порой по ночам он видит во сне очень большую женщину, с которой спит. А однажды ему снится даже Тапурла Тони...
Совсем иначе протекает жизнь брата, Яана.
Дядюшка Нээме не разрешает Яану сменять участок Мяннйку на облигации или взять деньги в долг под залог, чтобы купить боттенгарн и лодочный мотор и приняться за рыбную ловлю. Но Яан глядит в оба, читает все объявления, что появляются в газете, и когда из-за своей беготни за юбками прогорает в дым засольщик кильки Тагавере, Яан за бесценок покупает на аукционе старый лодочный мотор, который испортился еще год назад и теперь ржавеет в сарае. Яан привозит мотор на своей парусной лодке в Весилоо, переносит к дому, перебирает все болты и гайки, собирает снова, но мотор не заводится.
— Выброшенные деньги,— говорит дядюшка Нээме.
Яан сопит, но сдерживается. Приносит книги из хараской библиотеки, проверяет проводку, магнето, карбюратор. Люди сделали мотор, значит, и завести его должен человек. Он подравнивает, пилит, шлифует, весь чумазый от ржавчины и масла, и в один прекрасный день из комнаты домика Мяннйку, превращенного в мастерскую, доносится рокот мотора.
— Завелся,— говорит Сассь из Нээме, принюхиваясь к моторному дымку. Он и радуется, и немножко завидует.
— Деньги, поднятые под ногами,— говорит Яан дядюшке Нээме, который пришел в Мяннику, едва услышав выхлопы мотора, полюбоваться на чудо.— Теперь я могу взять за него вдвое, если не втрое, больше.
Яан открывает помимо входной двери и окна, еще и дверь, ведущую в ригу. Открывает из-за едкого дыма, но, пожалуй, еще и для того, чтобы издалека был слышен голос мотора.
— Крутится, как «Зингер»,— говорит Сассь из Нээме.
Яан уменьшает обороты, увеличивает их, заглушает
мотор.
— Охлаждения нет, еще сгорят поршни, мы же не в лодке.
И еще подгонка станины сверлом и стамеской, и мотор установлен на лодке и на следующую неделю на берегу Тагавере, перевозя на большой шведский пароход опоры для шахт, он оставляет позади несколько парусных лодок. Яан не один с моторкой, их тут тарахтит с десяток — с берега на корабль и обратно, но не у всех моторов такой чистый звук и размеренные такты, как у двигателя Яана.
— Слушай, у тебя, когда к кораблю шли, мотор чихал. Давай я погляжу.
— Ты? Ишь какой умник нашелся!
— Мне что, я и не притронусь к твоему сундуку. Сам зажигание отрегулируй, увеличь опережение. Вот видишь, совсем другой звук.
С этого и началось. У кого плохо отрегулировано зажигание, у кого мелкие неисправности в карбюраторе или магнето. Если бы Яану удалось купить себе сразу же новый мотор, он, пожалуй, никогда не изучил бы досконально все эти части. Перебирая старый мотор, корпя над ним, он до страсти ревниво стал относиться к звуку любого мотора. Не мог молчать, когда его чуткое ухо улавливало в выхлопе фальшивые нотки. Поначалу он сам предлагал помочь устранить изъян, но потом ждущих его помощи стало так много, что он, того гляди, забросит свою работу — возить лес на корабль. Но вот судно погружено и нос его смотрит в открытое море, а лодки, будто щенки, скуля и повизгивая, уходят каждая к своему причалу.
Деньги в кармане, полна бочка с соляркой в лодке, и, уверенный в своем моторе, Яан не заворачивает домой вдоль побережья, а направляется вслед за шведским кораблем, взявшим крепежный лес, и только когда судно пропадает из глаз, он берет курс на маяк Весилоо: верхняя часть его белого пальца еще чуть-чуть видна за выпуклостью моря. Наверняка он вернется до ночи, да и кому он нужен дома... Брат снова занимается в городской гимназии. Матушка Нээме взяла на себя заботу о коровах и овцах. Махнуть бы на все рукой и уплыть за лесовозом! Пауль упорен, он закончит гимназию и без его, Яана, помощи. А если и не одолеет, велико ли счастье должность учителя, из-за которой приходится так много вкалывать.
И Яан, конечно, не меняет курса, дает волю своим мыслям. Никуда он не уйдет из Весилоо, сейчас у него удача, за две недели заработал деньги, которые батрак получает за два месяца. Да и не последний это пароход, прибывший за лесом. Если они этой осенью больше не придут, небось понадобится лес англичанам и в будущем году. Так или иначе, мотор поет в лодке; небось заработаем и на бот- тенгарны.
И в таком добром настроении, строя планы на будущее и суча мысли, как пряжу, Яан замечает суденышко, которое, глядя издали, трудно назвать большой лодкой, а тем более кораблем. Подплыв ближе, он догадывается обо всем. Торговцы спиртом. Крупная лодка с надстройкой и каютой, на корме финский флаг, мотор, пожалуй, в сотню лошадиных сил. Когда такой разовьет полные обороты, за кормой запенится стремительная дорожка. Так и должно быть, не то за суденышком увяжется, как гончие, пограничная стража. Чего он тут кашляет на волнах, за дюжину километров от Весилоо?
Большая горделивая яхта будто притягивает к себе маленькую, дочерна просмоленную лодчонку. Лодчонка сбавляет обороты, подплывает тихим ходом, почти касается борта, будто обнюхивает. Ни одной живой души! Яан делает круг и подходит к тому же месту. Лишь когда он хватает яхту, как говорится, «за жабры» — держится за поручни палубы, открывается люк машинного отделения, и на свет показываются курчавые черные волосы, большие круглые глаза, лицо все в копоти и масле.
— Чего тебе здесь надо?
— Да вот пограничники послали узнать, куда вы грузите свои фляги,— отвечает Яан. Он знает, что беспокоит этих людей.
Человек с волосами негра громко смеется. Смех его такой же жесткий и ершистый, как и его волосы, но в нем не слышится злости.
— Так уж и пограничники! Без них и жить было бы скучно. Но здесь три мили от берега, их власть сюда не распространяется. Или ты, может, сам прибыл за товаром?
Яан отрицательно поводит головой. Сам он не берет в рот ни капли и не одобряет, когда, обходя закон, промышляют среди пьяниц этим адским зельем. Его притягивает к этому красивому судну совсем другой магнит.
— Мотор небось сильный?
— Прикинь сам, сколько сил.
— Ну, скажем, сто?
— Сто — у пограничников. У нас должно быть больше.
— А можно поглядеть?
Курчавоволосый оставляет Яана — посмотреть. Капитан «яхты» и штурман спят в каюте. Машинное отделение — его, моториста, королевство. Зажигание малость барахлило. Погода была тихая, они прохлаждались в нейтральных водах; он стал искать неисправность и, как полагал, нашел ее, но мотор во время починки остыл и не заводился — подсел аккумулятор. Надо завести рукой. Он заводил, аж вспотел весь, рубашка мокрая — мотор все артачился.
— Ты заводил автомобиль ручкой?
— Откуда у меня автомобиль? Хорошо хоть этот мотор купил на аукционе,— говорит Яан.— Сам его оживил.
— Иди погляди и наш. Мотор этот сделан для гоночного автомобиля. Сто пятьдесят сил на полных оборотах.
И Яан всходит на борт — ради того, чтобы взглянуть на мотор, который он никогда не видел. В книгах он читал о таких, но увидеть своими глазами, завести своей рукой — от возбуждения Яан вздрагивает. И когда они потом мчатся с лодчонкой Яана на буксире — она скорее в воздухе, чем на воде,— все кажется ему свадебной гонкой: сто пятьдесят горячих жеребцов в постромках перед телегой.
И подобно тому, как Яан с первого же взгляда влюбляется в мотор, который принадлежит спящему в каюте, одуревшему от водки человеку, у мотора, казалось, тоже возникает приязнь к Яану. И получается так, что когда моторист уезжает на неделю на похороны отца, ста пятидесяти сильная машина поручается заботам Яана. Деньги, которые ему уплачивают в эту неделю, Яан не считает греховными. Не он же спекулирует спиртом. Он заводил, кормил, поил, смазывал и холил эту стальную красавицу. А когда ему, помимо всего, вручили за это пачку денег, что ж, он поблагодарил. Теперь можно было всерьез думать о боттенгарне, о хорошей одежде себе и брату. На теле нет никаких пятен — самому это видно, да и врач осматривал, только вот волосы растут, слишком их много. Щетину с подбородка можно сбрить, спину и волосатую грудь под рубашкой не видать, но что делать с руками? Волосы на
тыльной стороне ладоней, как у обезьяны?.. И не сбреешь их — где это видано, чтобы обривать руки. Пусть уж остаются, ведь говорят, что волосы — к деньгам.
И деньги начинают нравиться Яану, а с помощью этого сто пятидесяти сильного зверя их легче добыть, хотя этой «яхтой» вместе с мотором владеет другой человек.
Однажды в конце октября его отыскивает на Весилоо человек с курчавыми волосами. Он не хочет вводить Яана в соблазн. Тайная торговля спиртом — как игра в карты на деньги. Выигрываешь, выигрываешь, и все время ставки идут в банк. Но в один из хмурых дней судьба поворачивается к тебе задом, твоему сопернику везет, и — ты теряешь всё. Пусть же последний удар не успеет обрушиться на тебя, последний банк не взят, надо суметь вовремя выйти из игры. У него, курчавого, сейчас наступила эта минута. Семья в Раквере, жена ждет ребенка. Уже все собрано, он потихоньку начнет такое дело, в котором не надо будет бояться провала. А у Яана жизнь еще впереди, терять нечего. Не заменит ли Яан его, не станет ли мотористом на сто пятидесяти сильном?
— А с капитаном договорено? Вдруг не допустит? У меня нет бумаг.
— Договоритесь. Когда приступишь, будут и бумаги.
— Почему же именно я?
— Да, конечно, нашлись бы и другие. Все это больше питухи и не так близко живут. А яхту надо за день-другой подготовить к броску.
И так-то вот Яан становится добытчиком спирта — из- за сто пятидесяти сильного мотора, жажды приключений и погони за деньгами на боттенгарны.
Да еще из-за тех удовольствий и удобств, которые приносят деньги.
Если раньше Яан отсчитывал Паулю по центу, теперь он сует ему в руку по десятку крон. Если раньше Яан сам зимой заготовлял дрова в Сутруском лесу и привозил их на старой Белянке в город, теперь он покупает на рынке целую сажень березовых поленьев и велит продавцу уложить их в штабель на тесном дворе Лийзы. Раньше он сам про давал масло по килограмму на базаре, теперь же ходит в самую шикарную на Курессааре 1 продуктовую лавку и покупает там для брата и масло, и сахар, муку тонкого помола — и его не пугают цены. И хотя ученикам запрещено ходить в ресторан, он проникает с братом в «Чайку»,
1 Самый большой город на острове Сааремаа.
велит оберу накрыть стол в кабинете (чтобы Пауля никто не заметил) и раздает мелочь, будто он какой-нибудь заморский богач.
— Болтаешь черт знает что. Погляди, как живут бедняки.
— Бедняк! Разве беднякам нужно два раза в год ходить на осмотр к врачам?! Хей, обер, двести коньяку!
Поколебавшись, обер наполняет и рюмку Пауля.
— Ваше здоровье!— говорит Яан и поднимает рюмку, но он не принуждает пить брата.— Ну, как твое здоровье?
— Как? Если б у меня что-нибудь... кто же держал бы меня в гимназии?
— Эх, да я не это спрашиваю. Ерунда! Я спрашиваю... тебе ведь тоже пора на конфирмацию. В этом возрасте во сне уже «ангелов» видят.
Пауль догадывается, куда метит брат. Он уже видел во сне «ангелов». Он об этих вещах читал в книгах, но откровенно ни с кем еще до сих пор не говорил.
— Иногда вижу. Ты тоже?
— Раньше было. Теперь я наяву могу видеть.
— Наяву?
— Конечно.
— Но у тебя же нет жены.
Яан хохочет.
— Всюду полно женщин, зачем мне жена!
— Значит, ты ходишь к чужим женам?!
Яан наполняет вторую рюмку и выпивает.
— В гимназии ты, правда, научился всяким алгебрам, но в алгебре жизни ты еще младенец. Зачем ходить к чужим законным женам! Есть же и такие бабы, которые для всех...
— За деньги?
— Кто за деньги, кто за шелковый платок, а кто еще и платит, если ты ей по нраву пришелся.
— Можно заразиться.
— Для этого в аптеке есть всякие средства. А какая и сама показывает свидетельство от доктора, что она не больна.
— Все-таки страшно. Если она не больна, сам можешь свою болезнь ей передать.
— Какую?
— Но ведь срок, когда она еще незаметна, не прошел.
— Дурень. Значит, полжизни ты собираешься монахом жить? Вот это и влияет на здоровье, это неестественно.
— Нансен на своем «Фраме» три года подряд не был дома, хотел попасть на Северный полюс, но ничто не испортило его здоровье. А были бы с ним женщины, тогда бы испортил. Амундсен отправился на Южный полюс...
— Может быть, и я поеду на Южный полюс. Но сперва надо и с женщинами кое-чему выучиться.
— Я не решусь к какой-нибудь притронуться, пока не буду уверен, что...
— Значит, ты не веришь докторам? Если доктор говорит, что ты здоров, значит, ты здоров.
— Сегодня доктор говорит, что здоров, а через полгода вдруг... И если я тем временем с кем-то... не станешь же каждый день показываться врачам... Срок еще не прошел...
— Но ты же на неверном пути. Значит, ты должен переменить веру, уйти в монастырь Петсери и стать монахом. Срок... Чертов срок...— никто не знает, сколько он будет длиться. Кто говорит — год, кто — два, третий — пять, четвертый — пятнадцать. Может, появится еще какой умник и скажет, что еще дольше. Я здоров и живу, как все люди.
— Все люди не возят спирт. Только некоторые.
— Но деньги «некоторых» годятся для всех людей.
— Уходи оттуда, Яан. Я не хочу, чтобы ты там был. Ведь и раньше, на какие-то гроши, я все равно учился в гимназии. Не надо рисковать жизнью.
— Риск попасть в тюрьму. Когда один брат станет достопочтенным преподавателем, его честь уязвит то, что другой брат сидит за решеткой?..
— Зачем ты так? Деньги у тебя уже есть, ты хотел боттенгарны купить.
— С боттенгарнами я на всю жизнь останусь рыбаком, большего не достигну. А если сколочу года за полтора еще деньжат, у меня будет своя яхта, и я поставлю на нее мотор от самолета. Тогда-то я и смогу махнуть рукой на перевозку спирта и купить у старого Гульдена или еще у кого трехмачтовую парусную посудину — поставлю на ней вспомогательный мотор, и хотел бы я тогда поглядеть, какие скорчат рожи те, которые не берут меня на свой корабль. Поплаваю годика полтора и пойду в мореходку, буду на своем корабле штурманом. Опять в мореходку — чтобы стать капитаном на своей посудине.
— Разве это честно? И от казенной водки бед много, а тут еще тайная торговля.
— Водка есть водка, человеку все равно, пить ли казенную или нашу. Человеку нужно забвение от скучной
будничной и серой жизни. Разница только в том, что наша жидкость дешевле и крепче — за меньшие деньги и быстрее можно изведать веселья.
— А завтрашний день будет для него еще серее и скучней.
— Тебе еще полторы зимы просиживать штаны в гимназии, а сам уже рассуждаешь, как строгий учитель.
— От наших отца с матерью никогда не пахло вином.
— А какой от этого был толк? Один на дне морском, а другая...
— Как бы то ни было, но с твоим нынешним занятием они оба не примирились бы. Раньше и сам ты не брал в рот ни капли, а теперь даже то, что принес официант мне, выпил.
— Это в твою честь.
— Я бы гордился, если ты купил бы боттенгарны. Пришел бы к тебе летом помогать — помнишь, как мы с тобой когда-то промышляли угря?
— Господин школьный учитель, может быть, ты станешь классным наставником,— разве ты придешь помочь?! Ну, спасибо за любезное предложение, но я считаю, что тогда тебе не хватит времени для меня. Хоры, скауты, «Союз обороны» , общественный деятель. Хорошо, когда всяк сапожник остается при своих колодках.
— Если я тебе больше не буду нужен, как же мне теперь, в гимназии, принимать твою помощь?
— Старший брат всегда должен помогать младшему — это долг старшего. Чем же школьный учитель сможет отплатить — из своих восемнадцати крон в месяц? Портной и тот зарабатывает больше.
— Я же, по-твоему, стану важным господином и школьным наставником, а на твой взгляд, даже портной состоятельней. Ты что, уже пьян?
— Пьян?! Эта капелька мужчине нипочем.
— Раньше, когда ты еще не водился с этими добытчиками спирта, ты ни капли не брал в рот. Уйдем отсюда, Яан! Меня могут увидеть, исключат из гимназии.
После долгих упрашиваний Пауль выводит брата из ресторана.
— Тогда присмотри мне место моториста на каком-нибудь корыте Пээтера из Тапурлы, я сразу смотаюсь с этой
1 «Союз обороны» — военизированная организация в буржуазной Эстонии.
спиртовой яхты,— говорит Яан, когда они идут по ухабистой, тускло освещенной улице на квартиру к Паулю.
— Как так я?— удивляется Пауль.— Уедешь в Таллин, подождешь в Доме моряков, пока найдется для тебя какой-нибудь порядочный корабль.
— Я не на всякий пойду. Если меня на корыта Пээтера из Тапурлы не взяли, буду промышлять спиртом, пока не заработаю на собственный корабль.
— Зачем же тебе непременно корабль Пээтера из Тапурлы? У других тоже есть корабли, и не хуже.
— Если он упрям, то и я тоже.
— Разве они из упрямства... Просто боятся.
— Добытчики спирта не боятся ни бога, ни черта, ни проказы.
— А они знают?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14