Вернее, поправка была только одна, второе внесенное им изменение было, скорее, дополнением Махламетс решил отметить личные достоинства покоив ного: его жизнелюбие, чуткое сердце — одним словом его человечность. Сделал он это не только потому, что должен был прийти очень большой человек, однокашник Натана, но и потому, что человечность вообще была любимым коньком Эвальда Махламетса. Таккель проклинал себя, что упустил это из виду. Но, по правде говоря, писать о человечности Натана Грюнберга Таккелю было бы нелегко — он пришел на предприятие недавно и усопшего почти не знал. Не знал, что старший специалист группы социологов отдавал все свое время духовому оркестру и только раз или два в году распространял среди потребителей продукции комбината опросный лист и группировал их ответы. Впрочем, и сам Махламетс не бог весть как хороша знал Грюнберга, правда, ему было известно, что тот Музыкант, знал он также, что среди работников комбината покойный пользовался большой популярностью
1 По штатному расписанию — главный референт.
2 Если совсем точно —на 38,5 %, по сравнению с последним годом работы в редакции.
3 Позднейшие исследования показали, что это не имело никакого значения,
Он слышал о легком характере Грюнберга, о странных отношениях между ним и его молодой женой — оба гуляли на стороне,— о том, что Грюнберг любил выпить, но знал меру, что он играл на многих инструментах и был знатоком бриджа и шахмат. Именно шахматы явились одной из причин того, что ему присвоили звание старшего специалиста, на состязаниях между коллективами он всегда приносил своей команде много очков. Грюнберга Махламетс знал больше всего из-за его роста, Натан был одним из самых высоких мужчин в их центральном аппарате К Узнавал его по росту и по носу, нос у покойного был тоже на редкость большой, он здорово выдавался вперед. Когда слух дошел до Махламетса, он подошел к гробу, прикинул на глаз длину лежащего в гробу человека и величину его носа и пришел к выводу, что подозрения лишены всяких оснований, покойник был метров двух роста, да и нос у него тоже будь здоров. И все же Махламетс решил, что до прибытия очень большого человека и раньше, чем выступить, он должен поговорить с Пихельгасом. Осторожность — мать мудрости.
Но Пихельгаса нигде не могли найти.
До двух часов оставалось пять минут.
В дверь постучали.
— Прошу, — неуверенно проговорил Махламетс. Вдруг это очень большой человек, а он так и не успел поговорить с Пихельгасом?!
К счастью, в кабинет вошли его помощник по орг-вопросам и кадрам, то есть старший референт Ивар Йыэвяли, и начальник исследовательской группы социологов, по штатному расписанию—директор по социологии, Артур Лантс2, кандидат психологических наук.
— Товарища Пихельгаса найти не удалось, может быть, директор Лантс сможет быть вам полезен,— торопливо объяснил Йыэвяли.
«Поздно,— подумал Махламетс,— слишком поздно».
— Наш разговор должен остаться в полнейшей тайне,— генеральный директор решил схватить быка за рога.— Говорят, будто Грюнберг — вовсе не Грюнберг.
1 В городе Н. исследовательская группа социологов входила в состав центрального аппарата данного комбината. В иных городах бывает и иначе.
2 Точные данные: родился в 1931 году, рост 181 см, вес 69 кг, увлекается оздоровительным бегом, женат трое детей язва желудка, философский склад ума.
— Слухи не могут остановить вращения земного шара,— промолвил Лантс.
— Ваша точка зрения?
— Покойника надо похоронить.
— У вас нет никаких сомнений?
— Я сомневаюсь во всем. К любому факту следует относиться критически.
— Грюнберг работал в вашей исследовательской группе?
— Он состоял в штате нашей группы.
— Вы хорошо знали его?
— Дирижер духового оркестра знал его лучше. «Что правда, то правда,— мысленно констатировал
Махламетс.— Йыэвяли следовало привести Наруска, раз он не нашел Пихельгаса».
Большие кабинетные часы гулко пробили два раза,
«Ах, черт»,— подумал Махламетс.
— Пошли,— решил он с тяжелым сердцем. Любое промедление на руку тем, кто распространяет слухи. Какое счастье, что очень большой человек опаздывает. Еще лучше, если бы он вовсе не пришел. В создавшейся ситуации это, конечно, оптимальный вариант. Вдруг он встанет на точку зрения тех, кто сомневается? Тогда всему конец. Говорят, человек он горячий, может и сказать резко и поступить круто.
Когда Махламетс, склонив голову, встал у гроба, в зале наступила мертвая тишина. Он прямо-таки физически чувствовал, как несколько сот пар глаз впиваются в него.
Постояв несколько секунд молча, Махламетс начал свою речь. У него низкий приятный баритон — бас-баритон, как сказал когда-то дирижер мужского хора института, желавший сделать из него солиста. Увы, со слухом ему не повезло, в солисты он, во всяком случае, не годился. Но тембр голоса у него действительно на редкость приятный. Махламетс был искусный оратор, но сегодня после первых же фраз у него пересохло во рту. Заранее написанный текст он умел читать так, что это походило на свободно льющуюся речь, однако на этот раз всем было ясно, что он читает с листа. К тому же он то и дело терял глазами продолжение фразы, запинался. Происходило это потому, что его взгляд беспрерывно перебегал с текста на темя покойника, покрытое редкими волосами. Когда Махламетс подходил к стоящему между горящими свечами гробу первый брошенный на покойника взгляд придал ему уверенности, ибо упал на нос. Но потом его стали беспокоить жидковатые волосы покойника. У Натана Грюнберга была на редкость густая шевелюра, председатель даже завидовал старшему специалисту исследовательской группы социологов, вернее, густой гриве трубача и шахматного гения, у него у самого волосы уже начали выпадать, не помогали ни финские и польские шампуни, ни питательные жидкости и мази, ни курсы электролечения. Теперь же взору его предстала покрытая редкой растительностью макушка и в глаза бросилась пепельно-серая кожа, просвечивающая сквозь волосы. Каждую минуту в зал мог войти очень большой человек. Махламетсу приходилось не выпускать из виду к дверь, ведущую в зал.
Еще ни разу администратор номер один не чувствовал себя во время выступления так неуютно. Даже то место, где говорилось о человечности усопшего — великолепного специалиста, прирожденного музыканта и преданного патриота комбината,— он зачитал монотонно, то и дело запинаясь, как будто не он сам изложил это на бумаге.
Взгляд Махламетса засек в зале Пихельгаса. С благоговейной миной тот сидел в первом ряду. Где это, черт побери, шлялся он, когда его всюду разыскивали? Кого он приволок сюда из морга?
Больше всего Махламетсу хотелось оборвать свою надгробную речь на полуслове, разогнать участников траурной церемонии и созвать авторитетную комиссию, чтобы установить личность покойника, лежащего в дубовом гробу. Но это вызовет скандал, о котором будет говорить весь город, вся республика, и он станет посмешищем в глазах всех очень больших людей. Какое он имеет право наносить столь серьезный ущерб репутации своего комбината? Разве не посвятил он шесть лет жизни тому, чтобы превратить комбинат в образцовое предприятие? Нет, будь что будет, но похороны он достойно доведет до конца. Очень большой человек не встречался со своим школьным товарищем много лет, он ничего не заметит, не должен заметить.
Этот вихрь мыслей бушевал в голове Махламетса в то время, как губы его произносили написанные на бумаге слова, так что при всем желании он и не смог говорить задушевно, и вполне естественно, что язык его то и дело заплетался, а горло пересыхало.
Напряженными до предела нервами он ощутил царившее в зале возбуждение, люди откровенно и бестактно перешептывались, это вконец испортило ему настроение. К счастью, траурные речи коротки, он велел Таккелю написать текст на семь минут, обратив его внимание на то обстоятельство, что темп произнесения похоронных речей замедленный, соответственно текст должен быть короче. Таккель это указание учел.
На словах «от имени всего комбината, всего нашего коллектива, руководства и от себя лично выражаю самое искреннее соболезнование жене и близким родственникам 1 нашего незабвенного друга и товарища по работе Натана Грюнберга» Махламетс решил, что он все-таки организует блиц-комиссию для установления личности покойника и включит в нее жену Грюнберга, но, отходя от гроба, стал сомневаться: человечно ли будет так жестоко травмировать молодую, обливающуюся слезами вдову? Что за проклятая история! Хорошо хоть, что очень большой человек не присутствовал во время его траурной речи.
Комнату, где собрались люди, стоящие в почетном карауле, Махламетс пересек с непривычной для него поспешностью, ни разу не оглянувшись по сторонам, даже не отвечая на приветственные кивки, и тут же в коридоре натолкнулся на спешащего ему навстречу Пихельгаса.
— Мне сообщили, товарищ председатель, что вы искали меня,— с невинным видом сказал Пихельгао Махламетсу.— Ваша речь была очень проникновенной. Мы все почувствовали, как сильно вы взволнованы.
Не слушая его, Махламетс сказал сухо и официально:
— Следуйте за мной.
Когда-то Махламетс работал в милиции.
4
— Кого вы притащили сюда из морга? Вообще-то так грубо и бесцеремонно набрасываться на подчиненных было не в привычках Эвальда.
1 Из ближайших родственников Грюнберга на похоронах присутствовал его племянник Эско, который как раз в эту минуту то пил свое горе в знаменитом баре комбината.
Он придерживался иного принципа — обращайся с другими так, как ты хотел бы, чтобы они обращались с тобой — и заставлял себя держаться с подчиненными, как с равными, но сейчас сдерживаться было выше его сил. Пепельно-серая кожа, просвечивающая сквозь редкие волосы, шепот и суета в зале, неудачная речь, ожидание очень большого человека, страх, что тот появится в самую критическую минуту,— все это сплелось в такой комок, который он был не в состоянии проглотить.
Грубые, вульгарные слова шефа не обескуражили Пихельгаса.
— Из морга мы привезли в этот зал старшего специалиста социологической группы Натана Грюнберга, нам выдали соответствующий документ, товарищ председатель,— ответил он подчеркнуто спокойным и решительным голосом.
— Старшего специалиста! Несчастного трубача! Очевидно, Махламетс совсем утратил равновесие,
раз позволил себе употребить подобные слова. Но Пи-хельгас упорно сохранял самообладание.
— Он был самой популярной личностью на нашем комбинате, однокашник очень большого человека и сам широко известный человек.
Но в душе Махламетса все кипело.
— У Грюнберга была густая шевелюра, а у покойника серая макушка просвечивает.
— В последнее время у него стали выпадать волосы,— храбро парировал Пихельгас,— он сам жаловался мне на это.
Сознание того, что траурная речь не удалась, что впереди его могут ожидать новые неприятности, все еще терзало генерального директора.
— Где вы шлялись? Вас всюду искали и нигде не могли найти. Как член специальной похоронной комиссии, вы должны быть все время у меня под рукой, в любую секунду, я повторяю, в любую секунду должны быть под рукой.
Слово «шлялись» больно задело Пихельгаса. Выскочка, он и останется выскочкой... Но Пихельгас и теперь не подал вида. Он выше площадной брани...
1 Это утверждение характеризует Пихельгаса как человека, способного ориентироваться в самых сложных ситуациях. Натан никогда не жаловался на то что у него выпадают волосы
— Прошу прощения, но смею вас заверить, вы несправедливы ко мне. В создавшейся ситуации я обязан был принять срочные меры. Конечно, вы должны были знать, чем я занят.
— Короче,— буркнул Махламетс. Пихельгас в эту минуту был невыносимо антипатичен ему. Неудавшийся пастор!
— Пожалуйста, товарищ председатель: я разговаривал с первой женой Натана Грюнберга. Инженер Акимов распространяет безответственные слухи, будто мы вороним не Грюнберга, а кого-то другого. Подобные подозрения смехотворны, а их распространение злонамеренно. В свое время это называлось вредительством.
Взгляд Пихельгаса, зорко следивший .за начальником, фиксировал все, в том числе и презрение в глазах Махламетса. Это заставило его продолжать еще напористее:
— Я познакомился с Натаном Грюнбергом в клубе любителей бриджа в 1939 году, следовательно, знаю его достаточно хорошо. В морге существует железный порядок и исключительно точный учет, может быть, не совсем уместно употреблять в данном случае эти слова, но дело обстоит именно так. Морг, а не какая-нибудь другая инстанция, понес бы ответственность, если бы произошло нечто подобное тому, о чем болтает Акимов, Морг не может ошибаться, не должен ошибаться и никогда не ошибается. И все-таки я решил удостовериться в своей правоте. Я пригласил для конфиденциального разговора первую жену Натана Грюнберга Херту Грюнберг. Товарищ председатель, обратите внимание на следующий факт: она поцеловала своего бывшего мужа в лоб, не стала бы Херта Грюнберг касаться губами лба незнакомого покойника, поцелуй означает, что она считает его Натаном Грюнбергом. Мне вполне хватило бы этого факта, но, учитывая всю сложность ситуации и возможные последствия, я имею в виду участие в похоронах очень большого человека, я решил переговорить с ней. Почему я провел контрольный разговор с ней, а не с теперешней женой Натана Грюнберга? Во-первых, потому, что я не счел возможным беспокоить молодую скорбящую женщину. Разве вы, товарищ председатель, могли бы поверить, что любящая супруга, чуткое и нежное женское сердце, сидит у гроба, в то время как там лежит абсолютно чужой труп? Никогда! Так что я не дерзнул понапрасну тревожить Эиц Грюнберг, как-никак дело чревычайно деликатное. А Херту Грюнберг я решился побеспокоить. Во-первых, она старше, опытнее и соответственно мыслит более здраво. К тому же она очень интеллигентный человек Во-вторых, я с ней лучше знаком. Херта Грюнберг ни в чем не сомневается. Я был в этом заранее убежден, но осторожность и повторная проверка никогда не бывают лишними. Особенно сейчас, когда в любую минуту может прибыть очень большой человек. Непонятно только, чего добивается Акимов. Во всяком случае, его необходимо изолировать от очень большого человека.
— Значит, слухи распускает Акимов? Пихельгас понял, что Махламетс уже остыл.
— Инженер Акимов во всеуслышание обвинил нас в комнате почетного караула.
— Кого именно он обвиняет?
— Нас. Меня, вас — всех, кто хоронит Натана Грюнберга. Он утверждает, что мы хороним «не того человека». Крайняя безответственность или даже нечто большее.
— Что вы имеете в виду под словами «нечто большее»?
— Умышленное очернительство нашего комбината. Акимов может оказаться чьим-либо приспешником, интересам которого мешает непрерывный рост вашего авторитета. Разнюхали, что мы ожидаем очень большого человека, и вот действуют, не выбирая средств.
Махламетс подумал, что Акимова и в самом деле следует изолировать. Но ответственность он решил целиком и полностью переложить на Пихельгаса. Поэтому он сказал:
— Итак, товарищ Пихельгас, вы абсолютно убеждены в том, что в гробу лежит работник нашего комбината Натан Грюнберг? Помните, на вас, на директора управления кадрами, ложится вся ответственность.
Махламетс не заметил, что назвал Пихельгаса директором, хотя еще не успел подписать соответствующего приказа. Зато Пихельгас сразу уловил это и тут же сделал свои выводы.
— Абсолютно убежден,— подтвердил он торжественно. И, выдержав паузу, продолжал: — Благодарю вас, товарищ председатель. В должности директора я постараюсь с удвоенной энергией и ответственностью выполпять свои обязанности. Еще раз премного благодарю вас за доверие.
Эвальд Махламетс проклинад себя за оговорку.
Хотя Пихельгас и утверждал, что абсолютно уверен в личности покойника, на деле его вера была сильно поколеблена. Но он понял, что если обнаружит сейчас свою неуверенность, то окажется главным виновником во всей этой заварухе и прощай директорское кресло, не говоря уже обо всем остальном. Всеведущий Пихельгас не знал, подписан приказ о его назначении или не подписан, два часа назад его еще не было. Правда, он загнал Махламетса в угол, но в запальчивости Махламетс вполне способен на необдуманный шаг, может отменить приказ, даже если он уже подписан..
Под влиянием внезапной перемены настроения, вызванной тем, что Махламетс назвал его директором, Пихельгас проговорил по-свойски:
— В зале сейчас находятся две жены Грюнберга и, по меньшей мере, три его любовницы.
Махламетс был поражен:
— Две жены и три любовницы... Откуда вам это известно?
— Директор управления кадрами должен знать все,— улыбнулся Пихельгас, понимая, что поставил жирную точку над «i».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
1 По штатному расписанию — главный референт.
2 Если совсем точно —на 38,5 %, по сравнению с последним годом работы в редакции.
3 Позднейшие исследования показали, что это не имело никакого значения,
Он слышал о легком характере Грюнберга, о странных отношениях между ним и его молодой женой — оба гуляли на стороне,— о том, что Грюнберг любил выпить, но знал меру, что он играл на многих инструментах и был знатоком бриджа и шахмат. Именно шахматы явились одной из причин того, что ему присвоили звание старшего специалиста, на состязаниях между коллективами он всегда приносил своей команде много очков. Грюнберга Махламетс знал больше всего из-за его роста, Натан был одним из самых высоких мужчин в их центральном аппарате К Узнавал его по росту и по носу, нос у покойного был тоже на редкость большой, он здорово выдавался вперед. Когда слух дошел до Махламетса, он подошел к гробу, прикинул на глаз длину лежащего в гробу человека и величину его носа и пришел к выводу, что подозрения лишены всяких оснований, покойник был метров двух роста, да и нос у него тоже будь здоров. И все же Махламетс решил, что до прибытия очень большого человека и раньше, чем выступить, он должен поговорить с Пихельгасом. Осторожность — мать мудрости.
Но Пихельгаса нигде не могли найти.
До двух часов оставалось пять минут.
В дверь постучали.
— Прошу, — неуверенно проговорил Махламетс. Вдруг это очень большой человек, а он так и не успел поговорить с Пихельгасом?!
К счастью, в кабинет вошли его помощник по орг-вопросам и кадрам, то есть старший референт Ивар Йыэвяли, и начальник исследовательской группы социологов, по штатному расписанию—директор по социологии, Артур Лантс2, кандидат психологических наук.
— Товарища Пихельгаса найти не удалось, может быть, директор Лантс сможет быть вам полезен,— торопливо объяснил Йыэвяли.
«Поздно,— подумал Махламетс,— слишком поздно».
— Наш разговор должен остаться в полнейшей тайне,— генеральный директор решил схватить быка за рога.— Говорят, будто Грюнберг — вовсе не Грюнберг.
1 В городе Н. исследовательская группа социологов входила в состав центрального аппарата данного комбината. В иных городах бывает и иначе.
2 Точные данные: родился в 1931 году, рост 181 см, вес 69 кг, увлекается оздоровительным бегом, женат трое детей язва желудка, философский склад ума.
— Слухи не могут остановить вращения земного шара,— промолвил Лантс.
— Ваша точка зрения?
— Покойника надо похоронить.
— У вас нет никаких сомнений?
— Я сомневаюсь во всем. К любому факту следует относиться критически.
— Грюнберг работал в вашей исследовательской группе?
— Он состоял в штате нашей группы.
— Вы хорошо знали его?
— Дирижер духового оркестра знал его лучше. «Что правда, то правда,— мысленно констатировал
Махламетс.— Йыэвяли следовало привести Наруска, раз он не нашел Пихельгаса».
Большие кабинетные часы гулко пробили два раза,
«Ах, черт»,— подумал Махламетс.
— Пошли,— решил он с тяжелым сердцем. Любое промедление на руку тем, кто распространяет слухи. Какое счастье, что очень большой человек опаздывает. Еще лучше, если бы он вовсе не пришел. В создавшейся ситуации это, конечно, оптимальный вариант. Вдруг он встанет на точку зрения тех, кто сомневается? Тогда всему конец. Говорят, человек он горячий, может и сказать резко и поступить круто.
Когда Махламетс, склонив голову, встал у гроба, в зале наступила мертвая тишина. Он прямо-таки физически чувствовал, как несколько сот пар глаз впиваются в него.
Постояв несколько секунд молча, Махламетс начал свою речь. У него низкий приятный баритон — бас-баритон, как сказал когда-то дирижер мужского хора института, желавший сделать из него солиста. Увы, со слухом ему не повезло, в солисты он, во всяком случае, не годился. Но тембр голоса у него действительно на редкость приятный. Махламетс был искусный оратор, но сегодня после первых же фраз у него пересохло во рту. Заранее написанный текст он умел читать так, что это походило на свободно льющуюся речь, однако на этот раз всем было ясно, что он читает с листа. К тому же он то и дело терял глазами продолжение фразы, запинался. Происходило это потому, что его взгляд беспрерывно перебегал с текста на темя покойника, покрытое редкими волосами. Когда Махламетс подходил к стоящему между горящими свечами гробу первый брошенный на покойника взгляд придал ему уверенности, ибо упал на нос. Но потом его стали беспокоить жидковатые волосы покойника. У Натана Грюнберга была на редкость густая шевелюра, председатель даже завидовал старшему специалисту исследовательской группы социологов, вернее, густой гриве трубача и шахматного гения, у него у самого волосы уже начали выпадать, не помогали ни финские и польские шампуни, ни питательные жидкости и мази, ни курсы электролечения. Теперь же взору его предстала покрытая редкой растительностью макушка и в глаза бросилась пепельно-серая кожа, просвечивающая сквозь волосы. Каждую минуту в зал мог войти очень большой человек. Махламетсу приходилось не выпускать из виду к дверь, ведущую в зал.
Еще ни разу администратор номер один не чувствовал себя во время выступления так неуютно. Даже то место, где говорилось о человечности усопшего — великолепного специалиста, прирожденного музыканта и преданного патриота комбината,— он зачитал монотонно, то и дело запинаясь, как будто не он сам изложил это на бумаге.
Взгляд Махламетса засек в зале Пихельгаса. С благоговейной миной тот сидел в первом ряду. Где это, черт побери, шлялся он, когда его всюду разыскивали? Кого он приволок сюда из морга?
Больше всего Махламетсу хотелось оборвать свою надгробную речь на полуслове, разогнать участников траурной церемонии и созвать авторитетную комиссию, чтобы установить личность покойника, лежащего в дубовом гробу. Но это вызовет скандал, о котором будет говорить весь город, вся республика, и он станет посмешищем в глазах всех очень больших людей. Какое он имеет право наносить столь серьезный ущерб репутации своего комбината? Разве не посвятил он шесть лет жизни тому, чтобы превратить комбинат в образцовое предприятие? Нет, будь что будет, но похороны он достойно доведет до конца. Очень большой человек не встречался со своим школьным товарищем много лет, он ничего не заметит, не должен заметить.
Этот вихрь мыслей бушевал в голове Махламетса в то время, как губы его произносили написанные на бумаге слова, так что при всем желании он и не смог говорить задушевно, и вполне естественно, что язык его то и дело заплетался, а горло пересыхало.
Напряженными до предела нервами он ощутил царившее в зале возбуждение, люди откровенно и бестактно перешептывались, это вконец испортило ему настроение. К счастью, траурные речи коротки, он велел Таккелю написать текст на семь минут, обратив его внимание на то обстоятельство, что темп произнесения похоронных речей замедленный, соответственно текст должен быть короче. Таккель это указание учел.
На словах «от имени всего комбината, всего нашего коллектива, руководства и от себя лично выражаю самое искреннее соболезнование жене и близким родственникам 1 нашего незабвенного друга и товарища по работе Натана Грюнберга» Махламетс решил, что он все-таки организует блиц-комиссию для установления личности покойника и включит в нее жену Грюнберга, но, отходя от гроба, стал сомневаться: человечно ли будет так жестоко травмировать молодую, обливающуюся слезами вдову? Что за проклятая история! Хорошо хоть, что очень большой человек не присутствовал во время его траурной речи.
Комнату, где собрались люди, стоящие в почетном карауле, Махламетс пересек с непривычной для него поспешностью, ни разу не оглянувшись по сторонам, даже не отвечая на приветственные кивки, и тут же в коридоре натолкнулся на спешащего ему навстречу Пихельгаса.
— Мне сообщили, товарищ председатель, что вы искали меня,— с невинным видом сказал Пихельгао Махламетсу.— Ваша речь была очень проникновенной. Мы все почувствовали, как сильно вы взволнованы.
Не слушая его, Махламетс сказал сухо и официально:
— Следуйте за мной.
Когда-то Махламетс работал в милиции.
4
— Кого вы притащили сюда из морга? Вообще-то так грубо и бесцеремонно набрасываться на подчиненных было не в привычках Эвальда.
1 Из ближайших родственников Грюнберга на похоронах присутствовал его племянник Эско, который как раз в эту минуту то пил свое горе в знаменитом баре комбината.
Он придерживался иного принципа — обращайся с другими так, как ты хотел бы, чтобы они обращались с тобой — и заставлял себя держаться с подчиненными, как с равными, но сейчас сдерживаться было выше его сил. Пепельно-серая кожа, просвечивающая сквозь редкие волосы, шепот и суета в зале, неудачная речь, ожидание очень большого человека, страх, что тот появится в самую критическую минуту,— все это сплелось в такой комок, который он был не в состоянии проглотить.
Грубые, вульгарные слова шефа не обескуражили Пихельгаса.
— Из морга мы привезли в этот зал старшего специалиста социологической группы Натана Грюнберга, нам выдали соответствующий документ, товарищ председатель,— ответил он подчеркнуто спокойным и решительным голосом.
— Старшего специалиста! Несчастного трубача! Очевидно, Махламетс совсем утратил равновесие,
раз позволил себе употребить подобные слова. Но Пи-хельгас упорно сохранял самообладание.
— Он был самой популярной личностью на нашем комбинате, однокашник очень большого человека и сам широко известный человек.
Но в душе Махламетса все кипело.
— У Грюнберга была густая шевелюра, а у покойника серая макушка просвечивает.
— В последнее время у него стали выпадать волосы,— храбро парировал Пихельгас,— он сам жаловался мне на это.
Сознание того, что траурная речь не удалась, что впереди его могут ожидать новые неприятности, все еще терзало генерального директора.
— Где вы шлялись? Вас всюду искали и нигде не могли найти. Как член специальной похоронной комиссии, вы должны быть все время у меня под рукой, в любую секунду, я повторяю, в любую секунду должны быть под рукой.
Слово «шлялись» больно задело Пихельгаса. Выскочка, он и останется выскочкой... Но Пихельгас и теперь не подал вида. Он выше площадной брани...
1 Это утверждение характеризует Пихельгаса как человека, способного ориентироваться в самых сложных ситуациях. Натан никогда не жаловался на то что у него выпадают волосы
— Прошу прощения, но смею вас заверить, вы несправедливы ко мне. В создавшейся ситуации я обязан был принять срочные меры. Конечно, вы должны были знать, чем я занят.
— Короче,— буркнул Махламетс. Пихельгас в эту минуту был невыносимо антипатичен ему. Неудавшийся пастор!
— Пожалуйста, товарищ председатель: я разговаривал с первой женой Натана Грюнберга. Инженер Акимов распространяет безответственные слухи, будто мы вороним не Грюнберга, а кого-то другого. Подобные подозрения смехотворны, а их распространение злонамеренно. В свое время это называлось вредительством.
Взгляд Пихельгаса, зорко следивший .за начальником, фиксировал все, в том числе и презрение в глазах Махламетса. Это заставило его продолжать еще напористее:
— Я познакомился с Натаном Грюнбергом в клубе любителей бриджа в 1939 году, следовательно, знаю его достаточно хорошо. В морге существует железный порядок и исключительно точный учет, может быть, не совсем уместно употреблять в данном случае эти слова, но дело обстоит именно так. Морг, а не какая-нибудь другая инстанция, понес бы ответственность, если бы произошло нечто подобное тому, о чем болтает Акимов, Морг не может ошибаться, не должен ошибаться и никогда не ошибается. И все-таки я решил удостовериться в своей правоте. Я пригласил для конфиденциального разговора первую жену Натана Грюнберга Херту Грюнберг. Товарищ председатель, обратите внимание на следующий факт: она поцеловала своего бывшего мужа в лоб, не стала бы Херта Грюнберг касаться губами лба незнакомого покойника, поцелуй означает, что она считает его Натаном Грюнбергом. Мне вполне хватило бы этого факта, но, учитывая всю сложность ситуации и возможные последствия, я имею в виду участие в похоронах очень большого человека, я решил переговорить с ней. Почему я провел контрольный разговор с ней, а не с теперешней женой Натана Грюнберга? Во-первых, потому, что я не счел возможным беспокоить молодую скорбящую женщину. Разве вы, товарищ председатель, могли бы поверить, что любящая супруга, чуткое и нежное женское сердце, сидит у гроба, в то время как там лежит абсолютно чужой труп? Никогда! Так что я не дерзнул понапрасну тревожить Эиц Грюнберг, как-никак дело чревычайно деликатное. А Херту Грюнберг я решился побеспокоить. Во-первых, она старше, опытнее и соответственно мыслит более здраво. К тому же она очень интеллигентный человек Во-вторых, я с ней лучше знаком. Херта Грюнберг ни в чем не сомневается. Я был в этом заранее убежден, но осторожность и повторная проверка никогда не бывают лишними. Особенно сейчас, когда в любую минуту может прибыть очень большой человек. Непонятно только, чего добивается Акимов. Во всяком случае, его необходимо изолировать от очень большого человека.
— Значит, слухи распускает Акимов? Пихельгас понял, что Махламетс уже остыл.
— Инженер Акимов во всеуслышание обвинил нас в комнате почетного караула.
— Кого именно он обвиняет?
— Нас. Меня, вас — всех, кто хоронит Натана Грюнберга. Он утверждает, что мы хороним «не того человека». Крайняя безответственность или даже нечто большее.
— Что вы имеете в виду под словами «нечто большее»?
— Умышленное очернительство нашего комбината. Акимов может оказаться чьим-либо приспешником, интересам которого мешает непрерывный рост вашего авторитета. Разнюхали, что мы ожидаем очень большого человека, и вот действуют, не выбирая средств.
Махламетс подумал, что Акимова и в самом деле следует изолировать. Но ответственность он решил целиком и полностью переложить на Пихельгаса. Поэтому он сказал:
— Итак, товарищ Пихельгас, вы абсолютно убеждены в том, что в гробу лежит работник нашего комбината Натан Грюнберг? Помните, на вас, на директора управления кадрами, ложится вся ответственность.
Махламетс не заметил, что назвал Пихельгаса директором, хотя еще не успел подписать соответствующего приказа. Зато Пихельгас сразу уловил это и тут же сделал свои выводы.
— Абсолютно убежден,— подтвердил он торжественно. И, выдержав паузу, продолжал: — Благодарю вас, товарищ председатель. В должности директора я постараюсь с удвоенной энергией и ответственностью выполпять свои обязанности. Еще раз премного благодарю вас за доверие.
Эвальд Махламетс проклинад себя за оговорку.
Хотя Пихельгас и утверждал, что абсолютно уверен в личности покойника, на деле его вера была сильно поколеблена. Но он понял, что если обнаружит сейчас свою неуверенность, то окажется главным виновником во всей этой заварухе и прощай директорское кресло, не говоря уже обо всем остальном. Всеведущий Пихельгас не знал, подписан приказ о его назначении или не подписан, два часа назад его еще не было. Правда, он загнал Махламетса в угол, но в запальчивости Махламетс вполне способен на необдуманный шаг, может отменить приказ, даже если он уже подписан..
Под влиянием внезапной перемены настроения, вызванной тем, что Махламетс назвал его директором, Пихельгас проговорил по-свойски:
— В зале сейчас находятся две жены Грюнберга и, по меньшей мере, три его любовницы.
Махламетс был поражен:
— Две жены и три любовницы... Откуда вам это известно?
— Директор управления кадрами должен знать все,— улыбнулся Пихельгас, понимая, что поставил жирную точку над «i».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33