.. Кто из голодного аймака в более сытный город подался... И многие из тех, кому подступающая зима перекрыла дорогу на Большую землю, приходили наниматься на работу.
Петр с каждым разговаривал сам, чтобы сразу установить, кто на какую работу годен и куда нужнее сегодня определить пришедшего.
И у каждого первый вопрос:
— Жилье дадите?
Законный вопрос, неизбежный. Якутскую зиму в шалаше или в палатке не перезимуешь. Но где у директора завода жилье?.. Работники ушли, но семьи-то их остались. Нет у завода свободного жилья.
На нет и суда нет. Поворачивается человек и уходит. Что тут делать?.. Прямо хоть волком вой... Кого первого осенило, теперь уже и установить невозможно. Такие догадки, что на первый взгляд сверху лежат, скорее всего не одному, а сразу многим могут прийти в голову. Только вряд ли догадка тут же была высказана. Очень уж нелепой представлялась осенившая мысль, а если поглубже заглянуть, то даже и кощунственной...
Посудите сами: живут люди трудно — работают до седьмого пота, насчет харчей заметно оскудело, не так, конечно, как потом, в последние годы войны, но все же заметно оскудело. А главное — почти в каждой семье тревога за родного человека: за сына, за мужа, за отца, за брата... Да прибавьте сюда общую тревогу, которая каждого томила,— фашисты подступили вплотную к самой Москве...
И в такое вот трудное и безрадостное время лишить усталых и удрученных людей последнего прибежища, каким был этот пусть неказистый заводской клуб? Можно ли было даже помыслить об этом?.. Конечно, нельзя. Так на том все и сошлись, что нельзя и нечего об этом и говорить, и думать... Все — это, значит, и администрация, и партбюро, и завком, и комсомол, и прочие организации. Ну а после того, как все согласно решили, что нельзя, вспомнили про план. И снова су-
дили, рядили и решили — опять все согласно решили,— что другого выхода нет. Только ведь решать долго, а по решенному сделать — это быстро. Разобрали сцену, ликвидировали все выгороженные за кулисами комнатенки. По всей длине барака, посредине его, соорудили длиннющий коридор и по обе стороны нагородили клетушек. Изладили топчаны, изготовили нехитрые матрасы и в каждую такую клетушку селили семью. А если холостяки, то двоих в одну. По счастью, одиноких приходило больше...
Таким вот образом лишились тогда рабочие кожкомбината своего заводского клуба, а это в конце концов и привело к тому, что теперь «персональное дело» Петра Калнина рассматривается на заседании бюро горкома.
Но пришел и войне конец. Со слезами радости отпраздновали великую победу. Тех, кто не вернулся, оплакали, кто вернулся — встретили с честью. Отдохнули солдаты и встали к своим станкам. Мало-помалу вошла заводская жизнь в прежнюю мирную колею. Впрочем, не совсем в прежнюю. Клуба-то своего, хоть и неказистого, но все же очага культуры, нет. Пока летнее тепло да северные светлые ночи, еще куда ни шло. Песни петь да отплясывать под гармошку можно и на лужайке перед бывшим клубом, благо дожди в летнюю пору очень редки в приленском крае. Но- как только ударила осенняя непогодь, а вслед за нею — очень скоро, по-полярному,— полетели белые мухи, всех причастных к разорению клуба, а прежде всего главного виновника, Петра (главного потому, что его директорское слово—решающее), охватило запоздалое раскаяние.
Раскаяние было искреннее, но запоздалое, а потому никакой практической цены не имеющее. Каждому ясно: заселить любую площадь — проще простого, а вот высвободить обратно — задача неимоверной трудности, практически невыполнимая. Вот так и жили: был клуб — нет клуба!..
Петр пользовался репутацией опытного и умелого руководителя. Репутацией вполне заслуженной: кожкомбинат все эти годы, в том числе и трудные военные, неизменно состоял в списке передовых предприятий не только города, но и всей республики; не раз присуждалось Приленскому кожкомбинату переходящее Красное Знамя передовика социалистического
соревнования. И потому вполне понятно, что когда в каком-либо руководящем докладе упоминалось имя директора кожкомбината, то всегда в смысле самом положительном. И все, в том числе и сам Петр, к этому привыкли. А вот теперь попреки на его голову щедро сыпались со всех сторон. Не проходило ни одного собрания или заседания, начиная от заводского и кончая городской и даже областной партконференцией, где обошли бы вопрос о кожкомбинатовском клубе.
Петр принимал все попреки покорно, сознавая их справедливость. Что ж, действительно, был клуб — нет клуба... А он нужен людям, клуб-то... Не блажь, а жизненная необходимость!..
Можно было, конечно, встать в позу без вины виноватого. Но, к чести Петра, он не примирился с создавшимся положением, не сложил руки. Десятки убедительных докладных и обстоятельных пояснений были написаны и лично отнесены в самые высокие инстанции. И они не остались незамеченными. Достаточно много решений было принято в самых различных инстанциях, с формулировками большей частью весьма категоричными. Но вот результат всего этого оказался самый ничтожный, точнее, никакого результата.
Миновал первый послевоенный год, заканчивался второй, и вот как-то незадолго до Октябрьских праздников в кабинет к Петру вошел главный бухгалтер с бумагами в руках и, как говорится, с улыбкой на лице.
Михаил Демьянович, как и подобает уважающему себя бухгалтеру, особенно главному, был человек несколько даже суровый (профессиональная необходимость - главному бухгалтеру часто приходится отказывать и не разрешать), и довольная улыбка на лице беспричинно появиться не могла. Так оно и было.
— Могу порадовать, Петр Николаевич,— сказал он директору.— Результаты за три квартала отличные. Два миллиона сверхплановой прибыли!.. Как это вам нравится?
Петр имел все основания ожидать сверхплановых прибылей, но о такой сумме и мечтать не решался. Но изумления своего не выказал.
— Очень нравится,— ответил он главному бухгалтеру.— А цифры точные?.. Осечки быть не может?
Михаил Демьянович даже обиделся. И посмотрел на директора более чем укоризненно.
— Не вам бы спрашивать, Петр Николаевич! Не первый год вместе работаем.
Как спрошено, так и отвечено — больше для порядка. Петр на своего главного бухгалтера вполне полагался, а тот в свою очередь в полном доверии к нему директора был также вполне убежден.
Петр сразу приступил к делу:
— Пишите официальную справку, а я пока докладную на имя министра сочиню.
И тут же единым махом накатал докладную министру, в которой просил разрешить кожкомбинату за счет сверхплановых прибылей за первые три квартала текущего года построить: а) клуб, б) восьмиквартирный жилой дом, в) детские ясли. Предварив министра звонком, отправился к нему.
Министр очень обрадовался сверхплановым прибылям. Внимательно еще раз перечел докладную директора кожком-бината, потом взял толстый синий карандаш и вычеркнул жилой восьмиквартирный дом и детские ясли.
— Не все сразу. А вот клуб действительно отлагательства не терпит.— Министр любил четкие формулировки.
Иван Григорьевич, возглавлявший министерство, в чьем ведении находился кожкомбинат, не откладывал надолго какое-либо дело, по которому уже принял решение. Поэтому он тут же вызвал секретаря и продиктовал соответствующее ходатайство в Совет Министров республики. Через полчаса министр и директор уже входили в кабинет первого заместителя предсовмина, который ведал промышленностью и финансами.
И в Совете Министров все решилось на удивление быстро. Зампредсовмина вызвал референта и распорядился выяснить в Госбанке состояние текущего счета кожкомбината, а в бухгалтерии министерства уточнить сумму полученных кожком-бинатом прибылей. Референт быстро выяснил и доложил, после чего зампредсовмина приказал написать «Распоряжение Совета Министров». Состояло оно из трех пунктов: 1) разрешить кожкомбинату строительство здания заводского клуба; 2) выделить для этой цели из сверхплановых прибылей кожкомбината триста тысяч рублей; 3) поручить Госплану изыскать необходимые фонды строительных материалов.
Не прошло и часу, как бесценная бумага была напечатана на роскошном листе плотной бумаги с красным гербом республики в левом верхнем углу, завизирована всеми, кому надлежало к ней руку приложить, подписана заместителем председателя Совета Министров, снабжена необходимыми номерами
и индексами и, в отступление от всех правил делопроизводства, вручена лично министру. Министр бережно, как перо жар-птицы, пронес бумагу через всю приемную и, только выйдя в коридор, сообразил, что надежнее будет сохранять ее в директорском портфеле.
— С тебя причитается, директор,— позволил себе пошутить Иван Григорьевич, передавая бумагу Петру, и тут же добавил почти строго: — Смотри не забудь пригласить ленточку разрезать.
А Петр ног под собой не чуял и слегка даже обалдел от прямо-таки фантастической быстроты, с какой решалось дело. Подумать только! Всего несколько часов прошло с момента, как он торопливо сочинил докладную,— и вот уже правительственный документ, узаконивающий и обеспечивающий сооружение этого ставшего воистину притчей во языцех клуба, у него в руках.
Мало сказать неправдоподобно, просто невероятно! Правда, остыв и поразмыслив, Петр отыскал объяснение этой на первый взгляд непостижимой административной стремительности. Причина крылась в том, что вопрос не то чтобы назрел, а, можно сказать, изболел. Столько раз им занимались все инстанции, на всех уровнях, что на каждом руководителе, большом и малом, висело не одно решение и постановление, обязывающее срочно, а то и немедленно решить набивший оскомину вопрос о клубе кожкомбината. Вот по этой самой причине и министр, и зампредсовмина искренне были рады, что появилась возможность одним росчерком пера выполнить все эти решения и постановления. Да и все референты и консультанты, без которых, как известно, ни одно дело не решается и каждый из которых может притормозить его, а то и вовсе спровадить в долгий ящик,— так вот все эти референты и консультанты также были рады наконец-то отвязаться от костью в горле застрявшего дела: им-то ведь тоже приходилось ломать голову над тем, как «гнать зайца» дальше от своего стола.
То есть получилось так, что все были заинтересованы в скорейшем решении дела и просто некому было воткнуть палку в колесо. Поэтому и родилась эта бумага с такой неправдоподобной оперативностью.
Конечно, Петр прекрасно понимал, что бумага эта еще не само дело, а только как бы подступы к нему. Но подступы самые ближние. Он получил право построить клуб, получил деньги и стройматериалы. А ведь это, по сути, уже половина дела, даже больше половины, потому что все остальное зависе-
ло от него самого, иначе сказать, было полностью в его власти. Петр понимал также, что времени терять нельзя. В тот же день он получил в Госплане наряды на строительный брус и другие пиломатериалы, на кирпич, листовое железо и прочее. И опять-таки быстро все по той же самой причине. На следующий же день оплатил все наряды и весь заводской транспорт полностью переключил на вывозку строительных
материалов. Вспоминая потом, как это происходило, Петр не мог даже самому себе удовлетворительно объяснить, почему он так торопился. Не было у него оснований зачислять себя в провидцы и утверждать, что были у него какие-то опасения. Хотя и осталось в памяти, что, когда показал он волшебную бумагу Михаилу Демьяновичу, тот вроде бы усмехнулся в свои коротко подстриженные усы. Но главный бухгалтер ничего не сказал, а на промелькнувшую было усмешку Петр не обратил тогда должного внимания. Торопился же он, видимо, просто потому, что у него больше наболело, чем у кого бы то ни было. Понимал в конце концов, что виноват больше всех в том, что заводчане лишились своего клуба.
Словом, нетрудно понять, почему именно Петр так торопился. В тот же день распорядился после работы созвать общее собрание. Там он поделился с рабочими и служащими радостной вестью и, заканчивая свою преисполненную телячьего восторга речь, попросил отозваться, кому хоть в малой степени доводилось плотничать. Как и предполагал, подняли руки едва ли не все мужики. Удивляться тут нечему: Сибирь сторона таежная и каждый парнишка сызмальства привык держать
топор в руках. Человек восемьдесят отобрал Петр — можно бы и больше, но нельзя цеха совсем уж оголять — и с утра следующего дня поставил их на строительные работы. Место для нового клуба давно уже было облюбовано, все необходимые чертежи загодя подготовлены, так что и с этой стороны никакой задержки быть не могло.
Работа, как говорится, закипела. «Вот тот не частый случай,— сказал сам себе Петр,— когда понукать некого». Прежде всего расчистили от снега стройплощадку — зима выдалась в тот год снежная, и к началу ноября намело сугробы, местами в рост человека. Потом по всему периметру будущего здания разожгли костры, оттаяли землю, выбрали траншею и положили ленточный фундамент из просмоленных листвен-
ничных бревен. И начали выводить стены из бруса, штабеля которого уже громоздились на стройплощадке. Тут, понятно, дело пошло медленнее, потому что эта работа . требует настоящего плотницкого мастерства и каждому ее не доверишь. Но как бы там ни было, хоть и потихоньку-полегоньку, а все же дело подавалось, и к празднику положили вкруговую по четыре венца, так что строительство уже приподнялось над землей и стало видимым, как говорится, невооруженным
глазом. Петр ходил именинником и, едва выдавалась свободная минута, бежал на «нашу стройку», хотя, по совести сказать, директорского присутствия там вовсе не требовалось. И за праздничным столом в этот год «наша стройка» также была основной темой разговоров и тостов в каждой рабочей семье.
А сразу после праздников Петру позвонил министр и словно обухом по темени ударил. Министр финансов опротестовал как незаконное распоряжение, подписанное зампредсовмина, и пленарное заседание Совета Министров республики отменило это распоряжение.
— Так что,— закончил Иван Григорьевич,— все, что ты там затеял, прекращай. Завтра получишь приказ.
Отчаяние тоже придает силы и храбрости. Известно, даже заяц, если его долго бить, начинает кусаться. Ну а у Петра положение было куда хуже, чем у того зайца.
— Иван Григорьевич! — возопил он.— Приказ этот ваш выполнить невозможно!
— Что значит невозможно? — повысил голос министр.
— Невозможно остановить строительство. Стены выведены под крышу,— с мужеством отчаяния сочинял Петр.— Оставить так в зиму нельзя. Никак нельзя. Сто тысяч псу под
хвост!..
— Ты врешь! — вскричал министр, следом за подчиненным снижаясь до уровня бытовой речи.
— Приезжайте, посмотрите,— ответил ему Петр. Ответил так потому, что иного выхода не было, и кроме того, теплилась надежда, что министерская эмка не преодолеет снежных заносов, а добираться до Рабочего городка пешком или в открытой кошеве министр вряд ли станет: морозы стояли под шестьдесят, да еще с ветерком.
— Ну вот что,— сказал министр после короткого раздумья.— Приказ я тебе пошлю, но мешать не стану. А что у тебя там делается, я не знаю. Понял?
— Понял, Иван Григорьевич! — закричал обрадованный Петр.— Спасибо!
— Не за что.— Министр повесил трубку.
Немного остыв после волнующего разговора, Петр тоже пришел к мысли, что особенно благодарить министра не за что. Министр издаст — без лишних проволочек, завтра же! — приказ, и после этого продолжение строительства клуба будет расцениваться как грубое нарушение дисциплины. Петр сразу и не додумался, что это не только нарушение дисциплины, но и уголовно наказуемое деяние,— так глубоко он в тот момент еще не заглядывал.
Словом, приходилось все брать на себя. Он был готов к этому. Но... один он бессилен. На любом финансовом документе две подписи: первая — его, директора, распорядителя кредитов, и вторая — главного бухгалтера, который является государственным контролером, следящим за точным соблюдением государственной финансовой дисциплины.
Первые счета в оплату стройматериалов главный бухгалтер подписал, так как имелось и действовало распоряжение зампредсовмина, узаконившее строительство клуба. Но больше ни одного счета, хоть бы на копейку, главный бухгалтер не подпишет, ибо теперь имеется, точнее сказать, завтра будет приказ министра, запрещающий строительство клуба.
Такая вот ситуация: министра вроде бы обмануть можно, главного бухгалтера не обманешь.
Вот тут Петр и вспомнил про усмешечку главного бухгалтера, когда он, директор, чуть не приплясывая от радости, размахивал перед тем волшебной бумагой. Конечно, Михаил Демьянович знал и понимал в этом деле больше его самого. И не обманывать надо главного бухгалтера, а просить у него совета и помощи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44