Мисс Латтерли стояла, твердо глядя на миссис Зеллаби.
- Все это... - начала она, но передумала. - Очень хорошо, миссис
Зеллаби. Я заявлю свой протест против вашей неслыханной клеветы на всех
нас в другой раз.
Она с негодованием повернулась к выходу, но помедлила, явно ожидая,
что мисс Лэмб последует за ней.
Но мисс Лэмб не сдвинулась с места. Мисс Латтерли, нахмурившись,
нетерпеливо взглянула на нее. Мисс Лэмб упрямо продолжала сидеть.
Мисс Латтерли хотела что-то сказать и уже открыла рот, но что-то в
выражении лица мисс Лэмб ее остановило. Мисс Лэмб явно старалась не
встречаться с ней взглядом. Она смотрела прямо перед собой, и краска
постепенно заливала ее лицо, пока все оно не вспыхнуло ярким румянцем.
Из груди мисс Латтерли вырвался странный тихий звук. Она вытянула
руку и ухватилась за стул, пытаясь удержаться на ногах. Не в силах
вымолвить ни слова, она смотрела на свою подругу. Затем усилием воли она
взяла себя в руки и, решительно подняв голову, прошагала к выходу из зала
в одиночестве.
Антея стояла молча. Она ожидала шума, комментариев, но было тихо.
Зал, казалось, был шокирован и растерян. Женщины снова повернулись к ней,
ожидая продолжения. В тишине она вспомнила, на чем остановилась, пытаясь
своей деловитостью снять эмоциональное напряжение, вызванное словами мисс
Латтерли. С усилием она договорила прерванную фразу до конца и снова
замолчала.
На этот раз ожидаемый шум возник почти сразу. Внимательно разглядывая
аудиторию, Антея отпила воды из стакана и вытерла носовым платком
вспотевшие ладони. Наконец она решила, что первое потрясение прошло, и
постучала по столу. Шум утих, кое-где еще пару раз всхлипнули, и ряды лиц
снова повернулись к ней. Антея глубоко вздохнула и продолжила:
- Никто, кроме детей и людей инфантильных, не ждет от жизни
справедливости. Увы, кому-то из нас придется труднее, чем другим. Но, есть
справедливость или нет ее, нравится нам это или нет, все мы, замужние и
одинокие, находимся сейчас в одной лодке. Если кто-то из замужних женщин
пытается считать себя более добродетельной, чем ее незамужняя соседка, ей
следует хорошенько подумать над тем, как она сумеет доказать, что ее
будущий ребенок - ребенок ее мужа. Это произошло со всеми нами, и ради
нашего же блага мы должны быть вместе.
Немного помолчав, она перешла к другому вопросу.
- Вы хорошо знаете, как дешевые газеты хватаются за все, связанное с
рождениями, особенно необычное. Помните, мы читали о рождении нескольких
близнецов; тогда за это взялись сначала газетчики, затем медики,
поддержанные правительством, - и в результате родители фактически лишились
собственных детей чуть ли не сразу после их рождения. Я лично не намерена
таким образом потерять своего ребенка и, полагаю, вы - тоже. Поэтому я
предупреждаю вас, что если о наших делах станет широко известно, то весьма
вероятно, врачи и ученые под тем или иным предлогом отберут у нас детей.
Поэтому мы должны не только не упоминать, но даже не намекать за пределами
поселка на то, что у нас происходит.
Если кто-то в Трейне или где-либо еще проявит любопытство или
приезжие станут задавать вопросы, мы не должны ничего им говорить, ради
блага наших детей и нашего собственного. Их это не касается, это касается
только нас. Только мы, будущие матери, имеем право и считаем своим высшим
долгом защищать наших детей.
Антея снова внимательно оглядела зал и закончила:
- Теперь я попрошу викария и доктора Уиллерса вернуться. Наверняка у
вас есть множество вопросов, на которые вы хотите получить ответ.
Она вышла в небольшую боковую комнатку.
- Отлично, миссис Зеллаби, просто замечательно, - сказал мистер
Либоди.
Доктор Уиллерс сжал ее руку в своих.
- Вы прекрасно справились, дорогая, - сказал он, направляясь вслед за
викарием на сцену.
Зеллаби проводил ее к креслу. Антея села и, закрыв глаза, откинулась
назад. Лицо ее было бледно, она казалась измученной.
- Наверное, тебе лучше пойти домой, - сказал он.
Она покачала головой.
- Нет. Я буду в порядке через несколько минут. Я должна вернуться к
ним.
- Они справятся. Ты сделала свое дело, и очень хорошо.
Она снова покачала головой.
- Гордон, я знаю, что сейчас чувствуют эти женщины. А ведь я сказала
им неправду.
- Что именно, дорогая?
- То, что я рада и счастлива. Два дня назад это была абсолютная
правда. Я так хотела ребенка, твоего и моего. А теперь я боюсь - боюсь,
Гордон!
Он обнял ее за плечи. Она, вздохнув, положила голову на его плечо.
- Дорогая моя, дорогая моя, - сказал он, нежно гладя ее по волосам. -
Все будет в порядке. Мы позаботимся о тебе.
- Если бы ничего не знать! - воскликнула она. - Знать, что там
развивается нечто - и не быть уверенной, как и что... Это... это... так
унизительно, Гордон. Я чувствую себя, как животное.
Продолжая гладить ее волосы, он мягко поцеловал ее в щеку.
- Тебе не о чем беспокоиться, - сказал он. - Готов поспорить, что
когда он или она появится на свет, ты только посмотришь - и скажешь: "О
Боже! Да ведь это нос Зеллаби!" А если нет... Мы вместе примем этот удар.
Ты не одна, дорогая, ты никогда не должна чувствовать себя одинокой. Здесь
я, и здесь Уиллерс. Мы поможем тебе, всегда и в любое время.
Она повернулась и поцеловала его.
- Гордон, дорогой, - сказала она и встала. - Я должна идти. Там
девушки, которым семнадцать-восемнадцать лет, у них нет добрых мужей;
старые девы вроде мисс Огл, которые еще более одиноки. Я должна вернуться
к ним.
Она наклонилась, быстро поцеловала его и, расправив плечи, пошла
обратно на сцену.
Зеллаби посмотрел ей вслед. Потом он пододвинул кресло к приоткрытой
двери, зажег сигарету, уселся поудобнее и стал слушать вопросы женщин,
стараясь уловить настроение жителей поселка.

11. МИДВИЧ ПРИХОДИТ К СОГЛАСИЮ
Первое, чего необходимо было добиться уже в январе, - это смягчить
удар, сделать реакцию управляемой, установив, таким образом, у людей
определенное отношение к происходящему. И это удалось - собрание прошло
успешно, атмосфера немного разрядилась, и женщины, выведенные из
полуоглушенного состояния, большей частью согласились проявить
солидарность и ответственность.
Как только прошла первая растерянность, мы поняли, что дело находится
в надежных руках. Вновь образованный комитет чувствовал, что ему удалось
добиться успеха.
К этому времени состав комитета расширился. Сначала к нему
присоединились мы с Джанет, сами предложив свои услуги, а потом туда ввели
мистера Артура Кримма в качестве представителя тех исследователей с Фермы,
которые волей-неволей оказались вовлечены во внутренние дела Мидвича.
Мои обязанности точно определены не были и заключались главным
образом в том, чтобы убеждать людей отнестись к происходящему спокойно;
кроме этого, я исполнял роль секретаря собраний и неофициально
архивариуса.
Председателем, по общему согласию, стал доктор Уиллерс, которому,
вместе с медсестрой Дэниелс и миссис Уиллерс, естественно, была поручена
медицинская сторона дела; не потребовалось даже выборов. Вопросами
социального обеспечения номинально занимались мистер и миссис Либоди,
сфера их деятельности отчасти пересеклась с тем, что можно было бы назвать
практической моральной поддержкой и что взяла на себя Антея Зеллаби.
Джанет стала выполнять обязанности приходящей медсестры. Участие Гордона
Зеллаби было полезным, но весьма неопределенным; сам он говорил, что
"странствует, приложив ухо к земле".
Через пять дней после собрания в мэрии комитет сделал общий вывод,
что "пока все хорошо". Но, несмотря на это, мы понимали - достигнутое надо
беречь. То отношение к происходящему, которое нам удалось создать, очень
легко могло превратиться в обычные предрассудки, если его умело не
направлять в верное русло.
- Нам нужно, - подытожила Антея, - что-то вроде комиссии по борьбе со
стихийным бедствием, только ни в коем случае нельзя внушать людям, что это
в самом деле стихийное бедствие - ведь, насколько мы знаем, это
действительно не так. Мы должны делать вид, что столкнулись с
непредвиденным стечением обстоятельств, в которых нам подобает вести себя
достойно.
Эта мысль вызвала всеобщее одобрение, лишь мисс Либоди, казалось,
засомневалась.
- Но, - сказала она, - мы должны быть честными...
Остальные вопросительно посмотрели на нее. Она продолжала:
- Я имею в виду, это все же, в некотором роде, стихийное бедствие,
разве не так? В конце концов, такое не могло случиться с нами безо всяких
причин. Причины наверняка есть, а раз так, то не является ли нашим долгом
искать их?
Антея посмотрела на нее, озадаченно нахмурившись.
- Я не вполне понимаю... - сказала она.
- Я хочу сказать, - объяснила миссис Либоди, - что когда где-то вдруг
происходят столь необычные события, то должна быть какая-то причина.
Вспомните хотя бы казни египетские, Содом и Гоморру...
Наступила пауза. Зеллаби почувствовал, что необходимо как-то сгладить
слишком тяжелое впечатление от ее слов.
- Что касается меня, - заметил он, - то я считаю казни египетские
актом устрашения со стороны небесных сил - примером, который никого ничему
не учит; сейчас подобные методы хорошо известны под названием "политика
силы". Ну а Содом... - Он умолк на полуслове, поймав взгляд викария.
На помощь ему пришла Антея:
- Думаю, вам не стоит так волноваться, миссис Либоди. Классической
формой проклятия является бесплодие, но я не могу припомнить ни одного
случая, чтобы возмездие принимало форму плодовитости.
- Все зависит от того, каковы плоды, - мрачно сказала миссис Либоди.
Снова наступила тяжелая тишина. На Дору Либоди смотрели все, кроме ее
собственного мужа. Доктор Уиллерс поймал взгляд сестры Дэниелс - и снова
посмотрел на миссис Либоди, уже другими глазами. По виду ее нельзя было
сказать, что ей неприятно быть центром всеобщего внимания. Как бы
извиняясь, она обвела нас взглядом.
- Вы так добры, - сказала она. - Я знаю, вы хотите успокоить меня. Но
пришло время покаяться. Я согрешила, и это из-за меня... Если бы я родила
своего ребенка двенадцать лет назад, ничего бы этого не случилось. И
теперь я должна искупить свой грех, вынашивая ребенка не от своего мужа.
Все это так очевидно... Мне очень жаль, что из-за меня должны страдать все
вы. Но это Божья кара. Как казни египетские...
Встревоженный викарий, покраснев, вмешался, прежде чем она смогла
продолжить:
- Я думаю... э... надеюсь, вы нас извините...
Все задвигали стульями. Сестра Дэниелс спокойно подошла к миссис
Либоди и стала с ней разговаривать. Доктор Уиллерс наблюдал за ними, пока
не заметил, что рядом с немым вопросом стоит мистер Либоди. Доктор
успокаивающе положил руку на плечо викария.
- Для нее это такое потрясение. Ничего удивительного. Я вполне
ожидал, что такие случаи будут. Это пройдет, не стоит волноваться. Я
попрошу сестру Дэниелс, чтобы она навестила ее дома и дала успокоительное.
Думаю, хороший сон все исправит. Завтра утром я к вам загляну.
Через несколько минут все разошлись. Настроение было подавленное, и
мысли нас одолевали одна другой мрачнее.

Политика Антеи Зеллаби имела успех. В конце февраля я смог сообщить
Бернарду, что все идет гладко - даже лучше, чем мы могли надеяться
вначале. Я сообщил ему подробности происшедшего в поселке со времени моего
последнего доклада, но о мнениях и взглядах обитателей Фермы, о чем он
тоже спрашивал, не смог дать никакой информации. Исследователи считали,
вероятно, что это входит в круг их профессиональных тайн, либо у них
слишком укоренилась привычка не поддерживать контактов с посторонними.
Единственным связующим звеном между Фермой и поселком был мистер Кримм, и
я посоветовал Бернарду, что если он хочет что-то от него узнать, то ему
стоит встретиться с Криммом самому и официально с ним побеседовать. В
итоге, когда мистер Кримм в очередной раз посетил свое ведомство в
Лондоне, он получил приглашение от полковника Уэсткотта на ленч в "Ин энд
Аут".
Мистер Кримм помнил полковника Уэсткотта как не самого надоедливого
из всех следователей, которые после Потерянного дня налетели на Ферму. Но
он не мог позволить смешивать профессиональные темы с хорошей едой, и с
пониманием отнесся к предложению Бернарда отложить разговор, пока дело не
дойдет до кофе и бренди. Лишь тогда, усевшись поудобнее и удостоверившись,
что его сигара хорошо раскурена, Бернард как бы между делом заметил:
- Говорят, у вас какие-то проблемы?
- У нас без этого не бывает, - заверил его мистер Кримм. - Если не с
Министерством, так с Казначейством.
- Сейчас меня интересуют скорее проблемы с персоналом и вытекающие
отсюда социальные вопросы.
- С этим всегда много беспокойства в исследовательских отделах,
загнанных в глухую провинцию, - отметил мистер Кримм. - Иногда я чувствую
себя так, словно руковожу школой-интернатом, только не обладаю правами
директора.
- Гм, - сказал Бернард, подхватывая аналогию, - интересно, что бы
стал делать директор школы, обнаружив внезапный рост количества
беременностей?..
Некоторое время мистер Кримм задумчиво смотрел вслед автобусу,
проходившему по улице в сторону Пикадилли, затем произнес:
- По крайней мере, его не изводил бы отдел кадров. У них просто
какая-то мания аккуратности. А тут нужно освобождать от работы, и вообще
весь их прекрасный график отпусков разваливается. И я, честно говоря,
просто в панике от того, что у нас происходит.
Бернард кивнул.
- Естественно, это сбивает с толку. Но мне сказали, что вы
согласились войти в местный комитет и сами помогаете урегулировать
возможные конфликты.
Мистер Кримм наклонил голову.
- Удивительно, как вам удается знать обо всем, что происходит в самых
глухих уголках Империи, - заметил он.
- Отчасти, - согласился Бернард. - Как вы думаете, этот комитет
достаточно хорошо справляется со своим делом? - спросил он.
Мистер Кримм снова кивнул.
- Сомневаюсь, что кто-нибудь справился бы лучше.
- Вы считаете, они сумеют довести дело до конца?
Мистер Кримм на мгновение задумался.
- Я бы сказал, что если им не мешать, то есть много шансов за то, что
сумеют, - конечно, если исключить случайности. Вопрос в том, не будут ли
им мешать. Безответственные болтуны, журналисты с хорошим нюхом... Проще
простого вызвать нездоровое любопытство. Но в нашу пользу играет даже не
то, что мы можем сделать, а просто традиционный взгляд средних мужчин и
женщин на эту проблему. Остается лишь высмеивать любые праздные
предположения.
- Понятно, - сказал Бернард. - Судя по тому, как в моем собственном
отделе отказываются верить в факты, это в самом деле послужит хорошей
защитой. Если вашему комитету удастся сохранить все в тайне, это избавит
нас от множества неприятностей. Если же вам это не удастся и потребуется
открытое вмешательство властей, тогда нам придется изолировать поселок, и
один Бог знает, что это повлечет за собой - запросы в парламент, может
быть, специальный парламентский акт. В любом случае такой вариант крайне
нежелателен.
- Да, конечно, - согласился мистер Кримм. - Но что вы понимаете под
"открытым вмешательством"?
- Мы ненавязчиво будем делать все возможное, чтобы помочь, -
подчеркиваю, ненавязчиво. Если в поселке узнают, что мы проявляем интерес,
это может спутать все планы. Чем дольше они смогут управляться
самостоятельно, тем лучше для всех. Но если вдруг появятся какие-то
признаки, что информация просачивается наружу, я буду вам очень
признателен, если вы немедленно мне об этом сообщите: лучше вызвать
десяток ложных тревог, чем пропустить одну настоящую.
- Я вижу, вы и так неплохо информированы, - заметил мистер Кримм.
- О поселке, но не о Ферме. У вас там другие люди, и реагируют они
иначе. Мне сказали, что прямому воздействию подверглись шесть ваших
молодых женщин. Поэтому мы надеемся, что вам удастся сохранить ваш
персонал в неизменном составе до... скажем, до июля. Особенно важно, чтобы
эти женщины не оказались в других местах и не стали рассказывать о
положении дел.
Мистер Кримм немного подумал.
- Я сделаю все от меня зависящее, но это поможет только в том случае,
если другие отделы не будут требовать перевода персонала от нас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25