повесть
Глава первая
Калитка тюрьмы захлопнулась. Это прозвучало, как хлопок капкана. Звук отразился от сводов гулким эхом, настраивая на какую-то погребальную торжественность. Сторож перед входом, а затем охранник в синем мундире тщательно проверили пропуск на имя адвоката Эрве Риго, затем разрешение на посещение и, наконец, список заключенных.
— Ваш собеседник в корпусе С. Вы знаете дорогу?
Молодой адвокат кивнул. Его путь лежал мимо унылых домов серо-кирпичного цвета, характерного для французских тюрем. По стенам тянулся ряд узких черных окошек, пустых и мертвых, как глаза слепца, на самом верху стены торчал выступ навеса из красной черепицы, подчеркнутый линией водосточного желоба.
Эрве Риго уже не первый раз приходил в тюрьму Фресне, но он был слишком молод, чтобы привыкнуть к ее виду. Риго вздрагивал, думая о человеческих существах, впряженных в медленный ритм этого дома искуплений, с сердцами, наполненными надеждой или тревогой о будущем, которое уготовлено им за этими грустными стенами.
У входа в корпус С стоял еще один охранник, на этот раз с нашивками унтер-офицера на рукавах. Как и у всего тюремного персонала, у него были серебряные звездочки на шапке и воротнике. «Шеф с серебряной звездочкой» - так называлась известная повесть Жозефа Пейре, которой Риго увлекался в молодости. Образ вызывал в памяти бескрайнюю пустыню Сахару и избавительный огонек свободы. Риго минуту раздумывал над тем, кто придумал украшать мундиры тюремных охранников звездочками...
Было утро, но коридор еще освещали две неоновые лампы. На дворе разгорался хмурый, короткий январский день. Карликовые деревья, окружающие домик, были того же цвета, что и стены тюрьмы. Набухшее дождем небо, казалось, касается крыш. Внутри тюрьмы было, пожалуй, уютнее.
Эрве Риго расстегнул плащ и снял с шеи кашемировый шарф. Ему представлялось, что даже когда он окажется среди свободных людей или, точнее, среди тех, кто себя таковыми считает, ему и тогда будет сопутствовать этот тяжелый тюремный запах, состоящий из вони немытых тел, покрытых слоем жира котелков и дезинфицирующих средств'.
Адвокат уже поворачивал к комнате для свиданий, когда перед ним появился отец Дамиен в темно-серой рясе — один из тюремных капелланов. Ксендзу было уже за пятьдесят, и хотя седина покрывала го виски, выглядел он очень молодо.
Глаза его всегда дружески блестели, что вызывало доверие и укрепило дух тех, кому ксендз нес помощь.
— День добрый, отче. Как идет спасение грешников? Священник улыбнулся. Риго не раз имел возможность встречаться с ним во время посещения своих клиентов, которым нужен был не только адвокат, но и капеллан.
— Адвокат Риго! — произнес капеллан сердечным тоном.— Вы снова прибыли в дом покаяния?
Молодой адвокат скорчил гримасу.
— Пришлось,— сказал он.— И, как вы понимаете, не для удоволь-твия, а как назначенный защитник...
— Понимаю, вам это не принесет особой пользы,— кивнул священник.— Но эти бедняги тоже имеют право на защиту для торжества земного правосудия. Кажется, Флешье сказал, что адвокатура — своего рода милосердие.
— Дабы не было у нас недоразумений, вы должны знать, что в данном случае материальная заинтересованность адвоката полностью отсутствует. Случай совершенно безнадежный.
Отец Дамиен доброжелательно вглядывался в него из-под очков. Риго казался ему очень симпатичным. Это был молодой человек лет двадцати шести или семи, хорошо сложенный, полон той свободы, которая закладывается хорошим жизненным стартом — богатыми родителями и блестящим образованием. Практику он начинал в «конюшне» бывшего председателя адвокатской коллегии — Симони.
— Ну, ну,— ободрил его священник,— вы хорошо знаете, что для вашего знаменитого шефа не было безнадежных случаев.
— Быть может, отче,— согласился молодой человек.— Только на этот раз он не участвует в деле. Это мое дело, исключительно мое. Если же говорить о клиенте, то, судя по тому, что я о нем узнал, даже мой знаменитый шеф не спас бы его от тюрьмы.
И, помолчав, добавил с ноткой горечи:
— Одним словом, нет ни малейшего шанса...
— Неужели так плохо? А я знаю этого вашего преступника? Риго отрицательно покачал головой.
— Он не принадлежит к вашим клиентам, отче Дамиен. Это араб. Арестован по подозрению в двойном убийстве. И случай, я бы сказал, очевидный...
Капеллан помолчал.
— Я кое-что об этом слышал,— сказал он, наконец, в раздумье.— Ваш клиент находится здесь всего несколько дней, если это тот, кого я имею в виду. Я еще не имел случая его увидеть.
— Вряд ли вам стоит об этом жалеть,— сказал несколько разочарованный адвокат,— вы бы только зря потратили время. Ибрагим Слиман... Это не звучит, как имя доброго христианина.
— Может быть, я ему нужен больше, чем другим,— промолвил капеллан.— Мусульмане очень одиноки среди нас, а их нищета известна. Но ведь существует один Бог, и я никогда не слышал, что
он подписал соглашение о своей исключительности с нашим святым католическим и римским костелом... Это ваше первое посещение бедолаги?
— Да,— ответил Риго.— И признаться, отнюдь не горю желанием с ним встретиться. Человек прикончил двух стариков, чтобы забрать их сбережения... Я не вижу, чем мог бы ему помочь.
— Тише,— прошептал священник,— вы пессимист. Тем более я обязан посетить человека, адвокат которого, даже не повидавшись еще с ним, предрекает ему смертный приговор...
С этими словами он удалился, а Риго последовал за охранником. Прошел за ним по коридору, поднялся по лестнице на второй этаж. Деревянные ступени были еще пропитаны запахом хлорки, смытой сильной струей воды. Серая, по уставу, краска и сами стены, казалось, излучали горе. Риго невольно вспомнилась одна из песен Данте:
Через меня входите к престолу труда, Через меня входите в болезнь без конца, Через меня входите в племя смертников.Охранник повернул ключ в замке.
— Сейчас приведу вашего клиента, господин адвокат,— сказал он.— Я буду стоять у дверей, и при малейшем подозрительном движении прошу звать меня без промедления.
— Вы думаете, есть опасность?
— Еще какая! Он убил двоих, не правда ли? А кроме того, он — араб. С такими никогда ничего не знаешь заранее. Лучше поберечься.
Риго сел на один из двух стульев, которые вместе с деревянным столиком составляли меблировку комнаты, снял плащ, открыл портфель и вынул из него тоненькую папку. Вторая дверь, ведущая во внутренний коридор, куда выходили камеры, внезапно открылась. Другой охранник подтолкнул к ней мужчину, убедился, что все в порядке, запер дверь и исчез. Эрве Риго оглядел своего клиента и увидел, что тот выглядит хуже, чем он его себе представлял.
Ибрагим Слиман стоял посреди комнаты с опущенными вдоль туловища руками и слегка наклоненной головой. На вид он был того же возраста, что и его защитник. Документы говорили, что родился Слиман в Марокко, в Сук эль Арба в Гхарбе. В обычной обстановке его лицо, вероятно, было бы симпатичным. Сейчас же сквозь темные вьющиеся волосы виднелась содранная кожа, левый глаз украшали синяки, а бровь была рассечена. Рана еще оставалась фиолетовой от марганцовки, нос и губы распухли.
Риго онемел. Он внезапно ощутил на себе чистый элегантный костюм, сшитый у одного из известных парижских портных, увидел со стороны свои холеные руки, уловил запах дорогого одеколона.
— Что это... охранники вас так разделали?
Слиман продолжал неподвижно стоять посреди комнаты, он как бы смирился с судьбой. На своего защитника смотрел исподлобья, с явным недоверием.
— Нет,— ответил он тихо.— Это те, из камеры...— Слиман подчеркнул сказанное неопределенным жестом руки и добавил: — Они не любят «крыс».
— Прошу обращаться ко мне «адвокат»,— сказал Риго не без тщеславия, но почти тотчас же пожалел об этом.
— Где были охранники и почему не помешали избиению? — спросил он, доставая ручку.
Тень разочарованной улыбки промелькнула на распухших губах марокканца.
— Их не оказалось поблизости. Пока прибежали...
Эрве овладел собой и вернулся к роли адвоката. Эту специальность он выбрал еще в школьные годы, как он тогда думал, по призванию.
— Прошу вас, садитесь,— предложил он.
Слиман с минуту колебался, как бы показывая, что в его положении неприлично сидеть напротив такого элегантного мужчины. Риго тем временем рассматривал его. В глазах араба была мягкость и грусть. «Вот она, судьба двух ровесников, находящихся по разные стороны белого деревянного столика»,— подумал адвокат, внимательно вглядываясь в своего визави. Риго понимал, что ему придется взять на себя тяжесть очень сложной защиты двойного убийцы. Слиман был несколько выше него, худощав, но, судя по бугрящимся мускулам, достаточно сильный. В драке араб, должно быть, опасен. Лицо смуглое от загара или, как пишут некоторые газеты, остерегающиеся говорить прямо, преступник прибыл из Африки. Нос большой и несколько крючковатый. До того, как его избили сокамерники, он, должно быть, выглядел красавцем. Судя по состоянию ран и одежды арестанта, это произошло, очевидно, дня три назад. Риго заметил, что костюм Слимана и белая рубашка без галстука, как того требовали тюремные правила, были идеально чисты. А ведь кровь должна была течь ручьем. Следовательно, Слиман имел время и желание все выстирать. Или же ему принесли чистую одежду в передаче.
Наконец араб сел, руки скрестил на коленях и ждал вежливо, но безучастно.
— Я ваш защитник,— начал объяснять молодой адвокат тоном, каким говорят с иностранцами и детьми.— Меня зовут Эрве Риго. Адвокат Риго. Я назначен решением председателя адвокатской коллегии, чтобы обеспечить вам защиту. Если я не ошибаюсь, обвинение было предъявлено седьмого января. Уже прошло десять дней. Как это получилось, что за это время вы сами не выбрали себе адвоката?
Снова последовал неопределенный жест рукой.
— Я не знаю ни одного адвоката... хм... господин адвокат. Я никогда не имел дело с правосудием. Следовательно... тот, кого мне назначили, для меня вполне хорош.
Из осторожности Слиман счел уместным скорректировать то, что в его горьких словах могло показаться обидным:
— Но я вам доверяю...— добавил он и принужденно улыбнулся.
— Очень вам благодарен,— ответил Риго.— Должен вам сказать, что вы могли попасть и в худшее положение. Я практикант, но работаю в канцелярии адвоката Симони и смогу пользоваться его советами. С другой стороны, хочу вас заверить, что независимо от того, выбрали вы меня или я был назначен, я сделаю все, что в моих силах, для выполнения своей задачи. В связи с этим сразу хочу сказать, что позиция, выбранная вами для защиты, безнадежна. По-моему, лучше признаться и тогда мы вместе подумаем, как найти смягчающие вину обстоятельства: эмоции, умственное расстройство... Вы понимаете?
Ибрагим Слиман поднял голову. Он посмотрел своему защитнику прямо в глаза, и тому показалось, что вместо воли к борьбе в них отражается безмерная усталость и болезненное удивление — даже его собственный адвокат уже вынес обвинительный приговор.
Наверное, поэтому в голосе обвиняемого не было обиды.
— Но, господин адвокат, я не могу признаться в преступлении, которого не совершал. Я невиновен... Понимаете?
Риго открыл портфель с документами.
— Я не хотел бы, чтобы мы оба понапрасну тратили время,— сказал он тихо и спокойно, пытаясь, как упрямому ребенку, объяснить Слиману его положение.
— Послушайте, пожалуйста, Вы, кажется, говорите по-французски. Умеете ли вы читать и писать?
Слиман посмотрел на него с удивлением. Теперь он понял, что отделяет его от этого французского интеллектуала, и ответил тоном снисходительного терпения:
— Конечно, господин адвокат...
— Отлично,— сказал Риго, кладя руку на раскрытую папку,— что вы умеете читать. Здесь все описано: четвертого января вечером, когда были убиты господин Монгарнье и его экономка, вас видели на улице Коммандан-Брюн в Медоне, в нескольких шагах от улицы дес Розес, вы звонили по телефону из кафе. Хозяйка, имевшая возможность хорошо к вам присмотреться, описала полиции черты вашего лица и ваш автомобиль, благодаря чему вас так быстро разыскали. В багажнике автомобиля нашли тряпку в пятнах, и экспертиза доказала, что это кровь господина Монгарнье. Вы не будете возражать, что это доказательство? Если вы не имеете ничего общего с этим преступлением, я хотел бы знать, как тряпка попала в вашу машину?
Адвокат заметил, что кулаки марокканца стиснулись, и испугался, не начинается ли у того приступ бешенства. Однако через минуту Слиман успокоился. Риго понял, что узник еще в камере все обдумал, принял какое-то решение и прилагает отчаянные усилия, чтобы его не охватила ярость. Интеллектуальный уровень Слимана оказался значительно выше, чем можно было ожидать от рабочего из Северной Африки.
Но несмотря на самообладание, он не смог скрыть волнения.
— Господин адвокат, теперь прошу вас, в свою очередь, выслушать меня. Никто этому не верит — ни полиция, ни следователь, ни тюремные охранники, ни мои товарищи по камере. Они избили меня потому, что считают законченным подлецом, убийцей двух стариков. Если и вы мне не поверите, то чего же мне ждать? Если вы даже спасете меня от гильотины, неужели я должен всю оставшуюся жизнь провести в тюрьме? Судите сами. Четвертое января — это среда. Действительно, в тот вечер я был в кафе в Медоне. Меня подвела покрышка. Я купил машину уже старой, по случаю. Замена колеса заняла много времени, и поскольку я запаздывал, то зашел в кафе и попросил пива и жетон для телефона.
— У вас было испуганное лицо и слышали, как вы сказали: «Мне ужасно не повезло...»
— Я был не испуган, а очень озабочен. Мне нужно было выходить в ночную смену и начать работу уже в девять вечера. Я позвонил, чтобы предупредить о своем опоздании.
— И вы еще сказали, что хотите помыть руки?
— Конечно!.. Я только что менял колесо и руки у меня были грязные.
— К несчастью, за несколько минут до этого примерно в пятидесяти метрах от кафе были убиты двое, а через два дня нашли вас и вашу машину, в багажнике которой валялась тряпка с пятнами крови. Какой же вывод могла из этого всего сделать полиция?
— Я не обвиняю полицию,— устало сказал марокканец.— На их месте я сделал бы, наверное, то же самое. Не знаю... не имею понятия, что случилось. Меня забрали сначала в комиссариат в Медоне, а потом пришли в мою квартиру и сделали обыск. Перевернули все вверх дном. Затем меня перевезли на набережную Орфевр, целый день допрашивали, осыпали оскорблениями, били. Мне показали тряпку, которую я никогда не видел. Явилась хозяйка кафе, чтобы меня опознать. Они все время старались заставить признаться в том, что я убил этих бедолаг. В понедельник я предстал перед следственным судьей, который обвинил меня в двойном убийстве, в краже со взломом и еще бог весть в чем. Но я заявляю вам, что я невиновен...
Эрве был захвачен врасплох этим заявлением. Он ожидал, что перед ним появится Джек Потрошитель, а приходилось иметь дело с искусным актером. Последняя фраза Слимана звучала почти патетически. Адвокат пожал плечами.
— Я очень хотел бы вам верить,— буркнул он.— Тогда моя задача была бы облегчена. Но обращаю ваше внимание на то, что если вы будете настаивать на своей невиновности, вероятнее всего, вас ждет смертная казнь.
Он наклонился через столик.
— Слиман, поймите меня. Если бы только кафе, можно было бы оспаривать свидетельство хозяйки, выдвинуть против нее обвинение в расизме. Но тряпка, Слиман, окровавленная тряпка! Предложите же мне какое-нибудь имеющее смысл объяснение.
Марокканец съежился на стуле.
— У меня была надежда...— начал он.
— На что вы надеялись? — настаивал Риго, начиная терять терпение.
— Ведь вы читали мое дело, я надеялся, вы знаете, как все случилось... Это значит... как дошло до моего ареста. Я постараюсь вам все объяснить.
— Ну, если так, я могу вам рассказать. В полицейских рапортах все написано черным по белому. Говорят, во Франции сильны расовые предрассудки, но, уверяю вас, они здесь ни при чем. Дело ясное, как стеклышко. Мне не нужно даже разговаривать с людьми, проводившими следствие, я сам могу на основании этих документов представить тот день — четверг, пятого января. Здесь все есть: рапорты, протоколы, показания свидетелей — все, благодаря чему удалось добраться до вас.

Глава вторая
Эта часть городка Медон знала когда-то лучшие времена. Перед войной здесь строили виллы богатые буржуа. В те времена многие, кто не имел возможности это сделать, испытывали легкую зависть, когда поезд, идущий в Версаль, останавливался в Медоне, Вал-Флери... Послевоенные годы нанесли тяжелый удар поэзии предместья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14