- А Линник? - Спрашиваю я. - Почему я не вижу у вас никакого Ленника?
- Линник? - Почти с благоговейным уважением отвечает хозяин. - У меня есть коллекция его эскизов, рисунков и фот из его картин, которой, я уверен, вы вряд ли еще найдете где-либо.
И на столик, накрытый вязаной скатертью, ложится несколько крупных папок и громоздких альбомов в тяжелых шкурятяних переплетах.
Да, это было нечто совершенно исключительное, вполне замечательное.Сжадно интересом я погружаюсь в рассмотрение сборки. Я открывает для себя неожиданности. Особенно интересно подобранные его эскизы и рисунки с 1907-1908 гг, когда в связи со строительством варяжской церкви Линник часто приезжал и подолгу жил в Екатеринославе.
праву следовало бы говорить о екатеринославский период в творчестве этого мировой славы, моего наиболее любимого великого мастера. В эти годы хаотичная стихийность несколько неуравновешенный и слишком порывистый первых его произведений уступает место монументальной завершенности. В его творчестве входят элементы византинизму, наделен соборности, клясицизму, одновременно строго патетического и вместе с тем мистически проницательного. Если на первых его произведениях отразился варяжский дух Святослава, покорителя, всадника, губитель царств, то здесь им овладевает другая варяжская тема, дух Владимира, основателя городов, строителя и басилевса, Владимирова путь становилась путем Ленника в этот период.
Арсений Петрович, слишком велик для этой невысокой комнаты, стоит рядом со мной.
- Критика, - говорю я, обращаясь к нему, - была совершенно права, отметив влияние Врубелевский фресок из Кирилловской церкви на фрески и мозаики Ленника в Варяжский церкви. Но до этого надо было бы добавить, что Линник отстранил ту хоробливу мечтательность, блидобилявий тон, который лежал на них. Если Врубель был близок к Достоевскому, то Линник к Константина Леонтьева.
Я благодарю хозяину за показаны мне сокровища и добавляю:
- Если, - говорю я, - в зависти может быть хоть малейший оттенок благородства, то я завидую вам, что вы обладаете такой прекрасной, так сказать, уникальной сборником.
Арсений Петрович явно счастлив моих слов. Он убирает картинки Ленника, чтобы взамен положить на столик альбом с образцами крестьянских вышивок. Их поочередно сменяют тома рисунков настенной росписи xат.
Тогда приходит павза, и на столе появляется шатула красного дерева, Какие загадки скрывает она в себе? Я жду всевозможные неожиданности. Мы достаточно выпили, чтобы к крупнейшему чудеса отнестись с рассудительным и спокойным резонерством и любую найординарнишу дело воспринять с энтузиазм, как волшебный фантом в манере Э. Т. А. Гофмана.
3 таинственным звоном одимкнувся стальной замок. Я вижу, как дрожат пальцы Арсения Петровича, когда он в уважительной уважении достает из шкатулки перевязанный шелковым шнуром пакет. Он протягивает нам пожелтевшие листы писем к нему от Михаила Коцюбинского, драгоценные памятники дружбы, до сих пор оставалась неизвестной в жизнеописаниях писателя. Его переполняют скорбь и сожаление. Взволнованная зворушенисть подсказывает ему слова, насыщенные нежностью и печалью.
Он показывает нам письма Леси Украинский. Причудливо и напряженно странно перекрестились их пути. Возможно, эти письма прячут психологическую разгадку внутренней драмы Леси и помогли бы раскрыть творческие источники Лесиних маленьких трагедий, этих драматургических шедевров.
Что касается переписки с редакциями журналов, то, наверное, оно привлекло бы к себе завистливую внимание не одного из литературоведов, которые сделали прибыльный для себя профессию с публикаций переписки известных, малоизвестных и совсем неизвестных авторов.
Пили кофе. Разговор перешел на происходившее интересовала каждого из нас: о заканчиваемое построение Днепрогэса. Вопрос обсуждали со всех сторон. Больше говорили о пороги, которые должна была залить вода и они вскоре навсегда останутся только произвольной упоминанием истории. Этнографов интересовала судьба лоцманов с Лоцманской Каменки, которые профессия уже ни к чему станет. Многих привлекала перспектива путешествия по Днепру из Киева в Херсон. Другие с жаром говорили о тех коренные сдвиги, которые принесет модерна техника и в течение нескольких немногих лет основательно изменит унаследованное от тысячелетий лицо этого степного края.
Были Энтузиастов, и были скептики. Представление грандиозных технических сдвигов, в своей избыточности подобных на катастрофу, обратили наш разговор от современности к прошлому, от страха перед будущим до упоминаний о тех изменениях и изломы, которые перешла Украина течение предыдущих тысячелетий.
Мы заговорили о эпохи, исчезли, о народах, живших прежде в этом степном краю. Мы согласились, что мы слишком мало знаем самих себя, какие мы есть сейчас, и еще меньше знаем себя, какие мы были в прошлом.
Среди нас, в нашем кругу присутствовали археологи, местные и приезжие, участвовавших в раскопках Днипрельстанивськои археологической экспедиции. Мы попытались искать спасения в открытиях, сделанных археологической наукой.
Достижения раскопок вели нас через тысячелетия. Палеолитическая стации, раскопана в Ребровый балке под городом, неолитический могильник возле Игрени на Самаре, захоронения в каменных костях эпохи бронзы, скитское курганы, раскопанные вокруг порогов, - определили этапы наших мнимых путешествий.
Наконец, мы подошли к могильников с III-IV вв. по Рождестве, которые копал П. Козар в Волосском. Или освидомлював он тогда вес проводимых им раскопок? ..
Разговор сосредотачивается на этих памятниках античной эпохи. Мы с воодушевлением возносим вес этой могущественной и величественной эпохи в истории Украины, когда прекрасная и высокая культура в первые века нашей эры сплошным массивом охватила колоссальные просторы античной Украины от Черного моря и к Десне и от Десны и верховьев Висла далеко на восток, в Донца и Дона.
Тогда бородатый растрепанный скит, насквозь просякнений конским потом, с длинными волосами, подобранным на лбу узким ремешком, одетый в длинные шкурятяни штаны и такие же лапти, что, кочуя из стадами по степям, кормился кобыльим молоком, сладким хмельным кумысом и розпалившы на ночь костер, варил в больших металлических котлах мясо и просяную кашу, - впервые сбрил себе бороду и подстриг свою Рудава волос.
Он изменил свой образ жизни. Воинственный скит сбросил с себя варварское наряды скотовода-всадника и оделся корректно и пристойно, как и положено каждому человеку цивилизованному античного Средиземноморья. Теперь он убирався не как всадник в кожи животных, натянутые на голое тело без рубашки, допасовуючы свою одежду к своей профессии скотовода, а в полотно и шерсть, сотканные в доме руками трудолюбивых женщин. Вместо кожаных штанов он носил белый льняной плащ и застьобував его на плечи бронзовой или золотой фибулой.
Лен заступил кожу. Вместо убить животное ради ее кожи, животное стригли.
Бритва с широким и округлым лезвием стала обычной принадлежностью ежедневного туалета. Капризная женщина, которая носила в ушах маленькие цеберочкы для ценных ароматов, привезенных из лучших парфюмерных магазинов Родоса или Александрии, требовала, чтобы муж брился не менее двух раз в день.
Бывший воинственный кочевой скотовод, грабитель и всадник исчез. Он уступил место оседлому земледельцу в густо заселенной стране, где города на юге были окружены каменными стенами и поселок от поселка были расположены на расстоянии нескольких километров.
Отары овец под присмотром чабана, который стоял, опершись на герлыгу, паслись в поле. Пивень, взлетев на плетень, пел, вытягивая горло, и курица, снеся яйцо, кудахтало во дворе. Купи душистого хлеба заполняли закрома вимбарив и приземистые конусы риг охраняли полову от осенних дождей.
Сентябрьский ветер дул с моря. В портовой таверне Ольвии за стаканом фалернским вина сидел безупречно выбритый, в белом, застьобнутому на плечи фибулой плаще рыжий туземец. Он со вниманием прислушивался к рассказу загорелое худощавого матроса, с головой, связанной красной тряпкой, о урожай на хлеб в Африке. Его смущали слухи о колебания биржевых цен на хлебных рынках Картахена, Александрии и Антиоxии.
Бросив небрежно пару серебряных монет на стол таверны, он шел в город, чтобы посетить корабельные и банку конторы хлебных экспортеров. Он останавливался перед городскими воротами. В бесконечность протянулось блакитнобиле море. На синеве моря белели паруса триремам, которые везли собранный на украинских полях хлеб до Малой Азии, Греччины и Рима.
И уже не женщины лепили от руки по селам посуду, предназначенную для собственного потребления в пределах потребностей семьи, не всегда ловко местные копии привозном посуды. Опытный ремесленник, стал профессионалом, сидя на скамеечке, вироблював на круге совершенный посуда изысканных форм и цветов. Он не подражал, он конкурировал.
Мы с восхищением возносим изящество художественного вкуса, ту совершенную сдержанность, руководившая мастером. Его не привлекали банальные эффекты. Он избегал чистых красок, их гамма могла бы показаться шумной. Это были попытки искусного художника згнуздаты свой творческий пыл во имя завершенности, равновесия и меры.
Мастер-горшечник в своих пошукуваннях цветовой гаммы имел смелость отречься напряженных ярких красок. Он стремился декольоризуваты колер, достичь эффекта от полутонов, мощи от полутиней, привить общественности любовь к матовой безкольоровосты он смог доказать, что сияние серого рассеянного света может быть не менее интенсивным, как и всякий чистый цвет, зеленый, синий или красный.
Он ценил однообразие и пытался сохранить ее. Он творил широкий простор ничем не заполненной площади. Он оголял поверхность, чтобы показать совершенство материала, из которого был сделан посуду. Он предполагал ход, склонение тонов исключительно как игру теней на изгиб бочка, в профиле венцов. Цветной оттенок рождался с изменения контура и формы сосуда, как тень или как отблеск, который приобретает основной тон тождественной себе по цвету поверхности.
Мы чувствуем истинную радость, вспоминая о цветах глины этой посуды античных времен Украины: сироясний, зеленоватый, синева, попелястосирий, червонавий, в его переходных оттенках от яснобрунатного к кофейному и черного.
Так же и литейщики, склонившись над столом варстату в доме у окна, затянутые бычьим волдыри, производил фибулы, сгибая и чеканя бронзовый, железный или золотой провод. В своей мелкой работе тщательный мастер достигал того сурового и простого, точного и уравновешенного стиля.
Дух античной меры дул над золотоланнимы просторам Украины. Мы осмеливаемся предположить, что среди поэтов, которые в этот период представляли для Европы сутки серебряной латыни в кругу современников Авзония, его соперников и друзей, были не только поэты, родившиеся в Галлии но и те, которых пеленала мать в степях Сарматии.
Кто были они, эти экспортеры зерна, ремесленники, поэты, строители и владельцы каменных из кирпича каменных, живших в виллах и молились в храмах, украшенных колоннами?Геленоскиты, при которых упоминает еще Геродот. Их потомки? Валахи? Венеды?
обломков, из мелочей, из ничего, сочетая факты и предположения, сводя изолированную вещь на степень общеобязательного образа, собирая кроху к крошки, мы, в поисках путей из прошлого в будущее, определяем горизонты и границы высоких и совершенных культур, создавались на территории Украины и, просуществовав 6-8 веков, в течение нескольких лет вдруг и неожиданно исчезали.
Мы говорим о законах возникновения и упадка, о ритме исчезновений, и картины гибели встают перед нашим взволнованным воображением.
В середине каждого из нас просыпается тревога и страх, исчезает уверенность. Сердце в отчаянии срывается и камнем падает в бездну.
Ночь неслышными шагами входит в нашу мягкой и уютной комнаты.
В открытые окна избы дышала ночь, насыщенная сладким ароматом цветов.
Темная, теплая, черная бездна-мать, беременная несбыточностью, широкое лоно рождений и исчезновений.
Я подхожу к окну и, опираясь руками на подоконник, высовываюсь наружу. Я погружаюсь в темноту, жадно вдыхаю в себя свежий воздух душистой ночи. Я смотрю на мерцание звезд, на пространство, замыкает соединены в себе начала и концы, все то, что было, есть и будет, и вспоминаю о той ночи, когда, божеволиючы от желаний, мы бродили с Ларисой, пьяные химерами этой ночной бездны.
Арсений Петрович подходит ко мне. Он слегка обнимает меня, выдвигается из окна рядом со мной и спрашивает:
- Смотрите?
В его вопросе згучить кротость, мягкий сумм и покорность перед решением судьбы. Я чувствую печаль, что его насыщает. Меня наполняет жалость к нему, но что я могу?
Слово уничтожения действует на Ивана Васильевича Гуля, как прикосновение острог. Он воспринимает память об уничтожении как упрек, обращенный лично к нему. Он является представитель Комитета охраны памятников культуры, старины и искусства. Как представитель КОПКСиМу, он несет на себе всю полноту ответственности за всякое исчезновению и всякое уничтожение. Ничто не должно исчезнуть. Ничто не должно быть уничтожено.
Он хмуро и сосредоточенно осматривает всех нас.
- Я всегда говорил, что бездействие уполномоченных КОПКСиМу - самое большое зло ... Я никогда не забывал об этом напоминать. Я всегда предостерегал. Именно об этом я говорил в своей речи на Втором Всеукраинском съезде КОПКСиМу.
Проблему уничтожения он воспринимает с раздражительностью профессионала, с поднятой смущение специалиста. История человечества для него это история деятельности КОПКСиМу ... Все, что было, зависело от деятельности Комитета охраны памятников. Сеть комитетов могла быть достаточно или недостаточно развита, представители комитета могли иметь достаточные или недостаточные полномочия, и это обусловливало соответствующие изменения в истории человечества, сохранение или упадок человеческих культур.
Издавна существовали уполномоченные Комитета. Мир мог не существовать, но они существовали. Недостатки в деятельности уполномоченных Комитета приводили к упадку культур. Так он представляет себе существо исторического процесса и свой гнев направляет против нарушителей Устава. Устав Комитета это наибольшее достижение человечества, наивысший его достояние, вариант Библии, сорт Кантовое «Критики чистого разума», но более совершенный и совершенный.
Гуля втыкает руки в карманы и, охваченных своим мнением, начинает бродить по комнате, с резкими интонациями повторяя те же слова и фразы. Их у него немного:
- Нужно принять заxодив ... Надо обратиться к власти ... Апеллировать к общественному мнению ... Распространить сеть уповноважениx.
Он останавливается, Он загибает палец за пальцем:
- На втором съезде КОПКСиМу я указывал - а) на недостаточную активность местных представителей комитета, на - b) их бездействие, на то, что - с) они не стоят на должной высоте, что они - d) не соответствуют своему назначению, что - е) значительная часть их это малоквалифицированные люди, они - f) относятся равнодушно или злословят порученной им делом. Подытоживая, я отметил, что это может привести к катастрофе.
Я смотрю на прядь черных волос, что поднялось мрачным пламенем над тяжелым выпуклым лбом Ивана Васильевича Гуле. Я смотрю на его скрещенные руки, на склоненную голову, и мне кажется, что я понимаю его. Мне кажется, что я понимаю эту его профессионализированные абстракцию мысли, изолированность его концепций, профессиональную спецификацию мышления. Все вещи, идеи, явления он воспринимает исключительно по функциям той организации, где он работает как служащий. Весь мир и все, что есть в мире, то для него только памятники культуры, старины и искусства, должны быть зарегистрированы, подлежат охране и отличаются между собой в зависимости от того значения, которое они имеют: памятники местного значения, республиканского, всесоюзного и мирового.
Идеалом для Гули было бы превратить вселенную в грандиозный музей, где каждая вещь была бы заинвентаризована, точно определена, описана, занесена на карту под определенным числом приложению рисунка или фота, с датой поступления, от кого приобретено и цены.
Мир должен быть каталогизированы. В его Гулевому, идеальном мире поддерживалась бы всегда постоянная температура, вещи подвергались бы сезонов деянию формалина. Моль, червяк, сырость, плесень, колебания температуры - эти самые враги человечества и культуры, будут окончательно преодолены и ликвидированы. Решение Комитета охраны памятников будут окончательные и не подлежать никакому обжалованию.
Я хорошо помню, с какой настойчивостью, упорством, с которым ентузиястичним ярости он добивался в Харькове, чтобы ему как уполномоченному Комитета, кроме должности делопроизводителя, ввели в штат также должность машинистки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21