А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


— Завтра поедем к Танти-байбаче. Человек этот доводится зятем нашему хозяину. Такой отчаянный — увидите, сами удивляться будете! По-настоящему его зовут Мирисхак-байбача, а Таити — это прозвище. Доставлю вас туда и назад.
— Значит, я надолго останусь там? — растерянно спросил Юлчи.
— Не-ет... Поедете помочь на несколько дней. Земля его здесь недалеко. Немного ниже нашей...
Ораз принес и положил перед Ярматом большой арбуз.
— Кушайте,— сказал он с явной насмешкой.— Нам это не подходит... на голодный желудок...
— Что, разве провизия кончилась? И не варили вовсе?
— По-вашему, чтобы варить, кроме воды, ничего не нужно? — усмехнулся Юлчи.— Или вы думаете, что мы из тыквы могли масло выжать, Ярмат-ака!
Ярмат промолчал. Нащупав на поясе ножны, он вытащил нож, разрезал арбуз. Одну половинку оставил себе, другую пододвинул Юлчи и Оразу.
Неожиданно тишину ночи разорвала дробь барабана и бубна. Ярмат так и застыл с поднесенным ко рту на лезвии ножа куском арбуза.
— Это не у-Тогана-чавандоза, Ораз?
— Ясно — у него.
— Чавандоз, пропасть ему, понимает толк в жизни,— завистливо вздохнул Ярмат.— Вот это человек, Юлчи,— всю жизнь проводит на пирушках и на улаках! Сколько раз спину ломал, ребра, ноги. Лицо его в шрамах и царапинах — и все на улаке. Человек сорок приятелей имеет, таких же, как сам, с огоньком в сердце...— Ярмат прислушался.— Это у них...
— Богат, наверное, очень? — равнодушно проговорил Юлчи. Ораз подтвердил:
— Земли и воды много. Батраков и чайрикеров — тоже. Каждый день отправляет на базар десяток арб с овощами и фруктами. Я его хорошо знаю. Он приятель моего прежнего хозяина. Батраки у него на харчи не обижаются, но зато, если Чавандоз разозлится, бьет их всех без разбора — и молодых и старых. У него поэтому никто и не живет долгов
— Короче говоря, порядочный пес,— заключил Юлчи. Пирушка, видимо, все больше разгоралась; к грохоту бубна
присоединились выкрики нескольких десятков голосов. Ярмат покончил с арбузом и неожиданно предложил: Сходим, джигиты? Сказать правду, я на крыльях готов лететь
туда.
- Чтобы среди риса курмаком выглядеть,— возразил Юлчи.
— Пойдешь, Ораз?
— Нет.
Ярмат пристал к Юлчи:
— Пойдем, братец, будь другом! Посидим где-нибудь в сторонке, посмотрим, потешимся. Для киргиза лишь бы домбра — он и доволен.
Ярмат поднялся и чуть не силой потащил за собой Юлчи.
Им пришлось проделать в темноте немалый путь, прежде чем они достигли места пирушки. И чем ближе и яснее слышались крики и шум, тем сильнее было нетерпение Ярмата.
Как только они вошли через широкие ворота во двор, Ярмат отделился от Юлчи и заспешил вперед, чуть склонив голову, со сложенными на груди руками.
Прямо против ворот на ярко освещенной площадке Юлчи увидел высокого, невзрачного на вид, костистого человека. Это был сам
хозяин. Выпятив грудь и приподняв для важности правое плечо, Чавандоз то и дело отдавал распоряжения многочисленным слугам.
Ярмат протянул хозяину для приветствия руки, но они повисли в воздухе. Надменный Чавандоз сделал вид, что не заметил нового гостя. Ярмат, однако, не выказал ни смущения, ни растерянности. Вытянув шею, он осмотрелся, заметил себе место в кругу зрителей, уселся и, засучив рукава, принялся вместе с другими хлопать в ладоши в такт бубна.
Юлчи не захотел тесниться среди гостей и зевак. Он прислонился к толстому тополю и, стоя, через головы сидевших в кругу людей стал наблюдать за происходившим.
Пирушка проходила с обычным шумом, гвалтом и дикими выкриками. Около ста человек, усевшись, образовали круг. Тесно сгрудившись, точно притянутые друг к другу цепями, их окружали стоявшие. Тут были и подростки, и взрослые парни, и даже старики. Все они собрались из окрестных усадеб.
Барабанщики и бубнисты, обливаясь потом, колотили словно в забытьи. Они то склонялись почти до самой земли, то вдруг встряхивали бубны, изворачиваясь всем станом, выпрямлялись и поднимали их высоко над головой.
Между тем в кругу зрителей творилось что-то неописуемое. Со всех сторон раздавалось отчаянное хлопанье в ладоши, хриплые возгласы. Люди, доведенные до последней степени возбуждения, били себя в грудь, не жалея глоток, кричали: «Балли».
По кругу носился шестнадцатилетний бача — мальчик-танцор. Мальчик был бледен, тонок и строен. На нем развевался шелковый, отливающий разноцветными огнями, полосатый халат. Стан его низко, на самых бедрах, повязан синим, шелковым же, платком. На ногах хромовые сапожки. Легко и бесшумно порхал он в них по мягким, пушистым коврам.
По двору, громко перекликаясь, сновали исполнявшие приказания хозяина прислужники. Слепили глаза развешанные по деревьям большие яркие лампы. В одном углу двора с треском и гулом горел костер; временами, разрывая черную пелену ночи, от него вскидывались к небу длинные огненные языки. На деревьях легкой занавесью дрожали отблески пламени.
Первая часть пира закончилась невыразимо частой дробью барабана, последним бешено-быстрым кругом бачи и слившимися в сплошной рев одобрительными криками толпы. Люди тотчас же рассеялись по двору, чтобы промочить водой охрипшее от азартных выкриков, пересохшее горло.
Через несколько минут на площадку выбежала красивая девушка. Барабаны и бубны замедлили темп, загремели тише и мягче. Девушка двигалась по кругу, сопровождая танец тонкими, едва уловимыми движениями плеч и кокетливыми жестами рук. На ней было длинное, красного шелка платье, парчовая безрукавка; на голове шелковая, оранжевого цвета косынка. Бесчисленные, мелко заплетенные длинные косички опускались на спину и при малейшем движении извивались черными змейками. Девушкой этой был все тот же бача.
«Вот шайтаны, как здорово нарядили!» — подумал Юлчи и так же безмолвно, но уже с интересом стал следить за танцем.
Вдруг — бах!—из круга, резко отдавшись в ушах, прогремел выстрел.
Все сразу вскочили, зашумели, подталкиваемые страхом, давя друг друга, бросились врассыпную. На месте осталось лишь несколько человек.
Бача, спотыкаясь и падая, метнулся к хаузу, окруженному тополями. Вслед за ним, сжимая в руке револьвер, кинулся одетый в чекмень толстяк.
— Не стреляйте!.. Спасите!..— раздался крик из хауза.
Юлчи в один прыжок очутился около буяна, крепко стиснул ему руку с револьвером, загнул за спину. Револьвер с глухим стуком упал на землю. Толстяк ругался, напрягая все силы, пытался вырваться из рук Юлчи.
— Ты кто такой? — орал он.— Прочь! Застрелю! Обоих вас уложу рядом в одну могилу! Пусти!
Буян старался дотянуться до револьвера. Юлчи схватил его в охапку и оттащил подальше от хауза. Тут подоспел Чавандоз с несколькими приятелями. Толстяка кое-как уняли и куда-то увели.
Народ понемногу начал возвращаться. У всех только и разговору было что о происшедшем скандале:
— Чудно! За что он его?
— Видно, не угодил чем-то бача, он и обозлился. Известно — горячий человек, к тому же пьяный.
— Не пришло, значит, время помирать, жив остался мальчишка.
— Прямо у меня над головой бухнул, как из крепостной пушки.
Юлчи снова отошел под тополь. Откуда-то вдруг появился Ярмат и сердито толкнул его в бок:
— Пошли!
Юлчи хмуро взглянул на него и зашагал следом. Несколько минут оба шли молча. Первым заговорил Ярмат:
— Порядочный человек не станет соваться куда ни попало! — сказал он с раздражением.— Поднялся скандал — убегать надо: голодно брюхо, зато не зудят в ухо. За кого заступился? За какого-то бачу! А вдруг пристрелили бы тебя, тогда что?..
— Будьте же справедливы, Ярмат-ака,— перебил его Юлчи.— На моих глазах какой-то полоумный пьяница убивает человека, а я должен смотреть? Верно, жизнь — сладкая штука, и всякий дорожит ею, но ведь у каждого и жалость должна быть в сердце. Мальчик — он мальчик и есть. Родные, наверное, по бедности продали его в бачи. А может, он круглый сирота. По нужде пошел по этому пути. Вы сами были без памяти от его танцев, а теперь порочите... и пожалеть не хотите...
— Да знаешь ли ты, с кем сцепился?
— Нет. Кто этот пес?
— Вот тебе и раз! Это же Танчи-байбача, зять твоего дяди! Юлчи громко расхохотался, затем повернулся к Ярмату:
— Ну, кто бы он ни был, этот глупец! Я ведь и ему сделал добро — от убийства удержал. Только как же нам быть теперь, Ярмат-ака, может, не поедем завтра к Таити? Такие люди очень злопамятны.
Ярмат ничего не ответил, он был явно не в духе.
Юлчи же, наоборот, был доволен своим поступком. Там, во дворе Чавандоза, многие хвалили его, одобрительно и дружески кивали ему. А если этот поступок не понравился таким трусливым людям, как Ярмат, ну и пусть...
Они уже достигли своего стана, и Юлчи растянулся на постели, когда вдали вновь загремели барабаны. Пир у Тогана-чавандоза продолжался.
IV
Время близилось к вечеру. Танти-байбача, проспав после вчерашней пирушки весь день, вышел наконец из калитки ичкари на внешнюю половину двора. В течение нескольких минут он прохаживался взад-вперед, поглаживая круглый живот, затем подошел к хаузу, умылся, прилег на супе, крикнул:
— Камбар, неси чилим!
Камбар, только что возвратившийся с поля, принес тонкой работы чилим, ярко блестевший начищенной медью, раскурил его, подал Таити.
— Хозяин,— с развязностью доверенного слуги заговорил он.— Сегодня мы хорошо поработали. Джигит, присланный вашим тестем, оказался очень старательным.
— Ага, прибыл? Хорошо! Тесть мой знает толк в делах. У него все батраки хорошо работают. Это только ты ничего не знаешь, кроме еды.
Камбар хотел было возразить что-то, но увидел Юлчи, твердо шагавшего с кетменем на плече, и указал на него хозяину:
— Вот он идет.
Юлчи еще издали узнал Таити, однако нисколько не смутился, поставил кетмень к дувалу, смело прошел к хаузу, не торопясь умылся, снял поясной платок, развернул его, спокойно утерся и только после этого подошел поздороваться с байбачой.
— Не уставать тебе, джигит! Садись,— предложил Таити, внимательно с ног до головы оглядывая парня.
Юлчи спокойно уселся против байбачи. Таити усмехнулся:
— На вчерашней пирушке был? Ты тот самый силач джигит? — Это был я,— признался Юлчи.
Байбача покачал головой, словно сожалел о происшедшем.
— Пропади оно, это пьянство,— проговорил он и натужно рассмеялся.— Хе-хе-хе... Наделал я шума...
В разговор вмешался Камбар.
У вас, хозяин, нигде без скандала не обходится,— ухмыльнулся он.— По-настоящему вас следовало бы назвать «Тупалан-блйбача».
Таити отмахнулся от него и продолжал, обращаясь к Юлчи:
— От первой пули бачу спас бог, от второй — избавил ты. Иначе застрелил бы: очень я разгорячился — выпил крепко.
— А за что вы в него, беднягу, пулей метнули? — спросил Юлчи.
Байбача помолчал, прищурил большие, но уже тускнеющие, с сеткой тоненьких красных жилок глаза и равнодушно ответил:
— Не помню. То ли он не подхватил протянутую мною пиалу с чаем, то ли бровью не так повел, только чем-то обозлил меня, проклятый... Ну ладно, былым делам, говорят, прощенье. Как наши посевы, хороши?
— Очень хорошие. Особенно картошка и морковь. Богатый урожай получите.
— Да? А мне вот этот колченогий говорил,— кивнул байбача на Камбара,— что он чем-то там засеял клочок земли, да я, признаться, и не заглянул туда ни разу. Сказать правду, сам я в хозяйстве ничего не смыслю. Во всем положился вот на него, на колченогого. Он хромой, но руки у него счастливые. Ни один год не было плохого урожая. Верно, Камбар?
Камбар — шутник и говорун, действительно при ходьбе волочивший одну ногу,— притворно нахмурился, топорща редкие, светло-желтого цвета, волоски бровей.
— Вы хоть при гостях калекой меня не называйте, Мирисхак-ака. А ну, давайте-ка наперегонки, попробуем, кто кого!
— Подсыпь табаку, колченогий. Шуток не понимаешь...— Танти-байбача взглянул на Юлчи.— И верно, я сам надивиться не могу — хромой, а летит быстрее ветра. К тому же весельчак и работает исправно. Но вся беда — колченогий. Ха-ха-ха!..
— Мои ноги, хозяин, с изъяном, да они помогают цвести земле. А у вас хоть и в порядке все, да вы, кроме как чилим потягивать, ни к чему не способны! — Камбар протянул байбаче заправленный чилим.— Вот курите...
Танти-байбача, окутавшись облаком дыма, уже серьезно сказал:
— Садись на жеребчика, поезжай в город. Привезешь две бутылки коньяку. Быстро! Аскар-палван приедет с компанией. Понял?..
— Эх-хе! Большая, значит, игра будет. Желаю вам удачи. С выигрыша и мне что-нибудь перепадет. Только жеребчика нет, Мирисхак-ака, маленький Чавандоз уехал на нем на улак.
— Садись на иноходца.
Во двор, ведя на поводу заседланную новеньким седлом красивую каурую лошадку с бусами и тумарами на лбу, вошел крепкий, загорелый мальчуган лет тринадцати-четырнадцати. Это и был маленький Чавандоз, сын Танти-байбачи — Абидджан. Мальчик старался держаться солидно, но по всему видно было, что он из тех баловней-любимчиков, кого обычно называют «балованный барашек».
Передав лошадь Камбару, мальчуган принялся стряхивать пыль с одежды. Таити окликнул его:
— Сын! Чей обогнал?
— Рыжий Таира-купчака. Нашему малютке оказалось не под силу тягаться с ним.
Э-э, Абидджан,— усмехнулся Камбар,— а я думал с козлом Беритесь, котел юювил. Выходит, все зря — у вас пустая потеха только.
Подожди, Камбар, еще понадобится твой котел,— ответил Абидджан заносчиво.
Нет, уж видно,— насмешливо протянул Камбар.— Для того чтобы улака на полном скаку захватить, надо быть настоящим чаван-доюм. И силу надо иметь, братец мой Абидджан!
Огпустив подпругу, Камбар привязал жеребчика к столбу. Потом взял у хозяина деньги и, подседлав иноходца, отправился в город.
Гости Танти-байбачи приехали поздно вечером. Их провели на айнан, обращенный в сторону клеверника.
До возвращения Камбара прислуживать пришлось Юлчи. Больше всего надоедал ему сам Танти-байбача. «Чилим!» — поминутно кричал он с айвана. Чилим стоял рядом с Таити, но его надо было заправить заново табаком, разжечь, поднести... Байбача затянется раз — и накурился, а через минуту требует снова.
Когда приехал Камбар, Юлчи прошел к супе и в темноте растянулся на разостланной там пыльной кошме. Через некоторое время к нему подсел и Камбар, неожиданно появившийся с блюдом остывшего плова.
— Игра началась... У хозяина даже чилим из памяти вылетел. Теперь можно и отдохнуть.
— А во что они играют? — спросил Юлчи.
— В кумар,— тихо ответил Камбар.
— Что вы говорите? Гости вовсе не похожи на игроков. Все в чалмах, будто муллы!
— А кого вы считаете игроками? — пробормотал Камбар, только что положивший в рот первую щепотку плова.— Уличных удальцов, что ходят с открытой грудью и повязывают из щегольства по паре поясных платков? Нет, настоящие игроки — это сыновья бородатых чалмоносцев — ишанов. Целую неделю они пьянствуют, играют в кумар, а по пятницам как ни в чем не бывало появляются на молениях.
— Чудо! —удивился Юлчи.— Ишаны мечут альчики!
— Они и в карты играют. Это тот же кумар, даже, пожалуй, похуже... Хэ, а как они пьют! Глотают, будто верблюды, пробывшие целую неделю без воды в пустыне. Буза ли, водка ли, мусалас ли, коньяк — ничем не брезгуют, было бы только спиртное.
— Короче говоря, это последние развратники,— заключил Юлчи. Беседу их прервал Таити:
— Чилим, колченогий!..
Окрики хозяина начинали раздражать Юлчи. «Будто у бедняги имени нет! — промелькнула у него мысль.— Это уже не шутка, просто байбача за человека его не считает».
Камбар бросил в блюдо взятую щепоть плова, вскочил и побежал ил юв. Бегал он действительно проворно, точно и не хромал вовсе.
«Трудно ему на побегушках,— подумал Юлчи.— Старается не показать своей хромоты, так и привык бегать рысцой...»
— Вы меня ждете? Напрасно. Плов, наверное, остыл уже. Принимайтесь! — заговорил Камбар, снова подсаживаясь к Юлчи.— Карман хозяина, кажется, опустел,— сообщил он.— Не везет, видно. Весь год не вылезает из проигрыша. При его богатстве это пока не заметно, но тем хуже будет конец. Тогда глаза его от удивления сами собой раскроются, будто стручок маша. При такой расточительности, друг мой Юлчи, и золотых гор не хватит.
— А чем занимается ваш байбача? — полюбопытствовал Юлчи — Неужели он только и знает, что проедает нажитое?
— Занятие? — Камбар рассмеялся.— Кончайте с пловом, потом расскажу.
Когда блюдо было опорожнено, Камбар вытер его пальцами, облизал их, отодвинул блюдо в сторону, подсел ближе к Юлчи и начал свой рассказ:
— Какие там занятия! И на пятак нет у него дела. Со всякими делами он покончил еще лет пятнадцать назад, с тех самых пор, как умер его отец. Я работаю у этого человека только четыре года, но живем мы с ним в одном квартале, и мне все про него известно. Отец хозяина был большим баем. За свою жизнь он накопил несчетное богатство. Пять-шесть лавок и магазинов, да еще земля, да несколько участков и домов в новом городе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37