Когда он был уже на самой ее середине, за его спиной
раздались хлопки и что-то несколько раз прожужжало совсем рядом.
Татарский удвоил скорость. Он позволил себе оглянуться только возле
высокого бревенчатого дома, за углом которого можно было спрятаться, -
бандиты уже не стреляли, потому что к ним бежали охранники Азадовского с
автоматами в руках. Прислонившись к стене, Татарский негнущимися
пальцами вытащил сигареты и закурил. "Вот так оно и бывает, - подумал
он, - именно так. Просто и неожиданно". Следующий раз он решился
выглянуть из-за угла, когда сигарета почти догорела. Азадовский с
компанией рассаживались по машинам; оба бандита с разбитыми в кровь
лицами уже сидели на заднем сиденье джипа с охраной, а старик в
коричневом плаще горячо оправдывался перед равнодушным телохранителем.
Татарский наконец вспомнил, где он видел этого старика, - это был
преподаватель философии из Литинститута. Вспомнил он его не столько по
чертам лица - тот успел сильно постареть, - сколько по этой изумленной
интонации, с которой он когда-то читал свои лекции. "А у объекта нрав
крутой, - говорил он, запрокидывая лицо к потолку аудитории, - он от
субъекта раскрытия требует! И тогда, ежели повезет, может произойти
слияние..."
Слияние, как понял Татарский, наконец произошло. "И так тоже
бывает", - подумал он, достал книжечку и записал придуманный в пивной
слоган:
DIAMONDS ARE N_O_T FOREVER!*
ПОХОРОННОЕ БЮРО БРАТЬЕВ ДЕБИРСЯН
----------
* Бриллианты НЕ навсегда (англ.).
"Наверно, уволят, - подумал он, когда кавалькада машин скрылась за
поворотом. - Куда теперь? Черт его знает, куда. К Гирееву. Он как раз
где-то здесь живет".
Дом Гиреева нашелся неожидаяно легко - Татарский узнал его по саду,
над которым поднимался лес неправдоподобно высоких зонтиков, похожих
скорее на маленькие деревья, чем на большие сорняки. Татарский несколько
раз постучал в калитку, и Гиреев появился на веранде. На нем были
обвисшие на коленях штаны неопределенного цвета и майка с большой буквой
"А" в центре радужного круга.
- Заходи, - сказал он. - Калитка открыта.
Гиреев пил, причем не первый день, и пропивал достаточно большую
сумму денег, которая подходила к концу. Такой дедуктивный вывод можно
было сделать на основании того, что у самой стены помещались пустые
бутылки от виски и коньяка дорогих сортов, а те, что стояли поближе к
центру комнаты, были уже от каких-то пристанционных водок осетинского
разлива с романтическими и страстными именами. За время, которое прошло
с последнего визита Татарского, кухня почти не изменилась, только стала
еще грязнее, а на стенах появились изображения страшноватых тибетских
божков. Было еще одно новшество - в углу светился маленький телевизор.
Сев за стол, Татарский заметил, что телевизор стоит вверх ногами.
На его экране прокручивалась анимационная заставка - вокруг глаза с
длинными ресницами, на которых дрожала черная тушь, летала муха.
Выскочило название передачи - "Завтречко", и в этот же момент муха села
на зрачок, прилипла, и ресницы начали заворачиваться на нее, как жгутики
росянки. Появился телеведущий, одетый в форму майора конвойных войск, -
Татарский догадался, что это оскорбленная реакция копирайтера с седьмого
этажа на недавнее заявление копирайтера с восьмого этажа, что
телевидение в России является силовой структурой. Из-за того, что
ведущий был перевернут, он очень походил на летучую мышь, свисавшую с
невидимой жердочки. Татарский не особо удивился, узнав в нем
Азадовского. Тот был выкрашен под жгучего брюнета с узким шнурком усов
под носом. Придурковато улыбаясь, он заговорил:
- Скоро, скоро со стапелей в городе Мурманске сойдет
ракетно-ядерный крейсер "Идиот", заложенный по случаю стопятидесятилетия
со дня рождения Федора Михайловича Достоевского. В настоящий момент
неизвестно, удастся ли правительству вернуть деньги, полученные в залог
судна, поэтому все громче раздаются голоса, предлагающие заложить другой
крейсер такого типа, "Богоносец Потемкин", который так огромен, что
моряки называют его плавучей деревней. В настоящий момент "Богоносец
Потемкин" движется по Северному Ледовитому океану к порту приписки.
Книжные новинки! - Азадовский вытащил откуда-то книгу, на обложке
которой мелькнула сакраментальная комбинация гранатомета, бензопилы и
голой женщины. - Добро должно быть с кулаками. Мы знали это давно, но
все же чего-то не хватало! И вот книга, которую вы ждали столько лет, -
добро с кулаками и большим хуем! Похождения Святослава Лютого.
Экономические новости: сегодня в Государственной Думе объявлен новый
состав минимальной годовой потребительской корзины. В нее вошли двадцать
кило макаронных изделий, центнер картошки, шесть килограмм свинины,
пальто, пара обуви, шапка-ушанка и телевизор "Сони Блэк Тринитрон". Из
Персии пишут...
Гиреев выключил звук.
- Ты чего, телевизор пришел смотреть? - спросил он.
- Да нет. Просто странно - чего это он перевернут?
- Долгая тема.
- Что, как с огурцами? Нельзя без посвящения?
- Почему, - пожал плечами Гиреев. - Это открытые сведения. Но они
относятся к практике истинной дхармы, поэтому, если ты просишь, чтобы
тебе про это рассказали, ты тем самым берешь на себя кармическое
обязательство эту практику делать. А ты ведь не будешь, я думаю.
- Может, и буду. Ты расскажи.
Гиреев вздохнул и посмотрел на покачивающиеся за окном зонтики.
- Есть три буддийских способа смотреть телевизор. В сущности, это
один и тот же способ, но на разных стадиях тренировки он выглядит
по-разному. Сначала ты смотришь телевизор с выключенным звуком. Примерно
полчаса в день, свои любимые передачи. Когда возникает мысль, что по
телевизору говорят что-то важное и интересное, ты осознаешь ее в момент
появления и тем самым нейтрализуешь. Сперва ты будешь срываться и
включать звук, но постепенно привыкнешь. Главное, чтобы не возникало
чувства вины, когда не можешь удержаться. Сначала так со всеми бывает,
даже с ламами. Потом ты начинаешь смотреть телевизор с включенным
звуком, но отключенным изображением. И наконец, начинаешь смотреть
выключенный телевизор. Это, собственно, главная техника, а первые две -
подготовительные. Смотришь все программы новостей, но телевизор не
включаешь. Очень важно, чтобы при этом была прямая спина, а руки лучше
всего складывать на животе - правая ладонь снизу, левая сверху. Это для
мужчин, а для женщин наоборот. И ни на секунду не отвлекаться. Если так
смотреть телевизор десять лет подряд хотя бы по часу в день, можно
понять природу телевидения. Да и всего остального тоже.
- А чего ты его тогда переворачиваешь?
- Это четвертый буддийский способ. Он используется в случае
необходимости все же посмотреть телевизор. Например, если ты курс
доллара хочешь узнать, но не знаешь, когда именно его объявят и каким
образом - вслух скажут или таблички у обменных пунктов будут показывать.
- А зачем переворачивать-то?
- Опять долго объяснять.
- Попробуй.
Гиреев потер лоб ладонью и снова вздохнул. Похоже, он подыскивал
слова.
- Ты когда-нибудь думал, откуда у дикторов во взгляде такая тяжелая
сверлящая ненависть? - спросил он наконец.
- Брось, - сказал Татарский. - Они вообще в камеру не смотрят, это
только так кажется. Прямо под объективом стоит специальный монитор, по
которому идет зачитываемый текст и интонационно-мимические спецсимволы.
Всего их, по-моему, бывает шесть, дай-ка вспомнить... Ирония, грусть,
сомнение, импровизация, гнев и шутка. Так что никакой ненависти никто не
излучает - ни своей, ни даже служебной. Уж это я точно знаю.
- А я и не говорю, что они что-то излучают. Просто, когда они
читают свой текст, им прямо в глаза смотрит несколько миллионов человек,
как правило очень злых и недовольных жизнью. Ты только вдумайся, какой
возникает кумулятивный эффект, когда столько обманутых сознаний
встречается в одну секунду в одной и той же точке. Ты знаешь, что такое
резонанс?
- Примерно.
- Ну вот. Если батальон солдат пойдет по мосту в ногу, то мост
может разрушиться. Такие случаи бывали, поэтому, когда колонна идет по
мосту, им дают команду идти не в ногу. А когда столько людей смотрит в
эту коробку и видит одно и то же, представляешь, какой резонанс
возникает в ноосфере?
- Где? - спросил Татарский, но в этот момент у него в кармане
зазвонил мобильный телефон, и он поднял ладонь, останавливая разговор. В
трубке громко играла музыка и слышались невнятные голоса.
- Ваван! - прорвался сквозь музыку голос Морковина. - Ты где? Ты
живой?
- Живой, - ответил Татарский. - Я в Расторгуеве.
- Слушай, - жизнерадостно продолжал Морковин, - мудаков этих
отпиздили, сейчас, наверно, в тюрьму отправим, дадим лет по десять.
Азадовский после допроса так смеялся, так смеялся! Он сказал, что ты ему
весь стресс снял. В следующий раз орден получишь вместе с Ростроповичем.
За тобой тачку прислать?
"Не, не уволят, - подумал Татарский, чувствуя, как приятное тепло
распространяется по телу от сердца. - Точно не уволят. И не грохнут".
- Спасибо, - сказал он. - Я домой поеду. Нервы никуда.
- Да? Могу понять, - согласился Морковин. - Езжай, лечись. А я
пойду - тут труба вовсю зовет. Только завтра не опаздывай - у нас очень
важное мероприятие. Едем в Останкино. Там, кстати, посмотришь коллекцию
Азадовского. Испанское собрание. Все, до созвона.
Спрятав телефон в карман, Татарский обвел комнату отсутствующим
взглядом.
- Меня, значит, за хомячка держат, - сказал он задумчиво.
- Что?
- Неважно. О чем ты говорил?
- Если коротко, - продолжал Гиреев, - вся так называемая магия
телевидения заключается в психорезонансе, в том, что его одновременно
смотрит много народу. Любой профессионал знает, что если ты уж смотришь
телевизор...
- Профессионалы, я тебе скажу, его вообще никогда не смотрят, -
перебил Татарский, разглядывая только что замеченную заплату на штанине
собеседника.
- ...если ты уж смотришь телевизор, то надо глядеть куда-нибудь в
угол экрана, но ни в коем случае не в глаза диктору, иначе или гастрит
начнется, или шизофрения. Но надежнее всего перевернуть, вот как я
делаю. Это и значит не идти в ногу. А вообще, если тебе интересно, есть
пятый буддийский способ смотреть телевизор, высший и самый тайный...
Часто бывает - говоришь с человеком и вроде нравятся чем-то его
слова и кажется, что есть в них какая-то доля правды, а потом вдруг
замечаешь, что майка на нем старая, тапки стоптанные, штаны заштопаны на
колене, а мебель в его комнате потертая и дешевая. Вглядываешься
пристальней, и видишь кругом незаметные прежде следы унизительной
бедности, и понимаешь, что все сделанное и передуманное собеседником в
жизни не привело его к той единственной победе, которую так хотелось
одержать тем далеким майским утром, когда, сжав зубы) давал себе слово
не проиграть, хотя и не очень еще ясно было, с кем играешь и на что. И
хоть с тех пор это вовсе не стало яснее, сразу теряешь интерес к его
словам, и хочется сказать ему на прощание чтонибудь приятное и уйти
поскорей и заняться, наконец, делами.
Так действует в наших душах вытесняющий вау-фактор. Но Татарский,
попав под его неощутимый удар, не подал виду, что разговор с Гиреевым
перестал быть ему интересен, потому что в голову ему пришла одна мысль.
Подождав, пока Гиреев замолчит, он потянулся, зевнул и как бы невзначай
спросил:
- Слушай, кстати, - а у тебя мухоморы еще остались?
- Есть, - сказал Гиреев, - только я с тобой не буду. Извини,
конечно, но после того случая...
- А мне дашь?
- Почему нет. Только здесь не ешь, очень тебя прошу.
Встав со стула, Гиреев открыл покосившийся настенный шкаф и вынул
оттуда газетный сверток.
- Здесь как раз дозняк. Ты где собираешься, в Москве?
- Нет, - ответил Татарский, - в городе меня колбасит. Я в лес
пойду. Раз уж выбрался на природу.
- Правильно. Подожди, я тебе водки отолью. Смягчает. Чистяком-то
сильно по мозгам дать может. Да ты не бойся, не бойся, у меня "Абсолют"
есть.
Подняв с пола пустую бутылочку от "Хеннесси", Гиреев отвинтил
пробку и стал осторожно переливать туда водку из литровой бутылки
"Абсолюта", которая действительно нашлась у него в том же шкафу, где
лежали грибы.
- Слушай, ты как-то с телевидением связан, - сказал он, - тут про
вас анекдот ходил хороший. Слышал про минет с песнями в темноте?
- Это там, где мужик включает свет и видит, что он один в комнате,
а на тумбочке у стены стеклянный глаз? Знаю. На работе самый модный. Как
ты, кстати, полагаешь, этот глаз и тот, что на долларе, - один и тот же?
Или нет?
- Не задумывался, - сказал Гиреев. - А что это ты записываешь? Как
телевизор смотреть?
- Нет, - сказал Татарский, - мысль одна по работе.
Идея плаката, - записал он в свою книжечку. - Грязная
комната в паутине. На столе самогонный аппарат, у стола алкоголик
в потрепанной одежде (вариант - наркоман, фильтрующий мульку),
который переливает полученный продукт из большой бутылки
"Абсолюта" в маленькую бутылочку из-под "Хеннесси". Слоган:
ABSOLUT HENNESSY
Предложить сначала дистрибьюторам "Абсолюта" и "Хеннесси", а
если не возьмут - "Финляндии", "Смирнофф" и "Джонни Уокер".
- Держи, - сказал Гиреев, протягивая Татарскому сверток и бутылку.
- Только давай договоримся. Ты, когда их съешь, больше сюда не
возвращайся. А то я все ту осень забыть не могу.
- Обещаю, - сказал Татарский. - Кстати, где тут недостроенная
радиолокационная станция? Я по дороге из машины видел.
- Это рядом. Пройдешь по полю, там дорога начнется через лес.
Увидишь проволочный забор - и вдоль него. Километра через три. Ты что,
погулять там хочешь? Татарский кивнул.
- Не знаю, не знаю, - сказал Гиреев. - Так еще можно, а под
мухоморами... Старики говорят, что там место нехорошее. Хотя, с другой
стороны, где под Москвой хорошее найдешь!
В дверях Татарский обернулся и обнял Гиреева за плечи.
- Знаешь, Андрюха, - сказал он, - не хочу, чтобы это звучало
патетично, но спасибо тебе огромное!
- За что? - спросил Гиреев.
- За то, что иногда позволяешь жить параллельной жизнью. Без этого
настоящая была бы настолько мерзка!
- Ну спасибо, - ответил Гиреев, отводя взгляд, - спасибо.
Он был заметно тронут.
- Удачи в делах, - сказал Татарский и вышел прочь.
Мухоморы взяли, когда он уже с полчаса шел вдоль забора из
проволочной сетки. Сначала появились знакомые симптомы - дрожь и
приятная щекотка в пальцах. Потом из придорожных кустов выплыл столб с
надписью "Костров не жечь!", который он когда-то принял за Гусейна. Как
и следовало ожидать, при дневном свете сходства не ощущалось. Тем не
менее Татарский не без ностальгии вспомнил историю про короля птиц
Семурга.
- Семург, сирруф, - сказал в голове знакомый голос, - какая
разница? Просто разные транскрипции. А ты опять наглотался, да?
"Началось, - подумал Татарский, - зверюшка подъехала".
Но сирруф больше никак не проявил себя всю дорогу до башни. Ворота,
через которые Татарский когда-то перелезал, оказались открыты. На
территории стройки никого не было видно; вагончики-бытовки были заперты,
а с гриба-навеса для часового исчез когда-то висевший там телефон.
Татарский поднялся на вершину сооружения без всяких приключений. В
башенке для лифтов все было попрежнему - пустые бутылки и стол в центре
комнаты.
- Ну, - спросил он вслух, - и где тут богиня?
Никто не ответил, только слышно было, как где-то внизу шумит под
ветром осенний лес. Татарский прислонился к стене, закрыл глаза и стал
вслушиваться. Почему-то он решил, что это шумят ивы, и вспомнил строчку
из слышанной по радио песни: "Это сестры печали, живущие в ивах". И
сразу же в тихом шелесте деревьев стали различимы обрывки женских
голосов, которые казались эхом каких-то давным-давно сказанных ему слов,
заблудившихся в тупиках памяти.
"А знают ли они, - шептали тихие голоса, - что в их широко
известном мире нет ничего, кроме сгущения тьмы, - ни вдоха, ни выдоха,
ни правого, ни левого, ни пятого, ни десятого? Знают ли они, что их
широкая известность неизвестна никому?"
"Все совсем наоборот, чем думают люди, - нет ни правды, ни лжи, а
есть одна бесконечно ясная, чистая и простая мысль, в которой клубится
душа, похожая на каплю чернил, упавшую в стакан с водой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
раздались хлопки и что-то несколько раз прожужжало совсем рядом.
Татарский удвоил скорость. Он позволил себе оглянуться только возле
высокого бревенчатого дома, за углом которого можно было спрятаться, -
бандиты уже не стреляли, потому что к ним бежали охранники Азадовского с
автоматами в руках. Прислонившись к стене, Татарский негнущимися
пальцами вытащил сигареты и закурил. "Вот так оно и бывает, - подумал
он, - именно так. Просто и неожиданно". Следующий раз он решился
выглянуть из-за угла, когда сигарета почти догорела. Азадовский с
компанией рассаживались по машинам; оба бандита с разбитыми в кровь
лицами уже сидели на заднем сиденье джипа с охраной, а старик в
коричневом плаще горячо оправдывался перед равнодушным телохранителем.
Татарский наконец вспомнил, где он видел этого старика, - это был
преподаватель философии из Литинститута. Вспомнил он его не столько по
чертам лица - тот успел сильно постареть, - сколько по этой изумленной
интонации, с которой он когда-то читал свои лекции. "А у объекта нрав
крутой, - говорил он, запрокидывая лицо к потолку аудитории, - он от
субъекта раскрытия требует! И тогда, ежели повезет, может произойти
слияние..."
Слияние, как понял Татарский, наконец произошло. "И так тоже
бывает", - подумал он, достал книжечку и записал придуманный в пивной
слоган:
DIAMONDS ARE N_O_T FOREVER!*
ПОХОРОННОЕ БЮРО БРАТЬЕВ ДЕБИРСЯН
----------
* Бриллианты НЕ навсегда (англ.).
"Наверно, уволят, - подумал он, когда кавалькада машин скрылась за
поворотом. - Куда теперь? Черт его знает, куда. К Гирееву. Он как раз
где-то здесь живет".
Дом Гиреева нашелся неожидаяно легко - Татарский узнал его по саду,
над которым поднимался лес неправдоподобно высоких зонтиков, похожих
скорее на маленькие деревья, чем на большие сорняки. Татарский несколько
раз постучал в калитку, и Гиреев появился на веранде. На нем были
обвисшие на коленях штаны неопределенного цвета и майка с большой буквой
"А" в центре радужного круга.
- Заходи, - сказал он. - Калитка открыта.
Гиреев пил, причем не первый день, и пропивал достаточно большую
сумму денег, которая подходила к концу. Такой дедуктивный вывод можно
было сделать на основании того, что у самой стены помещались пустые
бутылки от виски и коньяка дорогих сортов, а те, что стояли поближе к
центру комнаты, были уже от каких-то пристанционных водок осетинского
разлива с романтическими и страстными именами. За время, которое прошло
с последнего визита Татарского, кухня почти не изменилась, только стала
еще грязнее, а на стенах появились изображения страшноватых тибетских
божков. Было еще одно новшество - в углу светился маленький телевизор.
Сев за стол, Татарский заметил, что телевизор стоит вверх ногами.
На его экране прокручивалась анимационная заставка - вокруг глаза с
длинными ресницами, на которых дрожала черная тушь, летала муха.
Выскочило название передачи - "Завтречко", и в этот же момент муха села
на зрачок, прилипла, и ресницы начали заворачиваться на нее, как жгутики
росянки. Появился телеведущий, одетый в форму майора конвойных войск, -
Татарский догадался, что это оскорбленная реакция копирайтера с седьмого
этажа на недавнее заявление копирайтера с восьмого этажа, что
телевидение в России является силовой структурой. Из-за того, что
ведущий был перевернут, он очень походил на летучую мышь, свисавшую с
невидимой жердочки. Татарский не особо удивился, узнав в нем
Азадовского. Тот был выкрашен под жгучего брюнета с узким шнурком усов
под носом. Придурковато улыбаясь, он заговорил:
- Скоро, скоро со стапелей в городе Мурманске сойдет
ракетно-ядерный крейсер "Идиот", заложенный по случаю стопятидесятилетия
со дня рождения Федора Михайловича Достоевского. В настоящий момент
неизвестно, удастся ли правительству вернуть деньги, полученные в залог
судна, поэтому все громче раздаются голоса, предлагающие заложить другой
крейсер такого типа, "Богоносец Потемкин", который так огромен, что
моряки называют его плавучей деревней. В настоящий момент "Богоносец
Потемкин" движется по Северному Ледовитому океану к порту приписки.
Книжные новинки! - Азадовский вытащил откуда-то книгу, на обложке
которой мелькнула сакраментальная комбинация гранатомета, бензопилы и
голой женщины. - Добро должно быть с кулаками. Мы знали это давно, но
все же чего-то не хватало! И вот книга, которую вы ждали столько лет, -
добро с кулаками и большим хуем! Похождения Святослава Лютого.
Экономические новости: сегодня в Государственной Думе объявлен новый
состав минимальной годовой потребительской корзины. В нее вошли двадцать
кило макаронных изделий, центнер картошки, шесть килограмм свинины,
пальто, пара обуви, шапка-ушанка и телевизор "Сони Блэк Тринитрон". Из
Персии пишут...
Гиреев выключил звук.
- Ты чего, телевизор пришел смотреть? - спросил он.
- Да нет. Просто странно - чего это он перевернут?
- Долгая тема.
- Что, как с огурцами? Нельзя без посвящения?
- Почему, - пожал плечами Гиреев. - Это открытые сведения. Но они
относятся к практике истинной дхармы, поэтому, если ты просишь, чтобы
тебе про это рассказали, ты тем самым берешь на себя кармическое
обязательство эту практику делать. А ты ведь не будешь, я думаю.
- Может, и буду. Ты расскажи.
Гиреев вздохнул и посмотрел на покачивающиеся за окном зонтики.
- Есть три буддийских способа смотреть телевизор. В сущности, это
один и тот же способ, но на разных стадиях тренировки он выглядит
по-разному. Сначала ты смотришь телевизор с выключенным звуком. Примерно
полчаса в день, свои любимые передачи. Когда возникает мысль, что по
телевизору говорят что-то важное и интересное, ты осознаешь ее в момент
появления и тем самым нейтрализуешь. Сперва ты будешь срываться и
включать звук, но постепенно привыкнешь. Главное, чтобы не возникало
чувства вины, когда не можешь удержаться. Сначала так со всеми бывает,
даже с ламами. Потом ты начинаешь смотреть телевизор с включенным
звуком, но отключенным изображением. И наконец, начинаешь смотреть
выключенный телевизор. Это, собственно, главная техника, а первые две -
подготовительные. Смотришь все программы новостей, но телевизор не
включаешь. Очень важно, чтобы при этом была прямая спина, а руки лучше
всего складывать на животе - правая ладонь снизу, левая сверху. Это для
мужчин, а для женщин наоборот. И ни на секунду не отвлекаться. Если так
смотреть телевизор десять лет подряд хотя бы по часу в день, можно
понять природу телевидения. Да и всего остального тоже.
- А чего ты его тогда переворачиваешь?
- Это четвертый буддийский способ. Он используется в случае
необходимости все же посмотреть телевизор. Например, если ты курс
доллара хочешь узнать, но не знаешь, когда именно его объявят и каким
образом - вслух скажут или таблички у обменных пунктов будут показывать.
- А зачем переворачивать-то?
- Опять долго объяснять.
- Попробуй.
Гиреев потер лоб ладонью и снова вздохнул. Похоже, он подыскивал
слова.
- Ты когда-нибудь думал, откуда у дикторов во взгляде такая тяжелая
сверлящая ненависть? - спросил он наконец.
- Брось, - сказал Татарский. - Они вообще в камеру не смотрят, это
только так кажется. Прямо под объективом стоит специальный монитор, по
которому идет зачитываемый текст и интонационно-мимические спецсимволы.
Всего их, по-моему, бывает шесть, дай-ка вспомнить... Ирония, грусть,
сомнение, импровизация, гнев и шутка. Так что никакой ненависти никто не
излучает - ни своей, ни даже служебной. Уж это я точно знаю.
- А я и не говорю, что они что-то излучают. Просто, когда они
читают свой текст, им прямо в глаза смотрит несколько миллионов человек,
как правило очень злых и недовольных жизнью. Ты только вдумайся, какой
возникает кумулятивный эффект, когда столько обманутых сознаний
встречается в одну секунду в одной и той же точке. Ты знаешь, что такое
резонанс?
- Примерно.
- Ну вот. Если батальон солдат пойдет по мосту в ногу, то мост
может разрушиться. Такие случаи бывали, поэтому, когда колонна идет по
мосту, им дают команду идти не в ногу. А когда столько людей смотрит в
эту коробку и видит одно и то же, представляешь, какой резонанс
возникает в ноосфере?
- Где? - спросил Татарский, но в этот момент у него в кармане
зазвонил мобильный телефон, и он поднял ладонь, останавливая разговор. В
трубке громко играла музыка и слышались невнятные голоса.
- Ваван! - прорвался сквозь музыку голос Морковина. - Ты где? Ты
живой?
- Живой, - ответил Татарский. - Я в Расторгуеве.
- Слушай, - жизнерадостно продолжал Морковин, - мудаков этих
отпиздили, сейчас, наверно, в тюрьму отправим, дадим лет по десять.
Азадовский после допроса так смеялся, так смеялся! Он сказал, что ты ему
весь стресс снял. В следующий раз орден получишь вместе с Ростроповичем.
За тобой тачку прислать?
"Не, не уволят, - подумал Татарский, чувствуя, как приятное тепло
распространяется по телу от сердца. - Точно не уволят. И не грохнут".
- Спасибо, - сказал он. - Я домой поеду. Нервы никуда.
- Да? Могу понять, - согласился Морковин. - Езжай, лечись. А я
пойду - тут труба вовсю зовет. Только завтра не опаздывай - у нас очень
важное мероприятие. Едем в Останкино. Там, кстати, посмотришь коллекцию
Азадовского. Испанское собрание. Все, до созвона.
Спрятав телефон в карман, Татарский обвел комнату отсутствующим
взглядом.
- Меня, значит, за хомячка держат, - сказал он задумчиво.
- Что?
- Неважно. О чем ты говорил?
- Если коротко, - продолжал Гиреев, - вся так называемая магия
телевидения заключается в психорезонансе, в том, что его одновременно
смотрит много народу. Любой профессионал знает, что если ты уж смотришь
телевизор...
- Профессионалы, я тебе скажу, его вообще никогда не смотрят, -
перебил Татарский, разглядывая только что замеченную заплату на штанине
собеседника.
- ...если ты уж смотришь телевизор, то надо глядеть куда-нибудь в
угол экрана, но ни в коем случае не в глаза диктору, иначе или гастрит
начнется, или шизофрения. Но надежнее всего перевернуть, вот как я
делаю. Это и значит не идти в ногу. А вообще, если тебе интересно, есть
пятый буддийский способ смотреть телевизор, высший и самый тайный...
Часто бывает - говоришь с человеком и вроде нравятся чем-то его
слова и кажется, что есть в них какая-то доля правды, а потом вдруг
замечаешь, что майка на нем старая, тапки стоптанные, штаны заштопаны на
колене, а мебель в его комнате потертая и дешевая. Вглядываешься
пристальней, и видишь кругом незаметные прежде следы унизительной
бедности, и понимаешь, что все сделанное и передуманное собеседником в
жизни не привело его к той единственной победе, которую так хотелось
одержать тем далеким майским утром, когда, сжав зубы) давал себе слово
не проиграть, хотя и не очень еще ясно было, с кем играешь и на что. И
хоть с тех пор это вовсе не стало яснее, сразу теряешь интерес к его
словам, и хочется сказать ему на прощание чтонибудь приятное и уйти
поскорей и заняться, наконец, делами.
Так действует в наших душах вытесняющий вау-фактор. Но Татарский,
попав под его неощутимый удар, не подал виду, что разговор с Гиреевым
перестал быть ему интересен, потому что в голову ему пришла одна мысль.
Подождав, пока Гиреев замолчит, он потянулся, зевнул и как бы невзначай
спросил:
- Слушай, кстати, - а у тебя мухоморы еще остались?
- Есть, - сказал Гиреев, - только я с тобой не буду. Извини,
конечно, но после того случая...
- А мне дашь?
- Почему нет. Только здесь не ешь, очень тебя прошу.
Встав со стула, Гиреев открыл покосившийся настенный шкаф и вынул
оттуда газетный сверток.
- Здесь как раз дозняк. Ты где собираешься, в Москве?
- Нет, - ответил Татарский, - в городе меня колбасит. Я в лес
пойду. Раз уж выбрался на природу.
- Правильно. Подожди, я тебе водки отолью. Смягчает. Чистяком-то
сильно по мозгам дать может. Да ты не бойся, не бойся, у меня "Абсолют"
есть.
Подняв с пола пустую бутылочку от "Хеннесси", Гиреев отвинтил
пробку и стал осторожно переливать туда водку из литровой бутылки
"Абсолюта", которая действительно нашлась у него в том же шкафу, где
лежали грибы.
- Слушай, ты как-то с телевидением связан, - сказал он, - тут про
вас анекдот ходил хороший. Слышал про минет с песнями в темноте?
- Это там, где мужик включает свет и видит, что он один в комнате,
а на тумбочке у стены стеклянный глаз? Знаю. На работе самый модный. Как
ты, кстати, полагаешь, этот глаз и тот, что на долларе, - один и тот же?
Или нет?
- Не задумывался, - сказал Гиреев. - А что это ты записываешь? Как
телевизор смотреть?
- Нет, - сказал Татарский, - мысль одна по работе.
Идея плаката, - записал он в свою книжечку. - Грязная
комната в паутине. На столе самогонный аппарат, у стола алкоголик
в потрепанной одежде (вариант - наркоман, фильтрующий мульку),
который переливает полученный продукт из большой бутылки
"Абсолюта" в маленькую бутылочку из-под "Хеннесси". Слоган:
ABSOLUT HENNESSY
Предложить сначала дистрибьюторам "Абсолюта" и "Хеннесси", а
если не возьмут - "Финляндии", "Смирнофф" и "Джонни Уокер".
- Держи, - сказал Гиреев, протягивая Татарскому сверток и бутылку.
- Только давай договоримся. Ты, когда их съешь, больше сюда не
возвращайся. А то я все ту осень забыть не могу.
- Обещаю, - сказал Татарский. - Кстати, где тут недостроенная
радиолокационная станция? Я по дороге из машины видел.
- Это рядом. Пройдешь по полю, там дорога начнется через лес.
Увидишь проволочный забор - и вдоль него. Километра через три. Ты что,
погулять там хочешь? Татарский кивнул.
- Не знаю, не знаю, - сказал Гиреев. - Так еще можно, а под
мухоморами... Старики говорят, что там место нехорошее. Хотя, с другой
стороны, где под Москвой хорошее найдешь!
В дверях Татарский обернулся и обнял Гиреева за плечи.
- Знаешь, Андрюха, - сказал он, - не хочу, чтобы это звучало
патетично, но спасибо тебе огромное!
- За что? - спросил Гиреев.
- За то, что иногда позволяешь жить параллельной жизнью. Без этого
настоящая была бы настолько мерзка!
- Ну спасибо, - ответил Гиреев, отводя взгляд, - спасибо.
Он был заметно тронут.
- Удачи в делах, - сказал Татарский и вышел прочь.
Мухоморы взяли, когда он уже с полчаса шел вдоль забора из
проволочной сетки. Сначала появились знакомые симптомы - дрожь и
приятная щекотка в пальцах. Потом из придорожных кустов выплыл столб с
надписью "Костров не жечь!", который он когда-то принял за Гусейна. Как
и следовало ожидать, при дневном свете сходства не ощущалось. Тем не
менее Татарский не без ностальгии вспомнил историю про короля птиц
Семурга.
- Семург, сирруф, - сказал в голове знакомый голос, - какая
разница? Просто разные транскрипции. А ты опять наглотался, да?
"Началось, - подумал Татарский, - зверюшка подъехала".
Но сирруф больше никак не проявил себя всю дорогу до башни. Ворота,
через которые Татарский когда-то перелезал, оказались открыты. На
территории стройки никого не было видно; вагончики-бытовки были заперты,
а с гриба-навеса для часового исчез когда-то висевший там телефон.
Татарский поднялся на вершину сооружения без всяких приключений. В
башенке для лифтов все было попрежнему - пустые бутылки и стол в центре
комнаты.
- Ну, - спросил он вслух, - и где тут богиня?
Никто не ответил, только слышно было, как где-то внизу шумит под
ветром осенний лес. Татарский прислонился к стене, закрыл глаза и стал
вслушиваться. Почему-то он решил, что это шумят ивы, и вспомнил строчку
из слышанной по радио песни: "Это сестры печали, живущие в ивах". И
сразу же в тихом шелесте деревьев стали различимы обрывки женских
голосов, которые казались эхом каких-то давным-давно сказанных ему слов,
заблудившихся в тупиках памяти.
"А знают ли они, - шептали тихие голоса, - что в их широко
известном мире нет ничего, кроме сгущения тьмы, - ни вдоха, ни выдоха,
ни правого, ни левого, ни пятого, ни десятого? Знают ли они, что их
широкая известность неизвестна никому?"
"Все совсем наоборот, чем думают люди, - нет ни правды, ни лжи, а
есть одна бесконечно ясная, чистая и простая мысль, в которой клубится
душа, похожая на каплю чернил, упавшую в стакан с водой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30