— Да, — добавил он с улыбкой, — я должен тебя предупредить, что господин объявил мне, что он сможет убежать.
Ангелочек захохотал.
— Вы это серьезно?
— Совершенно серьезно, — ответил Пьер. Глядя на закрывшуюся дверь, Кожоль прошептал:
— Не тут ли этот надзор за Еленой, о котором говорил аббат?
Поужинав, он улегся в постель, приготовленную в соседнем помещении...
Проснувшись, граф услышал голос Лабранша:
— Завтрак подан.
Со сна он не мог сообразить, где находится, и, увидя свет канделябров, решил еще немного поспать.
— Но, граф, уже одиннадцать часов утра, — возразил Лабранш.
Пьер вспомнил обо всем, что случилось накануне.
— Да, совсем забыл, что я на содержании у Точильщика, который решил меня хранить, как редкое вино!
Он быстро оделся.Когда он уже сидел за столом, Лабранш спросил:
— Можно зайти Ангелочку, он хотел высказать вам свое уважение, если вы согласитесь принять его.
— Почту за величайшую честь, — весело бросил Пьер, На стук лакея дверь отворилась, и в нее просунул голову Ангелочек.
— Может быть, я стесняю вас? — спросил он.
— Войдите же, мой очаровательный друг, вы из тех людей, па которых невозможно налюбоваться, — засмеялся граф.
— Я в восторге, граф, от вашего обращения, поэтому моя обязанность превращается в удовольствие.
— Какая обязанность?
— Я должен осведомляться, не хотите ли вы видеть Точильщика?
— Как? Я каждый день буду видеть вас за завтраком? Этот час будет для меня самым приятным! Ваш визит вполне заменит мне цветы на столе!
Несмотря на наглость, мошенник не мог угнаться за Пьером в насмешках, а потому сухо произнес:
— Если вам так приятны мои посещения, то я будуувас и во время обеда.
— Браво, это просто превосходно, но почему бы вам, в таком случае, не появляться у меня каждый час?
— Именно гак я и рассчитывал, — отозвался бандит, которого душила ярость.
— Ну вот, слово дано! Мы станем С вами неразлучны. Вы будете мне рассказывать сном приключения, кроткий Ангелочек, а я буду счастлив вдвойне, Во-первых, от ваших рассказов, во-вторых, от звуков вашего голоса.
Ангелочек продолжал:
— Вы не боитесь, сударь, что мое присутствие несколько стеснит вас?
— В чем же? —притворился удивленным Кожоль,
— А как же насчет побега, который вы нам вчера обещали?
— Но, любезный, какая же заслуга в том, чтобы убежать при удобном случае? Нет, я это сделаю у тебя под носом и тебе на смех!
Пьер произнес эти слова так решительно, что веселость тюремщика как рукой сняло, и он побледнел.
— Вы в этом вполне уверены? — спросил он серьезно.
— Вполне уверен.
— Вы знаете, что при первой попытке к бегству, я подстрелю вас, как зайца?
— Хочешь пари?
— Бесполезно, оно не будет оплачено.
— Почему?
— Если вы проиграете и я вас подстрелю, то таким образом я убиваю свой выигрыш.
— А в противном случае?
— Если выиграете вы, то Точильщик не будет дорожить моей шкурой и велит повесить меня на первом же суку, а вы потеряете своего должника.
— Зачем же вы мне это рассказываете, бедняжка? Надо пощадить мою чувствительность! Я уверен, что мое пищеварение расстроится от этого горя...
— Какого горя?
— Да ведь я теперь все время буду повторять себе: «Ах, этот милый Ангелочек, он скоро умрет на осине!» Вы, видимо, меня совсем не любите, если внушаете мне такие грустные мысли...
Граф сделал такой огорченный вид, что его тюремщик почувствовал безумный страх.
— Но это же невозможно, чтобы вы убежали!
— Извините, но я так убежден в своем .выигрыше, что даже намерен увести с собой Лабранша.
— А вот этому я уж никак не поверю!
— Почему?
— Потому что я сейчас же освобожу вас от его присутствия.
Он тут же крикнул в дверь:
— Эй, уведите эту собаку и привяжите в ее конуре! Лабранш исчез.
Торжествуя, что наконец, удалось показать свою власть, негодяй обратился к пленному:
— Теперь я уверен, что с одной стороны вы не сдержите слова...
Подавив взрыв негодования, Кожоль улыбнулся.
— Это уж совсем нелюбезно с вашей стороны. Лишать меня моего камердинера...
— Я вам его заменю, — насмешливо сказал тюремщик.
— Возможно ли! — восторженно вскричал, Пьер, лицо которого прямо-таки засветилось от удовольствия.
— Уверяю вас!
— О таком счастье я даже мечтать не смел!
— Хорошо смеется тот, кто смеется последним. Будьте уверены, что я не спущу с вас глаз, — рассвирепел негодяй.
И он вышел, преследуемый взрывами хохота молодого человека.Ангелочек сдержал слово.Каждый час он врывался к заключенному, постоянно кутившему и отказывавшемуся от свидания с Точильщиком.
В конце недели у графа поломались часы, видимо, не без участия Ангелочка. Теперь он не мог следить за сменой дня и ночи.
Пьер составлял планы побега. Конечно, бежать надо было только через дверь, так как другого пуги просто не существовало. Но тут требовалась какая-то хитрость. А он все еще ничего не мог придумать...
Ангелочек торжествовал. Молчание пленного он принимал за сломленную волю.
— Я думаю, — хохотал он, — что еще не посеяна пенька для веревки, на которой меня должны вздернуть!
— Ты будешь повешен, — отвечал граф.
— В таком случае — накануне моего столетия! Ангелочек был так уверен в своей победе, что решил быть великодушным.
— Честное слово, мне жаль Лабранша. Бедняга чахнет в своей конуре. Я пришлю его вам. Это придаст ему бодрости. Ведь вы же должны забрать его с собой...
Пять минут спустя явился Лабранш.
— Я думал, что граф давно ушел, — сухо сказал он.
— Ищу средство.
— Много же вам на это требуется времени.
— Да ведь я здесь совсем недавно, — удивился молодой человек.
— Вы здесь уже десять месяцев.
Кожоль подпрыгнул от изумления. Он подумал о Бералеке.
— Если он пришел в себя, так считает, что я мертв. Он представилсебе Елену, из-за которой он находился здесь. Подумал о том, что за десять месяцев она могла разыскать Ивона и узнать от него, что на свидании был не он...
— Пусть это стоит мне жизни, но я должен бежать!
— Нам надо бежать, — произнес лакей таким странным голосом, что Кожоль невольно поднял на него глаза.
Это был все тот же старик, но глаза его сверкали жестко и беспощадно.
— О-о! — воскликнул Кожоль. — Они вас опять пытали?
— Да, на этот раз они не трогали тело, но терзали сердце. Да, я хочу бежать, чтобы мстить!
—Так Точильщик на твоем счету?
— О нет, я думаю о другом!
— Так кому же ты хочешь мстить?
— Моей жене!
— Разве ты женат?
При этом вопросе лицо лакея изменилось. Казалось, он раскаивается в своих словах.
— Да, сударь, я женился на скромной работнице.
— Она хорошенькая, госпожа Лабранш? — спросил любопытный Кожоль.
— О, да, хороша. Ей пятьдесят лет.
— Это возраст благоразумия. Что она могла сделать такого, чтобы внушить такую жажду мщения?
— Вы действительно хотите это знать?
— Конечно!
Лабранш немного поколебался, а потом начал свой рассказ.
ГЛАВА 14
Пока Лабранш рассказывает Кожолю о своих семейных несчастьях, возвратимся к Ивону Бералеку, которого мы оставили в ту минуту, когда он узнал, что находится под крышей хорошенькой вдовушки Лоретты Сюрко.
Самым известным парижским медиком в то время был Порталь.После первых необходимых перевязок, предписанных набежавшими докторами, госпожа Сюрко обратилась к Порталю и поручила ему своего больного, рана которого была довольно странной.
Ученый врач становился в тупик.Давно уже затянулась рана на голове, но Ивон, который когда-то славился своей силой, был слабее малого ребенка. Пока он лежал или сидел, все вроде бы было в порядке. Но стоило ему, опираясь на руку Лебика, дойти хотя бы до стола, как он чувствовал слабость и головокружение, не позволявшие ему сделать ни шагу.
Лоретта сначала жалела молодого человека, но мало-помалу в ее сердце закралось совсем иное чувство. Она с ужасом думала о том, что Ивон должен будет оставить ее дом.
Лебик был все таким же. Ел за двоих, а по ночам храпел на весь дом.
— Ай-ай-ай, — повторял он, — из-за какой-то шишки на голове у него совсем не осталось сил, прямо как тряпка весь!
И верзила разражался своим дурацким хохотом.
— Скоро весна, — кротко заметила Лоретта, — и к нашему больному вернутся силы.
В глубине души она боялась, что силы вернутся настолько, что он уйдет. Лебик возмущался:
— Вот уже семь месяцев прошло, а он все еще выздоравливает! Разве у него нет семьи, что он сидит на шее у добрых людей? Хорошую же находку я сделал!
Потом он добавлял со своим смехом:
— Него доброго, не влюблен ли он в вас?
Лоретта склоняла свою головку над пяльцами и спрашивала дрожащим голоском:
— Он говорил с тобой обо мне?
— Он спрашивает только о том, как он очутился здесь.
— Так отчего же тебе в голову приходят подобные мысли?
— Именно из-за этого.
Между молодыми людьми установились дружеские и доверительные отношения. Ничего не говоря о подробностях своего замужества, Лоретта рассказала о Сюрко и его внезапной смерти. Рассказала также о страхе, испытанном ею, когда она вообразила, что в доме кто-то ходит по ночам.
Этот рассказ напомнил Ивону таинственный шум, слышанный им, когда к нему только вернулось сознание. Он припомнил также странный сон вдовы, от которого он не мог ее пробудить. Тут было над чем поразмыслить...
Однажды, когда Лоретта усаживала больного в кресло у окна, под слабые лучи зимнего солнца, Ивон схватил маленькую ручку и поцеловал ее.
Лоретта вся вспыхнула.
— Господин Ивон! — воскликнула она.
— Два составляют пару, — сказал больной. Вдова открыла удивленные глаза.
— Как два? А когда же был первый?
— Во сне!
— Ну на это я не могу обижаться, Я не настолько строга, чтобы требовать от вас объяснения за сны.
— Но ведь это не я спал во время первого поцелуя, — возразил Бералек.
Щеки Лоретты покрылись ярким румянцем.
— Стало быть, это я спала? — спросила она.
— Если вы обещаете не слишком сердиться на меня, то, так и быть, я вам исповедуюсь в этом тяжком грехе!
— Сначала кайтесь, а там посмотрим!
Ивон рассказал, как нашел ее головку на своей постели.
Лоретта покачала головой.
— О, это был один из моих принадков непреодолимой сонливости.
— Чему же вы их приписываете?
— Может, однообразной жизни, скуке, кто знает...
— А теперь они случаются с вами?
— Нет. С тех пор, как вы здесь...
Лоретта покраснела, сделав нечаянное признание, связав пропажу сонливости с появлением Ивона.Время шло, а Бералек не заикался о своем отъезде. Да он, пожалуй, и не смог бы этого сделать, так как без Лебика был совершенно беспомощен.
Каждый вечер госпожа Сюрко поднималась к своему больному, в то время как Лебик охранял почти пустую лавку.В десять часов, заперев двери дома, верзила поднимался к Ивону. После чего молодая женщина отправлялась спать.
Лебик помогал Ивону улечься и уходил, ворча довольно громко, чтобы Бералек мог слышать:
— Когда же мы избавимся от этой мокрой курицы! Через десять минут дом уже сотрясался от его храпа. Лебик был бы чрезвычайно удивлен, если бы мог видеть эту «мокрую курицу» после того, как раздавался его храп.Ивон мигом вскакивал с постели, одевался, отворял тихонько двери и без всякого признака слабости скользил по лестнице.
Бералек полюбил вдову, но вместо того, чтобы открыться, он на протяжении шести месяцев бодрствовал по ночам, подозревая затаившуюся опасность.
Удалось ли ему что-либо открыть — неизвестно, но однажды утром, оставшись с Лореттой наедине, он неожиданно спросил ее:
— Лоретта, вы вполне доверяете Лебику?
При этом неожиданном вопросе вдова рассмеялась.
— Настолько, насколько можно доверять ребенку.
— По вашему Лебик — идиот?
— Почти. Покойный Сюрко взял его за необыкновенную силу. Я его оставила как дворнягу, которая охраняет дом.
— Он вам кажется очень преданным?
— Это животное готово повиноваться тому, кто его кормит. Он всегда рад мне услужить.
— Стало быть, я ошибся.
— В чем?
— Не знаю, но у меня чувство, что вокруг вас какая-то опасность.
— Но откуда у меня враги? И с какой целью нападать на меня?
— Может быть — выгода?
— Кроме этого дома, от которого я не получаю никакого дохода, у меня ничего нет.
— В таком случае, что же внушает мне такую тревогу? Меня никогда не обманывали предчувствия...
Голос Ивона дрожал от волнения, и Лоретте это было приятно.
— Так вы готовы помогать мне?
— Разве вы не видите, какое чувство вы мне внушаете, Лоретта?!
Вдова была счастлива.Но не успела она ответить, как лестница заскрипела под ногами великана.
— Это Лебик, — заметил Ивон.
Потом,сжав руку вдовы, скороговоркой прошептал ей на ухо:
— Во имя нашей любви, Лоретта, не доверяйте этому человеку!
Когда Лебик отворил дверь, вдова вышивала, а больной в пяти шагах от нее дремал в кресле. Шум, казалось, разбудил спящего.
— Госпожа, — сказал гигант, — там внизу вас спрашивает гражданин Ломбард.
— Какой гражданин? — спросила Лоретта, не знавшая такого имени.
— Тот, которого покойный Сюрко звал нотариусом.
— Примите же нотариуса, госпожа Сюрко. А Лебик останется побеседовать со мной, — посоветовал Ивон.
— Побудь здесь, Лебик, — подхватила она.
— А вдруг я вам понадоблюсь?
— Тогда я позову тебя, мой добрый друг, — ответила Лоретта.
Минут через десять Ивон вдруг сказал:
— Мне кажется, что разговор с нотариусом окончен и вас зовет хозяйка.
— Иду, — спокойно ответил идиот и пошел вниз.
Минуту спустя в комнату вошла Лоретта. Она была бледна и дрожала, как лист. Она прошептала:
— Спасите меня, Ивон! Этот человек принес мне горе. Но Ивон, прислушивающийся к чему-то за дверью, казалось, не слышал вдовы. И она повторила умоляющим голосом:
— Ивон, мне страшно, спасите меня.
Вместо того, чтобы успокоить ее, Бералек вдруг расхохотался и весело закричал:
— Сударыня, вы пугаетесь, что нотариус предлагает вам второго супруга? Неужели покойный Сюрко до такой степени внушил вам отвращение к браку?
Озадаченная вдова посмотрела на Ивона испуганными глазами. Тот жестом показал ей на дверь.
— Лебик подслушивает нас, — тихо прошептал он ей. Шевалье весело продолжал:
— Так какого он возраста, этот воздыхатель, которому покровительствует нотариус?
— Сорока пяти.
— Прекрасный возраст! И что вы ему ответили? Ивон взглядом ободрял Лоретту, а рукой указывал на дверь, за которой прятался Лебик.
— Я отказала. Мое первое замужество заставляет меня бояться второго. Я предпочитаю мою теперешнюю жизнь, пусть однообразную, но счастливую и независимую.
— Однако молодой женщине нужен защитник, — заметил Бералек, указывая пальцем на дверь.
Кивком головы Лоретта дала знать, что поняла,
— У меня есть вполне надежный покровитель, верный и добрый Лебик. Он так предан мне, что по одному моему знаку убил бы вас, господин Ивон.
— И не стыдно вам так шутить, госпожа Сюрко, -притворяясь испуганным, вскричал Ивон. — Лебик и так терпеть меня не может. Он, конечно, глуп, как пробка, но безмерно предан вам.
На лестнице раздался треск. Верзила на цыпочках удалялся от двери, и лестница стонала под его шагами.
— Ну, что? Вы все еще смотрите на Лебика, как на идиота, которым он притворяется?
Вдова была почти парализована от страха.Бералек взял ее руки в свои и взволнованно сказал:
— Но разве я здесь не для того, чтобы защищать вас?
— Но вы больны и слабы...
Вместо ответа Ивон встал и приподнял ее так же легко, как если бы она была ребенком.
— Вот уже полгода, как я здоров, но я считал, что вы нуждаетесь в защите, моя любимая!
Лоретта спрятала лицо на его груди, а его губы скользнули к ее шее.
Конечно, это было превосходное лекарство от страха, потому что, став на ноги, вдова уселась рядом с шевалье, позабыв все свои ужасы.
— А теперь, любимая, расскажите, что же у вас произошло с нотариусом?
— Убедившись, что я действительно вдова Сюрко, нотариус спросил, не приходил ли кто-нибудь с расспроса-пи о покойном. Потом он спросил меня, не сообщал ли мне муж какой-нибудь сокровенной тайны. После моего второго отрицательного ответа, он, казалось, смутился и задал мне совсем уже странный вопрос: «Не заметили ли вы чего-
нибудь, что бы угрожало вам несчастьем?»
При этом вопросе я вспомнила ту ночь, когда я вообразила, что дом полон людей. К тому же я вспомнила ваши подозрения и тут я испугалась...
— Нотариус заметил это?
— Не думаю. Он расспрашивал об образе жизни Сюрко, и особенно о его смерти. Я ответила ему, что один раз видела своего мужа веселым и то накануне смерти, после страшного, кровавого зрелища. Господин Ломбард улыбнулся и прошептал: «Конечно, ему было отчего радоваться!»
«Что он хотел этим сказать?» — подумал Бералек. Вдова продолжала.
— Он сказал мне, что четыре года назад к нему пришли два человека, которые оставили у него залог. Апоплексический удар свалил одного спустя несколько часов после смерти на эшафоте другого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Ангелочек захохотал.
— Вы это серьезно?
— Совершенно серьезно, — ответил Пьер. Глядя на закрывшуюся дверь, Кожоль прошептал:
— Не тут ли этот надзор за Еленой, о котором говорил аббат?
Поужинав, он улегся в постель, приготовленную в соседнем помещении...
Проснувшись, граф услышал голос Лабранша:
— Завтрак подан.
Со сна он не мог сообразить, где находится, и, увидя свет канделябров, решил еще немного поспать.
— Но, граф, уже одиннадцать часов утра, — возразил Лабранш.
Пьер вспомнил обо всем, что случилось накануне.
— Да, совсем забыл, что я на содержании у Точильщика, который решил меня хранить, как редкое вино!
Он быстро оделся.Когда он уже сидел за столом, Лабранш спросил:
— Можно зайти Ангелочку, он хотел высказать вам свое уважение, если вы согласитесь принять его.
— Почту за величайшую честь, — весело бросил Пьер, На стук лакея дверь отворилась, и в нее просунул голову Ангелочек.
— Может быть, я стесняю вас? — спросил он.
— Войдите же, мой очаровательный друг, вы из тех людей, па которых невозможно налюбоваться, — засмеялся граф.
— Я в восторге, граф, от вашего обращения, поэтому моя обязанность превращается в удовольствие.
— Какая обязанность?
— Я должен осведомляться, не хотите ли вы видеть Точильщика?
— Как? Я каждый день буду видеть вас за завтраком? Этот час будет для меня самым приятным! Ваш визит вполне заменит мне цветы на столе!
Несмотря на наглость, мошенник не мог угнаться за Пьером в насмешках, а потому сухо произнес:
— Если вам так приятны мои посещения, то я будуувас и во время обеда.
— Браво, это просто превосходно, но почему бы вам, в таком случае, не появляться у меня каждый час?
— Именно гак я и рассчитывал, — отозвался бандит, которого душила ярость.
— Ну вот, слово дано! Мы станем С вами неразлучны. Вы будете мне рассказывать сном приключения, кроткий Ангелочек, а я буду счастлив вдвойне, Во-первых, от ваших рассказов, во-вторых, от звуков вашего голоса.
Ангелочек продолжал:
— Вы не боитесь, сударь, что мое присутствие несколько стеснит вас?
— В чем же? —притворился удивленным Кожоль,
— А как же насчет побега, который вы нам вчера обещали?
— Но, любезный, какая же заслуга в том, чтобы убежать при удобном случае? Нет, я это сделаю у тебя под носом и тебе на смех!
Пьер произнес эти слова так решительно, что веселость тюремщика как рукой сняло, и он побледнел.
— Вы в этом вполне уверены? — спросил он серьезно.
— Вполне уверен.
— Вы знаете, что при первой попытке к бегству, я подстрелю вас, как зайца?
— Хочешь пари?
— Бесполезно, оно не будет оплачено.
— Почему?
— Если вы проиграете и я вас подстрелю, то таким образом я убиваю свой выигрыш.
— А в противном случае?
— Если выиграете вы, то Точильщик не будет дорожить моей шкурой и велит повесить меня на первом же суку, а вы потеряете своего должника.
— Зачем же вы мне это рассказываете, бедняжка? Надо пощадить мою чувствительность! Я уверен, что мое пищеварение расстроится от этого горя...
— Какого горя?
— Да ведь я теперь все время буду повторять себе: «Ах, этот милый Ангелочек, он скоро умрет на осине!» Вы, видимо, меня совсем не любите, если внушаете мне такие грустные мысли...
Граф сделал такой огорченный вид, что его тюремщик почувствовал безумный страх.
— Но это же невозможно, чтобы вы убежали!
— Извините, но я так убежден в своем .выигрыше, что даже намерен увести с собой Лабранша.
— А вот этому я уж никак не поверю!
— Почему?
— Потому что я сейчас же освобожу вас от его присутствия.
Он тут же крикнул в дверь:
— Эй, уведите эту собаку и привяжите в ее конуре! Лабранш исчез.
Торжествуя, что наконец, удалось показать свою власть, негодяй обратился к пленному:
— Теперь я уверен, что с одной стороны вы не сдержите слова...
Подавив взрыв негодования, Кожоль улыбнулся.
— Это уж совсем нелюбезно с вашей стороны. Лишать меня моего камердинера...
— Я вам его заменю, — насмешливо сказал тюремщик.
— Возможно ли! — восторженно вскричал, Пьер, лицо которого прямо-таки засветилось от удовольствия.
— Уверяю вас!
— О таком счастье я даже мечтать не смел!
— Хорошо смеется тот, кто смеется последним. Будьте уверены, что я не спущу с вас глаз, — рассвирепел негодяй.
И он вышел, преследуемый взрывами хохота молодого человека.Ангелочек сдержал слово.Каждый час он врывался к заключенному, постоянно кутившему и отказывавшемуся от свидания с Точильщиком.
В конце недели у графа поломались часы, видимо, не без участия Ангелочка. Теперь он не мог следить за сменой дня и ночи.
Пьер составлял планы побега. Конечно, бежать надо было только через дверь, так как другого пуги просто не существовало. Но тут требовалась какая-то хитрость. А он все еще ничего не мог придумать...
Ангелочек торжествовал. Молчание пленного он принимал за сломленную волю.
— Я думаю, — хохотал он, — что еще не посеяна пенька для веревки, на которой меня должны вздернуть!
— Ты будешь повешен, — отвечал граф.
— В таком случае — накануне моего столетия! Ангелочек был так уверен в своей победе, что решил быть великодушным.
— Честное слово, мне жаль Лабранша. Бедняга чахнет в своей конуре. Я пришлю его вам. Это придаст ему бодрости. Ведь вы же должны забрать его с собой...
Пять минут спустя явился Лабранш.
— Я думал, что граф давно ушел, — сухо сказал он.
— Ищу средство.
— Много же вам на это требуется времени.
— Да ведь я здесь совсем недавно, — удивился молодой человек.
— Вы здесь уже десять месяцев.
Кожоль подпрыгнул от изумления. Он подумал о Бералеке.
— Если он пришел в себя, так считает, что я мертв. Он представилсебе Елену, из-за которой он находился здесь. Подумал о том, что за десять месяцев она могла разыскать Ивона и узнать от него, что на свидании был не он...
— Пусть это стоит мне жизни, но я должен бежать!
— Нам надо бежать, — произнес лакей таким странным голосом, что Кожоль невольно поднял на него глаза.
Это был все тот же старик, но глаза его сверкали жестко и беспощадно.
— О-о! — воскликнул Кожоль. — Они вас опять пытали?
— Да, на этот раз они не трогали тело, но терзали сердце. Да, я хочу бежать, чтобы мстить!
—Так Точильщик на твоем счету?
— О нет, я думаю о другом!
— Так кому же ты хочешь мстить?
— Моей жене!
— Разве ты женат?
При этом вопросе лицо лакея изменилось. Казалось, он раскаивается в своих словах.
— Да, сударь, я женился на скромной работнице.
— Она хорошенькая, госпожа Лабранш? — спросил любопытный Кожоль.
— О, да, хороша. Ей пятьдесят лет.
— Это возраст благоразумия. Что она могла сделать такого, чтобы внушить такую жажду мщения?
— Вы действительно хотите это знать?
— Конечно!
Лабранш немного поколебался, а потом начал свой рассказ.
ГЛАВА 14
Пока Лабранш рассказывает Кожолю о своих семейных несчастьях, возвратимся к Ивону Бералеку, которого мы оставили в ту минуту, когда он узнал, что находится под крышей хорошенькой вдовушки Лоретты Сюрко.
Самым известным парижским медиком в то время был Порталь.После первых необходимых перевязок, предписанных набежавшими докторами, госпожа Сюрко обратилась к Порталю и поручила ему своего больного, рана которого была довольно странной.
Ученый врач становился в тупик.Давно уже затянулась рана на голове, но Ивон, который когда-то славился своей силой, был слабее малого ребенка. Пока он лежал или сидел, все вроде бы было в порядке. Но стоило ему, опираясь на руку Лебика, дойти хотя бы до стола, как он чувствовал слабость и головокружение, не позволявшие ему сделать ни шагу.
Лоретта сначала жалела молодого человека, но мало-помалу в ее сердце закралось совсем иное чувство. Она с ужасом думала о том, что Ивон должен будет оставить ее дом.
Лебик был все таким же. Ел за двоих, а по ночам храпел на весь дом.
— Ай-ай-ай, — повторял он, — из-за какой-то шишки на голове у него совсем не осталось сил, прямо как тряпка весь!
И верзила разражался своим дурацким хохотом.
— Скоро весна, — кротко заметила Лоретта, — и к нашему больному вернутся силы.
В глубине души она боялась, что силы вернутся настолько, что он уйдет. Лебик возмущался:
— Вот уже семь месяцев прошло, а он все еще выздоравливает! Разве у него нет семьи, что он сидит на шее у добрых людей? Хорошую же находку я сделал!
Потом он добавлял со своим смехом:
— Него доброго, не влюблен ли он в вас?
Лоретта склоняла свою головку над пяльцами и спрашивала дрожащим голоском:
— Он говорил с тобой обо мне?
— Он спрашивает только о том, как он очутился здесь.
— Так отчего же тебе в голову приходят подобные мысли?
— Именно из-за этого.
Между молодыми людьми установились дружеские и доверительные отношения. Ничего не говоря о подробностях своего замужества, Лоретта рассказала о Сюрко и его внезапной смерти. Рассказала также о страхе, испытанном ею, когда она вообразила, что в доме кто-то ходит по ночам.
Этот рассказ напомнил Ивону таинственный шум, слышанный им, когда к нему только вернулось сознание. Он припомнил также странный сон вдовы, от которого он не мог ее пробудить. Тут было над чем поразмыслить...
Однажды, когда Лоретта усаживала больного в кресло у окна, под слабые лучи зимнего солнца, Ивон схватил маленькую ручку и поцеловал ее.
Лоретта вся вспыхнула.
— Господин Ивон! — воскликнула она.
— Два составляют пару, — сказал больной. Вдова открыла удивленные глаза.
— Как два? А когда же был первый?
— Во сне!
— Ну на это я не могу обижаться, Я не настолько строга, чтобы требовать от вас объяснения за сны.
— Но ведь это не я спал во время первого поцелуя, — возразил Бералек.
Щеки Лоретты покрылись ярким румянцем.
— Стало быть, это я спала? — спросила она.
— Если вы обещаете не слишком сердиться на меня, то, так и быть, я вам исповедуюсь в этом тяжком грехе!
— Сначала кайтесь, а там посмотрим!
Ивон рассказал, как нашел ее головку на своей постели.
Лоретта покачала головой.
— О, это был один из моих принадков непреодолимой сонливости.
— Чему же вы их приписываете?
— Может, однообразной жизни, скуке, кто знает...
— А теперь они случаются с вами?
— Нет. С тех пор, как вы здесь...
Лоретта покраснела, сделав нечаянное признание, связав пропажу сонливости с появлением Ивона.Время шло, а Бералек не заикался о своем отъезде. Да он, пожалуй, и не смог бы этого сделать, так как без Лебика был совершенно беспомощен.
Каждый вечер госпожа Сюрко поднималась к своему больному, в то время как Лебик охранял почти пустую лавку.В десять часов, заперев двери дома, верзила поднимался к Ивону. После чего молодая женщина отправлялась спать.
Лебик помогал Ивону улечься и уходил, ворча довольно громко, чтобы Бералек мог слышать:
— Когда же мы избавимся от этой мокрой курицы! Через десять минут дом уже сотрясался от его храпа. Лебик был бы чрезвычайно удивлен, если бы мог видеть эту «мокрую курицу» после того, как раздавался его храп.Ивон мигом вскакивал с постели, одевался, отворял тихонько двери и без всякого признака слабости скользил по лестнице.
Бералек полюбил вдову, но вместо того, чтобы открыться, он на протяжении шести месяцев бодрствовал по ночам, подозревая затаившуюся опасность.
Удалось ли ему что-либо открыть — неизвестно, но однажды утром, оставшись с Лореттой наедине, он неожиданно спросил ее:
— Лоретта, вы вполне доверяете Лебику?
При этом неожиданном вопросе вдова рассмеялась.
— Настолько, насколько можно доверять ребенку.
— По вашему Лебик — идиот?
— Почти. Покойный Сюрко взял его за необыкновенную силу. Я его оставила как дворнягу, которая охраняет дом.
— Он вам кажется очень преданным?
— Это животное готово повиноваться тому, кто его кормит. Он всегда рад мне услужить.
— Стало быть, я ошибся.
— В чем?
— Не знаю, но у меня чувство, что вокруг вас какая-то опасность.
— Но откуда у меня враги? И с какой целью нападать на меня?
— Может быть — выгода?
— Кроме этого дома, от которого я не получаю никакого дохода, у меня ничего нет.
— В таком случае, что же внушает мне такую тревогу? Меня никогда не обманывали предчувствия...
Голос Ивона дрожал от волнения, и Лоретте это было приятно.
— Так вы готовы помогать мне?
— Разве вы не видите, какое чувство вы мне внушаете, Лоретта?!
Вдова была счастлива.Но не успела она ответить, как лестница заскрипела под ногами великана.
— Это Лебик, — заметил Ивон.
Потом,сжав руку вдовы, скороговоркой прошептал ей на ухо:
— Во имя нашей любви, Лоретта, не доверяйте этому человеку!
Когда Лебик отворил дверь, вдова вышивала, а больной в пяти шагах от нее дремал в кресле. Шум, казалось, разбудил спящего.
— Госпожа, — сказал гигант, — там внизу вас спрашивает гражданин Ломбард.
— Какой гражданин? — спросила Лоретта, не знавшая такого имени.
— Тот, которого покойный Сюрко звал нотариусом.
— Примите же нотариуса, госпожа Сюрко. А Лебик останется побеседовать со мной, — посоветовал Ивон.
— Побудь здесь, Лебик, — подхватила она.
— А вдруг я вам понадоблюсь?
— Тогда я позову тебя, мой добрый друг, — ответила Лоретта.
Минут через десять Ивон вдруг сказал:
— Мне кажется, что разговор с нотариусом окончен и вас зовет хозяйка.
— Иду, — спокойно ответил идиот и пошел вниз.
Минуту спустя в комнату вошла Лоретта. Она была бледна и дрожала, как лист. Она прошептала:
— Спасите меня, Ивон! Этот человек принес мне горе. Но Ивон, прислушивающийся к чему-то за дверью, казалось, не слышал вдовы. И она повторила умоляющим голосом:
— Ивон, мне страшно, спасите меня.
Вместо того, чтобы успокоить ее, Бералек вдруг расхохотался и весело закричал:
— Сударыня, вы пугаетесь, что нотариус предлагает вам второго супруга? Неужели покойный Сюрко до такой степени внушил вам отвращение к браку?
Озадаченная вдова посмотрела на Ивона испуганными глазами. Тот жестом показал ей на дверь.
— Лебик подслушивает нас, — тихо прошептал он ей. Шевалье весело продолжал:
— Так какого он возраста, этот воздыхатель, которому покровительствует нотариус?
— Сорока пяти.
— Прекрасный возраст! И что вы ему ответили? Ивон взглядом ободрял Лоретту, а рукой указывал на дверь, за которой прятался Лебик.
— Я отказала. Мое первое замужество заставляет меня бояться второго. Я предпочитаю мою теперешнюю жизнь, пусть однообразную, но счастливую и независимую.
— Однако молодой женщине нужен защитник, — заметил Бералек, указывая пальцем на дверь.
Кивком головы Лоретта дала знать, что поняла,
— У меня есть вполне надежный покровитель, верный и добрый Лебик. Он так предан мне, что по одному моему знаку убил бы вас, господин Ивон.
— И не стыдно вам так шутить, госпожа Сюрко, -притворяясь испуганным, вскричал Ивон. — Лебик и так терпеть меня не может. Он, конечно, глуп, как пробка, но безмерно предан вам.
На лестнице раздался треск. Верзила на цыпочках удалялся от двери, и лестница стонала под его шагами.
— Ну, что? Вы все еще смотрите на Лебика, как на идиота, которым он притворяется?
Вдова была почти парализована от страха.Бералек взял ее руки в свои и взволнованно сказал:
— Но разве я здесь не для того, чтобы защищать вас?
— Но вы больны и слабы...
Вместо ответа Ивон встал и приподнял ее так же легко, как если бы она была ребенком.
— Вот уже полгода, как я здоров, но я считал, что вы нуждаетесь в защите, моя любимая!
Лоретта спрятала лицо на его груди, а его губы скользнули к ее шее.
Конечно, это было превосходное лекарство от страха, потому что, став на ноги, вдова уселась рядом с шевалье, позабыв все свои ужасы.
— А теперь, любимая, расскажите, что же у вас произошло с нотариусом?
— Убедившись, что я действительно вдова Сюрко, нотариус спросил, не приходил ли кто-нибудь с расспроса-пи о покойном. Потом он спросил меня, не сообщал ли мне муж какой-нибудь сокровенной тайны. После моего второго отрицательного ответа, он, казалось, смутился и задал мне совсем уже странный вопрос: «Не заметили ли вы чего-
нибудь, что бы угрожало вам несчастьем?»
При этом вопросе я вспомнила ту ночь, когда я вообразила, что дом полон людей. К тому же я вспомнила ваши подозрения и тут я испугалась...
— Нотариус заметил это?
— Не думаю. Он расспрашивал об образе жизни Сюрко, и особенно о его смерти. Я ответила ему, что один раз видела своего мужа веселым и то накануне смерти, после страшного, кровавого зрелища. Господин Ломбард улыбнулся и прошептал: «Конечно, ему было отчего радоваться!»
«Что он хотел этим сказать?» — подумал Бералек. Вдова продолжала.
— Он сказал мне, что четыре года назад к нему пришли два человека, которые оставили у него залог. Апоплексический удар свалил одного спустя несколько часов после смерти на эшафоте другого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28