Правительственные чиновники до вступления в должность проходили
проверку туманом; если поведение чиновника вызывало какие-то сомнения у
начальства, он также рисковал оказаться в парах. А что, если тот, кто
проводит подобную процедуру, извратит полученные результаты?
Образы взрывались из ночи, лица вытягивались из темноты, сплотившейся
в основании всех мыслей Дункана, из слепой пустоты, порождающей полноту.
Лица кружились, лица его дальних предков, мужчин и женщин, сражавшихся в
великих битвах в Канаде и Соединенных Штатах Америки. Они извивались в
жару, накале страха и храбрости сражения, и все успокоены бледной смертью.
Некоторые из них - белые Северной Америки, другие - азиаты, африканцы,
европейцы, жители Южной Америки. Дункан происходил от людей, проливавших
свою кровь и за Ванг Шена и за Соединенные Штаты, предки его стремились
убить друг друга.
Видения мелькали перед глазами.
Затем завершилась последняя из войн, положившая конец всем войнам.
Оставшиеся в живых боролись теперь за собственное выживание, за право
иметь детей и обеспечить им жизнь. Дети плакали, лица их, испуганные и
осунувшиеся, руки простерты в мольбе о пище... С экрана на стене
прозвучала сирена, разбудившая Дункана и оборвавшая кошмарный сон.
- О Господи! - простонал Кэбтэб с нижней койки. - Еще один день! Не
успеет он кончиться - мы будем в Лос-Анджелесе. Что потом? Неужели то же
самое?
Падре тоже терзали ночные кошмары.

14
Но Лос-Анджелес в это утро выглядел, словно приятный и в некотором
роде эротический сон.
Дункан и его компаньоны прошли еще несколько въездных процедур, на
этот раз в Департаменте иммиграции Лос-Анджелеса, а затем поднялись в
лифте на верхний этаж. Он располагался вровень с вершиной горы Вильсон -
место былого расположения обсерватории. Теперь в большом особняке здесь
проживал губернатор Лос-Анджелеса. Спутники наслаждались прекрасным видом
Тихого океана, который наполнял огромный бассейн возле дома. Старый город
покоился под толщей воды, большая его часть была погребена под толстым
слоем грязи или давно смыта водой. Сейчас здесь строился третий город.
Первый был уничтожен в огне Третьей Мировой Войны, а второй стал жертвой
Великого Землетрясения, а затем сгорел.
Многоцветные башни в прозрачном воздухе сияли, заливаемые ярким
солнцем, поднимаясь ввысь на глубоко погрузившихся в воду колоннах:
строения соединялись между собой многоуровневыми мостами. В Голливудских
Холмах прорубили просторный туннель, сквозь который в долину внизу
проходил гигантский четырехъярусный мост. Пешеходы, велосипедисты и
мотоциклисты, электроавтобусы и электромобили наполняли мосты жизнью.
На западе море и заполненный водой огромный бассейн освещались
тысячами огней автоматических грузовых и пассажирских судов. На восток,
сколько хватало глаз, простирались обнимаемые водой башни и пересекающиеся
мосты, спускавшиеся к подножию холмов. За ними начинались высокие горы. К
югу опоясанные водными просторами башни уходили в океан миль на
пятнадцать. Холмы Болдуина исчезли с лица земли тысячу лет назад. Грунт и
породу использовали для строительства защитных сооружений, которые
удерживали воду океана вплоть до второго Великого Землетрясения. К северу
позади Голливудских Холмов стояли только четыре башни.
- Красиво, - пробормотала Сник. - Кажется, здесь не так уж плохо. Мне
понравится.
- Эта красота создана руками горожан, - сказал Дункан. - Опасные
горожане, угрожающий город. Неважно, сколько фантазии проявили архитекторы
и сколь чисты улицы. Некоторые местные жители действительно станут
опасными, если узнают, кто мы.
- Вон то место, где мы будем жить, - Кэбтэб указывал в западном
направлении. - Это Башни Комплекса Ла Брея. Мы будем на двадцатом этаже
западного блока.
В стороне - на приличном расстоянии, так что она вряд ли могла
разобрать их слова, - стояла женщина. Посмотрев на Дункана и его
спутников, незнакомка направилась к ним. Ей было около тридцати сублет.
Среднего роста, красивая, темнокожая, но светловолосая и с голубыми
глазами, и волосы и глаза прежде, до депигментации, очевидно, были
темными. Блузка и юбка небесно-голубого цвета; под ними - ничего, и желтые
туфли на очень высоких каблуках. В руке женщина держала сумочку
канареечного цвета с темными пятнами, формой напоминавшую леопарда. На лбу
- татуировка: небольшая, закрученная направо, черная свастика отмечала
принадлежность незнакомки к буддийской секте "Первородный Гаутама"
[Сиддхартха Гаутама (Будда) (563?-483? до н.э.) - древнеиндийский философ,
основатель буддизма].
Дункан смотрел на женщину, не сомневаясь, что она собирается
заговорить с ними. Но женщина, не произнеся ни слова, прошла мимо, всунув
на ходу в руку Дункана небольшой предмет. Он подавил в себе инстинктивное
желание окликнуть удаляющуюся женщину, повернулся спиной к проходящим мимо
людям и посмотрел на небольшую карточку, оказавшуюся в его руке.
ВСТРЕТИМСЯ В 9 ЧАСОВ ВЕЧЕРА В СПОРТЕРЕ. ПОТРИТЕ КАРТОЧКУ ОБО
ЧТО-НИБУДЬ.
Дункан трижды перечитал написанное и затем, держа карточку на ладони,
приложил ее к лицу и принялся водить взад-вперед по щеке. Слова исчезли.
Он сунул чистую бумажку в карман и шепотом сообщил друзьям прочитанное.
- А где этот чертов Спортер? - спросил Кэбтэб.
Они подошли к будке справочного бюро на углу. Дункан задал машине
вопрос, и на экране тотчас же высветился ответ.
- Это таверна неподалеку от западной границы города в западном блоке
Комплекса Ла Бреа.
- Мы умеем читать, - заметила Сник.
- Господи, сохрани нас от надменности, - простонал Кэбтэб.
Пантея не обратила на него внимания.
- Ну что ж, прекрасная возможность завести знакомство. Пойдемте в
комплекс и зарегистрируемся. Завтра мы будем заняты трудоустройством.
Справочное подсказало путешественникам, каким автобусом можно доехать
и где следует пересесть. Они ехали по мостам, которые, возможно, и
раскачивались на ветру, но не вызывали никаких опасений при проезде по
ним. Мосты сбегали от здания к зданию, иногда терялись прямо в башнях,
проходя сквозь них, иногда огибали строения. Уличное движение и красивые
корабли, плывущие по воде далеко внизу, являли собой величественное
зрелище, которое в другое время наверняка привлекло бы к себе внимание
путешественников. Однако сейчас все их внимание сосредоточилось на
странной записке.
Кэбтэб, сидевший на пустой скамье, позади Сник и Дункана, наклонился
и, просунув голову между ними, прошептал:
- Полагаю, они засунут нас на работу куда-нибудь в туннель. Терпеть
не могу работать в темноте.
- Не надо шуметь, - успокоил его Дункан. - Это опасно.
- Да черт с ним! - сказала Сник. Нахмурившись, она кусала губу. - Все
так несправедливо! Я всегда стремилась быть хорошим органиком, делала все,
что могла. Не хочу я быть беглым преступником!
- Это тоже очень вредные мысли, - заметил Дункан. - Лучше вам
оставить их при себе. Я ничего не знаю о тех людях, с которыми нам
предстоит работать. Уверен только, что они не обрадуются, если мы не
проявим достаточно энтузиазма, может быть, даже фанатизма.
Если вы будете строить недовольные физиономии или полезете на рожон -
закончите свои похождения окаменелыми на дне океана. Там-то вас уж никто
не найдет.
- Знаю. И все равно, это так несправедливо. Ненавижу
несправедливость! Я просто...
Оставшуюся часть пути она молчала.
Дункан тоже не был красноречив, он шел, не обращая особого внимания
на прекрасные виды, открывавшиеся с высоких мостов, размышляя о своих
чувствах к Сник. Странно. Смуглая, пусть и привлекательная, миниатюрная
женщина, проявляющая иногда резкий, непокорный характер, в общем-то, не в
его вкусе. Однако он чувствовал влечение к ней. И что с Этим делать?
Он не мог понять, как она относится к нему. Может, он ей попросту
безразличен. А не спросить ли ее прямо?
Нет. Это оттолкнет ее. Лучше подождать. Пусть ее чувства, коли он ей
действительно симпатичен, окрепнут.
Но сам-то он совсем не ощущал в себе готовности проявлять необходимое
терпение. Вот и сейчас ему хотелось наклониться к ней, обнять, поцеловать.
Он отвернулся, негромко вздохнув.
- Что? - чутко среагировал Кэбтэб.
- Ничего.
Автобус остановился на десятом уровне Башни Комплекса Ла Бреа. Все
трое, держа в руках свои сумки, вышли. Присоединившись к потоку ярко
разодетых людей, неспешно двигавшихся по эстакаде, огибающей здание, они
добрались до просторного холла; внутри него располагалось великое
множество небольших магазинчиков. В лифте они поднялись на свой этаж.
Выйдя из кабины, троица направилась к движущемуся полотну, которое
останавливалось в центре окружности. Подобных бегущих дорожек было здесь
множество. Проехав около полумили, они продолжили свой путь - теперь уже
по параллельной неподвижной дорожке. Дункан и его спутники оказались в
очередной огромной комнате, часть ее была отведена для приема иммигрантов.
Простояв некоторое время в очереди к столу иммиграционного чиновника, они
в конце концов предстали перед нею. Ответив на заданные ею вопросы,
иммигранты сели в автобус, который отвез всех троих в отведенные им
квартиры. Дункану досталась довольно просторная - на внешней стороне
здания - с прекрасным видом из окон. Семь цилиндров вдоль одной из стен,
очевидно, предназначались для таких же, как он, иммигрантов. Стоунеры
Субботы, Воскресенья и Понедельника были заняты, остальные ждали своих
будущих обитателей. Вторник - день Дункана. Значит, нет еще троих
иммигрантов - жителей Среды, Четверга и Пятницы. Идентификационные
таблички на цилиндрах сообщали, что двое его будущих соседей родом из
Уэльса, по одному из Индонезии и Албании. Дункан подумал о том, как мало
ему известно об этих нациях, представлявших большинство иммигрантов и,
судя по всему, преобладавших в западном суперблоке. Но лица этих людей
были похожи на те, которые примелькались Дункану в Манхэттене и
Нью-Джерси. Большинство жителей современной Земли - потомки китайцев и
индийцев Азии. Говорили, что жители Конго теперь практически не отличаются
от жителей Швеции. Наверняка сходство преувеличивалось, но истина была
близка к реальности настолько, чтобы поверить в нее.
Глобальный плавильный котел заработал на всю мощь в пору Ванг Шена.
Национализм и расизм были уничтожены, хотя, как полагали многие, ценою
многообразия. Иммигранты, прибывающие в такие крупные города как
Лос-Анджелес, были обычно неженатыми или бездетными; предполагалось, что в
грядущих браках родятся дети, кровь которых будет еще более национально
смешана, чем у родителей. Индекс смешения, который уже появился,
выявлялся, исходя из языков, на которых говорило большинство прибывших.
Валлийский, язык древних жителей Уэльса, давно исчез, люди говорили там на
бенгали - языке, который через пару поколений тоже отомрет. Албанцы
пользовались кантонским диалектом китайского. Обе эти национальные группы,
как и все другие люди, при необходимости использовали также язык
л_о_г_л_э_н_, искусственный язык мирового общения. И конечно, все изучали
в школе английский. Великий покоритель народов Ванг Шен и его сын очень
любили этот язык и восхищались им. А потому четверть населения мира
считала его родным языком. Средства информации всего мира пользовались
стандартным английским, хотя расхождение его вариантов, к сожалению, было
столь велико, что люди, говорившие, например, на норвежском варианте
английского, с трудом понимали английский индонезийцев.
РАЗНООБРАЗИЕ - В ЕДИНСТВЕ.
Этот правительственный лозунг очень часто можно было видеть на
экранах, дети постоянно слышали его, начиная с детского сада. И все же с
самого начала Новой Эры правительство постоянно сталкивалось с гораздо
большим разнообразием, чем ему хотелось бы. С позиций государства такое
разнообразие не всегда было желательным. Падре Коб Кэбтэб, у которого по
любому поводу имелось свое особое мнение, сказал однажды: "Лозунг беглых
преступников мог бы звучать так: ПОСРЕДСТВЕННОСТЬ СЛЕДУЕТ ЗА БЛАГОЧЕСТИЕМ.
Тот, кто лезет на рожон, оскорбляет бюрократов. Пусть же тот, кто отрицает
это, свалится в отхожее место".
Дункан вышел купить для себя одежду в ближайшем магазине. Вернулся он
с двенадцатью комплектами верхней одежды. Он аккуратно сложил костюмы на
полку в персональном шкафу. Затем Дункан пообедал в компании Сник и
Кэбтэба в ближайшей столовой - огромном помещении на две тысячи человек.
Зал был почти заполнен. Людей привлекала сюда не только вкусная еда, но
возможность общения. Разглядывая за едой окружавших его людей, Дункан
определил не менее десяти мужчин и женщин, которые, по его мнению, были
органиками. Хотя одежда на них была самая обычная, однако несколько
отстраненное, высокомерное и усталое выражение лиц выдавало в них
полицейских. Плохие актеры, подумал он. И ему и Сник не хватало такого
склада характеров, который восходит к самой сущности органика, его душе и
плоти.
Говорят, кто был органиком, останется им навсегда. Неправда. Или
просто Дункан обманывает себя? Нет. Взять хотя бы такой факт. Некоторые из
тех личностей, которые раньше составляли его существо, были абсолютно
лояльны к господствующему образу жизни, а другие, наоборот, бунтовали
против него. В его сегодняшнем - и, он надеялся, последнем - воплощении
Дункан был определенно против правительства.
В час дня он отправился в кабинет управляющего суперблоком Франциско
Туппера Мина. Ждать пришлось никак не менее часа. Наконец, он был удостоен
присутствия августейшей личности. Коренастый, невероятно мускулистый, с
обритой наголо головой. Мин с извинениями поднялся ему навстречу. Он
протянул Дункану свою огромную руку, и тот несколько секунд не мог
сообразить, что ему предлагается рукопожатие.
Мин рассмеялся - голос у него оказался на редкость тонким и высоким -
и сказал:
- Обычаи у нас в Лос-Анджелесе отличаются от тех, к которым вы.
Гражданин Бивольф, наверное, привыкли. Мы гордимся своей прогрессивностью,
любим быть первооткрывателями. Но вместе с тем мы вернулись и к некоторым
традициям древности. Разве стоит сегодня волноваться о том, что через
рукопожатие можно заразиться какой-нибудь болезнью? И болезней-то подобных
уже вовсе не осталось. Поклон и руки, сложенные в молитвенном жесте, - это
слишком официально. Мы предпочитаем пожимать руки, ощущать человеческое
тепло!
Дункан принял протянутую руку и ощутил очень сильное сдавливание.
Если бы Мин захотел, он, очевидно, легко мог бы переломать ему кости. Но
Мин был слишком хорошим политиком, чтобы позволить себе обидеть хотя бы
одного потенциального избирателя.
Однако он тут же заметил, что голосовать пока иммигранту не придется.
Ему надлежит ждать шесть субмесяцев, а потом пройти экзамен избирателя.
Только после этого новым иммигрантам предоставляется право передать свой
голос компьютеру.
- У меня всегда плотный график, но я придерживаюсь его. Садитесь.
Желаете выпить? Нет? Понимаю, вы - тактичный человек. Догадываетесь, что я
очень занят и не хотите зря отрывать меня от дел... да и у вас заботы...
Благодарю за проницательность. В обычное время у меня найдется минутка,
чтобы поближе с вами познакомиться. Я так и собираюсь сделать, как только
развяжусь со срочными делами. Я хочу все знать о людях в моем блоке и не
только из их досье. Люблю лично встречаться с людьми, а не ограничиваться
данными на экране компьютера.
"Бычье дерьмо, - подумал Дункан. - Как же ты лично познакомишься с
двумястами тысяч человек!"
- Такой приток иммигрантов, на носу выборы лидеров блоков, и грядет
большой эксперимент. Через два дня предстоит голосование по важнейшим
аспектам этого эксперимента. Я хотел сказать субдня. Это...
- Большой эксперимент? - переспросил Дункан.
Мин уставился на него так, словно не мог поверить в подобное
невежество.
- Вы хотите сказать, что ничего не слышали?
Дункан кивнул.
- Об этом же говорят день и ночь по всем каналам.
- Я еще не смотрел новости, - сказал Дункан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40