Потерпевший аварию корабль был "каретой скорой помощи"!
Но межпланетный корабль такого типа мог быть продуктом исключительно
развитой цивилизации, охватывающей множество звездных систем. Значит,
создавшая его культура достигла высокого уровня. В Галактической
цивилизации такой ступени достигли лишь культуры Илленсы, Тралтана и
Земли. Как же могло случиться, что культура такого масштаба оставалась
неизвестной?
Конвей поежился. У него был ответ и на этот вопрос.
Саммерфилд полагал, что найденная половина была наиболее
поврежденной, и остальная часть корабля могла продолжить путь к ближайшей
ремонтной базе. Таким образом, секция с пациентом оторвалась во время
аварии и передвигалась в пространстве тем же путем, что и корабль до
катастрофы.
Следовательно, корабль шел с планеты, зарегистрированной как
необитаемая, но за сто лет кто-то основал там базу или даже колонию. И
"карета скорой помощи" следовала с той планеты в межгалактическое
пространство...
Цивилизация, способная преодолевать межгалактическое пространство и
создавать базы на окраине другой галактики, внушала уважение и мысль о
мерах предосторожности в обращении с ней. Особенно если учесть, что
единственного ее представителя пока при всех стараниях нельзя было отнести
к сговорчивым существам. Его соотечественникам, искушенным в области
медицины, не по душе придется, если кто-то станет плохо обращаться с их
занемогшим собратом. Да и вообще при таком положении дел они вряд ли
хорошо отнесутся к кому бы то ни было или к чему бы то ни стало.

Неожиданно загудел коммуникатор. Курседд сообщала, что пациент
спокоен, но раковое поражение быстро распространяется, угрожая одному из
дыхательных отверстий. Конвей ответил, что сейчас придет. Он вызвал к себе
доктора Приликлу и снова уселся на диванчик.
Он не решался сообщить кому-либо о своем открытии. Сделать это -
означало послать в межзвездное пространство сторожевые корабли, которые
могут установить преждевременный контакт - преждевременный, с точки зрения
Конвея. Он опасался, что первая встреча двух цивилизаций может кончиться
недоразумением, а спасение пациента смягчит обстановку, если, конечно,
Федерации удастся вылечить его.
Естественно, не исключено, что пациент не типичен для расы, что у
него, по предположению О'Мары, умственное расстройство. Однако вряд ли в
глазах инопланетян это может быть достойным оправданием, чтобы не принять
все меры для его спасения. Любопытно, что страх пациента был связан с
ненавистью к лицу, старавшемуся его вылечить. На какое-то мгновение Конвею
пришла в голову дикая мысль: не существует ли во Вселенной антитезной
логики, согласно которой помощь вызывает не благодарность, а ненависть.
Даже тот факт, что существо было обнаружено в "скорой помощи", не мог
развеять сомнений. Для людей, подобных Конвею, "скорая помощь" -
олицетворение альтруизма, милосердия и тому подобного. Но многие расы,
среди них и входящие в Федерацию, относились к болезни как к проявлению
физической неполноценности.
Покидая комнату, Конвей все еще не представлял себе, каким образом
примется за лечение пациента. Не знал он, и сколько времени отпущено ему
на это. Капитан Саммерфилд, Гендрикс и те, кто исследовал корабль, были
сейчас слишком поглощены множеством загадок, которые тот преподнес, чтобы
подумать о чем-либо ином. Но придет время и они задумаются над тем же, над
чем ломал голову Конвей. Их отделяло от этого всего лишь несколько дней, а
может, и часов.
Затем мониторы вступят в контакт с неизвестными, а те, естественно,
захотят узнать о судьбе их больного брата, который к тому времени либо
совсем выздоровеет, либо будет выздоравливать.
Или же...
Конвей всеми силами пытался отогнать мысль: "А что, если он умрет?"

Прежде чем приступить к очередному исследованию, он расспросил
Приликлу об эмоциональном состоянии пациента, но не узнал ничего нового.
Существо было неподвижно и, по-видимому, находилось без сознания. Однако
как только Конвей обратился к нему с помощью транслятора, больного снова
охватил страх, хотя, как уверял Приликла, он понимал, о чем говорит
Конвей.
- Я не причиню вам вреда, - медленно и четко выговаривая слова,
Конвей приближался к пациенту. - Но мне необходимо до вас дотронуться.
Поверьте, я не желаю причинять вам вред. - Он вопросительно посмотрел на
Приликлу.
ГЛНО сказал:
- Страх и... беспомощность. И еще покорность наряду с угрозой... нет,
с предупреждением. Он явно верит вам, но пытается о чем-то вас
предупредить.
Ну, так-то лучше, подумал Конвей: существо не возражало против
прикосновения. Он подошел к нему и дотронулся рукой в перчатке до участка
чистой кожи.
Руку его снова отбросило сильнейшим ударом. Охнув, он отскочил в
сторону и, потирая руку, выключил транслятор, чтобы дать выход своим
чувствам.
Чуть помолчав для приличия, Приликла счел нужным пояснить:
- Нам удалось получить очень важную информацию, доктор Конвей. Бурная
физическая реакция пациента ничуть не изменила отношения его к вам.
- Ну и что из того?! - раздраженно воскликнул Конвей.
- А то, что реакция была непроизвольной.
Конвей подумал над выводом Приликлы и сказал не без горечи:
- Значит, общая анестезия исключена, даже если бы у нас и был
подходящий наркоз - сердцем и легкими управляют непроизвольные сокращения
мышц. А это еще одно осложнение. Мы не можем его анестезировать, а он не
собирается нам помочь...
Конвей подошел к контрольному пульту и нажал несколько кнопок. Замки
сети раскрылись, и сеть оттянуло в сторону.
- Он сам себе наносит травмы, - пояснил Конвей, - бьется о сеть. Вы
видите, он почти лишился второго щупальца.
Приликла возражал против того, чтобы убрать сеть, он считал, что,
оказавшись на свободе, пациент может нанести себе более серьезные
повреждения. Конвей возразил, что пострадавший в его положении вряд ли
сможет свободно передвигаться. Ему пришла мысль, что поза, принятая
существом, идеальна для обороны. Она напомнила позу кота во время драки,
который опрокидывается на спину, чтобы пустить в ход все четыре лапы. Вот
и этот десятилапый мог защитить себя от нападения с любой стороны.
Инстинктивные реакции существа были продуктом эволюции. Иначе зачем
ему принимать эту оборонительную позицию, не подпуская к себе никого
именно тогда, когда оно нуждается в помощи?..
И тут Конвея словно озарило - он нашел ответ на свой вопрос! Нет,
поправил он себя, стараясь успокоиться; он уверен, что нашел ответ.

Все их выводы относительно сущности болезни изначально были
неверными. Они пришли к ложному заключению, казалось, простому и
единственному, - отсюда и диагноз. Если изменить этот диагноз, становятся
объяснимыми физическое и моральное состояние пациента, истоки его
враждебности. Тогда нащупывается и единственно верный метод лечения.
Больше того, появляются основания полагать, что пациент отнюдь не так
злобен и враждебен, как это могло показаться.
Единственным слабым местом в теории Конвея была вероятность того, что
она могла оказаться ложной.
Конвей не мог ни с кем обсудить намеченный курс лечения - это привело
бы к служебным неприятностям. Вздумай он настаивать на этом лечении, в
случае неудачи и смерти пациента его бы, как лечащего врача, просто
уволили.
Конвей снова приблизился к пациенту и включил транслятор. Он знал
наперед, какой будет реакция пациента - ведь то, что он собирается
сделать, было жестоким испытанием для больного, но Конвей не мог поступить
иначе. Он сказал:
- Не беспокойтесь, молодой человек, мы вас быстро вернем в нормальное
состояние...
Реакция пациента была настолько бурной, что доктору Приликле, который
следил за чувствами пациента, пришлось покинуть палату.
И лишь тогда старший терапевт принял окончательное решение.

Три следующих дня Конвей регулярно посещал пациента. Он отмечал, с
какой скоростью растет жесткий покров, охвативший уже две трети тела
пациента. Не было сомнений, что поражение распространяется чрезвычайно
быстро, и опухоль становится все толще. Он отослал образцы в Лабораторию
патологии. Оттуда ответили, что пациент страдает весьма активной формой
рака кожи, и запрашивали, возможно ли хирургическое вмешательство или
лечение радиоактивными изотопами. Конвей отвечал, что и то и другое
исключено, так как усилит опасность для жизни пациента.
Конвей распорядился, чтобы никто не смел утешать больного ибо он и
так уже достаточно пострадал от такой доброжелательной тупости. Если бы
Конвей мог запретить доступ в палату всем, кроме себя, Курседд и Приликлы,
он сделал бы это, не задумываясь. Однако Конвею все время приходилось
убеждать себя, что он поступает правильно.
Со дня первого консилиума он сознательно избегал доктора Маннона, не
желая обсуждать с ним ход болезни, - старый друг был слишком умен и его
невозможно было провести, а правду Конвей не мог сказать даже ему. Он
страстно желал, чтобы капитан Саммерфилд был с головой занят делами на
корабле, чтобы О'Мара и Скемптон забыли о существовании Конвея, а Маннон
не совал нос не в свое дело.
Однако этого не случилось.

Когда утром пятого дня Конвей вторично зашел в палату, его там
поджидал доктор Маннон. Согласно всем правилам хорошего тона, он попросил
разрешения взглянуть на пациента. Затем, покончив с формальностями,
сказал:
- Послушайте, юный наглец, мне надоело смотреть, как вы разглядываете
свои ботинки или потолок, стоит мне только подойти к вам. Не будь у меня
такой же непробиваемой шкуры, как у тралтанина, я бы не выдержал подобного
пренебрежения. Известно, что вновь назначенных старших специалистов первые
недели работы прямо-таки распирает от самомнения, но ваше поведение
переходит все границы.
Подняв руку, он остановил попытку Конвея ответить, и продолжил:
- Принимаю ваши извинения. Теперь перейдем к делу. Я говорил с
Приликлой и с ребятами из патологии. Они сказали мне, что поражено все
тело, что новообразование непроницаемо для рентгеновских лучей безопасной
концентрации, а потому о состоянии внутренних органов можно только
догадываться. Удаление наростов исключено - для этого требуется
парализовать щупальца, а это в свою очередь может остановить сердце. При
действующих щупальцах операцию тоже нельзя провести. В то же время пациент
слабеет день ото дня, но вы не можете накормить его, не освободив ему рот.
К тому же последние анализы свидетельствуют, что опухоль распространяется
не только вширь, но и вглубь, и есть основания полагать, что, если не
провести операцию немедленно, хвост полностью срастется со ртом. Разве не
так?
Конвей кивнул.
- Допустим, - переведя дух, продолжил Маннон, - вы ампутируете
конечности и удалите опухоль с головы и хвоста, заменив кожу подходящим
синтетическим материалом, а как только пациент достаточно окрепнет,
повторите эту операцию на остальных участках тела. Согласен, этот путь
невероятно сложен, но в настоящих условиях он предоставляется единственно
возможным. Конечно, можно создать ему искусственные конечности...
- Нет! - с чувством воскликнул Конвей. Если его теория правильна, то
всякая операция на этой стадии окажется роковой. Если же нет и если
пациент на самом деле такой злобный и непреодолимо враждебный, как
представляется с первого взгляда, и если друзья его разыщут...
Чуть успокоившись, Конвей пояснил:
- Представьте, ваш друг с заболеванием кожи попал в руки к
инопланетному доктору и тот не придумал ничего лучшего, как заживо содрать
с него кожу и оторвать ему руки и ноги. Обнаружив его в таком состоянии,
вы придете в негодование. Даже если предположить, что вы цивилизованное,
терпимое и готовое на компромиссы существо - а эти качества мы пока не
можем приписать нашему пациенту, - я беру на себя смелость предположить,
что вы выйдете из себя.
- Это же несопоставимо, вы же отлично понимаете! - горячо возразил
Маннон. - Порой приходится рисковать. Перед нами как раз такой случай.
- Нет, - ответил Конвей.
- Может быть, у вас есть лучшие предложения?
Конвей не спешил с ответом, тщательно взвешивая каждое слово:
- У меня есть одна идея, но пока я не хотел бы ее обсуждать. Если
что-нибудь получится, вы узнаете об этом первым. Если не получится - все
равно узнаете. Узнают все.
Пожав плечами, Маннон направился к двери, но, не дойдя до нее,
остановился.
- Что бы вы ни делали, - произнес он, - это достаточно серьезно, раз
вы решили держать все в секрете. Однако, если вы поделитесь этим со мной,
в случае неудачи я разделю с вами и вину...
Все-таки есть настоящие друзья, подумал Конвей. Соблазнительно было
бы поделиться с Манноном - он был дотошным, добрым и весьма знающим
специалистом, чрезвычайно серьезно относившимся к своей профессии, хотя и
имел обыкновение подшучивать над собой. Однако вряд ли он сможет делать
то, о чем его попросит Конвей, и вряд ли он будет хранить тайну, если этим
Конвей займется сам.
И Конвей с сожалением покачал головой.

5
Когда Маннон ушел, Конвей возвратился к своему пациенту. Теперь
больной напоминал не просто баранку, а баранку, ссохшуюся и изрезанную
морщинами. Конвею трудно было убедить себя, что с того дня, как пациент
прибыл в Госпиталь, прошла всего неделя. Его задетые опухолью щупальца
напряженно торчали под разными углами, подобно засохшим сучьям на мертвом
стволе. Понимая, что опухоль закроет дыхательные пути, Конвей вставил в
них трубки, чтобы обеспечить нормальное дыхание. Трубки помогли, однако
дыхание пациента замедлилось и утратило глубину. Биение сердца участилось,
удары его ослабли.
Неуверенность изматывала Конвея.
Он записал в историю болезни пульс и частоту дыхания больного и
решил, что пришло время чаще его осматривать, а также договориться с
Приликлой, чтобы делать это вместе.
Курседд не спускал с Конвея глаз. Он не стал предупреждать ее, чтобы
она молчала, так как это породило бы еще больше разговоров и сплетен.
Конвей и так стал уже притчей во языцех у медсестер, а в последнее время
обратил внимание, что старшие медсестры отделения стали относиться к нему
с заметной прохладой. Но, если повезет, руководство еще несколько дней не
будет знать об этом.
Три часа спустя он вернулся в палату вместе с Приликлой. Сам снова
проверил пульс и дыхание, а ГЛНО выяснил эмоциональное состояние пациента.
- Он очень ослабел, - задумчиво сказал Приликла. - Жизнь в нем еле
теплится. Дыхание почти неощутимо, а пульс частый и слабый... - Мысль о
смерти была особенно невыносима для эмпата, и чувствительный Приликла не
смог заставить себя закончить фразу.
- Убедить его мы ни в чем не можем, - размышлял вслух Конвей. -
Питаться он не способен, запасов энергии почти не осталось...
Конвей продолжил осмотр, но его неожиданно прервали.

Существо, что с трудом протиснулось в дверь, было тралтанином. Трудно
отличить одного тралтанина от другого, но этого Конвей узнал. Это явился
не кто иной, как Торннастор, диагност, заведующий лабораторией патологии.
Выпучив глаза на Приликлу, он загудел:
- Выйдите, пожалуйста. И вы, сестра. - Затем он обратил все четыре
глаза на Конвея.
- Я решил поговорить с вами один на один, - сказал Торннастор, когда
Приликла и медсестра вышли. - Так как мои отдельные замечания будут
касаться вашего профессионального поведения, я не хочу смущать вас
присутствием свидетелей. Но начну я с добрых вестей. Нам удалось подобрать
средство, останавливающее разрастание опухоли. Оно не только прерывает
рост злокачественного образования, но и размягчает уже пораженные участки,
а также регенерирует ткани и поврежденные сосуды.
Черт побери, подумал Конвей, а вслух воскликнул:
- Замечательное достижение! - И это было правдой.
- Мы не добились этого, если бы не направили на погибший корабль
нашего сотрудника с инструкциями исследовать все, что касается обмена
веществ пациента, - продолжал диагност. - Совершенно очевидно, что вы
недооценили этот источник информации, ибо занялись им лишь однажды,
впервые ступив на корабль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19