Понятно, с какой радостью это подкрепление было встречено Пошолем, которого известили о намерении шуанов овладеть Ренном.Уже через час солдаты были размещены в жилищах буржуа. Угроза гильотины сделала жителей гостеприимными.
Теперь надо было подумать, как разместить командиров. Чтобы сохранить свою шкуру, Пошоль наполнил свой дом этими буйными защитниками. Но их было много.
Тогда он вспомнил о своем друге, Жане Буэ, которого не слишком любили шуаны.
— Где же вы разместите моих людей? — спрашивал Клебер.
— Будьте покойны, генерал. Я хочу послать их к одному из моих друзей. Судья Жан Буэ владеет самым большим домом в Ренне, а сам занимает лишь несколько комнат...
Двадцать офицеров, оставшихся на улице, последовали за проводником.
Подойдя к дому, офицеры пожелали представиться хозяину.
— Гражданин не может вас принять.
— Почему?
— Десять минут назад его разбил удар... когда он выходил из-за стола... он как раз беседовал с дамой... — сбивчиво отвечал слуга.
— А эта дама молода? — спросил красивый юноша с каштановыми волосами.
— Лет шестнадцати.
— Красива?
— Необыкновенно, — отвечал слуга. Офицер обратился к товарищам.
— Вот как? С ним случился удар после обеда... во время беседы с очаровательной женщиной? Что вы скажете об этом судье?
— Должно быть, забубенная голова и волокита, — дружно ответил хор офицеров и покатился со смеху.
Красивый юноша обратился к лакею.
— Так как твой господин болен, то представь нас хозяйке!
ГЛАВА 22
Расставшись с Еленой, Ивон беспрепятственно выбрался из Рена.«Куда мне идти?» — подумал он, оглядывая пустынную местность.
Зарождающаяся любовь притупила память о дружбе. Но, оставшись один, он вспомнил своего товарища детских игр.
— Я должен вернуться в Лаваль, где остался мой дорогой Кожоль. Только он может рассеять мою тревогу по поводу Елены.
Он тяжело вздохнул.
— Бог знает, когда я теперь ее увижу...
... Кожоль помещен был у хлебопека Симона, который, подобно вдове в Ренне, был тайным агентом шуанов.
От городских ворот до дома булочника Бералек почти никого не встретил, улица была пустынна. Представившись Симону, он спросил о причине этого безлюдья.
— О, — отвечал тот, — вы не могли выбрать более удобной минуты, чтобы тайком войти в город, потому что весь народ хлынул на площадь смотреть на казнь несчастного генерала, принца Талмона.
Талмон, командовавший отрядом, в котором служили Ивон и Кожоль, был взят в плен синими у самых ворот Лаваля, и в этот день он шел на эшафот.
— А ваш раненый? — осведомился Ивон.
— По-прежнему весел. Впрочем, он несколько раз спрашивал о вас. Сегодня, например, шутки ради, он потребовал мадам Триго.
— Что это за Триго?
— Старая ворожея шуанов, о которой я ему когда-то рассказал. С тех пор он замучил меня, требуя, чтобы я привел к .нему эту гадалку. Она теперь у него.
Убежищем Кожоля служила узкая комната, встроенная между двумя стенами домов, с замаскированным входом. При виде друга, раненый вскрикнул от радости.
— Очень кстати, мой милый Ивон!
Обращаясь к старухе, сидевшей у его постели, Кожоль сказал:
— Вот, дорогая Триго, еще один экземпляр для вашего изучения! Ивон, дай скорее руку, ты узнаешь свою судьбу!
Бералек протянул свою ладонь, которую ворожея молча осмотрела.
— Вы очень хотите узнать свое будущее? — важно спросила Триго.
— Уж не думаешь ли ты, что он протянул руку для милостыни, — возмутился больной.
— Говорите, — сказал Ивон.
— Сколько вам лет? — спросила Триго.
— Двадцать четыре.
— Вы умрете на эшафоте, не достигнув тридцати шести лет.
— Вот как? — воскликнул Кожоль. — Да ты читаешь его судьбу по моей жизненной книге!
— Пусть будет эшафот, если так хочет судьба.
— Не только судьба этого хочет, - прибавила гадалка, изучая линии его руки.
— Кто же еще?
— Вы сами. Вы можете быть спасены, но погибнете, если на дороге к спасению вы не воспользуетесь величайшим блаженством, которое вам предоставится.
— Так что тебе грозит эшафот по собственному желанию! Да, это очень мило! У тебя в запасе есть еще десяток лет, чтобы сделать свой выбор, — смеялся Кожоль.
Встав, чтобы проститься, ворожея, обратилась к молодому скептику:
— Напрасно вы смеетесь, — сказала она, — участь вашего друга зависит от него самого... а если вы не верите, не мешайте верить другому.
— Но я верю, верю, добрая старушка, — ответил, хохоча, Кожоль.
— Что она хотела сказать этим? — спросил Ивон после ухода Триго.
— Откуда мне знать? То, что она тебе наговорила, гораздо понятнее, чем ее предсказание мне!
— Что же она тебе сказала?
— Что я подставлю под топор шею...
— Но это очень понятно, — прервал шевалье.
— Постой, дай окончить... что я подставлю под топор шею другого! ... Мне срежут чужую шею! Что ты на это скажешь?
— Это странно!
— Разве только мне подменят голову во время сна, а иначе я не знаю, как оправдать предсказание Триго.
Впечатление, произведенное предсказанием старухи, скоро забылось, и Бералек начал расспрашивать больного.
— Как твоя рана?
— Я скоро буду уходить, — отвечал Кожоль, которому штык проткнул бедро.
— Мы вместе пустимся в дорогу. Я останусь до твоего выздоровления.
— Теперь твоя очередь отвечать, — весело сказал Кожоль. — Чем ты занимался, когда мы расстались?
Бералек рассказал, как он упал от усталости близ дороги в ров, откуда его вытащил Генюк. Он рассказал о подземелье, в котором пробыл без света с молодой девушкой, о выходе оттуда и о путешествии в Ренн.
— Она хорошенькая?
Бералек так расписал красоту Елены, что удивленный Пьер сказал:
— Можно подумать, что ты влюблен!
— Да, я влюблен, как безумный! Граф воскликнул:
— Ну вот случай!.. Я получил удар штыком... ты — любовь. Оба мы ранены. Вот и попались! Я-то от своей раны оправлюсь, а ты теперь не годишься для той мести синим, которую я придумал!
— Ты ошибаешься, я для того и вернулся!
— Да, дружище, сейчас не самая благоприятная минута для того, чтобы связывать себя женщинами.
Ивон засмеялся и отвечал:
— Ты сам, Пьер, разве не связан женщинами?
— Какими?
— Сестрой и матерью.
— Когда я понял, что дело заходит далеко, то оставил их в Крюне, в верном доме, на попечении старого слуги нашего семейства — Лабранша. Так что мне ничто не мешает.
— Ты увидишь, что любовь не помешает мне громить синих.
— Но я в отчаянии, что у меня будет друг-меланхолик. Я буду тревожно спрашивать: «Что с тобой, Ивон?», а мне будут отвечать: «Я думаю о ней!». Это будет забавно... К тому же лить слезу можно будет в дуло ружья...
Бералек невольно улыбнулся и сказал:
— Поправляйся сначала, болтун, еще успеешь наплакаться.
... Выздоровление шло гораздо медленнее, чем ожидал Пьер. Только месяц спустя он почувствовал в себе достаточно сил, чтобы предпринять путешествие.
Начались совещания с булочником Симоном.
— Куда вы хотите направиться? — спрашивал добряк.
— Конечно, туда, где дерутся с синими, — отвечал Кожоль.
— Вернемся в Вандею, где еще держатся Шаретт и Стофлет, — предложил Ивон.
Булочник скорчил презрительную мину.
— Да, правда, в Вандее еще дерутся, но это чепуха по сравнению, с тем, что я вам предложу...
— Посмотрим, — сказал с любопытством граф.
— Многие вандейцы, избежавшие смерти, не вернулись, а предпочли остаться в Бретани и действовать вместе с шуанами. Вы это знаете, не так ли?
— Да, — сказали молодые люди.
— К тому же они избрали себе храбрых и надежных вождей.
— Вот такого-то вождя нам и подавай, — подтвердил Пьер.
— Ну! Так я думаю отослать вас к самому хитрому. Как булочник, я когда-то вел дела с одним мельником, сын которого сделался замечательным малым. Я вас отошлю к Жоржу Кадуалю, а он хорошо принимает тех, кто приходит от старого друга его отца.
— Подавай же нам своего Кадуаля, — сказал Кожоль. Симон продолжал:
— Синие подрядили меня на поставку двух телег муки для конвоя съестных припасов, отсылаемых в гарнизон Фужер. Так как они всегда забывают уплатить за муку, я решил вернуть свое добро и предупредил Кадуаля о проезде конвоя, и он встретит его со стороны Витре. Я дал ему знать, что лошадьми будут править два друга, которых я ему посылаю. Теперь Жорж ждет вас. В минуту нападения на конвой вы свернете в нужную сторону.
— Отлично, — воскликнул граф.
Вечером молодые люди, тщательно переодетые, поехали с конвоем. Час спустя Ивон и Пьер вступили в войско Жоржа, состоявшее частью из вернувшихся эмигрантов, частью — из вандейцев.
Поход этот пока не ознаменовался никакими серьезными сражениями. Надо было ждать минуты всеобщего восстания, подготавливаемого Пюизе. Главнокомандующий понял необходимость овладеть городом в то время, как должен был вспыхнуть бунт, и отдал приказ окружить Ренн, чтобы вторгнуться туда при первом сигнале.
Время шло медленно для влюбленного Бералека. Прошло уже два месяца со времени его разлуки с мадемуазель Валеран. Как ей живется? Не грозит ли ей опасность?
Он сидел на краю рва, углубленный в мысли об Елене. Его мечтания были прерваны легким ударом по плечу и голосом, спрашивающим:
— Что с тобой, Ивон? Бералек машинально ответил:
— Я думаю о ней.
Взрыв гомерического хохота заставил его обернуться. Кожоль заикался от смеха.
— Не предсказывал ли я! Вопрос и ответ... все точно! Но, взглянув на друга повнимательней, граф перестал смеяться.
— Прости, Ивон, я неудачно пошутил, — сказал он. Шевалье, тронутый раскаяньем Пьера, протянул ему руку и прошептал:
— Как давно я не видел ее...
— Да кто же мешает нанести ей визит?
— Как можно думать об этом! Город наполнен неприятелем, ворота бдительно охраняются...
— Если ворота заперты, проникни в город со стороны Вилены! Ты, вероятно, найдешь какую-нибудь лодку или просто доску и на ней пустишься по течению реки...
— Сегодня же вечером я буду в Ренне, — оживился Ивон.
— Кажется, мог бы сказать: «Мы будем».
— Ты тоже пойдешь, Пьер?
— Неужели ты воображаешь, что я отпущу тебя одного? Если мы решили делить все пополам, то...
Потом он поспешно Прибавил:
— Все, кроме красоток...
— Хорошо, пойдем вместе вечером...
Получив согласие Кадуаля, который воспользовался этим случаем, чтобы узнать положение дел в городе, молодые люди вышли из лагеря вечером. Поднявшись вверх по Вилене, они добыли утлую лодочку. Усевшись в нее, они поплыли к городу.
Пристань Вилены охранялась двумя большими барками, стоявшими на якоре. Караул наблюдал за проходом, образованным расстоянием между ними, причем, оно было столь небольшим, что часовые могли переговариваться шепотом.
Ночь была темная, и холодный февральский ветер загнал солдат в шалаши. Только часовые бодрствовали.
— Пико, кажется, вода плеснула?
— Наверное, командир обходит дозор, — отозвался другой.
— Нет, это не он. Шум со стороны верховья, а не из-за города. И потом офицеры сегодня заняты более приятным делом.
— Что же они делают?
— Они сегодня приглашены на торжество к Жану Буэ, который празднует свое выздоровление.
— Это тот судья, которого хватил удар? Думали, что он останется идиотом и что...
Солдат умолк и прислушался.
— Ты прав, Пико, там лодка! Я слышал удар весел! Все было тихо.
В эту минуту Ивон и Пьер, лежав лодке и отдавшись течению, проплывали узкий проход между барками. Они были в Ренне.
Отплыв на некоторое расстояние от часовых, Кожоль взял в руки весла и сказал:
— Держу пари, мы не одни. За нами еще одна лодка.
— Бог с ней! Пускай занимаются своими делами, а мы подумаем о наших, — сказал Ивон в то время, как лодка причалила к берегу.
Молодые люди соскочили на берег и стали привязывать лодку.
— Те, что плыли за нами, причалили несколько повыше. Тише, послушаем, осторожность еще никому не повредила.
Действительно, друзья услышали шум неподалеку, а затем и негромкий разговор.
— Привязал, верзила?
— Да, капитан.
— Так в путь!
Осторожные шаги незнакомцев еще раз нарушили тишину ночи и затихли вдали.
— Кажется, мы не единственные шуаны, прогуливающиеся сегодня между синими? — сказал Кожоль.
Мрак, окутывавший берега Вилены, был не так густ в городе, освещенном огнями лавок. Они дошли до предместья, где жила вдова, и остановились у дверей ее дома. Тонкий луч света, пробиваясь сквозь ставни, доказывал, что вдова еще не спала.
На знакомый сигнал Бюжар отворила дверь и отшатнулась при виде шевалье.
— Где она? — спросил молодой человек. Вдова вспомнила наставление Елены и ответила:
— Ее нет здесь. На следующий день она ушла.
— Куда же она ушла? — спросил Ивон, бледнея.
— Не знаю.
— Она ничего не сказала... ничего не оставила... для меня, — продолжал влюбленный, чувствуя, что сердце его разрывается от этой неизвестности.
— Ничего, решительно ничего, — подтвердила вдова, опуская глаза.
— Ничего! Ничего! — повторял в отчаянье молодой человек.
Он упал на стул и прошептал:
— Она меня не любила!
Тщательно прикрыв дверь, оставленную распахнутой настежь нетерпеливым Бералеком и взволнованной вдовой, Кожоль присутствовал при этом коротком разговоре. Ивон, застигнутый врасплох страшным известием, не мог заметить волнения вдовы, не ускользнувшего от Кожоля.
Он подошел к торговке, стоявшей с поникшей головой, и тихо сказал:
— Посмотрите мне прямо в глаза, мадам, чтобы я мог увидеть лицо честной женщины, произносящей ложь.
— Но я не лгу, — бормотала вдова.
— Взгляните на Ивона и подумайте, не слишком ли вы жестоки.
— Мне строго наказывали не говорить, — призналась Бюжар.
Бералек быстро поднял голову.
— Кто? — спросил он.
— Мадемуазель Валеран. Ивон вскочил.
— Говори, говори, где она? Что с ней? Бюжар грустно покачала головой.
— Не радуйтесь, — сказала она. Тут она рассказала обо всем. При имени судьи молодые люди ужаснулись.
— Она погибла! Если негодяй обесчестил ее, он отправил ее на тот свет, — проговорил Бералек, разбитый этим новым горем.
— Не знаю, что с нею, —продолжала вдова. — С тех пор, как она вышла отсюда, мне не удалось увидеть ее несмотря на попытки проникнуть в дом Буэ.
— Она умерла... на эшафоте... как и другие жертвы этого чудовища!
— Нет, в этом я уверена. Несмотря на весь ужас этого зрелища, я специально присутствовала на всех казнях... Ее не было на эшафоте.
— Может быть, негодяй еще держит ее взаперти? — грустно вздохнул влюбленный.
— А может быть, ей удалось бежать, — прибавил Кожоль, желая поддержать угасшее мужество друга.
При этом предположении луч радости сверкнул в глазах Ивона.
— Если бы это было правдой!
— Есть превосходный способ убедиться в этом, — сказал граф.
— Какой?
— Пойти к этой каналье, Жану Буэ.
— Это невозможно!
— Отчего же нет! Я сейчас же отправляюсь туда! Не хочешь ли со мной?
Кожоль бросился на улицу. Шевалье догнал его и пошел рядом.
— Пьер, я не хочу подвергать тебя опасности, когда дело касается меня одного!
— Милый мой, мы условились, что у нас все пополам! По пути Ивон еще старался отговорить друга.
— Совершенно бесполезно лезть двоим в эту западню! Необходимо одному остаться на улице хотя бы для того, чтобы помочь отступлению другого...
— Хорошо, я уступаю. Подожду у дверей. Это разумно. Предположим, я войду, но все равно не узнаю твою красавицу, ведь я ее никогда не видел, — согласился Кожоль.
Друзья ошибались, предполагая, что Буэн давал бал. Судья просто пригласил республиканских офицеров на жженку.
— Экая дьявольщина, совсем не то, чего мы ожидали. Не так легко войти к этому мерзавцу, — сказал Кожоль.
— Дорогу! — услышал он.
Граф обернулся и увидел толстяка с огромной корзиной, намеревавшегося войти в дом.
— Скажи, гражданин, не...
— Ты воображаешь, что у меня есть время болтать и охлаждать пирожки, заказанные для гостей Буэ, — прервал пирожник, пытаясь сдвинуть молодого человека с дороги.
— Ого! — произнес Кожоль, которого внезапно озарила идея.
Он отошел на несколько шагов, пригнулся и, бросившись вперед, нанес огромному брюху пирожника такой сильный удар головой, что тот упал без чувств за двадцать шагов от него.
— Бери скорее корзину и ступай с ней в дом, — шепнул он Бералеку.
Бералек немедленно схватил корзину и исчез.Оставшись один, Кожоль поднял пирожника и посадил его на одну из скамеек, стоявших у входа.Прошло не менее двадцати минут, прежде чем пирожник стал подавать признаки жизни.И тут появился Ивон.
— Бежим! Бежим!
Через пять минут они достигли своей лодки.
— Греби, у меня нет сил, — попросил Ивон, стуча зубами, как в лихорадке.
Пьер понял, что не время для подробностей. Через полчаса они были уже далеко от города. В полночь они добрались до биваков Кадуаля.Только тогда Кожоль начал расспрашивать своего друга.
— Она умерла?
— Нет, она жива. Но она никогда не любила меня! — сказал Ивон дрожащим голосом.
— Ты с ней говорил?
— Нет, но видел ее... Она не заметила меня... Знаешь, что она делала? Она сидела на коленях Жана Буэ и целовала его омерзительную рожу!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28