И рассказала нам...
Госпожа Миньон просто захлебывалась своим рассказом. Перно был настроен вполне доброжелательно и не имел ничего против того, чтобы являться предметом напряженного внимания и уважения посетителей «Брюнетки».
— Кролик уже на плите, а пока я приготовил вам тарелку холодной свинины,— к ним подошел хозяин.— Может быть, вы присядете к столику?
— Отличная мысль, Эдвард,— сказала Миньон.— Иди сюда и замени меня за кассой, а я присяду к столику господ.
Таким образом, центр интереса был приближен на три с половиной метра.
— Мне кажется, госпожа Миньон, что вы знаете столько же, сколько и я,— заметил Перно, атакуя деревенскую колбасу.— Я допускаю, однако, что вы приходили утром к нам не только для того,
чтобы это сообщить.
— Конечно же нет, господин комиссар,— сказала полная дама, лицо которой от волнения покрылось красными пятнами.— Я думаю, что должна рассказать вам об одном интересном типе, который может иметь отношение к этому ужасному преступлению.
— Я слушаю вас.
— Это алжирец их прикончил. Перно навострил уши.
— Почему вы так решили?
— Вот послушайте, господин комиссар. Вчера была среда. Я стояла здесь, у кассы, когда на часах было без пяти минут девять.
— Вечера?
— Конечно же, вечера. Должна сказать, что вечером мы не подаем закусок. Слишком много работы, потом остаются отходы, и вообще хлопотно это. Так вот, каждый из нас по очереди, господин Миньон и я, идем поужинать наверх, в квартиру. Там спокойнее, а кроме того, человек немного побудет дома, так ведь? Короче говоря, я стояла у кассы. В зале было не более пяти или шести человек. Точнее говоря, шесть, так как четверо играли в белот, а двое в кости. Телевизор был включен. Я знаю точно, который был час, так как должна была начаться программа «Кулисы экрана». Ален Жером как раз закончил свое выступление. В этот момент дверь отворилась и вошел алжирец.
— Вы уверены, что это был алжирец?
— Да... Это был тип из Северной Африки. Кожа смуглая, волосы вьющиеся. Да. Так вот он вошел и обратился ко мне: «Могу я позвонить?» Скажу откровенно: я их не люблю. Я не расистка, но нам не нужно, чтобы они сюда приезжали и отбирали работу у французских рабочих. Они там ведь хотели независимости, ну так и пусть теперь ею подавятся. Именно поэтому я не переключила аппарат на кабину, а указала на телефон на стойке и спросила: «Разговор с Парижем?» Он ответил утвердительно и попросил пива. Когда я наливала, он набрал номер. Конечно, я не смогу вам сказать, какой. Потом я слышала, как он сказал: «Алло, шеф! Мне ужасно не повезло. Я приеду позже, чем предполагал». Не знаю, что ему ответил тот. Алжирец сказал: «Хорошо» и положил трубку. Но теперь вы послушайте, господин комиссар. Вы хорошо слушайте.
Миньон наклонилась к Перно, ее мощные груди явно угрожали блюду из кролика. В зале все замерли, чтобы услышать то, что она скажет.
— Именно в этот момент,— изрекла госпожа Миньон,— он вместо того, чтобы взяться за свое пиво, спросил меня: «Могу я помыть руки?»
— Он так сказал? — подпрыгнул Перно.— А вы видели его руки?
— Жалею, что не присмотрелась к его рукам. Вы понимаете, сколько людей хочет здесь мыть руки, чтобы не просить ключ от туалета. Я показала ему на умывальник в глубине зала. Он несколько минут там возился. Потом вернулся, выпил свое пиво, заплатил и ушел. Что вы на это скажете, господин комиссар?
— Это интересно,— сказал Перно, не желая показывать заинтересованность.— А как же тот человек, этот алжирец, сюда попал? Пешком?
И здесь пришла минута триумфа госпожи Миньон. Она сделала плавный жест рукой и сказала с весьма многозначительной улыбкой:
— Сейчас вы услышите. Господин Виктор!
Старый добряк с седыми волосами, в белой от краски блузе, подошел к столу полицейских.
— Господин Каруж, владелец расположенного рядом аптекарского магазина. Он вдовец и живет один. Каждый вечер перед тем, как идти спать, он приходит сюда выпить рюмку коньяку. Вчера он тоже здесь был и выходил одновременно с алжирцем. Господин Виктор, расскажите господину комиссару, что вы видели.
Инспектор Кампион' лихорадочно делал записи в блокноте. Хозяин аптеки явно не был в восторге от того, что его могут взять в свидетели.
— Я, вы знаете, не придавал этому большого значения. Только сегодня утром, когда госпожа Миньон рассказала о том, что случилось, вспомнил...
— Что вы вспомнили? — торопил его Перно.
— Ну, что я выходил вместе с этим парнем.
— И что же с того?
— Ну, я видел, как он садился в свою машину. Она стояла напротив.
Кампион ждал продолжения с авторучкой в руке.
— Это не была шикарная машина. Обычная «Аронда Р-60». Зеленого цвета.
— Вы запомнили ее номер?
— Конечно же нет. У меня не было ни малейших оснований для этого. Все, что я могу сказать, номер начинается на 92. Из департамента Верхней Сены.
— Ну, что вы скажете на это? — гремела Миньон, перекрывая шум в зале.— Что вы скажете, господин комиссар, о моих открытиях?
Перно старательно очищал свою четвертушку камамбера, жирного и хорошо созревшего. Он отрезал кусок, положил его на хлеб и начал жевать с видом знатока. Потом не спеша прополоскал рот глотком вина.
— Я скажу вам, госпожа Миньон, что камамбер так же хорош, как и кролик... и ваше вино...
— Да, но... мои сведения?
— Они, конечно, заслуживают того, чтобы над ними подумать. Уже сегодня вечером мы начинаем следствие и решим, в каком направлении оно должно пойти. Шеф! Пожалуйста, кофе и счет.
Риго замолчал и побарабанил пальцами по папке. В комнате стояла мертвая тишина. Адвокат порылся в бумагах, нашел нужную и продолжил:
— В тот вечер Перно долго работал в вилле по улице дес Розес. С помощью работников и в сотрудничестве с инспектором Фромаже он подготовил отчет, составил опись и нарисовал подробный план
места преступления. Когда в сумерках Перно покидал дом, опечатав все двери, у него было чувство глубокого внутреннего удовлетворения от отлично выполненного задания. Это была прекрасная работа.
На следующее утро грозная полицейская машина пришла в движение. Компьютер нашел «Аронду Р-60» зеленого цвета, зарегистрированную в департаменте Верхней Сены, вероятно, принадлежащую жителю Северной Африки. Хватило всего двух часов, чтоб установить вашу личность и адрес в Леваллуа Перре, на улице Берентель. Итак, как вам известно, в пятницу шестого января, когда вы вернулись с работы, Перно в сопровождении своих помощников, Кампиона и Вайяна, уже ожидал вас, чтобы надеть наручники.
— Так именно и было. И должен вам сказать, я порядочно испугался, так как не имел ни малейшего представления, в чем дело. Комиссар бросился ко мне, когда я хотел войти в дом. «Это ты Ибрагим Слиман?» «Да, это я». «Именем закона я тебя арестую!» В то же время один из инспекторов подошел к машине, из которой я вышел. Понимаете, когда я рано возвращаюсь с работы, на стоянке всегда есть достаточно места. Через несколько минут инспектор принес тряпку, покрытую коричневыми пятнами. «Но за что вы меня арестовываете?» — спросил я. «Сопляк,— бросил один из полицейских.— Ты еще имеешь наглость спрашивать, за что ты арестован!» Я совсем обалдел. Трое мужчин втащили меня в мою комнатку на четвертом этаже. Они не сказали ни слова об обыске, но все перевернули. Выбросили все из шкафа, перетрясли кровать, разрезали матрац. А я, дурак, спросил их: «Что вы ищете?» Тогда один из инспекторов схватил меня за воротник и заорал: «Где ты спрятал деньги, подлая крыса?» Прошло не менее двух часов,, пока я понял, в чем меня обвиняют.
Глава шестая
Риго достал пачку сигарет и предложил своему клиенту. Тот отказался, поэтому он закурил сам. Вынув из портфеля записную книжку, положил ее на грязный стол. Обернувшись на дверь, адвокат заметил, что охранник наблюдает за ними через глазок. Все происходило так, как будто каждый служащий тюрьмы только и ждет, что в любую минуту заключенный Ибрагим Слиман бросится на своего защитника. Марокканец с некоторым опасением следил за каждым движением адвоката. Это нервировало молодого юриста. Чем ближе он знакомился с клиентом, тем становился все менее уверенным в себе. В первый день Риго старался найти в глазах Слимана злость кровавого зверя. Не найдя, убедил себя в том, что эти темные глаза принадлежат жестокому примитивному созданию, уверенному в своей хитрости и силе. Однако этот человек говорил разумно, выражался с удивительной легкостью, хотя и придерживался абсурдной, с точки зрения адвоката, системы обороны — упорного отрицания, в котором концы не сходились с концами, но которая пошатнула уверенность
Риго именно потому, что Слиман не был глуп. Адвокат не сумел склонить своего клиента к признанию вины и теперь должен был из этой невиновности, в которую по-прежнему не верил, создать фундамент защиты.
Риго начал проявлять раздражение.
— Я вас очень прошу, давайте вместе рассмотрим все факты, которые вас обличают: свидетельство госпожи Миньон, что вы находились рядом с виллой, когда было совершено преступление, и окровавленная тряпка в багажнике вашей машины. Учтите, эксперты дали заключение, что кровь на тряпке — это кровь старика. Вы, вероятно, понимаете, этого достаточно, чтобы послать вас на гильотину, даже если вы не признаете своей вины. Поэтому заклинаю вас, Ибрагим, сказать мне всю правду.
Плечи марокканца опустились. Его сильные, смуглые руки повисли вдоль тела. На них были заметны черные, несмываемые пятна смазки, которая глубоко въелась и под ногти.
— Но... господин адвокат, я так и делаю с самого начала — говорю правду. Я не имею ничего общего с убийством тех бедняг.
— Это невозможно,— решительно возразил Риго.— Вы имеете с этим что-то общее. Вы были на улице дес Розес в часы, когда их убили. Расскажите подробно, что там произошло.
Риго чувствовал, что приближается момент истины. Действительно, Слиман начал говорить слабым, пришибленным голосом.
— На улицу дес Розес я приехал сразу после восьми. Уже было темно. Не знаю, известно ли вам, что эта улица слабо освещается. Там стоит всего два фонаря. Я поставил машину возле тротуара. Места для машин хватало.
— В каком месте? Перед шестым номером? Слиман сделал отрицательный жест рукой.
— Нет, на другой стороне улицы, возле номера одиннадцатого.
— Какое расстояние между этими виллами?
— Не имею понятия. Самое большее — тридцать метров.
— Хорошо. Прошу продолжать.
— К машине я вернулся через четверть часа, около половины девятого, может быть, без двадцати пяти девять. Вряд ли позже, так как в девять я уже должен был приступить к работе в Билланкуре. Собираясь уезжать, я заметил, что одно колесо спустило. К тому же, это было правое заднее колесо, рядом с тротуаром. Меня это взбесило, но не удивило. Я купил автомобиль по случаю, заплатив за него год назад сто тысяч старых франков. Он уже тогда не был в хорошем состоянии, особенно колеса. Кроме того, у меня нет переноски. Поэтому я отодвинул машину как можно дальше от тротуара и взялся за ремонт. То, что я механик, мне мало помогло — сменить колесо весьма не простое дело.
— Чтобы сменить колесо, вы должны были вытащить из багажника домкрат. Не заметили ли вы тогда окровавленной тряпки?
— Было очень темно. Кроме того, я не особенно аккуратен. В моем багажнике валяется множество вещей: старые газеты, бутылки, которые я хотел сдать в магазин...
— Короче говоря, вы потратили на смену колеса больше времени, чем рассчитывали?
— Именно. Когда, наконец, я мог ехать, то понял, что уже опаздываю. А дирекция у Брессанда очень строгая. Я поехал по улице дес Розес. У выезда есть аллея...
— Аллея Коммандан-Брюн.
— Да. Там я увидел освещенное кафе. Я зашел и спросил, можно ли позвонить. Ну и заказал кружку пива, так как знал, что в бистро косо смотрят на людей, которые только звонят и ничего не заказывают. У кассы сидела толстая женщина, госпожа Миньон, судя по тому, что вы мне говорили. Вместо того, чтобы показать мне кабину, она указала на аппарат на стойке. Это было несколько неудобно.
— Из-за того, что вы должны были сказать?
— Нет, из-за того, что у меня были грязные руки. Я набирал номер, когда она наливала мне пиво, другие посетители кафе не обращали на меня внимания.
— С кем вы разговаривали?
— С заведующим мастерской. Это свой парень. Его зовут Рене Горальски. По происхождению он поляк. Обычно в это время в бюро никого уже нет. Горальски знает, что я добросовестный работник. Он отбил за меня контрольную карточку и ждал, пока я явлюсь.
— Вы часто опаздывали?
— Никогда. Поэтому Горальски и сделал мне эту услугу.
— Хорошо. Итак, вы позвонили и сказали: «Мне ужасно не повезло. Я не могу успеть вовремя». А дальше?
— Спросил, могу ли я помыть руки. Я подошел к умывальнику и тщательно вымыл руки. Вы скажете, что это не имело большого значения, так как я шел на работу, но я не хотел пачкать машину.
— А потом вы заплатили и вышли?
— Да. И тут же за мной вышел какой-то клиент. Пожилой, седой, в белой блузе.
— Это господин Виктор, благодаря которому полиция нашла вашу машину.
Риго с минуту сидел задумавшись. Охранник открыл дверь и заглянул в камеру, как бы давая понять, что пора заканчивать разговор.
— Теперь вы понимаете, почему ваше поведение показалось госпоже Миньон очень подозрительным, когда на следующий день она узнала о трагедии на улице дес Розес,— вы звонили по телефону, чтобы сообщить о несчастном случае, и мыли руки.
— А еще точнее потому, что я араб,— с горечью уточнил Слиман.
— Именно. Даже это имеет большое значение. Вообще-то она назвала вас алжирцем. Для нее все, приехавшие из Северной Африки, похожи друг на друга. Если бы вы были французом, то она, может быть, не сопоставила бы эти факты. Во всяком случае, пока мы не продвинулись ни на шаг вперед. В восемь тридцать, с точностью до четверти часа, старик Монгарнье и Констанция Прадель были убиты. Вас видели на улице дес Розес после восьми. В восемь пятнадцать вы уехали. Кто-нибудь видел, когда вы меняли колесо?
Слиман пожал плечами.
— Понятия не имею. Могу только заверить, что в это время никто не проезжал. Было холодно. Моросил дождь. Я видел машины, ехавшие по аллее в конце улицы дес Розес. И все.
— Следовательно, никто не может подтвердить ваши слова. Ведь вы могли выйти из виллы Монгарнье в двадцать пятьдесят и не менять колеса.
Риго задумался.
— Надеюсь, на следующий день вы отдали колесо в наварку?
— Нет. Если бы его можно было починить, я бы это сделал сам в гараже Брессана. Оно было в таком состоянии, что я его просто выбросил. На следующий день купил новое. Я всегда стараюсь ездить с запаской.
— Это уже слишком! Хорошо, а теперь вопрос: что вы делали на улице дес Розес?
Бесконечное отчаяние появилось на лице марокканца. Он выглядел совершенно беспомощно.
— В полиции уже сто раз задавали мне этот вопрос, господин адвокат, но я уже говорил вам, что не могу на него ответить.
— Но почему, черт возьми! — разозлился Риго.— Что, у вас была незаконная сделка?
— Клянусь, что нет, господин адвокат.
— Слиман, выслушайте меня. Это вы рискуете головой, а не я. Если не объяснится ваше присутствие в Медоне в тот вечер, то вы проиграли. Я ничем тут не смогу помочь.
Он встал и начал расхаживать по комнате. Марокканец низко склонил голову и молчал. Адвокат остановился перед ним.
— Скажите мне, по крайней мере, хоть одно: вы первый раз приезжали на улицу дес Розес?
Слиман поднял голову и мягко улыбнулся, как будто воспоминания доставили ему удовольствие.
— Нет,— тихо сказал он.— Я бывал там каждую неделю.
— Давно?
— С ноября.
Риго скрестил руки на груди.
— Я спрашиваю вас в последний раз: зачем вы туда приезжали?
— Нет, господин адвокат,— ответил Ибрагим Слиман со спокойной настойчивостью.— Я не могу сказать.
— Отлично. Прошло уже две недели, как вы арестованы. Скоро вас направят к судебному следователю. Советую приготовиться к допросу. Я буду там вместе с вами. Но до того времени нам нечего сказать друг другу. До свидания, Слиман.
В тот же вечер, возвратившись в канцелярию адвоката Симони, Риго узнал, что первый допрос его клиента судебным следователем Робино назначен на среду двадцать пятого января, во второй половине дня.
Через пять дней он отправится в резиденцию правосудия и в коридоре встретит Ибрагима Слимана, которого доставят в тюремной машине. В течение этих пяти дней он абсолютно ничего не мог делать, кроме как ждать этой ужасной встречи. До сих пор Риго только помогал своему патрону в ведении уголовных дел. Теперь впервые он сам окажется перед судом присяжных. В двадцать семь лет это было для него неплохим шансом. Конечно, профессиональный уголовник никогда не выбрал бы в защитники дебютанта. Учитывая все эти обстоятельства и не подлежащую сомнению вину марокканца, никто его не осудит, если он дело проиграет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14