Риго спокойно пообедал в Лувьере и поехал в Кошерель. Мария-Луиза Трабу сидела за кофе в компании своего мужа Адриана, который был повеселее, чем накануне.
Адвоката приняли сердечно, вынудили выпить чашку кофе с рюмкой кальвадоса.
— Ну что, господин адвокат,— спросила она,— удалось вам поговорить с хозяином?
— Конечно, дорогая госпожа Трабу, благодаря вам я смог с ним поговорить вчера вечером. Он не хотел по телефону распространяться о положении своего племянника, но сообщил мне важное известие.
— Ах, так? — госпожа Трабу казалась заинтересованной.
— Да. Поскольку перед выездом мы должны были увидеться в Кошереле, а я опоздал, то они записали для меня инструкцию на магнитофоне. Если вы не имеете ничего против, я хотел бы ее прослушать.
— Это же очень просто, господин адвокат,— поспешно сказала старушка.— Я как раз должна идти туда прибирать, а у мужа много работы в парке. Мы пойдем вместе, и вы послушаете магнитофон, если умеете с ним обращаться.
— Думаю, что как-нибудь справлюсь,— скромно уверил ее адвокат.
Он любезно пригласил мадам Трабу в свою машину и подвез
к дому. Она вошла с Риго в кабинет и стояла рядом, когда он включил аппарат. В комнате раздался голос Джеймса Монгарнье. Он диктовал статью, посвященную выставке современной живописи. Госпожа Трабу слушала с удивлением.
— Каких чудес только сейчас не бывает! Как жаль, что ни одна машина не выполняет работу за меня. Я оставляю вас, господин адвокат. Когда закончите, позовите меня. Я должна убирать кабинет хозяина и во время его отсутствия.
— Отлично, госпожа Трабу. Положитесь на меня,— успокоил ее Риго.
С часто бьющимся сердцем, возбужденный своим предположением, он нажал кнопку, промотал большой кусок ленты и снова начал слушать. Монгарнье все еще диктовал. Трижды Риго перематывал пленку, время от времени включая запись. Критик диктовал какое-то письмо, а потом следующую статью. На четвертый раз зазвучала музыка. Прошло несколько минут. Молодой адвокат чувствовал возрастающее напряжение. И вдруг наступила тишина, после чего послышался стук пишущей машинки. Длился он две или три минуты, с маленькими перерывами, как будто печатающий останавливался и задумывался, прежде чем начать новую фразу. Затем без всякого перехода снова заиграла музыка. Это была запись симфонического джаза, причем довольно слабая, как будто при записывании вместо специального шнура воспользовались микрофоном. Риго уменьшил громкость, чтобы Мария-Луиза ничего не услышала, и терпеливо дождался конца музыкальной записи. С последним тактом музыки послышался голос Монгарнье, после чего снова раздался стук пишущей машинки, затем шипение и голос Монгарнье продолжил прерванное письмо к издателю.
Молодой адвокат остановил ленту и прислушался к звукам в доме. Мадам Трабу убирала уже, вероятно, в кухне. Вернув пленку к нулю, Риго вынул бобину и вложил на ее место новую, купленную утром в Париже. После этого поспешно вышел из кабинета и в холле громко позвал Марию-Луизу. Она появилась тотчас же, снимая с рук розовые резиновые перчатки.
— Я здесь, господин адвокат! Услышали ли вы то, что хотели?
— Да. Спасибо, дорогая госпожа Трабу. Я ничего там не трогал и оставил магнитофон в таком же состоянии, в каком он был. Я несказанно вам благодарен за любезность.
— Господин адвокат, я всегда к вашим услугам,- вежливо заверила мадам Трабу, провожая его к машине.— Если только это сможет помочь маленькому Жиллю...
— Что касается Жилля, то вы можете быть спокойны, госпожа Трабу, это обязательно ему поможет. Очень поможет...
Глава пятнадцатая
Джеймс Монгарнье и Ингеборг были арестованы в аэропорту Орли в пятницу, восемнадцатого февраля, вечером, когда они — загорелые и улыбающиеся — выходили из самолета, прибывшего
из Женевы. А в среду, двадцать третьего февраля, в маленьком ресторане на площади Сен-Андре-дез-Арт собрались остальные участники событий. Здесь был Ибрагим Слиман в темном, явно новом костюме и Полина Мерсье, одетая в скромное синее платье, которое ей было очень к лицу. Ее глаза излучали спокойную безмятежность и мягкое очарование. Жилль Баландри был в спортивном костюме, перед этим он сделал визит к парикмахеру. Неизвестно, то ли короткие волосы, то ли пережитые события сделали его менее инфантильным, выявив в его лице мужественные черты. Эрве Риго угощал своих клиентов.
— Еда была великолепная, дорогой адвокат, но вы заставляете нас умирать от любопытства,— торопил Жилль адвоката.— Мы не можем дальше ждать ваших объяснений. Не говоря уже о том, что неожиданный поворот, благодаря которому мы с Ибрагимом получили свободу, совершенно нас поразил. Причем, меня еще в большей степени, чем его. Я был готов поверить всему, коль речь зашла о дяде Джеймсе. Но такой бойни... Нет!
— Именно,— ответил Риго, внезапно посерьезнев,— я допустил ту же ошибку, что и вы, предположив, что такое зверство можно объяснить только примитивным инстинктом убийства. Оказалось, что эта идея может возникнуть и в изощренном, извращенном уме. Вы хотите более подробных объяснений? Мой дорогой Ибрагим, не обижайтесь, но когда я шесть недель назад отправился в тюрьму на первое свидание с вами, я был абсолютно уверен в вашей виновности. Мои далеко не полные сведения об этом деле не оставляли никаких сомнений в этом. Араб, тряпка, пропитанная кровью его жертв... Да и выглядели вы не очень симпатично — с подбитым глазом, распухшими губами и сломанным носом. У вас было, прошу прощения, лицо профессионального убийцы. А у меня — столько же шансов вытащить вас из-под гильотины, как и получить самый большой выигрыш в государственной лотерее.
Растроганная Полина Мерсье похлопала Ибрагима по руке. Риго закурил новую сигарету.
— Но был один факт. Каким бы вы ни были, но вы стали моим первым клиентом. До того времени я занимался только мало интересными делами, и хотя я стал адвокатом по назначению, но решил выполнить свою работу как можно лучше. Я почти полюбил вас. Мне нравилась история вашей жизни. Те планы устройства мастерской в Сук эль Арба... Я был ими захвачен. Кроме того, в вашем деле были противоречия. Однако, когда я обращал внимание других на эти противоречия, все, начиная с судебного следователя, говорили: «Эти люди думают не так, как мы!..» Меня приперли к стенке. Я не мог вести защиту на смягчающих обстоятельствах, я должен был доказать вашу невиновность. Мне очень помогла Жинетт Гобер. Это она навела меня на след Полины, которая могла обеспечить вам алиби. К несчастью, Полина была простой прислугой. Для судьи Робино ее свидетельство не имело значения. В то же время я обнаружил, что, рассказывая о своей семье, Джеймс Монгарнье не упоминал о существовании тетки, а также Жилля, внука этой женщины.
— Он мало гордился мной, подлец! — пробормотал Жилль.
— Не в этом дело,— возразил Риго.— А вообще, Жилль, скажу вам то же, что Ибрагиму. Когда маленькая Винни и ее друзья так трусливо отступились от вас, я подумал, что вы настоящий убийца. Признайтесь, мой дорогой хиппи, все говорило об этом.
— Однако вы согласились взяться за мою защиту,— улыбнулся
молодой человек.
— Да, так как отдавал себе отчет в том, что, имея доступ к фактам, связанным со следствием против вас, я сумею оправдать Ибрагима, не принеся вреда вам. Все равно вы виноваты.
— Все было не совсем так, но...— Баландри махнул рукой.
— В действительности,— продолжал Риго очень серьезным тоном,— Джеймс страшно забеспокоился, узнав, что вы замешаны в этом деле. Существовал риск, что его идеальное преступление может быть раскрыто. Видя мою активность в защите Ибрагима, он подумал, что, доверяя мне и вашу защиту, он меня обезвредит. Я должен был погубить клиента, которого защищал по назначению, в пользу того, который платит.
— Это еще более запутывало дело,— заметил Слиман.
— Эти люди думают не так, как мы,— ответил иронически Риго.— Изощренный ум Джеймса приписывал мне такой же ход рассуждений, как у него. Но, рассуждая по-своему, я вскоре заметил, что Жилль так же невиновен, как и вы. Тогда...
— Появилась мысль, что должен быть кто-то третий,— догадалась Полина.
— Конечно. Но кто? Я отправился на поиски предполагаемого убийцы. Нужно было еще расспросить Джеймса и Жинетт Гобер. Я поехал в Кошерель, но супруги Монгарнье уехали кататься
на лыжах.
И Риго рассказал трем своим слушателям о своем визите к супругам Трабу.
— Адвокат Симони,— продолжал он,— обещал предоставить в мое распоряжение служебную документацию. Благодаря этому я получил данные, которые бросали совершенно новый свет на положение Джеймса. Прежде всего, капитал его отца, Себастьяна Монгарнье, был гораздо меньше, чем у Дезире, Джеймс очень быстро
растратил его.
— Но ведь он женился на очень богатой шведке,— возразил Жилль Баландри.
— Это родители шведки были богаты,— сказал Риго.— И там четыре сына. Старый Бйорнсен уже сыт по уши выходками своей дочери, поэтому он вручил ей сразу после замужества приданое и лишил наследства. Короче говоря, Джеймс и она были на пороге полного разорения. И тут я все понял. Кошмарность этого преступления была ни чем иным, как камуфляжем. В действительности Джеймс — единственный наследник своего дяди — не хотел больше ждать наследства. Старик был убит не из-за сравнительно небольшой
суммы, которую держал дома, а ради всего имущества. Он был убит наследником.
Жилль, Баландри, Полина Мерсье и Ибрагим Слиман с величайшим напряжением слушали своего собеседника. К этому времени в ресторане они остались почти одни.
Риго продолжал рассказ.
— К сожалению, это была только гипотеза, поскольку в момент совершения преступления в Медоне Джеймс Монгарнье находился в Кошереле. Не могу сказать, в какой момент передо мной как бы разорвалась завеса. В одно мгновение я понял, как все произошло. На следующее утро мне не оставалось уже ничего иного, как самому проверить и по мере возможности найти доказательства. Я был уверен, что Джеймс готовил преступление вместе с Ингеборг. План отвечал увлечениям и характеру этой пары. Мой шеф, Симони, был прав, говоря, что убийца более изощрен, чем я допускаю. Они продумали все детали и дату преступления — среда, четвертого января.
— Почему именно в этот день? — спросил Баландри.
— Это обязательно должна была быть среда, поскольку именно в этот день Ибрагим всегда провожал Полину.
— А почему он прицепился именно ко мне? — удивился марокканец.— Ведь я этому типу ничего не сделал.
— Этот вопрос я себе задавал, а ответ на него мне дала Жинетт Гобер. Джеймс Монгарнье посещал дядю по меньшей мере раз в неделю. Он возил старую Констанцию делать покупки, а уезжал вечером, иногда после ужина, и заметил Ибрагима с Полиной.
Установив дату, супруги перешли к реализации плана. Под предлогом какой-то важной работы Джеймс провел новогодний праздник в Кошереле и остался там на несколько дней. Он работал в своем кабинете в понедельник, второго января, и во вторник, третьего. В среду, четвертого января, он отправился с Ингеборг в Руан, как они часто это делали. Джеймс вел «Мерседес», а Ингеборг — «Остин». Она должна была оставить его у своего мастера в Лувьере на обслуживание. В действительности они оставили «Остин» в лесу на левом берегу реки. В Кошерель они вернулись вместе. В это время Мария-Луиза, старая уборщица, лечила заболевшего мужа. В дом хозяев она, по ее словам, отправилась около половины шестого и слышала, как Джеймс работает на машинке в своем кабинете. В действительности работал магнитофон. Сам он вышел, сел в лодку, переплыл реку, на другом берегу сел в «Остин» и отправился в Медон. Джеймс не приступил к действиям сразу. Он ждал вас, Ибрагим. Он должен был быть уверен, что вы явитесь в этот вечер. Когда вы приехали, Джеймс без тени жалости убил сначала дядю, потом старую экономку, устроил в доме хаос, вышел, оставив двери открытыми, чтобы подумали, будто убийца убежал. В багажник вашей машины он подбросил тряпку, которую перед этим старательно окунул в кровь дяди. Пробить колесо было легко.
— А зачем он это сделал? — спросила Полина.
— Ему было нужно как можно дольше задержать Ибрагима, чтобы кто-нибудь заметил его присутствие на улице дес Розес. И ему повезло: вы сами показались у госпожи Миньон.
— Это было для него рискованно,— заметил марокканец.— Допустим я не пошел бы в бистро...
— И так было легко обратить на вас внимание. Например, с помощью анонимки, раскрывающей вашу связь с Полиной. Но, повторяю, ему, как нельзя более. кстати был ваш визит в «Брюнетку». А дальше — расовые предрассудки, враждебное отношение
к иностранцам.
— Ясно,— сказал Слиман.— «Козел отпущения».
— Увы, это так, мой бедный друг! Именно на это и рассчитывал Джеймс Монгарнье. Примерно в то же время Ингеборг играла роль великодушной хозяйки: «Хозяин еще не закончил, Мария-Луиза. Я сама подам ужин». «Спокойной ночи, моя дорогая Мария-Луиза».
— Когда вы угадали правду? — спросил Жилль.
— После того, как по приезде из Кошереля ознакомился с запиской, оставленной мне в конторе Симони. Я посмотрел еще раз заметки, которые делал, готовясь к защите Ибрагима, и мои сомнения превратились в уверенность. Я нашел то, что искал. Джеймс описал преступление так, как его должен был совершить Ибрагим, и сказал: «Убийца просто убежал, захлопывая за собой двери». Таким образом, он рассказал о том, что сделал сам, потому как не знал, что Жинетт Гобер нашла двери, запертыми на ключ.
Жилль Баландри тихо присвистнул.
— Ну, дорогой Риго, я склоняю голову! Без сомнения вы — великолепный адвокат, но прежде всего вы — великий детектив.
— А я уверен, что своей жизнью обязан вам,— добавил Слиман.— И все-таки вы не объяснили, что увидели, когда «перед вами разорвалась завеса»?
Риго очередной раз прикурил сигарету.
— Я думал, задаст ли кто-нибудь из вас этот вопрос? Как разорвалась завеса? Это была деталь, о которой Джеймс не подумал. Когда я вспоминал свой визит в Кошерель... Берег реки, небольшая куча камней на пристани возле лодки... Я понял, что лодка вместо того, чтобы стоять перед домом, находилась на другом берегу. И это в январе, когда не манит заниматься греблей. Если же она находилась на левом берегу, то это значило, что Ингеборг ездила пятого января в Лувьер за своим «Остином». Это подорвало алиби Джеймса. Наконец, я прослушал магнитофонную ленту. Я был почти уверен, что Джеймс ее уже уничтожил. Но мне повезло — она осталась цела, на ней до и после музыки, вещь довольно странная для диктофона, остался стук пишущей машинки. Самым трудным было убедить судью Робино, но удалось и это.
Кельнер нес в блестящем серебряном ведерке бутылку шампанского, обязательную для завершения такого вечера.
— Ну что, Ибрагим,— обратился к марокканцу Риго,— вы возвращаетесь к Бресанду?
— Еще бы, господин адвокат! Но только на несколько недель. Мне не хватало на мастерскую и бензоколонку в Сук эль Арба только двух миллионов старых франков. Господин Баландри обещал занять мне эту сумму.
— Даю слово,— сказал молодой человек.— Теперь наследник я. Нужно, конечно, подождать завершения формальностей, но пока нотариус открыл мне широкий кредит. Вот я и думаю, что, учитывая вред, который причинили Ибрагиму мои родственники, я обязан прийти к нему на помощь, правда?
— А каковы ваши планы, Жилль? Конец длинным волосам и американкам?
— Дорогой господин Риго,— пожурил адвоката Жилль, поднимая бокал, полный пенящегося шампанского.— Немного больше уважения, черт побери! Вы разговариваете не с хиппи, а с обывателем.












1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14