..
Разумеется, я мигом перенес на нее все свое внимание, но сколько ни бросал роковые взгляды, она ни разу не подняла на меня глаз. Она была слишком занята игрой.
Прежде чем присоединиться к играющим, я некоторое время понаблюдал за капризами рулеточного шарика. Потом поставил жетон в пятьсот франков пополам на "8" и "5". Выпало "26". Я заупрямился и в десять приемов спустил все свои пятьдесят тысяч. Этого было вполне достаточно. Я не ощущал азарта игры. Она возбуждала меня не больше, чем простая партия в белот в обшарпанном кафе на Торговой площади. Игра — это авантюра для маленьких людей, это источник их маленьких остреньких ощущеньиц. Меня она покорить не могла: морфинист нечувствителен к аспирину.
Я отодвинулся от стола и принялся наблюдать за действиями рыжеволосой женщины. Она не заглядывала в шпаргалки, подобно всем остальным кретинам. Она играла не спеша, но довольно любопытным образом: дожидалась, пока сделают ставки ее соседи, при этом внимательно следила за их выбором, держа в правой руке горстку жетонов, и когда все остальные выкладывали свои пластмассовые кружочки и крупье уже готовился пустить по кастрюле шарик, спешила распределить по зеленому сукну свои собственные.
Мне понадобилось немало времени, чтобы разгадать ее хитрость. А сообразив, в чем дело, я «разу понял причину ее медлительности, но главное — назначение ее огромного браслета. Действовала она так: раскладывала жетоны по самым дальним от нее квад-ратам, из-за чего ей приходилось вытягивать руку, и на обратном пути ее браслет сдвигал «танку другого игрока на соседнюю клетку. Когда я это усек, >о
сначала решил, что у нее это выходит нечаянно. И правда, какой смысл изменять чужую ставку?
Но, пошевелив мозгами, я понял, какой. Она поступала так потому, что остальные играли по "системе". То есть уделяли гораздо больше внимания своим подсчетам, чем событиям, поворачивающимся на зеленом столе. Они ставили на определенный номер, и если выпадал другой, то даже не поднимали головы, Так, старушенция, поставившая на "18", и бровью не вела, когда крупье обьявлял, что выиграл "21" — соседний номер, на который рыжая сдвинула жетон с восемнадцатой клетки.
Один раз, когда браслет перетащил пятисотенный жетон с "16" на "19", а выиграл шестнадцатый, я ожидал, что начнется настоящий бедлам. Действительно, старуха, поставившая на "шестнадцать", подняла гвалт, но круггве сразу поставил ее на место, вежливо сказав, что она либо ошиблась, либо должна срочно сбегать в магазин братьев Лиссак, где продают отличные очки по умеренным ценам. На этом все и закончилось.
В общем, фокус рыжей девчонки удавался на славу. У нее каждый раз был дополнительный бесплатный шанс сорвать деньгу, а поскольку сдвинутый жетон игра.» не наполовину, а целиком, при совпадении номера пингвин с граблями выдавал ей очень приличный выигрыш. Судя по тому, как увеличивалась куча лежавших перед ней жетонов, этот маленький бизнес должен был обеспечивать ей довольно безоблачную жизнь.
Я еще немного понаблюдал за ней, потом вышел из казино, перебрался на террасу соседнего кафе и кинул в горло стаканчик пастиса. Оттуда мне были хорошо видны двери игорного заведения. Погода стояла замечательная. Воздух казался каким-то удивительно мягким. Фонари выдергивали из темноты цветочные клумбы на площади. Где-то за домами раздавался гулкий недовольный рокот моря...
Я выпил три пастиса, покуривая сигареты и размышляя. Эта девчонка очень наглядно продемонстрировала, чего можно достичь на побережье при опре-
деленной хитрости, Я решил пока что задержаться в Мантоне и устраивать свои делишки с помощью старых кляч, сидевших с утра до ночи в казино. Теперь, когда меня звали Робер Рапен, когда у меня были машина, вилла и счет в банке, для этого открывались прекрасные возможности.
Так я рассуждал, когда рыжая дамочка наконец вышла из игорной лавочки. До сих пор я видел ее только в сидячем положении, но в полный рост она оказалась еще козырное: высокая, талия не шире салфеточного кольца, грудь как надувная игрушка и крайне симпатичная попка.
Расплатившись, я спустился с террасы и зашагал навстречу женщине. Она не сразу поняла, что меня интересует именно ее персона. Мне пришлось остановиться прямо перед ней, и только тогда она бросила на меня выразительный, враждебный взгляд.
— Добрый вечер, — промурлыкал я с улыбочкой молодого парикмахера-ловеласа.
— Ради бога, оставьте!— резко ответила она. Я засмеялся.
— Целомудрие в опасности! Прекрасно. Женщинам очень идет, когда они сердятся. Почему вы так сердито на меня смотрите: я не в вашем вкусе?
— Нахалы меня никогда не привлекали,— проговорила она.
— Может быть, мне представится возможность продемонстрировать вам и другие свои качества?
— Спасибо, не надо: я не увлекаюсь исследованием человеческих характеров.
Я стал серьезным. Эта девка с ее высокомерием и уничижительным взглядом начала выводить меня из себя.
— Значит, больше увлекаетесь рулеткой?
Ее лицо омрачила легкая тень, и глаза будто превратились в прорезанные ножиком щелочки. Она внимательно вгляделась в меня.
— Постойте, - сказала она как бы сама себе,— ведь я недавно видела вас в игорном зале...
Я ответил с нажимом, который не оставлял места для беспечности:
— А я вас не просто видел: я вас принял, как принимают экстренное сообщение...
Она снова посмотрела на меня.
— Разумеется, фраза не моя. Мне было бы стыдно выдавать ее за собственную. Я выдрал ее из одной претенциозной книженции:
Теперь она уже колебалась, стоит ли играть прежнюю роль или же лучше пойти на попятную? Она чувствовала, что в моей болтовне кроется какая-то то неясная угроза, и в ней боролись два желания: послать меня в турецкую баню и изучить меня получше.
В конце концов любопытство оказалось сильнее.
— Позвольте пригласить вас в приличный бар на бутылочку шампанского, — продолжал я.
— Я не люблю шампанское.
— Тогда, может быть, виски?
— Методы у вас, однако, довольно... скоростные.
— Прошу расценивать это лишь как проявление моей непосредственности.
На этом наши препирательства закончились, и я повел ее в ночной бар на тихой улице, выходящей к морю. С моря дул легкий ветерок; город давно затих. Дамочка была, бесспорно, красива; ее формы сушили мне глотку и вызывали всякие-разные мысли. У нее была осторожная походка и необычайно строгий вид.
Заведение, куда мы пришли, ничем особо не выделялось. Стены увешаны рыбацкими сетями, по углам — традиционное барахло, снятое со старых кораблей: рулевое колесо, фонари, канаты и все такое.
Кроме нас, там не оказалось ни одного клиента. Был только хозяин — маленький толстый итальяшка с заплывшими жиром глазами.
Наш приход стал для него главным событием вечера. Он рассыпался в салям-алейкумах, от которых сразу начинало ныть в желудке.
— Два виски и пять минут покоя! — заказал я.
В двух анусах, служивших ему глазами, блеснул недобрый огонек. Но я посмотрел на него еще злее, и он понял, что перед ним вовсе не тряпка,
Мы с рыжей красоткой остались одни; звуковым фоном служил блюз, доносившийся неизвестно откуда.
Она ждала, когда я перейду в наступление, но мне некуда было спешить. В конце концов она заговорила первой.
— Итак? — спросила она боязливым голосом, который меня слегка взволновал.
— Итак? — повторил я. Мои глаза смеялись.
— Мне кажется, вы надо мной насмехаетесь, — заметила она.
— Женщинам это кажется всегда, когда мужчина замолкает. Для них мужская вежливость состоит в разговорах... Не правда ли, нам здесь неплохо вдвоем?
— Странное у вас представление о комфорте.
— Хотите поговорить? Ладно, начинайте вы. Вы здесь одна?
— Да.
— Без мужчины?
— Без.
— Когда на вас смотрит то кажется просто невероятным...
— Но когда меня знаешь, это кажется вполне естественным.
Один-ноль в ее пользу! Непростая, похоже, была особа. Поначалу я даже испугался, что напал на мужененавистницу. Однако вблизи становилось ясно, что лесбийские забавы — эти не по ее части.
— Защищаться вы умеете...
— Как все одинокие женщины. — Вы не признаете любви?
— Признаю, но мужчины нравятся мне меньше, чем одиночество...
Она пожала плечами:
— Сидеть дома и ждать мужчину, как ждут почтальона или сантехника... Нет уж, это не для меня!
Она начинала мне жутко нравиться. Я воображал ее голой, лежащей на диване в моей "деревенской" спальне, когда ночь озарена сиянием моря... Это наверняка стоило бы затраченных усилий. Я хотел ее. С момента той злосчастной встречи с проституткой из Болоньи я ни разу не занимался парным катанием по постели... А в моем возрасте воздержание ни к чему хорошему не ведет,
— Если вы все же признаете любовь ~~ я могу вас ею наделить.
— Это обещают все мужчины. А в кровати оказывается, что девять из десяти никуда не годятся...
— Быть может, я — тот, десятый? — Какой вы самоуверенный!
— Попробуйте, ведь это лучший способ проверить.
— Нет, лучше уж я поверю вам на слово.
— Значит, я все-таки не в вашем вкусе?
— У меня нет определенных вкусов в этом вопросе, но ночевать я сегодня буду у себя дома.
Она, похоже, была настроена весьма решительно.
— Хотите поскорее спрятать деньжата?
Она чуть заметно вздрогнула, под глазами появились испуганные круги. Она решила, что я охочусь за ее монетами.
— Что вы имеете в виду?
— Только то, что говорю, милое дитя. Вы... ну, допустим, выиграли в рулетку мешок денег и боитесь, что я его отниму. Поэтому и говорите мне "только не сегодня", как мамочка папочке.
Я достал из кармана крупную купюру и протянул ее в направлении занавески из фальшивого жемчуга, за которой — я это знал — шпионил итальяшка, Пучач набросился на деньги, как форель на мотыля. Может, ему уже нечем было платить за электричество?..
Мы вышли на улицу.
— Зайдем ко мне? Есть бутылочка "Джон и и Уокера"...
— В другой раз.
— Как хотите...
Она протянула мне руку.
— Спасибо за виски,
— Не стоит благодарности, Напротив, это мне следует вас поблагодарить, моя красавица...
— Вот как? И за что же?
— За урок игры в рулетку. Я очень оценил ту ловкость, с которой вы использовали чужие ставки. Скажите, между нами: крупье с вами заодно?
Ее сразили не сами слова, а то, как и когда я их произнес.
Она замерла с открытым ртом, как игрушечная лягушка. Мне показалось, что ее вот-вот хватит удар: ее губы побледнели даже под слоем помады.
Она не стала возражать: не было сил. Я будто треснул ее по башке дубиной, и прийти в себя ей было суждено еще не скоро. Ее тревога еще больше усиливалась от неизвестности. Она еще не знала, к кому меня следует относить: к полицейским, к шантажистам или к собратьям по профессии...
Я сохранял полную серьезность, чтобы окончательно ее запугать. Но ей и без того было вовсе не до смеха.
— Вы, я вижу, чем-то огорчены? Идемте ко мне, пропустим по стаканчику... Я живу там, на холме, в прелестном голубеньком домике...
Она кивнула. Теперь она была готова на все, Мне оставалось только снять с дивана покрывало и подождать, пока она стащит с себя трусы.
— Хорошо, — прошептала она. — Я согласна.
И тогда я повел себя как настоящий мужчина. Я ухватил ее за воротник платья и прижал к стене.
— Спасибо, — сказал я. — Мне достаточно твоего согласия. Если ты решила купить меня своей задницей, то ошиблась: ты-то продаешься, но я — нет.
Не сводя с нее глаз, я достал из кармана сигарету, зажег ее свободной рукой, выпустил в лицо рыжей длинную струю дыма и исчез в вечерних сумерках.
Прежде чем лечь спать, я пересчитал свои деньги. Это не заняло много времени: у меня оказалось в наличии только две бумажки по десять долларов. Оставалось надеяться, что перевод суммы из банка в банк произойдет быстро: иначе я очень скоро сяду на мель. Только бы не вышло никакого прокола! Что если Кики поступил, как поступают многие, придумал для байка какую-то особую подпись? А я подделал ту, что была в паспорте, и может оказаться, что очень опрометчиво... Но в любом случае я рассчитывал, что этот перевод не привлечет такого пристального внимания парижского агентства, как прямое снятие денег со счета. Да, хитрость была все же неплоха.
Я бросил две американские бумажки на стол и прижал их зажигалкой, как пресс-папье. Раздеваясь, я все время смотрел на банкноты и заметил одну, вроде бы незначительную, деталь: обе купюры имели в одном и том же месте маленькую дырочку. Еще я вспомнил, что те, которые я уже обменял на франки, тоже были с дырочкой, словно их когда-то сшивали иглой.
Я нехотя улегся в постель. Рыжая баба пробудила у меня горизонтальные мысли. Еще немного — и я бы оделся и. пошел в первый попавшийся бар с "девочками". Удержало меня лишь чувство собственного достоинства. Нет уж, я не из тех, кто покупает женщин за деньги. Тем более что они зачастую норовят обчистить клиента и от них рано или поздно подцепишь какую-нибудь заразу.
В конце концов мне все же удалось заснуть, хотя и не без труда.
Она заявилась на следующее утро, когда я заканчивал расправляться с завтраком. Дожевывая рогалик, я увидел ее силуэт у садовой калитки. На ней было белое нейлоновое платье, которое обтягивало ее, как чулок. Наряд дополняли розовая соломенная шляпка, розовые перчатки, черная плетеная сумочка и черный пояс. В этом снаряжении она могла бы утереть нос
не одной голливудской звезде. Я торопливо, едва не подавившись, проглотил свой кусок. Я, конечно, предполагал, что мы с ней еще увидимся, но ее по явление здесь меня все же удивило.
Я еще не успел переодеться и разгуливал в нежно-голубой пижаме с белыми манжетами и белым воротником, которая придавала мне некоторое сходство с гаитянским офицером.
Распахнув застекленную дверь, я вышел в сад.
— А, моя прекрасная мошенница! Какой приятный сюрприз:
Она улыбнулась. Видимо, она полночи собиралась с мыслями и готовила для меня какой-то новый спектакль
— Вы так восхитительны, что рядом с вами останавливается время! — объявил я. — Входите же скорее!
Она вошла.
— Садитесь.
Соломенная шляпка отбрасывала на ее хрупкое лицо розоватую тень. Такое создание не отважился бы тронуть самый наглый из наглецов. Казалось — она разобьется вдребезги от малейшего прикосновения. Она была чем-то вроде живой мечты, неправдоподобной и от этого еще более хрупкой.
Она серьезно посмотрела на меня.
— Кто вы?
— Меня зовут Робер Рапен. Прошу прощения, что не представился вчера...
Она взмахнула пальцами, отметая прочь мою словесную шелуху.
— Я знаю. Об этом я уже спрашивала у соседей.
— У соседей? Но я здесь еще никого не знаю, я ведь только что приехал.
— Вы не знаете, зато вас знают. Соседи для того и существуют. Что им еще делать? К солнцу и к морю, знаете ли, быстро привыкаешь, а привыкнув — переходишь к другим, более прозаическим развлечениям...
— Сегодня вы еще красивее, чем вчера, хетя я, признаться, не думал, что такое возможно.
— Спасибо.
— Я не лгу. — Я знаю.
— Это для того, чтобы меня соблазнить?
— Возможно...
— Тогда.вам это удалось. Виски выпьете?
— Для виски еще рановато.
— Извините, у меня неправильный организм. Наверное, мама кормила меня вместо молока рыбьими хвостами.
Она засмеялась, довольная тем, что я весел, расслаблен и чертовски рад видеть ее у себя.
— Тогда Кофе?
— Нет, ничего не нужно. Я ведь не пить сюда пришла...
— А зачем вы пришли? — Чтобы увидеться с вами.
— Просто увидеться!
— Ну, и поговорить тоже.
— Тогда попытаюсь вас выслушать. Хотя когда на вас смотришь, это, поверьте, нелегко. Мысли, знаете ли, все время сворачивают куда-то в сторону.
— Я по Поводу вашего вчерашнего намека.
— Какого намека?
— На мою... манеру игры.
— Так что же?
— Я хотела бы знать, что вы о ней думаете.
Я налил себе солидную порцию виски. Она перешла прямо к делу: она требовала, чтобы я выложил карты на стол, и мне следовало для начала привести эти карты в порядок.
— Я слушаю! — поторопила она.
— Что я могу вам сказать? Я заметил, что вы мошенничаете, и сообщил вам об этом, Только и всего. Скажите, вы ведь действуете заодно с крупье, верно? Обычно у этих ребят глаза на месте...
Она вздохнула.
— Он купился на мои улыбки... Крупье — такие же мужчины, как и все остальные... Старые дамы, которые донимают его с утра до вечера, не вызывают у него никакого сочувствия. Он наверняка что-то заметил, но молчит. Думаю, в какой-то степени это его даже забавляет...
— А в остальном, моя красавица?
— Не понимаю.
— Вы надеетесь, что ваша комбинация будет работать бесконечно?
— Нет...
— Давно вы здесь?
— Десять дней.
— Тогда мой вам совет: смените занятие. В один прекрасный день владелец казино сцапает вас за шиворот, и потом уж такое начнется... Что если он не растает от улыбок мисс Европы?
Она немного помолчала, затем ответила:
— Спасибо за совет, я им непременно воспользуюсь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Разумеется, я мигом перенес на нее все свое внимание, но сколько ни бросал роковые взгляды, она ни разу не подняла на меня глаз. Она была слишком занята игрой.
Прежде чем присоединиться к играющим, я некоторое время понаблюдал за капризами рулеточного шарика. Потом поставил жетон в пятьсот франков пополам на "8" и "5". Выпало "26". Я заупрямился и в десять приемов спустил все свои пятьдесят тысяч. Этого было вполне достаточно. Я не ощущал азарта игры. Она возбуждала меня не больше, чем простая партия в белот в обшарпанном кафе на Торговой площади. Игра — это авантюра для маленьких людей, это источник их маленьких остреньких ощущеньиц. Меня она покорить не могла: морфинист нечувствителен к аспирину.
Я отодвинулся от стола и принялся наблюдать за действиями рыжеволосой женщины. Она не заглядывала в шпаргалки, подобно всем остальным кретинам. Она играла не спеша, но довольно любопытным образом: дожидалась, пока сделают ставки ее соседи, при этом внимательно следила за их выбором, держа в правой руке горстку жетонов, и когда все остальные выкладывали свои пластмассовые кружочки и крупье уже готовился пустить по кастрюле шарик, спешила распределить по зеленому сукну свои собственные.
Мне понадобилось немало времени, чтобы разгадать ее хитрость. А сообразив, в чем дело, я «разу понял причину ее медлительности, но главное — назначение ее огромного браслета. Действовала она так: раскладывала жетоны по самым дальним от нее квад-ратам, из-за чего ей приходилось вытягивать руку, и на обратном пути ее браслет сдвигал «танку другого игрока на соседнюю клетку. Когда я это усек, >о
сначала решил, что у нее это выходит нечаянно. И правда, какой смысл изменять чужую ставку?
Но, пошевелив мозгами, я понял, какой. Она поступала так потому, что остальные играли по "системе". То есть уделяли гораздо больше внимания своим подсчетам, чем событиям, поворачивающимся на зеленом столе. Они ставили на определенный номер, и если выпадал другой, то даже не поднимали головы, Так, старушенция, поставившая на "18", и бровью не вела, когда крупье обьявлял, что выиграл "21" — соседний номер, на который рыжая сдвинула жетон с восемнадцатой клетки.
Один раз, когда браслет перетащил пятисотенный жетон с "16" на "19", а выиграл шестнадцатый, я ожидал, что начнется настоящий бедлам. Действительно, старуха, поставившая на "шестнадцать", подняла гвалт, но круггве сразу поставил ее на место, вежливо сказав, что она либо ошиблась, либо должна срочно сбегать в магазин братьев Лиссак, где продают отличные очки по умеренным ценам. На этом все и закончилось.
В общем, фокус рыжей девчонки удавался на славу. У нее каждый раз был дополнительный бесплатный шанс сорвать деньгу, а поскольку сдвинутый жетон игра.» не наполовину, а целиком, при совпадении номера пингвин с граблями выдавал ей очень приличный выигрыш. Судя по тому, как увеличивалась куча лежавших перед ней жетонов, этот маленький бизнес должен был обеспечивать ей довольно безоблачную жизнь.
Я еще немного понаблюдал за ней, потом вышел из казино, перебрался на террасу соседнего кафе и кинул в горло стаканчик пастиса. Оттуда мне были хорошо видны двери игорного заведения. Погода стояла замечательная. Воздух казался каким-то удивительно мягким. Фонари выдергивали из темноты цветочные клумбы на площади. Где-то за домами раздавался гулкий недовольный рокот моря...
Я выпил три пастиса, покуривая сигареты и размышляя. Эта девчонка очень наглядно продемонстрировала, чего можно достичь на побережье при опре-
деленной хитрости, Я решил пока что задержаться в Мантоне и устраивать свои делишки с помощью старых кляч, сидевших с утра до ночи в казино. Теперь, когда меня звали Робер Рапен, когда у меня были машина, вилла и счет в банке, для этого открывались прекрасные возможности.
Так я рассуждал, когда рыжая дамочка наконец вышла из игорной лавочки. До сих пор я видел ее только в сидячем положении, но в полный рост она оказалась еще козырное: высокая, талия не шире салфеточного кольца, грудь как надувная игрушка и крайне симпатичная попка.
Расплатившись, я спустился с террасы и зашагал навстречу женщине. Она не сразу поняла, что меня интересует именно ее персона. Мне пришлось остановиться прямо перед ней, и только тогда она бросила на меня выразительный, враждебный взгляд.
— Добрый вечер, — промурлыкал я с улыбочкой молодого парикмахера-ловеласа.
— Ради бога, оставьте!— резко ответила она. Я засмеялся.
— Целомудрие в опасности! Прекрасно. Женщинам очень идет, когда они сердятся. Почему вы так сердито на меня смотрите: я не в вашем вкусе?
— Нахалы меня никогда не привлекали,— проговорила она.
— Может быть, мне представится возможность продемонстрировать вам и другие свои качества?
— Спасибо, не надо: я не увлекаюсь исследованием человеческих характеров.
Я стал серьезным. Эта девка с ее высокомерием и уничижительным взглядом начала выводить меня из себя.
— Значит, больше увлекаетесь рулеткой?
Ее лицо омрачила легкая тень, и глаза будто превратились в прорезанные ножиком щелочки. Она внимательно вгляделась в меня.
— Постойте, - сказала она как бы сама себе,— ведь я недавно видела вас в игорном зале...
Я ответил с нажимом, который не оставлял места для беспечности:
— А я вас не просто видел: я вас принял, как принимают экстренное сообщение...
Она снова посмотрела на меня.
— Разумеется, фраза не моя. Мне было бы стыдно выдавать ее за собственную. Я выдрал ее из одной претенциозной книженции:
Теперь она уже колебалась, стоит ли играть прежнюю роль или же лучше пойти на попятную? Она чувствовала, что в моей болтовне кроется какая-то то неясная угроза, и в ней боролись два желания: послать меня в турецкую баню и изучить меня получше.
В конце концов любопытство оказалось сильнее.
— Позвольте пригласить вас в приличный бар на бутылочку шампанского, — продолжал я.
— Я не люблю шампанское.
— Тогда, может быть, виски?
— Методы у вас, однако, довольно... скоростные.
— Прошу расценивать это лишь как проявление моей непосредственности.
На этом наши препирательства закончились, и я повел ее в ночной бар на тихой улице, выходящей к морю. С моря дул легкий ветерок; город давно затих. Дамочка была, бесспорно, красива; ее формы сушили мне глотку и вызывали всякие-разные мысли. У нее была осторожная походка и необычайно строгий вид.
Заведение, куда мы пришли, ничем особо не выделялось. Стены увешаны рыбацкими сетями, по углам — традиционное барахло, снятое со старых кораблей: рулевое колесо, фонари, канаты и все такое.
Кроме нас, там не оказалось ни одного клиента. Был только хозяин — маленький толстый итальяшка с заплывшими жиром глазами.
Наш приход стал для него главным событием вечера. Он рассыпался в салям-алейкумах, от которых сразу начинало ныть в желудке.
— Два виски и пять минут покоя! — заказал я.
В двух анусах, служивших ему глазами, блеснул недобрый огонек. Но я посмотрел на него еще злее, и он понял, что перед ним вовсе не тряпка,
Мы с рыжей красоткой остались одни; звуковым фоном служил блюз, доносившийся неизвестно откуда.
Она ждала, когда я перейду в наступление, но мне некуда было спешить. В конце концов она заговорила первой.
— Итак? — спросила она боязливым голосом, который меня слегка взволновал.
— Итак? — повторил я. Мои глаза смеялись.
— Мне кажется, вы надо мной насмехаетесь, — заметила она.
— Женщинам это кажется всегда, когда мужчина замолкает. Для них мужская вежливость состоит в разговорах... Не правда ли, нам здесь неплохо вдвоем?
— Странное у вас представление о комфорте.
— Хотите поговорить? Ладно, начинайте вы. Вы здесь одна?
— Да.
— Без мужчины?
— Без.
— Когда на вас смотрит то кажется просто невероятным...
— Но когда меня знаешь, это кажется вполне естественным.
Один-ноль в ее пользу! Непростая, похоже, была особа. Поначалу я даже испугался, что напал на мужененавистницу. Однако вблизи становилось ясно, что лесбийские забавы — эти не по ее части.
— Защищаться вы умеете...
— Как все одинокие женщины. — Вы не признаете любви?
— Признаю, но мужчины нравятся мне меньше, чем одиночество...
Она пожала плечами:
— Сидеть дома и ждать мужчину, как ждут почтальона или сантехника... Нет уж, это не для меня!
Она начинала мне жутко нравиться. Я воображал ее голой, лежащей на диване в моей "деревенской" спальне, когда ночь озарена сиянием моря... Это наверняка стоило бы затраченных усилий. Я хотел ее. С момента той злосчастной встречи с проституткой из Болоньи я ни разу не занимался парным катанием по постели... А в моем возрасте воздержание ни к чему хорошему не ведет,
— Если вы все же признаете любовь ~~ я могу вас ею наделить.
— Это обещают все мужчины. А в кровати оказывается, что девять из десяти никуда не годятся...
— Быть может, я — тот, десятый? — Какой вы самоуверенный!
— Попробуйте, ведь это лучший способ проверить.
— Нет, лучше уж я поверю вам на слово.
— Значит, я все-таки не в вашем вкусе?
— У меня нет определенных вкусов в этом вопросе, но ночевать я сегодня буду у себя дома.
Она, похоже, была настроена весьма решительно.
— Хотите поскорее спрятать деньжата?
Она чуть заметно вздрогнула, под глазами появились испуганные круги. Она решила, что я охочусь за ее монетами.
— Что вы имеете в виду?
— Только то, что говорю, милое дитя. Вы... ну, допустим, выиграли в рулетку мешок денег и боитесь, что я его отниму. Поэтому и говорите мне "только не сегодня", как мамочка папочке.
Я достал из кармана крупную купюру и протянул ее в направлении занавески из фальшивого жемчуга, за которой — я это знал — шпионил итальяшка, Пучач набросился на деньги, как форель на мотыля. Может, ему уже нечем было платить за электричество?..
Мы вышли на улицу.
— Зайдем ко мне? Есть бутылочка "Джон и и Уокера"...
— В другой раз.
— Как хотите...
Она протянула мне руку.
— Спасибо за виски,
— Не стоит благодарности, Напротив, это мне следует вас поблагодарить, моя красавица...
— Вот как? И за что же?
— За урок игры в рулетку. Я очень оценил ту ловкость, с которой вы использовали чужие ставки. Скажите, между нами: крупье с вами заодно?
Ее сразили не сами слова, а то, как и когда я их произнес.
Она замерла с открытым ртом, как игрушечная лягушка. Мне показалось, что ее вот-вот хватит удар: ее губы побледнели даже под слоем помады.
Она не стала возражать: не было сил. Я будто треснул ее по башке дубиной, и прийти в себя ей было суждено еще не скоро. Ее тревога еще больше усиливалась от неизвестности. Она еще не знала, к кому меня следует относить: к полицейским, к шантажистам или к собратьям по профессии...
Я сохранял полную серьезность, чтобы окончательно ее запугать. Но ей и без того было вовсе не до смеха.
— Вы, я вижу, чем-то огорчены? Идемте ко мне, пропустим по стаканчику... Я живу там, на холме, в прелестном голубеньком домике...
Она кивнула. Теперь она была готова на все, Мне оставалось только снять с дивана покрывало и подождать, пока она стащит с себя трусы.
— Хорошо, — прошептала она. — Я согласна.
И тогда я повел себя как настоящий мужчина. Я ухватил ее за воротник платья и прижал к стене.
— Спасибо, — сказал я. — Мне достаточно твоего согласия. Если ты решила купить меня своей задницей, то ошиблась: ты-то продаешься, но я — нет.
Не сводя с нее глаз, я достал из кармана сигарету, зажег ее свободной рукой, выпустил в лицо рыжей длинную струю дыма и исчез в вечерних сумерках.
Прежде чем лечь спать, я пересчитал свои деньги. Это не заняло много времени: у меня оказалось в наличии только две бумажки по десять долларов. Оставалось надеяться, что перевод суммы из банка в банк произойдет быстро: иначе я очень скоро сяду на мель. Только бы не вышло никакого прокола! Что если Кики поступил, как поступают многие, придумал для байка какую-то особую подпись? А я подделал ту, что была в паспорте, и может оказаться, что очень опрометчиво... Но в любом случае я рассчитывал, что этот перевод не привлечет такого пристального внимания парижского агентства, как прямое снятие денег со счета. Да, хитрость была все же неплоха.
Я бросил две американские бумажки на стол и прижал их зажигалкой, как пресс-папье. Раздеваясь, я все время смотрел на банкноты и заметил одну, вроде бы незначительную, деталь: обе купюры имели в одном и том же месте маленькую дырочку. Еще я вспомнил, что те, которые я уже обменял на франки, тоже были с дырочкой, словно их когда-то сшивали иглой.
Я нехотя улегся в постель. Рыжая баба пробудила у меня горизонтальные мысли. Еще немного — и я бы оделся и. пошел в первый попавшийся бар с "девочками". Удержало меня лишь чувство собственного достоинства. Нет уж, я не из тех, кто покупает женщин за деньги. Тем более что они зачастую норовят обчистить клиента и от них рано или поздно подцепишь какую-нибудь заразу.
В конце концов мне все же удалось заснуть, хотя и не без труда.
Она заявилась на следующее утро, когда я заканчивал расправляться с завтраком. Дожевывая рогалик, я увидел ее силуэт у садовой калитки. На ней было белое нейлоновое платье, которое обтягивало ее, как чулок. Наряд дополняли розовая соломенная шляпка, розовые перчатки, черная плетеная сумочка и черный пояс. В этом снаряжении она могла бы утереть нос
не одной голливудской звезде. Я торопливо, едва не подавившись, проглотил свой кусок. Я, конечно, предполагал, что мы с ней еще увидимся, но ее по явление здесь меня все же удивило.
Я еще не успел переодеться и разгуливал в нежно-голубой пижаме с белыми манжетами и белым воротником, которая придавала мне некоторое сходство с гаитянским офицером.
Распахнув застекленную дверь, я вышел в сад.
— А, моя прекрасная мошенница! Какой приятный сюрприз:
Она улыбнулась. Видимо, она полночи собиралась с мыслями и готовила для меня какой-то новый спектакль
— Вы так восхитительны, что рядом с вами останавливается время! — объявил я. — Входите же скорее!
Она вошла.
— Садитесь.
Соломенная шляпка отбрасывала на ее хрупкое лицо розоватую тень. Такое создание не отважился бы тронуть самый наглый из наглецов. Казалось — она разобьется вдребезги от малейшего прикосновения. Она была чем-то вроде живой мечты, неправдоподобной и от этого еще более хрупкой.
Она серьезно посмотрела на меня.
— Кто вы?
— Меня зовут Робер Рапен. Прошу прощения, что не представился вчера...
Она взмахнула пальцами, отметая прочь мою словесную шелуху.
— Я знаю. Об этом я уже спрашивала у соседей.
— У соседей? Но я здесь еще никого не знаю, я ведь только что приехал.
— Вы не знаете, зато вас знают. Соседи для того и существуют. Что им еще делать? К солнцу и к морю, знаете ли, быстро привыкаешь, а привыкнув — переходишь к другим, более прозаическим развлечениям...
— Сегодня вы еще красивее, чем вчера, хетя я, признаться, не думал, что такое возможно.
— Спасибо.
— Я не лгу. — Я знаю.
— Это для того, чтобы меня соблазнить?
— Возможно...
— Тогда.вам это удалось. Виски выпьете?
— Для виски еще рановато.
— Извините, у меня неправильный организм. Наверное, мама кормила меня вместо молока рыбьими хвостами.
Она засмеялась, довольная тем, что я весел, расслаблен и чертовски рад видеть ее у себя.
— Тогда Кофе?
— Нет, ничего не нужно. Я ведь не пить сюда пришла...
— А зачем вы пришли? — Чтобы увидеться с вами.
— Просто увидеться!
— Ну, и поговорить тоже.
— Тогда попытаюсь вас выслушать. Хотя когда на вас смотришь, это, поверьте, нелегко. Мысли, знаете ли, все время сворачивают куда-то в сторону.
— Я по Поводу вашего вчерашнего намека.
— Какого намека?
— На мою... манеру игры.
— Так что же?
— Я хотела бы знать, что вы о ней думаете.
Я налил себе солидную порцию виски. Она перешла прямо к делу: она требовала, чтобы я выложил карты на стол, и мне следовало для начала привести эти карты в порядок.
— Я слушаю! — поторопила она.
— Что я могу вам сказать? Я заметил, что вы мошенничаете, и сообщил вам об этом, Только и всего. Скажите, вы ведь действуете заодно с крупье, верно? Обычно у этих ребят глаза на месте...
Она вздохнула.
— Он купился на мои улыбки... Крупье — такие же мужчины, как и все остальные... Старые дамы, которые донимают его с утра до вечера, не вызывают у него никакого сочувствия. Он наверняка что-то заметил, но молчит. Думаю, в какой-то степени это его даже забавляет...
— А в остальном, моя красавица?
— Не понимаю.
— Вы надеетесь, что ваша комбинация будет работать бесконечно?
— Нет...
— Давно вы здесь?
— Десять дней.
— Тогда мой вам совет: смените занятие. В один прекрасный день владелец казино сцапает вас за шиворот, и потом уж такое начнется... Что если он не растает от улыбок мисс Европы?
Она немного помолчала, затем ответила:
— Спасибо за совет, я им непременно воспользуюсь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45