- Можете встать, - сказал Каребара. - Выпьем кофе, а потом просмотрим
ленту. Я собираюсь показывать вам запись каждого сеанса, так у нас
появится возможность корректировать действия друг друга. Это называется
обратная связь. Вы знаете себя лучше, чем кто-либо другой, по крайней мере
теоретически. Вы будете наблюдать за своим поведением, анализировать его,
и тогда, возможно, вам удастся синтезировать некий психический ключ,
способный открыть вам самого себя.
- Вы хотите, чтобы я сам следил за тем, как мы продвигаемся? -
спросил Дункан.
- Сказано грубо, но в общем точно.
Они трижды просмотрели запись - профессор и Дункан - с неподдельным
интересом. Кэбтэб, правда, начал зевать уже во время второго прогона, а
Сник после третьего показа встала и бесцельно слонялась по комнате.
- Как видите, - заметил Каребара, - я сосредоточил свое внимание на
вашей последней личности. Я говорю об Эндрю Бивольфе. Я рассматриваю весь
процесс так, словно нам предстоит очистить луковицу. Надеюсь, вы не будете
возражать против подобной бытовой метафоры. Сначала Бивольф. Затем Дункан.
Потом Ишарашвили и так далее - вплоть до Кэрда, в котором и сосредоточено
ваше исходное психическое начало.
- Сожалею, но должен сказать вам, что Бивольфа ни в коей мере нельзя
считать самостоятельной личностью. Я всегда вел себя так, словно я
Бивольф, но на самом деле никогда не _б_ы_л_ этим человеком.
Каребара выглядел одновременно смущенным и раздраженным.
- Значит, мне следовало отбросишь Бивольфа и схватить за глотку
Дункана?
- Суть именно в этом, хотя должен заметить, что выражаетесь вы ужасно
грубо. К тому же это не соответствует вашим методам. Ваши нежные хоботки
не могут вцепиться в горло - они скорее способны щекотать.
Профессор вскипел.
- Что вы понимаете в проявлениях психики! Если врач полезет в душу
пациента, не проявляя должной осторожности, он может все разрушить и уже
точно не пробудит какие-то тонкие начала. Тут дело обстоит точно так же,
как у одного из видов муравьев-медосборщиков. Там муравей-работник нежно и
осторожно постукивает по набитому брюху кормильца. Эти шлепки должны быть
приятными, иначе муравей не получит меда.
Сник перестала ходить взад-вперед по комнате. Кэбтэб приподнялся в
кресле.
- Что? - переспросил Дункан.
- У некоторых видов муравьев имеются особые экземпляры, которых
называют кормильцами. Их накачивают огромными количествами нектара и
других сахаросодержащих растворов. Кормильцы хранят эту жидкость у себя в
брюхе, которое со временем становится огромным и начинает превосходить
размерами самого муравья. Часто оно достигает величины крупной горошины.
Кормильцы обычно висят на потолках туннелей, которые проходят в
муравейнике, и снабжают своей питательной энергетической жидкостью
остальных муравьев-работников. Те получают свою порцию, похлопав кормильца
в определенном участке его тела.
- Да? И если работники позволяют себе какие-то грубые движения, они
могут просто разорвать растянутый живот кормильца? Как я понимаю, вы
хотите провести аналогию с напряженной психикой пациента.
- Она не напряженная и не натянутая, а просто сложная, многослойная.
Каждая из ваших личностей обладает определенной утонченностью и потребует
весьма бережного с ней обращения. И так до тех пор, пока не появится ядро.
Тогда наступит очередь более настойчивых, но одновременно все же не
лишенных осторожности методов. Очень часто пациент впадает в состояние
агонии эмоциональной природы, конечно, не физической. В каждом из нас
сидит ребенок, который боится побоев и плачет, даже когда никакой угрозы
нет.
Дункан не ответил. Внутри у него все кипело, но несмотря на это ни
единый мускул на лице не шелохнулся. В мозгу, словно от касания двух
оголенных электрических проводов, распласталась мгновенная вспышка, белая,
с синими краями. Надувшееся брюхо? Переполненная психика? Свет поблек, но
прежде Дункан успел увидеть лицо ребенка, лет десяти или около того,
который улыбался ему сквозь текущие по щекам слезы.
Дункан застонал, едва сдержав рыдания, и хотел было заговорить с
Каребарой, но передумал.
В древности, когда преступников вешали, они в последние мгновения,
теряя опору под ногами, наверняка чувствовали такой же шок неотвратимости.
То лицо... ведь это было его лицо... Однако не оттого разум его
беспорядочно скакал с одной мысли на другую, словно вступил на устланный
раскаленной проволокой пол и бешено пляшет на нем. Дункан отчетливо понял,
что ребенок этот вовсе не Джеф Кэрд. Это был он, Дункан, и еще Кэрд,
поселившийся в том же самом теле.
Значит, Джефферсон Сервантес Кэрд, которого он считал исходной,
первоначальной личностью, лежавшей в фундаменте его "я", на самом деле был
лишь первым из последующих искусственных _с_о_з_д_а_н_и_й_. Он первым
сформировался в сознании того мальчика, вырос в утробе его воображения, а
затем вышел в свет под именем Дж.С.Кэрда. Значит, этот мальчик был в
действительности первым из восьми, а не семи, отдельных, независимых
психотипов. Бивольф, естественно, не в счет.
- Я сказал что-нибудь странное? - удивился Каребара.
- Сегодня это уже второй раз, - заметила Сник. Несмотря на
проявляемое нетерпение и скуку, она, судя по всему, пристально наблюдала
за ним.
- Какая-то вспышка. Все уже прошло. Я даже не могу точно описать, что
это было.
Каребара встал.
- Увидимся после обеда, ну, скажем, часа в два. Начнем работать над
Дунканом.
Он направился прочь, но потом вдруг остановился и повернулся.
- А вы не лжете мне? Бивольф - действительно всего лишь роль и не
более?
- Откуда мне знать? - сказал Дункан. - Я ведь без сознания, когда вы
допрашиваете меня.
- Но сейчас-то вы в здравом уме и должны бы понимать, что говорите.
Вопрос не такой уж сложный: играете вы роль этого человека или вы и есть
он?
- Мне кажется - я говорю правду. Хотя, конечно, произнося эти слова,
я на самом деле могу лгать. В вашем распоряжении единственный способ
определить, лгу я или нет, - опрыскать меня туманом. Но вся штука в том,
что я умею лгать и под его действием.
Каребара вознес руки к небу и, бормоча что-то себе под нос, удалился.
Итак, он видел лицо ребенка, но не знал его имени.
Что заставило его исчезнуть мгновенно и безвозвратно, словно запись,
стертая с ленты? Какие неведомые магнитоментальные сдвиги полярности в
мгновение ока стерли - или кажется, что стерли, может, они где-то
притаились - воспоминания Кэрда об этом ребенке? А из памяти семи других?
Некие импульсы тоже отозвали из их памяти картины воспоминаний? Дункан не
объединял их воспоминания - откуда ему было знать, успели ли они
разглядеть промелькнувшее лицо мальчика?
- Друг мой! - загромыхал Кэбтэб. Открыв дверцу, он вглядывался в
глубь высокого, футов семи, специального контейнера для хранения
продуктов. Подобные ящики по старой памяти называли холодильниками, хотя
холод давно уже не применялся для сохранения продуктов. - Дунк! Мне
кажется, что ты запутался так же, как когда-то я сам! Я верил в то, что в
нашей вселенной существует множество богов, а ты веришь, что в теле твоем
живет сразу несколько душ. Я давно уже понял, какую чушь я извергал!
Существует только один Бог, а у тебя только одна душа! Ты просто
заблуждаешься, точно так же, как заблуждался я. Забудь эту бессмыслицу,
будто во плоти твоей обитает семь душ. Живи так, словно душа у тебя
одна-единственная, и скоро вновь почувствуешь себя цельным и единым!
- Это не так просто, - заметил Дункан. - Ты смог покинуть свой
пантеон только после того, как тебе явилось некое мистическое откровение.
Думаешь, я смогу обойтись без какого-то видения? Я могу прождать его всю
мою жизнь во мраке и умереть в ожидании света.
- Видение? - повторил Кэбтэб. - У меня не было никаких видений! Все
произошло само собой. Еще секунду назад я был проповедником нескольких
богов, но уже в следующее мгновение я ощутил себя певцом Бога единого и
неделимого. Создателя нашего. Я слезно вошел в широкую открытую дверь, вот
и все.
- Много же времени вам понадобилось, чтобы повторить открытие фараона
Ахенатена, сделанное еще восемь тысяч лет назад, - вставила Сник. -
Думаете, есть смысл болтать о подобном сверхъестественном вздоре?
- Сестра моя, - сказал падре, сопровождая слова довольно злой
улыбкой, - вам не хватает чувства уважения к другим людям.
- Да прекратите вы! - воскликнул Дункан, взметнув вверх руку, словно
регулировщик на перекрестке. - Давайте не затевать подобные споры. У нас
есть о чем подумать поважнее. Ты, Тея, умаляешь чувство его собственного
достоинства. Если ты сомневаешься в значимости его религиозных верований,
ты отрицаешь уникальность этичности Кэбтэба. Ты отрываешь часть этой
личности, лишая его цельности, бьешь по его самолюбию, самооценке. Ты
обвиняешь его в заблуждении, но Кэбтэбу необходимо верить в свою правоту.
- В любом случае, если мы хотим выбраться отсюда живыми, нам следует
действовать вместе. Кроме того, не забывайте - за нами все время следят.
Неужели нужно напоминать об этом? КУКОЛКА очень настороженно относится к
раздорам в своих рядах. У них свои методы обращения с теми, кому, как им
представляется, нельзя доверять.
Краска чуть схлынула с красного от негодования лица Кэбтэба. Он делал
видимые усилия, чтобы расслабиться.
- Ты прав, брат Дункан. Приношу свои извинения, сестра Пантея. Моя
реакция была слишком бурной. И все-таки я советую вам в будущем быть
поосторожнее в своих выражениях.
- Во многих отношениях вы хороший человек, - сказала Сник. - Вы
храбрый, на вас можно положиться в критической ситуации, когда требуется
быстро принять решение. Но когда вы не можете справиться со своей
глупостью...
- Тея! - пытался остановить ее Дункан.
- Я по крайней мере способен соображать! А вы даже не можете понять,
что КУКОЛКА - это... - загрохотал Кэбтэб.
- Замолчите! Оба замолчите! - буквально завопил Дункан. - Я же
сказал, что за нами следят! Они записывают все на пленку - каждое
движение, каждое выражение лица, каждое слово. Ведите себя как взрослые,
ради Бога! Повторяю, мы должны действовать дружно и согласованно!
- Я прощаю вас, сестра Тея, - сказал падре.
- Вы прощаете меня? - не успокаивалась Сник. - Вы, богословский
блудник! Да вы в один день переключились с пантеизма на монотеизм! Вы...
Дункан будто катапультировался из своего кресла.
- Ну все, достаточно! Хватит, я говорю! Убирайтесь отсюда оба!
Отправляйтесь в свои комнаты! Если не будете вести себя как разумные люди,
вы мне здесь не нужны! Мне надо многое обдумать. Я хочу тишины. Вон!
- А как мы можем уйти? - удивился Кэбтэб. - Мы же пленники, ты что,
забыл?
Дверь открылась, и в комнате появились двое охранников. Один из них,
державший в руке пистолет, указал на дверь.
- Вы, двое, следуйте за нами.
Сник вышла быстро и спокойно.
- Благословляю вас, сыны мои, - сказал падре. - Я не сомневался, что
вы будете следить за нами как ангелы-хранители.
Кэбтэб направился к выходу, поворачиваясь на ходу к Дункану, улыбаясь
и подмигивая. Хорошо, что за спиной у него не было экранов, и наблюдатели
скорее всего не заметили этот жест падре. Так же как и тот сигнал, который
сам Дункан подал ранее своим друзьям, призывая их инсценировать ссору.
Наверняка наблюдатели подумали, что у него просто затекла рука. Коллеги
неплохо ссорились. Теперь не было никаких сомнений, что происходящее в его
комнате не просто записывалось на пленку, чтобы просмотреть ее позже. За
ними постоянно следили. Наблюдатели, без сомнения, имели приказ
вмешиваться, если что-нибудь покажется им подозрительным или повлечет
неприятности.
Собственно, он так и думал, просто хотел убедиться.
Однако Дункан не считал, что вся эта сцена - сплошная игра. Наоборот,
Кэбтэб и Сник достаточно откровенно выразили свое отношение к религии, их
гнев был подлинным.
Отбросив эти мысли, Дункан сконцентрировал свое внимание на лице
мальчика. Однако усилия ни к чему не привели - лицо не возникало. Потратив
на это занятие целый час, Дункан дал себе отдых, позволяя мыслям течь
свободно. Может быть, купаясь в потоке подсознания, он увидит проплывающее
где-то рядом лицо этого ребенка или заметит нечто связанное с ним.
Наступило время ленча - на вращающейся полке перед ним появилась еда.
Ел он машинально, почти не ощущая вкуса. Солнце зашло за угол башни, и
окно, выходящее на запад, потемнело. Дункан решил заняться упражнениями.
Он раз двести пробежал трусцой из одного конца комнаты в другой, а затем
принялся взбираться по воображаемой веревке. Пройдя двадцать раз на руках
через комнату и проделав три сотни отжиманий, он принял душ. Подставив
тело под струю воды, Дункан помимо воли вернулся к "проблеме идентификации
личности" - так называл ее Каребара. Сам Дункан искренне считал эти
изыскания пустой тратой времени. И все же сейчас, заключив с самим собой
соглашение не препятствовать свободному течению мыслей, какими бы
неожиданными путями они ни струились, не останавливать свой разум, в какие
бы закоулки он ни забрался, Дункан даже не пытался сосредоточиться на
более актуальных и насущных вопросах.
Отбросьте философический налет, окружающий личность человека.
Забудьте о многих тысячах книг и фильмов, посвященных этой теме. Что
тогда? Личность отдельного homo sapiens сводится к его телу, объединяющему
его разум, его действия и реакции в любую секунду. Или в любую
микросекунду, если речь идет о самых незначительных различиях. Не стоит
углубляться в вопрос о том - сформировалась ли личность в результате
наследственности или под влиянием окружающей среды, или от взаимодействия
и того и другого. Истоки черт личности - отдельный вопрос.
Человек - это то, что он делает и о чем думает в каждую секунду. Он
никогда не остается неизменным во времени.
Личность - это поток, облаченный в кожу, и поток вне этого мешка из
кожи, но обретший форму благодаря ему.
Когда-то жил человек по имени Джефферсон Сервантес Кэрд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40