В кабинете старика своих часов не
было: они своим стуком напоминали ему об уходящей жизни. Без трех

- 25 -
минут двенадцать я вышел из кабинета, предупредив тестя, что сейчас
вернусь. Войдя в свою комнату, я заперся на ключ и, не зажигая света,
я увидел в полумраке женскую фигуру. Она потопталась на месте и тихо
спросила:
- Здесь есть кто-нибудь?
Я ничего не ответил. Я, хотя и хотел, чтобы она пришла, но был на
нее зол за ее несвоевременное появление. Она осторожно пошла к двери,
вытянув перед собой руку...
- Как темно, - прошептала она. У двери она остановилась и стала
шарить по стене, отыскивая выключатель.
- Не надо зажигать свет, - сказал я.
- Ой, здесь кто-то есть, - испуганно вскрикнула она, повернувшись
ко мне.
- Кто это?
- Это я.
- Почему здесь так темно? Вы здесь живете?
- Да. А потому темно, что я хочу побыть в темноте.
- Но ведь страшно.
- Нисколько. Бояться нечего.
- Я хочу вас видеть. Идите ко мне.
Она пошла я увидел голые плечи, отливающие лунной белизной и
золотистые волосы с испуганными глазами. Я обнял ее за талию и посадил
к себе на колени. Она попыталась протестовать.
- Послушайте меня, - остановил я ее безуспешное барахтанье. Она
затихла. - У меня умерла жена и я должен сейчас идти к безутешному
тестю, он ждет меня в своем кабинете. Вы дождитесь меня здесь. Я скоро
вернусь.
- А я буду здесь совсем одна? В темноте?
- Ну и что же? Это лишь несколько минут.
- Я все равно боюсь.
- Ну я зажгу свет.
Она подумала.
- Хорошо, я подожду, только вы не долго. Если через полчаса вас не
будет, я поднимусь к вам.
- Ни в коем случае, - зашептал я, поднимаясь со стула, - ждите
меня здесь.
Я опустил шторы на окнах и включил настольную лампу. Теперь я мог
получше рассмотреть ее. На ней была сиреневая блузка с широким
декольте, открывающая плечи, грудь и черные трусы. Красивые, золотистые
волосы обрамляли строгое нежное лицо с ярко-красными пухлыми губами.
Большие карие глаза смотрели на меня с удивлением и страхом. Увидев,
что она босиком, я подал ей свои туфли.
- Ждите, я скоро приду.
Она согласно кивнула головой, удивленно озираясь. Старик уже
нервничал и, когда я вошел, взглянул на меня с укором и недоверием.
- Извините, я плохо чувствую себя с дороги, - попытался объяснить
я. Он молча кивнул головой и, глядя на огонь, погрузился в свои мысли.
Так в полном молчании мы с ним провели минут двадцать. Я нарочно зевал,
изображая неодолимую сонливость. Наконец, старик вздохнул и тихо
сказал:
- Извини, Рэм, я не должен был так утомлять тебя с дороги. Иди
спать, завтра не ходи на завод. Я справлюсь один. Пришли ко мне Макса.
Я почему-то боюсь одиночества.
Откланявшись, я вышел. По телефону я вызвал телохранителя тестя
Макса и побежал к себе. Полчаса уже прошло, я боялся, что девочка

- 26 -
наделает каких-нибудь глупостей. Но она спокойно сидела за моим столом
и рассматривала наш семейный альбом. Я облегченно вздохнул и подсел к
ней. Увлекшись, она не заметила, как я вошел и теперь испуганно
вздрогнула.
- Вы уже вернулись? Как я испугалась!
Она захлопнула альбом и посмотрела мне в глаза.
- Вы устали?
- Немножко.
Ее красивые оголенные плечи возбуждали во мне желание впиться в
них губами и почувствовать на губах их нежную бархатную мягкость. Я
погладил ее по оголенной груди, пытаясь просунуть руку под блузку, но
она движением тела отстранилась от меня.
- Не надо.
Но в меня уже вселился бес плотского вожделения и я не мог
удержать свои порывы. Вскочив со стула, я встал за ее спиной и,
обхватив ее за плечи, стал иступленно целовать ее спину и ее шею, под
золотом пушистых волос. Она вся сжалась и рукой загородилась от меня.
- Зачем вы так? Не надо.
- Надо, - задыхаясь ответил я и с еще большей страстью стал
целовать ее, постепенно захватив ее пухлые, мягкие груди. Я приник к ее
полураскрытому рту губами и она обхватила мою голову своими руками.
Постепенно я проник под ткань ее блузки и, сгорая от наслаждения, взял
в руку ее голую грудь.
- Подожди, я сниму блузку, - сказала она, схватив мою руку. - Ты
порвешь ее.
Она быстро разделась догола и потащила меня на кровать.
- Давай ляжем, я слабею. У меня дрожат ноги.
Я не заставил себя долго ждать и быстро, сняв носки, лег рядом с
ней. Наши руки стали лобзать тела. Наши губы спаялись в долгом
поцелуе. Она прижималась ко мне грудью, обняв меня за талию, стала
гладить ягодицы. Я ласкал ее бедра и гладил ее атласную спину,
чувствуя, как она мелко вздрагивает каждым мускулом под моими пальцами.
С каждым мгновением росло ее возбуждение и любовное иступление. Она
забросила свою ногу на мои бедра и стала двигать ею. Она терлась
животом о головку моего напряженного члена, уткнув его себе в пупок.
Потом она встала возле меня на колени и стала гладить мое тело руками,
с жадным вожделением глядя на остолбеневший от страсти член. Я просунул
руку ей между ног и стал нежно мять половые губы:
- Ох, - тихо выдохнула она и легла на спину, - давай сюда.
При этом она свела обе груди руками так, что между ними
образовалась узкая ложбинка... Я понял ее, быстро перелез ей на грудь.
Мой член она втиснула между своими полными грудями и сжала ими с обеих
сторон. Я стал медленно двигать телом взад и вперед. Она пылающим
взором сумасшедшей похоти наблюдала, как из пухлого ущелья между ее
грудями выскакивала алая головка моего члена.
- Двигай быстрее, - сказала она, - еще быстрее, еще, еще... Ох,
хорошо... Ласкай мои соски. Пощипай их кончики, три их ладонями... Ох,
м-м-м...
Наслаждение росло, как ком снега. По всему моему телу разлилась
сладостная дрожь, похожая на зуд. Стало трудно дышать. Стук сердца
сбивал дыхание. В голове стоял дурман исступления. Я уже плохо видел
свою даму и едва слышал ее вздохи и восклицания. Наконец, острое,
нестерпимое наслаждение содрогнуло меня, изливаясь потоками горячей
спермы, разлившейся по ее груди и шее. Она отпустила свои груди и с
блаженной улыбкой размазывала сперму по телу и лицу.

- 27 -
- Хорошо, - шептала она, с вожделением глядя на меня горящими
глазами. Если бы она не была так красива, все это вызвало бы во мне
отвращение к ней, но в данном случае я только еще больше таял в
сладострастной истоме, наблюдая ее безумные движения.
- Теперь ты устал и полежи, - сказала она, выбираясь из под меня,
- я поиграюсь с тобой.
- Как ты поиграешься со мной?
- О, это уже мое дело. Ты лежи спокойно и смотри. . Согни одну
ногу и держи ее так.
Она установила мое колено так, как ей хотелось и приказала:
- Держи ее крепко.
После этого она села верхом на мою ногу так, что ее промежность
оказалась на моей коленной чашечке.
- Тебе не тяжело?
- Нет, нисколько.
Она стала плавно двигать телом, растирая нежные губки половой щели
о колено, при этом ее руки порхали над телом, поглаживая то там, то
здесь чистую кожу груди, живота. По моей ноге струйкой потекла слизь.
Это зрелище не могло не вызвать во мне ответное желание и менее чем
через пять минут я снова был готов к любовным упражнениям. Тогда,
опустив ногу, я притянул красавицу к себе. Она, как бы очнувшись от
сладостного забытья, удивленно вскинула глаза.
- Что ты, ты устал.
- Нет. Я хочу, чтобы мы соединились.
- А, ты готов. Сейчас...
Она спрыгнула с кровати и подбежала к стулу и наклонилась над ним,
опершись о его края руками.
- Будем так, - сказала она, обернувшись ко мне.
Я подошел к ней, глядя на ее пышные розовые ягодицы. Я не мог
удержаться от желания поцеловать их, опустившись на колени я приник к
ним губами. Она восторженно взвизгнула:
- Что ты делаешь?!
- Целую.
- Сумасшедший. Не надо... Вставай скорее, я сгораю от желания.
- Сейчас, - прошептал я, не в силах оторвать свой взор от милой и
пошлой красоты, возбуждающей во мне нечеловеческую страсть. Я потрогал
пальцами взмокшие губы ее промежности, от чего она присела, сжав ноги с
похотливым рычанием.
- Ты меня истязаешь, - взмолилась дама, - я не могу больше
терпеть.
Тогда я встав на ноги и, раздвинув руками оба полушария ее ягодиц,
в блаженном иступлении воткнул в нее свой член. Плотно сжатые стенки
влагалища с трудом пропустили меня во внутрь ее тела. Мы подождали
несколько минут, пока утихнет нервная дрожь наших тел и начали "танец"
медленными, плавными движениями. Я почти лег на ее спину, захватив обе
ее груди. Трудно передать словами всю гамму чувств и ощущений, которую
создают в единстве сладость и восторг полового удовлетворения. Я кончил
чуть позже ее, вылакав из чаши своего счастья последние капли упоения.
Изнеможденный до предела, я едва дополз до кровати. Она с сожалением
посмотрела на меня и, вытерев промежность моим носовым платком, подсела
ко мне.
- Милый мой мальчик, - ласково поглаживая мою грудь, - жалко, что
ты быстро так устал... - она потрогала мой безжизненно поникший член и
покачала головой, - что же мне делать?
- Ложись, полежи со мной.

- 28 -
- О, если бы я могла спокойно лежать с мужчиной. Если бы хоть раз
мне удалось почувствовать спокойствие полной удовлетворенности... Меня
жжет огнем неугасимое желание, мои мысли зацепились вот за этот колышек
и вращаются вокруг него, с упрямством, достойного мула. Мы созданы для
этого и ночь жизни, которая нам дарована, для нас и сладость, и
терзания, и муки. С каждым пробуждением мы живем все дольше и дольше.
Первый раз мы провели среди людей только час, потом два, потом три... И
вот теперь уже шесть... Да, а который уже час?
Она подошла к столу и посмотрела на часы.
- Уже четыре часа. Как стремительно летит время. Я завидую
женщинам, они могут жить и днем и ночью. Когда захотят. Для них к
услугам все мужчины мира. А мы...
- Ну уж, положим, для них далеко не все мужчины. И это совсем не
так просто, как ты себе представляешь.
- Как не просто?
- Ну ведь не бросится она каждому встречному на шею, долго она
будет с ним знакома и, чем сильнее и чище любовь, тем длиннее время их
платонического знакомства. Бывает проходят годы, прежде чем они найдут
себя в единстве.
- Зачем все это?
- Ведь они живут не одну ночь, а всю жизнь. Им нужно как следует
узнать друг друга. Я, конечно, не имею в виду проституток. Те
отдаются, даже не зная имени мужчины.
- Вот я бы была проституткой, я бы отдалась всем. Ведь только и
живут для этого люди, а все остальное - это плод их фантазий. Дикари
рождены были плодиться. Им было холодно и неудобно и они придумали себе
убежище - пещеру, одежду-шкуру. Они скрыли от взоров свою наготу и,
как только это стало запретным для взгляда, возвели его в культ. Потом
они построили города и стали торговать. Появились богатые и рабы. У
богатых была возможность они одевались, а бедные за гроши снимали с
себя последние лохмотья, чтобы доставить удовольствие богатым.
Нравственность и безнравственность развивалась одновременно и, чем
крепче нравственность, тем дороже и приятней стала безнравственность.
Всякие тиски нравственности порождают все более сильные взрывы
безнравственности. Люди постигли много и только одно для них еще
осталось тайной - их плоть. И это потому, что плотные, неприглядные
чары церковной средневековой морали закрыли для них доступ к этому.
Есть две силы, правящие миром - деньги и плоть. И если вы когда-нибудь
победите власть денег, то никогда не победите своей плоти, ибо в этом
ваша жизнь.
Как она была прекрасна в этот момент! Ее глаза горели. Волосы
растрепались и, блестящим, золотым каскадом опускались на ее лицо. Она
раскраснелась и тяжело дышала, и если к этому добавить то, что она
сидела передо мной совсем голая, очаровательно свежая, как
новорожденный ребенок, то вам станет понятным трепет, охвативший меня.
Я схватил ее руками и, повалив на кровать, покрыл жаркими поцелуями ее
благоухающее тело. Она только стонала в сладострастном иступлении.
Бурно, как дикарь, с воплем и рычанием мы совокупились, сплетая свои
тела в непостижимой комбинации. Когда порыв страсти схлынул и мы
очутились друг подле друга и очнулись от похотливого дурмана, она
встала с кровати и, глянув на часы, сказала:
- Ну вот и все. Вспоминай меня, а если я тебе понравилась, люби.
Меня можно любить в памяти. Посмотри на меня хорошенько и запомни. Я
тебя не забуду никогда. Прощай...

- 29 -
Я вскочил с кровати, чтобы еще раз поцеловать ее на прощание, но
поздно... Она махнула рукой и исчезла. Я долго сидел на кровати,
вспоминая ее ласки и слова, потом потушил свет и лег спать.
- Ну вот и все. Уже поздно и вам нужно идти, - сказал Рэм,
прерывая свой рассказ.
- Да, - спохватился я, - уже поздно. Он встал вместе с нами,
собираясь уходить.
- А вы куда?- спросил Дик.
- Домой.
- Где вы живете?
- Тут недалеко, снимаю подвальную комнату.
- Не нужно туда ходить. Живите здесь, мы заплатили за номер и за
питание.
Он смущенно поблагодарил нас и, проводив до подъезда гостиницы,
вернулся в номер. Мы с Диком взяли такси и поехали на корабль.
- А ведь правду сказала эта девица про плоть, - сказал Дик.
- Она, очевидно, говорила о своей плоти. Для нее она действительно
все, - ответил я и мы больше не говорили ни о чем, погруженные в свои
мысли.

Г Л А В А V

На следующий день утром, наскоро позавтракав, мы с Диком поехали к
Рэму. Дик захватил свой бостоновый костюм, чтобы посолиднее
принарядить нашего знакомого. Рэм увидел нас в окно и вышел нас
встречать на лестницу.
- Я уже заждался, - пожимая руки пожаловался он, - Десятый час, а
вас нет и нет.
Нетрудно было заметить перемену в Рэме, который иллюстрировал как
бы выздоровление после тяжелой болезни. Он был бодр, свеж, в глазах
веселые искорки, движения его стали порывисты и стремительны. Свой
ветхий наряд он, как мог, подновил и почистил. Когда мы вошли в
комнату, он, как радушный хозяин, усадил нас за стол и достал из шкафа
бутылку коньяка.
- Сначала выпьем для бодрости и я продолжу свой рассказ, - он
сказал, чтобы принести закуски. Пришла уже знакомая официантка. Рэм
встретил ее у двери и помог донести тяжелый поднос. Когда мы выпили по
рюмке крепкого напитка, Рэм признался:
- А ведь я теперь чувствую себя немного лучше, меня теперь не
мучают по ночам кошмары и ничего не раздражает. Женщины мне кажутся уже
не такими безобразными и противными. Я, рассказывая, как будто
выкидываю из себя болезнь. Поэтому мне хочется все время, без
перерыва, рассказывать и скорее добраться до конца. Если вы готовы, я
начну.
- Давай.
- Так вот, проснулся я от телефонного звонка, тесть беспокоился о
моем здоровье. После бурной ночи у меня еще болела голова и я
чувствовал себя изрядно побитым. Тесть посоветовал мне принять ванну и
съездить за город на дачу. Был первый час дня. Я все сделал, как
советовал мне тесть, и уже через час был в нашей загадочной вилле.
Меня встретил смотритель. Старик очень обрадовался моему приезду. Его

- 30 -
мучила тоска одиночества. Мы побродили по саду, собирая опавшие
яблоки, потом распили флакон вишневой настойки, и я лег в гамак.
Старик, примостившись рядом на земле, стал чистить фрукты для просушки.
Незаметно для себя я уснул. Проснулся я уже к вечеру. Солнце
клонилось к закату. Длинные густые тени деревьев избороздили землю.
Старик все еще копался с фруктами, мурлыкая какую-то песенку. Я еще
долго лежал, не двигаясь, глядя в небо. Я чувствовал себя бодрым и
помолодевшим. Поужинав со стариком, чем бог послал, я отправился
обратно в город. Случайно я оказался на той улице, где помещался
особняк Мэри. Я вспомнил ее приглашение и решил зайти. Хозяйка дома
встретила меня сама у входа. Как всегда безупречно одетая, с высокой
пышной прической, она выглядела королевой, но меня не беспокоила ее
красота. Без обычных комплиментов я поздоровался с ее стариком. Я
прибыл вовремя - всех пригласили к столу. Хозяйка посадила меня поближе
к себе. Сочувствуя моему горю, никто не говорил об умершей. Собралось
много народа, но женщин было наполовину меньше, чем мужчин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13