— Я думаю, что вон тот молодой офицер расскажет вам все лучше, чем я, — сказал Монтескье, указывая на молодого человека, входившего в зал.
Это был небольшого роста, хилый, с нахмуренным лицом, двадцатисемилетний генерал Леклерк, муж Паулины Бонапарт.Как могла эта красавица три года тому назад выйти замуж за этого уродца, оставалось тайной для всех, кроме Бонапарта, который и устроил этот брак.
Бонапарту нужны были подобные люди. Леклерк был человеком, который способен на порыв, но именно в данную минуту. Поэтому после от него избавились, отправив умирать от чумы в Сан-Доминго.
В этом странном союзе не было и речи о любви. Леклерк отказался от своих прав на жену через три дня после свадьбы, когда после первой и последней вспышки ревности ему передали слова Талейрана: «Напрасно он горячится, его очередь тоже придет»...
Поэтому впоследствии все удивлялись той горечи и силе чувств, которые вдова выказывала над гробом своего мужа, который она везла из Сан-Доминго морем во Францию. Правда, при возвращении домой оказалось, что гроб был набит драгоценностями, золотом и шалями вдовы, которые, как она боялась, достанутся англичанам. Тело же мужа она оставила догнивать в Сан-Доминго. Такова была та, которая впоследствии станет принцессой Боргез.
Оставим это несколько преждевременное отступление и обратимся к Леклерку.При входе в зал его мрачная физиономия еще больше вытянулась, когда он услыхал хохот, вызванный рассказом Паулины, которая своим злым языком прохаживалась по поводу своего братца, чтобы досадить бедной Жозефине, которую ненавидела от всей души.
Леклерк протиснулся сквозь толпу и строго обратился к супруге:
— Теперь не время, Паулина, говорить о вашем брате, Все навострили уши.
Оставив Монтескье, Фуше приблизился к этой группе.
— Генерал, у вас имеются известия? — спрашивали десятки голосов.
— После неудачной осады Сен-Жан-де-Акра Бонапарт вынужден был отступить, гонимый турками с одной стороны и преследуемый с другой английским флотом.
Это была первая неудача генерала. Смех утих. Монтескье наблюдал за Фуше.
— Ба! — послышался чей-то голос. — Бонапарт выкрутится! Войска доверяют ему, и он отведет их назад в Египет!
Леклерк грустно покачал головой.
— Армия может перенести жажду, голод, холод, стычки с турками, но сейчас у нее более могучий соперник...
— Что? Какой?..
— Чума! — ответил Леклерк. Шепот ужаса пронесся по залу. Аббат опять взглянул на Фуше. Фуше почесывал ухо.
— Итак, — спросил аббат, — что вы думаете о положении генерала Бонапарта?
Фуше молчал.
— Ну, что же, - опять начал аббат, — вот возможность доказать, что вы на стороне счастливых.
Фуше наклонился к аббату и сказал:
— Не вернуться ли нам в наш уголок, чтобы поговорить?
Когда они вернулись, Фуше указал на группу молодых людей, собравшихся возле Паулины.
— Посмотрите, они молоды, никому из них нет еще тридцати лет, они бедны, а значит рвутся к богатству, они честолюбивы и хотят власти. Вот партия, которую вам надо бы свергнуть! '
Аббат наклонил голову в знак согласия.
— Что вы можете противопоставить им? — продолжал Фуше. — Трусливых принцев, не посмевших вернуться во Францию, командиров, соперничающих друг с другом, солдат, торгующих собой? Крестьян, убегающих, когда сжигают их дом? Разъединенные и упавшие духом — вот ваша партия!
Аббат знал, что Фуше прав. Нечто подобное в свое время ему говорил Кожоль, да и другие. Тем не менее, он ответил:
— Вы преувеличиваете. Наш пароль соединил все войска роялистов на дорогах, которые они теперь наводняют, ожидая сигнала двинуться на Париж. Фуше слабо усмехнулся и сказал:
— Дайте мне принять полицейскую власть, которую мне редлагают, и я ручаюсь, что очищу все дороги.
И медленно добавил.
— Многочисленные партии — не всегда претенденты на успех. Пять хороших голов, шепчущихся под одним колпаком, иногда стоят целой ревущей толпы...
Аббат продолжил, разговор:
— В настоящую минуту я знаю две, которые могут выбрать остальных.
Фуше подхватил:
— Самый простой способ захватить власть — предложить людям, которые ее имеют, хороший куш.
— Баррас, например?
— Еще Сивез, Рожер-Дюко, Мулен и Гогье. Вместе с Баррасом они и составляют Директорию.
Аббат утвердительно кивнул. Фуше опять усмехнулся.
— Аббат, вы не знаете, зачем Сивез, в его годы, берет уроки верховой езды?
— Он берет уроки?
— Да, дважды в день. Это или для того, чтобы бежать, или...
— Чтобы действовать, — продолжил аббат.
— Два плюс один — три.
— Три чего?
— Три головы под одним колпаком.
— Что касается Барраса...
— Четыре, — продолжал счет Монтескье.
— Пусть четыре.
— А Мулен и Гогье?
— Это честные люди. Их купить не удастся.
— Остается Рожер-Дюко?
— Допустим, пять. Присоединим к ним нескольких генералов, которые из ненависти к Бонапарту будут рады подставить ему ногу.
Фуше остановился, захохотал, потом продолжал:
— Если бы кто-нибудь нас подслушал, то мог бы подумать, что мы не шутим, а замышляем заговор!
Аббат, не моргнув, продолжил:
— Действительно, легко можно предположить серьезный заговор. Особенно с пятью головами под колпаком...
Фуше принял изумленный вид.Не говоря ни слова, он принялся что-то считать на пальцах.
— Что вы считаете? — спросил аббат.
— Ваши головы, проверим-ка еще раз... Вы, Дюко, Баррас, Сивез... все еще четыре...
И удивленно спросил:
— А кто же пятый?
Монтескье понял, что пора торговаться. Фуше хочет знать свою цену.
— Действительно, кто же пятый? Этот пятый должен быть самым ловким из всех...
— Неужели?
— Конечно! Нужен человек, который пойдет за этими головами, сумеет их завербовать, он будет моим вторым «я», он подготовит почву...
— Да, важная роль....
— Поэтому тот, кто примет ее, может ставить свои условия.
— Ну, такой человек без места сегодня будет стоить миллион, например?
— Согласен, миллион.
— Между тем как завтра, обладая значительным постом, на котором он может быть полезнее, этот человек должен быть оценен...
— В четыре миллиона, — закончил аббат,
— О, четыре миллиона мне кажутся достойной ценой. Аббат принял огорченный вид.
— Да, — сказал он, — четыре миллиона у меня есть, а вот человека я найти не могу.,.
Фуше встал, собираясь уходить. Монтескье последовал за ним, ожидая ответа.
— Приходите ко мне, аббат, на следующий день после моего назначения префектом. Я найду вам эту пятую особу и она, без сомнения, примет ваши четыре миллиона.
Холодно поклонившись, Фуше пошел по направлению к лестнице.
«Каков плут!» — подумал аббат.
Фуше, спускаясь по лестнице, говорил себе:
— Маленький Бонапарт проиграл, я вовремя повернулся в нужную сторону.
Он уже собирался уходить, когда до него донеслись яростные крики:
— Меня обокрали! Меня обокрали!
— Где я слышал этот голос? — спросил себя аббат, машинально направляясь к дверям игорного зала.
Дорогу ему загородил швейцар.
— Простите, сюда нельзя без маски и домино, — сказал он и указал на переднюю, где продавались эти атрибуты.
Наскоро переодевшись, Монтескье вошел в зал, где разгоралась ссора.
В зале был только один молодой человек без маски, она слетела во время борьбы со служителями.
— Банк плутует! — кричал он. — Показанная цифра фальшива!
Чтобы прекратить скандал, старший игрок обратился к участникам:
— Заплатите партнеру.
Кричавшему бросили три луидора, которые тот тут же поставил на кон. Аббат сразу же узнал в нем молодого человека, которого видел с Пуссетой при входе в зал.
— Это Сен-Режан. Он закоренелый игрок и способен на все...
Он подошел к молодому человеку, сидевшему с бледным лицом, сжатыми губами и горящими глазами. По легкому дерганью ногой и егр изменившемуся лицу он понял, что тот проиграл и последние три луидора.
— Господин Сен-Режан, не позволите ли мне поставить в вашу игру тридцать луидоров? — спросил аббат.
Услыхав свое имя, молодой человек обернулся и с любопытством взглянул на маску, предлагавшую ему луидоры.
— Кто вы? — спросил тот.
— Неопытный игрок, умоляющий о помощи более искусного...
— Искусного? Ха, да меня только что ощипали!
— Тем более, теперь счастье должно повернуть в вашу сторону.
— Ладно! Стойте за мной!
— Понтируйте большую игру, скорее узнаете свою участь, — шепнул аббат.
— Десять луидоров, — крикнул Сен-Режан.
Он выиграл шесть раз подряд. Когда он обернулся к своему компаньону, тот исчез.Аббат Монтескье в это время ехал в своей карете и думал:
«Мало купить Фуше, надо еще платить жалованье... Во что бы то ни стало я должен открыть это сокровище, украденное Сюрко!»
ГЛАВА 17
А теперь мы возвратимся к красавице Елене, сумевшей приковать к себе Барраса.Какие события побудили эту женщину, первую любовь Ивона Бералека, появиться в Люксембургском саду в роли неограниченной властительницы развратного Барраса? Чтобы понять это, читатель должен вернуться к эпохе Вандейской войны, названной впоследствии «Войной гигантов», когда разыгрывался ее самый кровавый акт...
...В ночь на двадцать второе декабря тысяча семьсот девяносто третьего года толпа женщин бежала под покровом темноты по дороге нижней Бретани от Савенея к Монтуару. Ледяной дождь вовсю хлестал бедных беглянок. Вдали грохотали пушки, убивая их отцов, сыновей, супругов. Первая Вандейская война была при последнем издыхании.
Теснимые из родной страны синими, вандейцы поверили слуху, будто принцы спешат к ним на помощь из Англии. Переправившись через Луару, они наводнили земли шуанов и, отражая всюду неприятеля, достигли, наконец, места высадки обещанной помощи.
Убедившись, что их ожидания напрасны, вандейцы возвратились по своим следам, усеивая свой путь новыми трупами. День и ночь они отважно боролись с республиканцами, окружавшими их со всех сторон, и двигались вперед по направлению к Луаре.
Наконец, они достигли Луары у Варад, у того самого брода, через который уже переправлялись. Но тут их подстерегали республиканцы.Перед ними стоял с войсками Вестерманн. С тыла зашел Клебер.Смерть или, вернее, бойня угрожала этой горсти храбрецов, отправившихся в Гранвилль в составе сорока тысяч, а теперь насчитывавших в своих рядах не более десяти.
Чтобы отыскать брод, они медленно шли по правому берегу Луары, неся НО плечах раненых.Наконец они бросились в маленький городок Савеней в надежде хотя бы на одну спокойную ночь для женщин, переживших все тяготы похода. Здесь судьба сулила погибнуть остаткай этой вандейской армии.
Клебер, подошедший к Савенею поздно вечером, не дожидаясь утра, скомандовал атаку.Вандейцы поняли, что их положение безнадежно. Прежде, чем синие успели вторгнуться в город, они вывели женщин за ворота Савенея, чтобы они могли разойтись по соседним деревням.
Надо было хитрить, чтобы заставить уйти этих матерей, жен и дочерей, в отчаянии цепляющихся за своих близких.
Главнокомандующий Мариньи велел запереть за ними ворота.
— Теперь, господа, — сказал он, — умрем в бою! Этот приказ был выполнен столь хорошо, что на другой день от всей Вандейской армии, насчитывавшей когда-то сорок тысяч человек, осталось всего триста беглецов.
Таким образом Первая Вандейская война захлебнулась в крови.Людовик Восемнадцатый сочинял в это время шутливые стишки, а граф Артур ухаживал за англичанками.
В то самое время, когда женщины покидали город, высокий старик направился к одному из ветхих домов савенейского предместья.В холодной сырой комнате спала на соломе юная шестнадцатилетняя девушка ослепительной красоты.
Старик с минуту любовался бедным созданием, задремавшим от. истощения на этом жестком ложе. Слезы навернулись на его глаза при мысли о том, что ждет бедняжку.
— Господь поможет, — медленно прошептал он.
Склонясь над девушкой, он поцеловал ее в лоб. Эта ласка разбудила спящую, и она улыбнулась старику.
— Мы отправляемся в поход, дедушка? — спросила она нежным голосом.
Находясь в течение месяца при войске, девушка привыкла мгновенно просыпаться.
— Да, дитя мое, пора, — отвечал ей тот, кого она называла дедушкой.
— Ну так едем! — сказала она, поднимаясь.
Встав, она обняла старика и поцеловала его в лоб, обрамленный седыми волосами.
— Вот, дедушка, — весело сказала она, — вот награда, которую я обещала вам!
Несмотря на горе, сжимавшее его сердце, дед храбро улыбнулся.
— Чем же я заслужил подобную награду, моя дорогая?
— В последнем походе вы были очень благоразумны: не слишком много стонали и охали над несчастьями одной девицы.
— Разве я виноват, моя дорогая, что не могу не проклинать эту ужасную войну, отнявшую у нас убежище и единственного защитника, твоего отца!
— О, дедушка, не заставляйте меня жалеть о содеянном, — сказала девушка, грозя старику пальчиком.
— Отчего?
— Как вы смеете сомневаться в мужестве дочери и внучки Валеранов! Неужели кто-то сможет подумать, что я буду дрожать от страха перед врагами?!
— Да, ты мужественное дитя.
— Тогда скажите: «Моя внучка больше не поцелует меня, если я буду считать ее слабенькой».
Елена была прелестна в роли утешительницы.
— А потом, дедушка, — прибавила она, — разве самое страшное уже не позади? Может быть, уже сегодня ночью будет найден брод, и мы избавимся от Клебера, уйдем из-под носа Вастерманна, поджидающего нас на том берегу, и окажемся в нашей милой Вандее!
Говоря все это, она закутывалась в лохмотья.
— Да, поезжай, дитя мое, — сказал старик. Девушка удивленно посмотрела на него.
— Как, «поезжай», разве вы не едете со мой, дедушка? Мужество помогло господину Валерану улыбнуться перед тем, как навсегда расстаться с внучкой.
— О, — сказал он, — но ведь ты мужественная девочка! А теперь боишься расстаться со мной на каких-то десять минут?
Елена посмотрела на деда, пытаясь прочитать правду в его глазах.
— Дело в том, что брод, кажется, найден, ниже... со стороны Монтуара, и ночью мы будем перебираться через Луару. Клебер подошел к Савенею и собирается атаковать нас. Поэтому Мариньи решил отправить женщин вперед. Мы же остаемся здесь, чтобы хорошенько встретить неприятеля. А потом мы уходим за ворота и догоняем вас в Монтуаре! Завтра, когда Клебер вздумает осаждать нас здесь, мы будем уже в Вандее...
Валеран сумел даже добавить шутливо:
— Ну что, успокоилась? Вот тебе полный отчет, любопытная!
— Это правда — все то, что вы мне сказали, дедушка?
— Честное слово, — отвечал старик, стараясь казаться искренним.
— В таком случае я еду... и до свидания, — отвечала Елена, подставляя старику лоб для поцелуя.
Валерану очень хотелось вложить всю душу в этот последний поцелуй, но он вынужден был сдерживаться, чтобы не возбудить подозрений внучки. Дойдя до городских ворот, они увидели женщин, готовых следовать за своими проводниками.
Валеран подошел к молодому человеку лет двадцати четырех, одетому в нижнебретонский костюм. Он должен был охранять девушку.
— Поручаю тебе мое единственное сокровище, — прошептал он. — Скажи мне свое имя, чтобы я мог помянуть его в последней молитве.
— Меня зовут Шарль, — отвечал молодой человек. Толпа тронулась.
Елена обернулась. Ворота захлопнулись за Валераном, как гробовая доска.Четверть часа спустя порыв холодного сырого ветра донес до них грохот пушек. Клебер приступил к осаде.
Этот первый залп отнял у Елены единственного покро-вителя. Валеран был убит. При звуке залпа проводник сказал Елене:
— Поспешим, сударыня.
Наступила темнота, но мрак ночи разрывался внезап-ными молниями и треском пушечной пальбы.
— А! Пляска в полном разгаре! — заметил проводник таким тоном, что Елена невольно вздрогнула.
Стрельба приближалась. Несколько женщин со стоном упали рядом. Они были мертвы.
Во тьме слышались крики раненых. Елена не была ранена, но почувствовала дурноту. Молодой человек, видя, что она вот-вот упадет, схватил девушку за руку и бросился в открытое поле.
— Скорее — на землю! — крикнул он.
И, пригнув ее к земле, сам растянулся рядом. Дрожала земля. Глухой гул слышался все ближе и ближе.
— Гусары! — прошептал молодой человек.
Гусары ворвались в толпу, рубя ее и давя лошадьми. С минуту длился страшный хаос, потом кавалеристы исчезли, преследуя несчастных, бежавших вдоль дороги.
Лежа рядом с проводником, Елена слышала стоны умирающих.Тот, кого она должна была называть Шарлем, крепко прижимал ее к земле и шептал:
— Эти бабы сами привлекли своим воем проклятых синих!
Когда шум от лошадиных копыт затих, проводник поднял Елену.
— В путь! — сказал он.
Девушка сделала несколько шагов по вязкой земле.
— Что у вас на ногах? — спросил Шарль.
— Одна крестьянка в Пуансе уступила мне свои деревянные башмаки.
— Я вижу, вы не привыкли к подобной обуви.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28