..
Девочка замолчала, и мальчик продолжил:
- Детали могут меняться, но нечто в этом роде неизбежно, если вы
осознаете, какую угрозу мы представляем. Можно с легкостью представить
себе забавную ситуацию, когда политики будут бороться за то, чтобы
остаться в стороне, вместо того чтобы предпринять против нас какие-то
действия. - Он помолчал, задумчиво глядя вдаль, а потом добавил: - Вот
так. Ни вы, ни мы не желаем, чтобы подобное произошло; или, можно сказать,
что у всех нас одно желание - выжить. Все мы - игрушки в руках Ее
Величества Жизни. Она сделала вас сильными количественно, но у вас
недоразвит мозг; нас она снабдила развитым мозгом, но мы слабы физически.
Теперь она натравила нас друг на друга, чтобы посмотреть, что из этого
получится. Наверное, с любой стороны это выглядит жестоко, но жестокость
так же стара, как сама жизнь. Мы постепенно совершенствуемся; юмор и
сострадание - очень недавние изобретения, которые появились лишь вместе с
человеком; они еще не вполне сформировались, но обещают многое. - Мальчик
улыбнулся. - Это Зеллаби, почти дословно. Наш первый учитель. - И
продолжил: - Этой силе невозможно сопротивляться. У нее свои кровавые
развлечения. Однако вполне возможно, что нам удастся оттянуть срок
генерального сражения. Вот об этом мы и хотели бы с вами поговорить...
21. УЛЬТИМАТУМ
- Послушай, - с укоризной сказал Зеллаби золотоглазой девочке,
сидевшей на ветке дерева возле дороги, - это совершенно нелепо -
ограничивать мое перемещение. Ты прекрасно знаешь, что я каждый день
совершаю прогулку и всегда возвращаюсь к чаю. Тирания легко переходит в
дурную привычку. Кроме того, заложницей осталась моя жена.
Девочка немного подумала над его словами и наконец, запихнув леденец
за щеку, сказала:
- Ладно, мистер Зеллаби.
Зеллаби сделал шаг. На этот раз нога свободно преодолела невидимый
барьер, в который только что упиралась.
- Спасибо, дорогая, - произнес Зеллаби, вежливо наклонив голову. -
Идемте, Гейфорд.
Оставив позади болтающую ногами и грызущую леденец охранницу, мы
углубились в лес.
- Это очень интересный вопрос, - заметил Зеллаби, - где именно
проходит у них граница между индивидуальным и коллективным. Кажется, мне
удалось немного продвинуться в его понимании. Свою конфету Ребенок,
несомненно воспринимает индивидуально; но разрешение пройти, которое она
нам дала, было коллективным, так же как и предшествовавший ему запрет. Но
если разум у них коллективный, то что можно сказать об ощущениях, которые
он получает? Неужели остальные Дети вместе с этой девочкой наслаждаются ее
конфетой? Похоже, что нет, хотя они наверняка знают о конфете и, может
быть, даже знают ее вкус. Подобная проблема возникает, когда я показываю
им фильмы или читаю лекции. Теоретически, если бы я работал лишь с двумя
из них, все остальные знали бы то же самое - так они, собственно, и
учатся, это я вам уже говорил, - но на самом деле, если я приезжаю на
Ферму, у меня всегда полный класс. Насколько я понимаю, они и при показе
фильмов могли бы получить всю информацию от единственных представителей
каждого пола, но, вероятно, при передаче зрительных ощущений что-то
теряется, и каждый предпочитает увидеть фильм собственными глазами.
По-видимому, их больше удовлетворяет индивидуальное восприятие картины. И
отсюда вытекает целый ряд вопросов.
- Я могу в это поверить, - согласился я, - но все эти вопросы скорее
чисто научные. Насколько я понимаю, главная проблема - сам факт их
присутствия здесь, с меня достаточно и ее.
- О, - сказал Зеллаби. - Это не столь уж новая проблема. Та же
проблема возникает и с фактом нашего присутствия здесь.
- Почему? Мы здесь появились в результате эволюции, но откуда взялись
Дети?
- Не принимаете ли вы теорию за доказанный факт, друг мой? Да, широко
распространено мнение, что мы возникли на Земле в результате эволюции, и в
качестве подтверждения опять же приводится мнение, что когда-то
существовало некое существо, которое было и нашим предком, и предком
обезьян - это существо наши деды именовали "недостающим звеном". Однако в
пользу его существования нет никаких удовлетворительных доказательств, и
не было найдено никаких его следов. Это самое "недостающее звено" скорее
можно считать некоей устраивающей всех метафорой. Можете ли вы себе
представить, что все многообразие человеческих рас происходит от этого
одного-единственного звена? Я не могу, как ни стараюсь. Я не могу
представить некое существо, ведущее кочевой образ жизни и объединяющее в
себе все черты, которые дали бы начало отличительным характеристикам
каждой расы. Представьте себе число поколений, историю которых нам
пришлось бы проследить, чтобы найти общего предка людей черных, белых,
красных и желтых. После них должны были остаться бесчисленные следы
миллионов эволюционировавших потомков, однако не удается найти практически
ничего, кроме большого пробела. Мы, пожалуй, больше знаем об эпохе
динозавров, чем об эпохе предполагаемой эволюции человека. Для лошади уже
много лет назад построено полное эволюционное древо. Если бы можно было
сделать то же для человека, это давно было бы сделано. А чем мы
располагаем на самом деле? Очень немногим, жалкими разрозненными
фрагментами. Никто не знает, каким образом они вписываются в общую картину
эволюции, поскольку и самой картины нет - только предположения. Вымершие
"предки" человека так же не связаны с нами, как мы - с Детьми...
Примерно с полчаса я выслушивал лекцию о совершенной
неудовлетворительности теории происхождения человечества, пока Зеллаби
наконец не извинился за то, что не может достаточно полно раскрыть тему,
которую сперва намеревался изложить в нескольких фразах.
- Однако, - добавил он, - я надеюсь, вы поняли, что общепринятая
теория содержит значительно больше пробелов, чем сути.
- Но если вы считаете эту теорию несостоятельной, что дальше? -
спросил я.
- Не знаю, - сказал Зеллаби, - но я отказываюсь соглашаться с плохой
теорией только потому, что лучшей нет. И я считаю отсутствие доказательств
- а будь теория верной, их было бы изобилие - аргументом в пользу прямо
противоположных выводов, каковы бы они ни были. В результате я считаю
появление Детей фактом, лишь немногим более удивительным, чем появление
различных человеческих рас, которые явно возникли вполне
сформировавшимися, или, по крайней мере, без каких-либо признаков
предшествовавшего развития.
Подобный вывод казался нетипичным для Зеллаби. Я решил, что у него,
вероятно, есть собственная теория.
Зеллаби покачал головой.
- Нет, - честно сказал он. И добавил: - Можно, конечно, строить
предположения, но, боюсь, без особого успеха - и порой это не слишком
приятно. Например, меня как убежденного рационалиста, не слишком радует
мысль, что, возможно, наши судьбы вершит некая Внешняя Сила. Я смотрю на
наш мир, и иногда он представляется мне довольно-таки запущенным
испытательным полигоном. То там, то тут нам кто-то подбрасывает что-нибудь
новенькое, чтобы посмотреть, как оно себя поведет среди нашей всеобщей
тупости и беспорядка. Наверное, создателю интересно понаблюдать за своими
творениями, как вы думаете?.. Выяснить, создал он на этот раз удачливого
хищника или очередную жертву; посмотреть, как развиваются более ранние
модели и какие из них способны превратить жизнь остальных в сущий ад... Вы
так не думаете? Ну что ж, как я уже сказал, подобные предположения могут
быть неприятны.
- Скажу вам как мужчина мужчине, Зеллаби, - заметил я, - много
говорите не только вы, но когда вы говорите много бессмыслицы, то части ее
придаете осмысленный вид. Слушателя это приводит в замешательство.
Зеллаби, похоже, обиделся.
- Мой дорогой друг, я всегда говорю только то, что имеет смысл. Это
моя главная слабость. Следует отличать содержимое от сосуда. Вы
предпочитаете, чтобы я говорил тем не допускающим возражений тоном,
который наши простодушные собратья, да поможет им Бог, считают гарантией
искренности? Даже если бы я так и делал, вы все равно должны были бы
оценивать содержание моих слов.
- И все-таки я хотел бы знать, - твердо сказал я, - раз вы отрицаете
эволюцию человечества, есть ли у вас какая-нибудь серьезная гипотеза
взамен?
- Вам не нравятся мои рассуждения о Создателе? Мне тоже. Но у них
есть то достоинство, что при одинаковой вероятности они намного более
понятны, чем многие религиозные постулаты. И, когда я говорю "Создатель",
я совсем не обязательно имею в виду некую личность. Скорее всего, это
группа. Если бы группа наших собственных биологов и генетиков устроила
свой полигон на каком-нибудь далеком острове, они бы с большим интересом и
удовольствием наблюдали за межвидовой борьбой своих подопечных. А что
такое, в конце концов, планета, как не остров во Вселенной? Но, как я уже
сказал, для того, чтобы называться теорией, мои рассуждения слишком
спекулятивны.
Завершая круг, мы вышли на дорогу из Оппли и, уже приближаясь к
поселку, увидели, как впереди из-за поворота с Хикхэмской дороги появилась
погруженная в глубокую задумчивость фигура. Это был Бернард. Зеллаби
позвал его. Бернард обернулся и остановился подождать нас.
- Не похоже, - заметил Зеллаби, - что беседа с Торренсом вам очень
помогла.
- До доктора Торренса я так и не добрался, - сказал Бернард. - А
теперь уже и нет смысла его беспокоить. Я только что разговаривал с
парочкой Детей.
- Не с парочкой, - вежливо возразил Зеллаби. - Разговаривать можно с
Составным Мальчиком или с Составной Девочкой. Либо с обоими.
- Хорошо, согласен с вашей поправкой. Значит, я беседовал со всеми
Детьми. И, кажется, заметил в манере их высказываний отчетливое влияние
Зеллаби.
Зеллаби был польщен.
- Для пары "лев и ягненок" у нас обычно были добрые отношения.
Приятно сознавать, что я оказал на них какое-то воспитательное
воздействие, - заметил он. - Ну, и как вы поговорили?
- Слово "поговорили" здесь не вполне подходит, - ответил Бернард. -
Меня снабдили информацией, прочитали лекцию и дали инструкции. И, наконец,
мне было поручено передать ультиматум.
- В самом деле? И кому? - спросил Зеллаби.
- Точно сказать не могу. Грубо говоря, тому, кто сможет снабдить их
воздушным транспортом.
Зеллаби поднял брови.
- Куда?
- Они не сказали. Наверное, туда, где они смогут жить и где никто не
будет им мешать.
Он коротко изложил нам аргументы Детей.
- Вывод, в общем, прост, - заключил он. - С их точки зрения, их
присутствие здесь представляет вызов властям, от которого те не смогут
долго уклоняться. Но любое правительство, которое попытается нанести им
удар, навлечет на свою голову огромные политические неприятности, причем
независимо от успеха или провала акции. Сами Дети нападать не желают и не
хотят, чтобы их вынудили защищаться...
- Естественно, - пробормотал Зеллаби. - Сейчас их задача - выжить,
чтобы потом, по возможности, завладеть миром.
- ...так что всех бы устроило, если бы Детям дали уйти.
- То есть просто им подыграли бы, - прокомментировал Зеллаби и
погрузился в размышления.
- С их стороны, это довольно рискованно. Все в одном самолете... -
предположил я.
- О, ты их недооцениваешь. Они все предусмотрели. Самолетов должно
быть несколько. Каждый должна проверить и обыскать специальная команда -
под их контролем - на предмет бомб с часовым механизмом и прочих штучек.
Далее - парашюты, причем некоторые из них будут проверены - по их выбору.
И еще множество подобных требований. Суть того, что произошло в Гижинске,
они поняли гораздо быстрее, чем наши люди, и не оставляют нам свободы
действий для радикальных мер.
- Гм, - заметил я. - Незавидная доля - проталкивать подобные
предложения. Что в качестве альтернативы?
Бернард покачал головой.
- Ничего. Наверное, "ультиматум" здесь не слишком подходящее слово.
Лучше сказать "требование". Я сказал Детям, что почти не надеюсь, что
кто-то всерьез меня выслушает. Они ответили, что предпочитают сначала
попытаться действовать таким образом, - если это удастся, будет меньше
проблем. Если же у меня ничего не выйдет, а это почти очевидно, они
предлагают, чтобы при второй попытке двое из них составили мне компанию.
После того, как я увидел, что они сделали с начальником полиции, это не
слишком приятная перспектива. Я не вижу, что может им помешать давить на
один уровень за другим, пока они не окажутся на самом верху. Что их
остановит?
- Мне с некоторого времени стало ясно, что это произойдет столь же
неизбежно, как смена времен года, - сказал Зеллаби, - но я не ожидал, что
так скоро. И наверное, у нас было бы еще несколько лет, если бы русские не
предвосхитили события. Полагаю, это произошло раньше, чем этого хотели
сами Дети. Они знают, что еще не вполне готовы. Поэтому и хотят улететь
куда-нибудь, где они смогут без помех стать взрослыми.
Возникает довольно интересная моральная дилемма. С одной стороны, наш
долг перед нашим биологическим видом и культурой - уничтожить Детей,
поскольку ясно, что, если мы этого не сделаем, они завладеют миром, и их
культура, какой бы она ни оказалась, полностью вытеснит нашу. С другой
стороны, именно наша культура не позволяет нам безжалостно уничтожить
безоружное меньшинство, не говоря уже о практических препятствиях,
возникающих на этом пути. С третьей же - о Господи, как сложно! - с
третьей стороны, позволить Детям вместе со всеми своими проблемами
переместиться на территорию, население которой в еще меньшей степени
готово к встрече с ними, - это лишь способ протянуть время, вообще никак
не оправданный морально. Начинаешь тосковать по простым уэллсовским
марсианам, поскольку мы, похоже, оказались в той самой ситуации, когда -
увы - ни одно из решений не выдерживает критики с точки зрения морали.
Мы с Бернардом слушали его молча. Наконец я сказал:
- Мне это напоминает один из тех софизмов, которые веками ставили
философов в затруднительное положение.
- Да нет же, - возразил Зеллаби. - В любом затруднительном положении,
когда любое решение аморально, остается возможность действовать во имя
наибольшего добра для наибольшего числа людей. Ergo [следовательно
(лат.)], от Детей следует избавиться - как можно меньшей ценой и как можно
быстрее. Мне очень жаль, но я вынужден был прийти именно к этому выводу.
За девять лет я успел их полюбить. И, хотя моя жена утверждает обратное, я
думаю, что даже подружился с ними, насколько это вообще возможно.
Он снова сделал долгую паузу и покачал головой.
- Это был бы правильный шаг, - повторил он. - Но, конечно, наши
власти сами на него не решатся - и лично я этому рад, поскольку не
представляю, как бы они могли сделать это, не уничтожив заодно и весь
поселок. - Он остановился и огляделся - вокруг был Мидвич, мирно
отдыхавший в лучах вечернего солнца. - Я уже стар и в любом случае долго
не проживу, но у меня молодая жена и маленький сын, и мне хотелось бы
надеяться, что у них впереди долгая жизнь. Нет, власти, конечно, будут
спорить, но если Дети хотят улететь, они улетят. Гуманность одержит верх
над биологической необходимостью - что это будет, порядочность? Или начало
конца? Таким образом, неизбежное отступит - интересно, надолго ли?..
Когда мы вернулись в поместье Кайл, чай уже был готов. Но после
первой же чашки Бернард поднялся и попрощался с Зеллаби.
- Все равно, оставаясь здесь, я больше ничего не узнаю, - сказал он.
- Чем раньше я представлю требования Детей моему недоверчивому начальству,
тем скорее дело сдвинется с мертвой точки. Не сомневаюсь в вашей правоте,
мистер Зеллаби, но лично я сделаю все возможное, чтобы Дети оказались за
пределами страны, и как можно быстрее. За свою жизнь я видел немало
неприятных зрелищ, но то, что произошло с начальником полиции, испугало
меня сильнее всего. Держать вас в курсе я, конечно же, буду.
Он посмотрел на меня.
- Едешь со мной, Ричард?
Я поколебался. Джанет все еще находилась в Шотландии и должна была
вернуться лишь через несколько дней. Ничто не требовало моего присутствия
в Лондоне, а проблема Детей Мидвича захватила меня гораздо сильнее, чем я
ожидал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
Девочка замолчала, и мальчик продолжил:
- Детали могут меняться, но нечто в этом роде неизбежно, если вы
осознаете, какую угрозу мы представляем. Можно с легкостью представить
себе забавную ситуацию, когда политики будут бороться за то, чтобы
остаться в стороне, вместо того чтобы предпринять против нас какие-то
действия. - Он помолчал, задумчиво глядя вдаль, а потом добавил: - Вот
так. Ни вы, ни мы не желаем, чтобы подобное произошло; или, можно сказать,
что у всех нас одно желание - выжить. Все мы - игрушки в руках Ее
Величества Жизни. Она сделала вас сильными количественно, но у вас
недоразвит мозг; нас она снабдила развитым мозгом, но мы слабы физически.
Теперь она натравила нас друг на друга, чтобы посмотреть, что из этого
получится. Наверное, с любой стороны это выглядит жестоко, но жестокость
так же стара, как сама жизнь. Мы постепенно совершенствуемся; юмор и
сострадание - очень недавние изобретения, которые появились лишь вместе с
человеком; они еще не вполне сформировались, но обещают многое. - Мальчик
улыбнулся. - Это Зеллаби, почти дословно. Наш первый учитель. - И
продолжил: - Этой силе невозможно сопротивляться. У нее свои кровавые
развлечения. Однако вполне возможно, что нам удастся оттянуть срок
генерального сражения. Вот об этом мы и хотели бы с вами поговорить...
21. УЛЬТИМАТУМ
- Послушай, - с укоризной сказал Зеллаби золотоглазой девочке,
сидевшей на ветке дерева возле дороги, - это совершенно нелепо -
ограничивать мое перемещение. Ты прекрасно знаешь, что я каждый день
совершаю прогулку и всегда возвращаюсь к чаю. Тирания легко переходит в
дурную привычку. Кроме того, заложницей осталась моя жена.
Девочка немного подумала над его словами и наконец, запихнув леденец
за щеку, сказала:
- Ладно, мистер Зеллаби.
Зеллаби сделал шаг. На этот раз нога свободно преодолела невидимый
барьер, в который только что упиралась.
- Спасибо, дорогая, - произнес Зеллаби, вежливо наклонив голову. -
Идемте, Гейфорд.
Оставив позади болтающую ногами и грызущую леденец охранницу, мы
углубились в лес.
- Это очень интересный вопрос, - заметил Зеллаби, - где именно
проходит у них граница между индивидуальным и коллективным. Кажется, мне
удалось немного продвинуться в его понимании. Свою конфету Ребенок,
несомненно воспринимает индивидуально; но разрешение пройти, которое она
нам дала, было коллективным, так же как и предшествовавший ему запрет. Но
если разум у них коллективный, то что можно сказать об ощущениях, которые
он получает? Неужели остальные Дети вместе с этой девочкой наслаждаются ее
конфетой? Похоже, что нет, хотя они наверняка знают о конфете и, может
быть, даже знают ее вкус. Подобная проблема возникает, когда я показываю
им фильмы или читаю лекции. Теоретически, если бы я работал лишь с двумя
из них, все остальные знали бы то же самое - так они, собственно, и
учатся, это я вам уже говорил, - но на самом деле, если я приезжаю на
Ферму, у меня всегда полный класс. Насколько я понимаю, они и при показе
фильмов могли бы получить всю информацию от единственных представителей
каждого пола, но, вероятно, при передаче зрительных ощущений что-то
теряется, и каждый предпочитает увидеть фильм собственными глазами.
По-видимому, их больше удовлетворяет индивидуальное восприятие картины. И
отсюда вытекает целый ряд вопросов.
- Я могу в это поверить, - согласился я, - но все эти вопросы скорее
чисто научные. Насколько я понимаю, главная проблема - сам факт их
присутствия здесь, с меня достаточно и ее.
- О, - сказал Зеллаби. - Это не столь уж новая проблема. Та же
проблема возникает и с фактом нашего присутствия здесь.
- Почему? Мы здесь появились в результате эволюции, но откуда взялись
Дети?
- Не принимаете ли вы теорию за доказанный факт, друг мой? Да, широко
распространено мнение, что мы возникли на Земле в результате эволюции, и в
качестве подтверждения опять же приводится мнение, что когда-то
существовало некое существо, которое было и нашим предком, и предком
обезьян - это существо наши деды именовали "недостающим звеном". Однако в
пользу его существования нет никаких удовлетворительных доказательств, и
не было найдено никаких его следов. Это самое "недостающее звено" скорее
можно считать некоей устраивающей всех метафорой. Можете ли вы себе
представить, что все многообразие человеческих рас происходит от этого
одного-единственного звена? Я не могу, как ни стараюсь. Я не могу
представить некое существо, ведущее кочевой образ жизни и объединяющее в
себе все черты, которые дали бы начало отличительным характеристикам
каждой расы. Представьте себе число поколений, историю которых нам
пришлось бы проследить, чтобы найти общего предка людей черных, белых,
красных и желтых. После них должны были остаться бесчисленные следы
миллионов эволюционировавших потомков, однако не удается найти практически
ничего, кроме большого пробела. Мы, пожалуй, больше знаем об эпохе
динозавров, чем об эпохе предполагаемой эволюции человека. Для лошади уже
много лет назад построено полное эволюционное древо. Если бы можно было
сделать то же для человека, это давно было бы сделано. А чем мы
располагаем на самом деле? Очень немногим, жалкими разрозненными
фрагментами. Никто не знает, каким образом они вписываются в общую картину
эволюции, поскольку и самой картины нет - только предположения. Вымершие
"предки" человека так же не связаны с нами, как мы - с Детьми...
Примерно с полчаса я выслушивал лекцию о совершенной
неудовлетворительности теории происхождения человечества, пока Зеллаби
наконец не извинился за то, что не может достаточно полно раскрыть тему,
которую сперва намеревался изложить в нескольких фразах.
- Однако, - добавил он, - я надеюсь, вы поняли, что общепринятая
теория содержит значительно больше пробелов, чем сути.
- Но если вы считаете эту теорию несостоятельной, что дальше? -
спросил я.
- Не знаю, - сказал Зеллаби, - но я отказываюсь соглашаться с плохой
теорией только потому, что лучшей нет. И я считаю отсутствие доказательств
- а будь теория верной, их было бы изобилие - аргументом в пользу прямо
противоположных выводов, каковы бы они ни были. В результате я считаю
появление Детей фактом, лишь немногим более удивительным, чем появление
различных человеческих рас, которые явно возникли вполне
сформировавшимися, или, по крайней мере, без каких-либо признаков
предшествовавшего развития.
Подобный вывод казался нетипичным для Зеллаби. Я решил, что у него,
вероятно, есть собственная теория.
Зеллаби покачал головой.
- Нет, - честно сказал он. И добавил: - Можно, конечно, строить
предположения, но, боюсь, без особого успеха - и порой это не слишком
приятно. Например, меня как убежденного рационалиста, не слишком радует
мысль, что, возможно, наши судьбы вершит некая Внешняя Сила. Я смотрю на
наш мир, и иногда он представляется мне довольно-таки запущенным
испытательным полигоном. То там, то тут нам кто-то подбрасывает что-нибудь
новенькое, чтобы посмотреть, как оно себя поведет среди нашей всеобщей
тупости и беспорядка. Наверное, создателю интересно понаблюдать за своими
творениями, как вы думаете?.. Выяснить, создал он на этот раз удачливого
хищника или очередную жертву; посмотреть, как развиваются более ранние
модели и какие из них способны превратить жизнь остальных в сущий ад... Вы
так не думаете? Ну что ж, как я уже сказал, подобные предположения могут
быть неприятны.
- Скажу вам как мужчина мужчине, Зеллаби, - заметил я, - много
говорите не только вы, но когда вы говорите много бессмыслицы, то части ее
придаете осмысленный вид. Слушателя это приводит в замешательство.
Зеллаби, похоже, обиделся.
- Мой дорогой друг, я всегда говорю только то, что имеет смысл. Это
моя главная слабость. Следует отличать содержимое от сосуда. Вы
предпочитаете, чтобы я говорил тем не допускающим возражений тоном,
который наши простодушные собратья, да поможет им Бог, считают гарантией
искренности? Даже если бы я так и делал, вы все равно должны были бы
оценивать содержание моих слов.
- И все-таки я хотел бы знать, - твердо сказал я, - раз вы отрицаете
эволюцию человечества, есть ли у вас какая-нибудь серьезная гипотеза
взамен?
- Вам не нравятся мои рассуждения о Создателе? Мне тоже. Но у них
есть то достоинство, что при одинаковой вероятности они намного более
понятны, чем многие религиозные постулаты. И, когда я говорю "Создатель",
я совсем не обязательно имею в виду некую личность. Скорее всего, это
группа. Если бы группа наших собственных биологов и генетиков устроила
свой полигон на каком-нибудь далеком острове, они бы с большим интересом и
удовольствием наблюдали за межвидовой борьбой своих подопечных. А что
такое, в конце концов, планета, как не остров во Вселенной? Но, как я уже
сказал, для того, чтобы называться теорией, мои рассуждения слишком
спекулятивны.
Завершая круг, мы вышли на дорогу из Оппли и, уже приближаясь к
поселку, увидели, как впереди из-за поворота с Хикхэмской дороги появилась
погруженная в глубокую задумчивость фигура. Это был Бернард. Зеллаби
позвал его. Бернард обернулся и остановился подождать нас.
- Не похоже, - заметил Зеллаби, - что беседа с Торренсом вам очень
помогла.
- До доктора Торренса я так и не добрался, - сказал Бернард. - А
теперь уже и нет смысла его беспокоить. Я только что разговаривал с
парочкой Детей.
- Не с парочкой, - вежливо возразил Зеллаби. - Разговаривать можно с
Составным Мальчиком или с Составной Девочкой. Либо с обоими.
- Хорошо, согласен с вашей поправкой. Значит, я беседовал со всеми
Детьми. И, кажется, заметил в манере их высказываний отчетливое влияние
Зеллаби.
Зеллаби был польщен.
- Для пары "лев и ягненок" у нас обычно были добрые отношения.
Приятно сознавать, что я оказал на них какое-то воспитательное
воздействие, - заметил он. - Ну, и как вы поговорили?
- Слово "поговорили" здесь не вполне подходит, - ответил Бернард. -
Меня снабдили информацией, прочитали лекцию и дали инструкции. И, наконец,
мне было поручено передать ультиматум.
- В самом деле? И кому? - спросил Зеллаби.
- Точно сказать не могу. Грубо говоря, тому, кто сможет снабдить их
воздушным транспортом.
Зеллаби поднял брови.
- Куда?
- Они не сказали. Наверное, туда, где они смогут жить и где никто не
будет им мешать.
Он коротко изложил нам аргументы Детей.
- Вывод, в общем, прост, - заключил он. - С их точки зрения, их
присутствие здесь представляет вызов властям, от которого те не смогут
долго уклоняться. Но любое правительство, которое попытается нанести им
удар, навлечет на свою голову огромные политические неприятности, причем
независимо от успеха или провала акции. Сами Дети нападать не желают и не
хотят, чтобы их вынудили защищаться...
- Естественно, - пробормотал Зеллаби. - Сейчас их задача - выжить,
чтобы потом, по возможности, завладеть миром.
- ...так что всех бы устроило, если бы Детям дали уйти.
- То есть просто им подыграли бы, - прокомментировал Зеллаби и
погрузился в размышления.
- С их стороны, это довольно рискованно. Все в одном самолете... -
предположил я.
- О, ты их недооцениваешь. Они все предусмотрели. Самолетов должно
быть несколько. Каждый должна проверить и обыскать специальная команда -
под их контролем - на предмет бомб с часовым механизмом и прочих штучек.
Далее - парашюты, причем некоторые из них будут проверены - по их выбору.
И еще множество подобных требований. Суть того, что произошло в Гижинске,
они поняли гораздо быстрее, чем наши люди, и не оставляют нам свободы
действий для радикальных мер.
- Гм, - заметил я. - Незавидная доля - проталкивать подобные
предложения. Что в качестве альтернативы?
Бернард покачал головой.
- Ничего. Наверное, "ультиматум" здесь не слишком подходящее слово.
Лучше сказать "требование". Я сказал Детям, что почти не надеюсь, что
кто-то всерьез меня выслушает. Они ответили, что предпочитают сначала
попытаться действовать таким образом, - если это удастся, будет меньше
проблем. Если же у меня ничего не выйдет, а это почти очевидно, они
предлагают, чтобы при второй попытке двое из них составили мне компанию.
После того, как я увидел, что они сделали с начальником полиции, это не
слишком приятная перспектива. Я не вижу, что может им помешать давить на
один уровень за другим, пока они не окажутся на самом верху. Что их
остановит?
- Мне с некоторого времени стало ясно, что это произойдет столь же
неизбежно, как смена времен года, - сказал Зеллаби, - но я не ожидал, что
так скоро. И наверное, у нас было бы еще несколько лет, если бы русские не
предвосхитили события. Полагаю, это произошло раньше, чем этого хотели
сами Дети. Они знают, что еще не вполне готовы. Поэтому и хотят улететь
куда-нибудь, где они смогут без помех стать взрослыми.
Возникает довольно интересная моральная дилемма. С одной стороны, наш
долг перед нашим биологическим видом и культурой - уничтожить Детей,
поскольку ясно, что, если мы этого не сделаем, они завладеют миром, и их
культура, какой бы она ни оказалась, полностью вытеснит нашу. С другой
стороны, именно наша культура не позволяет нам безжалостно уничтожить
безоружное меньшинство, не говоря уже о практических препятствиях,
возникающих на этом пути. С третьей же - о Господи, как сложно! - с
третьей стороны, позволить Детям вместе со всеми своими проблемами
переместиться на территорию, население которой в еще меньшей степени
готово к встрече с ними, - это лишь способ протянуть время, вообще никак
не оправданный морально. Начинаешь тосковать по простым уэллсовским
марсианам, поскольку мы, похоже, оказались в той самой ситуации, когда -
увы - ни одно из решений не выдерживает критики с точки зрения морали.
Мы с Бернардом слушали его молча. Наконец я сказал:
- Мне это напоминает один из тех софизмов, которые веками ставили
философов в затруднительное положение.
- Да нет же, - возразил Зеллаби. - В любом затруднительном положении,
когда любое решение аморально, остается возможность действовать во имя
наибольшего добра для наибольшего числа людей. Ergo [следовательно
(лат.)], от Детей следует избавиться - как можно меньшей ценой и как можно
быстрее. Мне очень жаль, но я вынужден был прийти именно к этому выводу.
За девять лет я успел их полюбить. И, хотя моя жена утверждает обратное, я
думаю, что даже подружился с ними, насколько это вообще возможно.
Он снова сделал долгую паузу и покачал головой.
- Это был бы правильный шаг, - повторил он. - Но, конечно, наши
власти сами на него не решатся - и лично я этому рад, поскольку не
представляю, как бы они могли сделать это, не уничтожив заодно и весь
поселок. - Он остановился и огляделся - вокруг был Мидвич, мирно
отдыхавший в лучах вечернего солнца. - Я уже стар и в любом случае долго
не проживу, но у меня молодая жена и маленький сын, и мне хотелось бы
надеяться, что у них впереди долгая жизнь. Нет, власти, конечно, будут
спорить, но если Дети хотят улететь, они улетят. Гуманность одержит верх
над биологической необходимостью - что это будет, порядочность? Или начало
конца? Таким образом, неизбежное отступит - интересно, надолго ли?..
Когда мы вернулись в поместье Кайл, чай уже был готов. Но после
первой же чашки Бернард поднялся и попрощался с Зеллаби.
- Все равно, оставаясь здесь, я больше ничего не узнаю, - сказал он.
- Чем раньше я представлю требования Детей моему недоверчивому начальству,
тем скорее дело сдвинется с мертвой точки. Не сомневаюсь в вашей правоте,
мистер Зеллаби, но лично я сделаю все возможное, чтобы Дети оказались за
пределами страны, и как можно быстрее. За свою жизнь я видел немало
неприятных зрелищ, но то, что произошло с начальником полиции, испугало
меня сильнее всего. Держать вас в курсе я, конечно же, буду.
Он посмотрел на меня.
- Едешь со мной, Ричард?
Я поколебался. Джанет все еще находилась в Шотландии и должна была
вернуться лишь через несколько дней. Ничто не требовало моего присутствия
в Лондоне, а проблема Детей Мидвича захватила меня гораздо сильнее, чем я
ожидал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25