Ведь Тони его одноклассница, и довольно-таки озорная, но Пауль думает: она красива и мила, и до чего же ему хочется, чтобы дома их состязались в богатстве или даже его, Пауля, дом был богаче.
Но вот Яан уже поднял ящик, и братья шагают дальше. Яан впереди — сильный и осанистый; Пауль, послабее, за ним следом, оба под тяжестью заплечных мешков пригнувшись чуть вперед и глядя вниз, чтобы не разбить ноги на извилистой, каменистой тропе, пересеченной корнями можжевельника.
Парни и похожи друг на друга, и во многом разные.
Вот и по виду: Яан коренастый, широкой кости, мускулистый — самый сильный парень во всей школе, хотя и не самый старший и большой. Ни в состязании, когда противники тягаются, стремясь наклонить друг у друга руку, ни в бросании камня в цель, ни в борьбе — никто не может с ним равняться. Только в беге он не отличается успехами; да и нужно ли ему от кого-либо бегать?
Пауль тоже, как ему кажется, не такой уж хилый, хотя кость у него потоньше, а волосы не столь густые, как у Яана. Пауль пошел больше в мать, а Яан — в отца.
В школе Пауль хорошо знает предметы, где надо рассказывать или писать. Яан же силен в арифметике, он лучше других успевает в ней, особенно в этом году, в последнем, шестом классе. А зарабатывать деньги, разбогатеть хотят они оба.
Пауль замышляет выстроить на Мяннику такие же внушительные постройки, какие стоят в Тапурле, а жилой дом еще больше и горделивее — настоящий дворец. И яблонь он посадит побольше, чем в Тапурле, и всякого добра у него тоже будет больше. И только тогда он женится на Тони, единственной дочери богача Пээтера Гульдена, девушке гордой и красивой.
О женитьбе на Тони он, правда, не говорил Яану, но они и так знают друг о друге все, кто что замышляет,— братья между собой не просто родичи, но и друзья.
Паулю еще не было ясно, как заработать деньги, чтобы выстроить на жалком клочке земли свой дворец. Иногда он замышлял стать рыбаком и наловить много рыбы, иногда же хотел идти добывать золото. Порой Пауль думал о том, как бы заделаться важным господином или чиновником,— неважно как и с помощью чего, просто важным и богатым,— и жениться на Тони из Тапурлы.
Вообще-то, он мог бы стать и каким-нибудь господином помельче, но за такого, пожалуй, не выйдет замуж Тони, а если она и захочет сама, позволит ли старый Пээтер?!
Да и сама Тони какая-то неприступная при нем, глядит и будто не видит его, словно не он, Пауль, перед нею, а пустое место. Нет уж, лучше стать важным господином, самим президентом или хотя бы каким-нибудь министром; ведь рыбацкое ремесло — занятие тоже зыбкое и сомнительное, как нынче и их улов. Иной раз поймаешь, а бывает—и нет, посади наживку хоть на тысячу крючков и побросай в море хоть сотню мереж, все равно можешь оказаться в дураках, если не повезет и если старуха Лыука сглазит тебя из окна своей лачуги.
Но кто знает, может быть, старуха Лыука уже умерла, ну и пусть — он всегда может посоветоваться с Яаном, ведь Яан разбирается в этих житейских делах лучше него и даст дельный совет.
А в том, что Яан станет капитаном и купит себе судно, сомневаться нечего, это ясно как божий день, как и то, что сейчас они идут на рыбную ловлю, чтобы этим вечером завести перемет в море у Лаурироога, и пусть солнце катится себе за горизонт. Но что это? Справа уже виднеется между холмами гальки хижина старой Лыуки и лодочная
пристань рядом с нею — с пристани как раз отплывают в лодке старого Сяаре мальчишки с хутора Тоомас.
Должно быть, и парнишка там, они взяли его с собой — в лодке вроде трое. Но разве этим мужикам из Тоомаса можно верить, они не почешутся — уведут лодку, когда им понадобится.
Лодка Тоомасов раскачивается от толчка; Оскар сидит сзади, Сассь расправляет парус, а Юхан Сяаре гребет подальше от причальных камней. Ветер надувает парус, и все трое уже в море.
Тут же, у самой лодочной пристани, между двух дюн, стоит хибарка старой Лыуки.
— Не видать старухи?
— Наверное, нет дома.
Вот и парни из Мяннику, в своих пестрых фуражках с козырьками, подходят к лодочной пристани; они торопятся, готовятся отплыть.
Яан осторожно ставит ящик со снастью на камень, тем временем Пауль достает из тайника под камнем ключ от сетевого сарая и отпирает дверь. Вот и Яан уже здесь. Пауль берет два весла и уносит их к лодке. Яан несет вторую пару весел и парус; укладывает его рядом с лодкой, так как парус может помешать — прибавить грузу лодке, когда ее станут сталкивать в воду, весла же кладет в лодку. Пауль тем временем поднимает крышку кормового рундука, берет уключины и вставляет их в гнезда.
— Хей, хей, разом!
— Что это там такое? Неужто лодка приросла к причалу?
Яан оправляет одежду, принимает позу поустойчивее и:
— Раз-два, взяли!
И, шурша килем по песку, скрежеща бортами по камням, лодка скользит в воду.
— Очень далеко ее не толкай, хватит и того, что корма в воде, пусть нос держится на досках. Еще уплывет, как однажды было, и лови ее, собаку!
— Может, возьмем и грот?— спрашивает Пауль.
— Можно,— говорит Яан,— нынче ветерок слабый, а нам плыть далеко.
— А мать?
— Ну и что, она же не запретила бы в такую погоду...
Ребятам не разрешают брать в море грот, но Яан выносит его из сарая. Пауль тем временем ставит перед мачтой стаксель, сует под банку мешок с едой и одежду, осторожно берет с причального камня ящик со снастью и так же бережно кладет под банку перемет с наживкой.
Когда еще был жив отец, их лодка, паруса и сетевой сарай содержались в порядке, хотя он сам очень редко бывал дома и пользовался снастью мало. Маленькая рыболовная лодка представлялась ему, простому моряку, «собственным большим кораблем» — мечтою каждого помора, и не следить за «своим кораблем», бросить его на произвол судьбы — было кощунством, несмотря на то что «свой корабль» ничего не дает, а иногда даже требует, чтобы на него тратили частицу тех денег, что заработаны на чужих кораблях.
С тех пор как Юри погиб на борту «Ласточки» Гульдена, его лодка и паруса — его «большой корабль» на лодочной пристани — поблекли и выглядят плачевно, словно скорбят по своему хозяину. Но сыновья его не замечают этого, для них лодка пока что годится. Хорошо, если хоть раз в году в щели ее льют растопленную черную смолу. Мальчишкам это кажется достаточным.
Братья высоко засучивают штанины прорезиненных брюк, толкают лодку, и — корабль их плывет. Пауль прыгает в лодку и ведет ее между причальными камнями в море. Яан резко и сильно отталкивается от камня, переходит на корму, садится за руль. Тем временем младший из братьев развернул стаксель, и тот заполоскался на легком ветерке. И лодка с мальчишками движется, подгоняемая ветром, дующим ей в борт.
Теперь у Пауля есть время, чтобы развернуть грот, он возится с ним.
Только сейчас лодка берет подходящий при сегодняшнем тихом ветре разгон. Маленькие резкие волны шлепают впереди по днищу, и за кормой бежит всклокоченная дорожка, как от настоящего, большого корабля.
Яан наслаждается всем вокруг, держа румпель. Чувствуешь себя, будто ты капитан четырехмачтового судна. Только матросов на борту маловато. Только один, да и тот родной брат. Надо будет его повысить по крайней мере до штурмана — какой ты капитан, если твой брат застрял в матросах?
— Пауль, может, хочешь за руль сесть?
— Не знаю я, тут камней много, тебе это привычней.
— Ладно, я доведу до Какру, там поставим часть наживок, и тогда можешь сесть за руль.
Пауль знает, что Яан хороший брат — он, конечно, хочет быть за рулем все время, Пауль в этом уверен, а вот все ж готов передать ему свое капитанское место.
Когда были помоложе, они иногда и ссорились, и даже мутузили друг друга. Были у них ссоры по всяким поводам, а порой их подзуживали старшие парни, чтобы поглядеть, позабавиться со стороны.
Теперь этого уже не случается. Кто бы теперь осмелился натравить братьев друг на друга! Его самого бы взгрели они, хотя не такие уж они драчуны. Только спросонья Яан быстро распаляется, надо быть с ним осторожнее.
А солнце катится и катится по вечернему безоблачному небу. По расчетам братьев, оно может зайти за горизонт через час. И только утром встанет из-за церковной башни города Хара.
Пауль смотрит назад, на остров Весилоо, который отдаляется медленно и неуклонно. Ему вдруг приходит на память картинка из учебника, где нарисованы несколько кораблей и один уже скрылся, виднелся из-за горизонта только флаг его, а другой во всей своей красе шел по морю.
— Яан, а если Земля круглая и все моря выпуклые, как же так получается, что вода не разливается по земле?
— Сила держит воду!
— Что за сила?
— Ну, сила... сила притяжения.
— Как же она держит? Даже суп в тарелке не выпуклый, а ведь суп гуще, чем вода в море.
— Учителя зимой надо спросить,— успокаивает Яан младшего брата.
Восход и заход солнца Паулю вполне понятен, все это объясняли в школе с помощью свечи и глобуса, но вот совсем не ясно, на чем держится Земля и почему никуда не падает...
— Пауль, опускай парус. У Халликиви бросим якорь.
Яан развязывает трос, Пауль убирает полотнище и
укладывает его к веслам.
— Мачту не убирай, я сумею удержать лодку и так. Погода тихая.
— Небось не так-то легко одному,— отвечает Пауль и принимается сворачивать парус.
В это время Яан убирает с кормы руль — он помешал бы забрасывать снасть — и кладет его на дно лодки. Затем быстро хватает весла и садится грести.
Яан умелый гребец; Пауль ловко и быстро забрасывает наживки; у братьев на рыбной ловле свое разделение труда. Младший брат садится назад, на капитанское место, берет буек, устанавливает у своих ног, привязывает к шнуру буйреп и бросает буек в воду...
Ветер стонал под стрехою; Прийт Келль схватил узкую лопату и шмякнул ею о козлы для распиловки досок. До приезда автобуса осталось час с четвертью.
Паулю вспомнилась легенда о скупце, за спиной которого стоял разбойник с ножом. «Убей меня, только исполни последнее желание: дай еще раз пересчитать свое добро!» Разбойник был джентльменом, и скупец принялся считать свои монеты. Когда они отчеканены, где, какой император или король на них изображен. Монет было много, скупец разглядывал и щупал каждую, разбойнику прискучило ждать его. Но разбойник был джентльменом, так что скупец, должно быть, считает свои монеты по сей день.
Но не может он вечно копаться в своих монетах — в прекрасных воспоминаниях отрочества, какие бы мельчайшие подробности ни всплывали в памяти. Перемет, буек... Вот он отцепляет буйреп от шнура. Разбойник за его спиной вовсе не джентльмен. До прихода автобуса оставался еще час с четвертью.
Ну да, он отцепляет буйреп от шнура, бросает в воду, и буек уже весело танцует, кивая своим можжевеловым хохолком.
— Тут бы и улыбнуться счастью!— просит и заклинает он, потихоньку налегая на весла.
— Да ведь мужик с мерином попался навстречу, какое уж счастье! — говорит Пауль, бросая поводки с извивающимися червями на крючке по ветру: этак крючки лягут на дно и не зацепятся за шнур.
Парни из Мяннику мастера ловить рыбу. В прошлом году они за ночь заработали десять крон, поймав много угрей,— отвезли улов перекупщикам на остров Муху, не считая еще окуней и плотвичек, которых оставили себе.
Только старый Кульпер зарабатывает больше, ну, он-то ловит рыбу и в других заливах, у него есть еще и десяток мережей.
А парни из усадьбы Тоомаса всегда на рыбной ловле оставляют позади братьев из Мяннику. Вот и сейчас им везет, они — там, лодка чуть виднеется вдалеке. В залив Аллалахт они не поплывут — не захотят.
Ни в Аллалахт, ни в маленькие заливы, потому что сейчас угри клюют на гороховый цвет, как говорят старики. Братья как-то раз для пробы насадили гороховый цвет на сотню крючков, но остались с носом! Не берет угорь на такую наживку в море, он ест гороховый цвет на поле, ползает в росистой траве, как змея. Многие это видели...
Днище лодки шуршит по редким большим камням. Вообще же у оконечности Какру мягкое, глинистое дно, и порой здесь можно поймать несколько «кишок», то есть угрей.
Пауль, забрасывая крючки и держа основу перемета, чувствует, как поклевывают крупные угри, будто он уже вытаскивает снасть.
Но и в самом деле, если попадет утром крупный, он начнет подавать о себе сигналы на десятке поводков сразу. И не так уж легко втащить в лодку этакую кишку. Иногда приходится лезть в воду и захватывать ее сачком, не то оборвет шнур.
Мало ли их тут ползает — и все самые крупные! Можно бы шнур взять потолще, но тогда ловля не так захватывает.
Были бы мережи — ими наловили бы здоровенных! Однажды поутру в лодке у старого Кульпера было пуда два таких, и все попались в мережу, извивались на корме, будто скопище змей.
— Яан, как ты думаешь, добудем мережу?
— Почему бы и нет, если деньги будут.
— На ловле рыбы можно здорово разбогатеть...
— Можно, конечно, да Пээтера из Тапурлы все равно не обскачешь!
— А ты все хочешь капитаном стать?
— Хочу. Но не сразу же. Сначала матросом, потом боцманом, а там в мореходное училище, и когда будет своя посудина, то, считай, уже старик.
— Стань каким-нибудь служащим, полицейским, пограничником или уж капитаном.
— А кто полицейским хочет стать, должен небось в городскую гимназию поступить?
— Вот и поступай!
— А где такие деньги взять?
— Может, к тому времени будут.
Пауль хочет спросить у брата, пойдет ли Тони из Тапурлы замуж за полицейского в синем мундире и с пышными погонами, но неудобно вроде говорить о Тони даже брату, Яану.
— Стоп! Греби обратно! — кричит с кормы Пауль.
— Неужели сто пятьдесят уже опустил? — удивляется Яан и останавливает лодку.
Пауль прицепляет шнур перемета к поплавку, Яан тянет перемет, чтобы он лег прямо, и бросает еще буек, который скачет, подкидывая свою темно-зеленую можжевеловую вешку, такую же, как на том конце перемета.
Парни подымают парус, и теперь черед садиться за руль Паулю — Яан за матроса на банке. Солнце как бы взбухло, пожелтело, и между ним и горизонтом появилась темная гряда облаков, верхняя бахрома их отливает червонным золотом.
— А эти облака не нагонят ветра?— опасливо спрашивает Пауль.
— Не думаю, что этой ночью подует, облако это до утра потерпит, когда уже выберем переметы,— обнадеживает Яан.
Однако ветер крепчает, надувая паруса, и иная кокетливая сестрица-волна пенится, белозубо смеясь. Однако же в заливе Аллалахт бояться нечего, здесь не то что в открытом море по ту сторону Весилоо. Но и здесь тонули, и даже много людей сразу, как говорят. Утонувшие, правда, не умели плавать. Парни из Мяннику плавали, вопреки запретам матери, тайком, от Весилоо до Калараху, целых полкилометра. А случись беда, проплыли бы больше.
Рифов здесь много, и один рядом с другим, так что в бурю можно напороться. Тогда и увидишь, удастся ли спастись. Вообще-то, думаешь, что удастся, но твердо ничего не знаешь.
Ветер оказался непродолжительным, вот он и утихает понемногу. Волна уже слабее подбрасывает лодку, но место капитана уже снова переходит к старшему брату. Да и сам Пауль больше доверяет брату, чем себе, пусть Яан торчит за рулем, а ему самому и здесь, на банке, хорошо сидится.
Братья сидят, и мысли их бегут — сперва к крупным угрям, которых они вытащат завтра утром, затем к рыботорговцу с острова Муху и, наконец, к Тони из Тапурлы. И, увидев над головой, на востоке, темнеющий выпуклый небосвод, увидев на берегу Рахумаа полоску леса и закат солнца в стороне маяка Весилоо, что как крошечная свечка
рядом с громадной лампой, отливающей золотом,— Пауль чувствует, как что-то тихо и больно сжимает его сердце... И вспоминается наказ матери — обратиться в мыслях к богу, если тяжко на сердце или при каких-нибудь других бедах.
Лицо паренька становится серьезнее, он молится про себя: «Боже, помоги мне стать взрослым, богатым и известным... таким же богатым, как Пээтер из Тапурлы. А если и не таким богатым, то уж таким знаменитым, как полицейский из Хары».
И еще просит Пауль, сам себя стыдясь и — сокровенно, как бы на ушко самому богу: «...помоги и в том, чтобы Тони из Тапурлы стала моей женой».
Пауль краснеет и смотрит на Яана: не услышал ли он конец его просьбы? Но рука Яана твердо держит руль, взгляд устремлен на рябину, что на островке Лаурилайд. А сам он мурлычет матросскую песенку:
Невеста была моя — ай-уй, ай-уй, ай-я-я-я! Как смоль была черна она — ай-уй, ай-уй, ай-я!
И затем припев:
И знай себе шагай-шагай,
Как будто ждет тебя заветный рай!
Невеста-негритяночка — и Пауль вспоминает картинки из книги по географии: курчавые волосы, пухлые губы, как у какой-нибудь сердитой девчонки, все голые, только повязка на бедрах. У женщин открытые груди, дети у них в мешке за спиной, а сами ковыряют мотыгами поле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
Но вот Яан уже поднял ящик, и братья шагают дальше. Яан впереди — сильный и осанистый; Пауль, послабее, за ним следом, оба под тяжестью заплечных мешков пригнувшись чуть вперед и глядя вниз, чтобы не разбить ноги на извилистой, каменистой тропе, пересеченной корнями можжевельника.
Парни и похожи друг на друга, и во многом разные.
Вот и по виду: Яан коренастый, широкой кости, мускулистый — самый сильный парень во всей школе, хотя и не самый старший и большой. Ни в состязании, когда противники тягаются, стремясь наклонить друг у друга руку, ни в бросании камня в цель, ни в борьбе — никто не может с ним равняться. Только в беге он не отличается успехами; да и нужно ли ему от кого-либо бегать?
Пауль тоже, как ему кажется, не такой уж хилый, хотя кость у него потоньше, а волосы не столь густые, как у Яана. Пауль пошел больше в мать, а Яан — в отца.
В школе Пауль хорошо знает предметы, где надо рассказывать или писать. Яан же силен в арифметике, он лучше других успевает в ней, особенно в этом году, в последнем, шестом классе. А зарабатывать деньги, разбогатеть хотят они оба.
Пауль замышляет выстроить на Мяннику такие же внушительные постройки, какие стоят в Тапурле, а жилой дом еще больше и горделивее — настоящий дворец. И яблонь он посадит побольше, чем в Тапурле, и всякого добра у него тоже будет больше. И только тогда он женится на Тони, единственной дочери богача Пээтера Гульдена, девушке гордой и красивой.
О женитьбе на Тони он, правда, не говорил Яану, но они и так знают друг о друге все, кто что замышляет,— братья между собой не просто родичи, но и друзья.
Паулю еще не было ясно, как заработать деньги, чтобы выстроить на жалком клочке земли свой дворец. Иногда он замышлял стать рыбаком и наловить много рыбы, иногда же хотел идти добывать золото. Порой Пауль думал о том, как бы заделаться важным господином или чиновником,— неважно как и с помощью чего, просто важным и богатым,— и жениться на Тони из Тапурлы.
Вообще-то, он мог бы стать и каким-нибудь господином помельче, но за такого, пожалуй, не выйдет замуж Тони, а если она и захочет сама, позволит ли старый Пээтер?!
Да и сама Тони какая-то неприступная при нем, глядит и будто не видит его, словно не он, Пауль, перед нею, а пустое место. Нет уж, лучше стать важным господином, самим президентом или хотя бы каким-нибудь министром; ведь рыбацкое ремесло — занятие тоже зыбкое и сомнительное, как нынче и их улов. Иной раз поймаешь, а бывает—и нет, посади наживку хоть на тысячу крючков и побросай в море хоть сотню мереж, все равно можешь оказаться в дураках, если не повезет и если старуха Лыука сглазит тебя из окна своей лачуги.
Но кто знает, может быть, старуха Лыука уже умерла, ну и пусть — он всегда может посоветоваться с Яаном, ведь Яан разбирается в этих житейских делах лучше него и даст дельный совет.
А в том, что Яан станет капитаном и купит себе судно, сомневаться нечего, это ясно как божий день, как и то, что сейчас они идут на рыбную ловлю, чтобы этим вечером завести перемет в море у Лаурироога, и пусть солнце катится себе за горизонт. Но что это? Справа уже виднеется между холмами гальки хижина старой Лыуки и лодочная
пристань рядом с нею — с пристани как раз отплывают в лодке старого Сяаре мальчишки с хутора Тоомас.
Должно быть, и парнишка там, они взяли его с собой — в лодке вроде трое. Но разве этим мужикам из Тоомаса можно верить, они не почешутся — уведут лодку, когда им понадобится.
Лодка Тоомасов раскачивается от толчка; Оскар сидит сзади, Сассь расправляет парус, а Юхан Сяаре гребет подальше от причальных камней. Ветер надувает парус, и все трое уже в море.
Тут же, у самой лодочной пристани, между двух дюн, стоит хибарка старой Лыуки.
— Не видать старухи?
— Наверное, нет дома.
Вот и парни из Мяннику, в своих пестрых фуражках с козырьками, подходят к лодочной пристани; они торопятся, готовятся отплыть.
Яан осторожно ставит ящик со снастью на камень, тем временем Пауль достает из тайника под камнем ключ от сетевого сарая и отпирает дверь. Вот и Яан уже здесь. Пауль берет два весла и уносит их к лодке. Яан несет вторую пару весел и парус; укладывает его рядом с лодкой, так как парус может помешать — прибавить грузу лодке, когда ее станут сталкивать в воду, весла же кладет в лодку. Пауль тем временем поднимает крышку кормового рундука, берет уключины и вставляет их в гнезда.
— Хей, хей, разом!
— Что это там такое? Неужто лодка приросла к причалу?
Яан оправляет одежду, принимает позу поустойчивее и:
— Раз-два, взяли!
И, шурша килем по песку, скрежеща бортами по камням, лодка скользит в воду.
— Очень далеко ее не толкай, хватит и того, что корма в воде, пусть нос держится на досках. Еще уплывет, как однажды было, и лови ее, собаку!
— Может, возьмем и грот?— спрашивает Пауль.
— Можно,— говорит Яан,— нынче ветерок слабый, а нам плыть далеко.
— А мать?
— Ну и что, она же не запретила бы в такую погоду...
Ребятам не разрешают брать в море грот, но Яан выносит его из сарая. Пауль тем временем ставит перед мачтой стаксель, сует под банку мешок с едой и одежду, осторожно берет с причального камня ящик со снастью и так же бережно кладет под банку перемет с наживкой.
Когда еще был жив отец, их лодка, паруса и сетевой сарай содержались в порядке, хотя он сам очень редко бывал дома и пользовался снастью мало. Маленькая рыболовная лодка представлялась ему, простому моряку, «собственным большим кораблем» — мечтою каждого помора, и не следить за «своим кораблем», бросить его на произвол судьбы — было кощунством, несмотря на то что «свой корабль» ничего не дает, а иногда даже требует, чтобы на него тратили частицу тех денег, что заработаны на чужих кораблях.
С тех пор как Юри погиб на борту «Ласточки» Гульдена, его лодка и паруса — его «большой корабль» на лодочной пристани — поблекли и выглядят плачевно, словно скорбят по своему хозяину. Но сыновья его не замечают этого, для них лодка пока что годится. Хорошо, если хоть раз в году в щели ее льют растопленную черную смолу. Мальчишкам это кажется достаточным.
Братья высоко засучивают штанины прорезиненных брюк, толкают лодку, и — корабль их плывет. Пауль прыгает в лодку и ведет ее между причальными камнями в море. Яан резко и сильно отталкивается от камня, переходит на корму, садится за руль. Тем временем младший из братьев развернул стаксель, и тот заполоскался на легком ветерке. И лодка с мальчишками движется, подгоняемая ветром, дующим ей в борт.
Теперь у Пауля есть время, чтобы развернуть грот, он возится с ним.
Только сейчас лодка берет подходящий при сегодняшнем тихом ветре разгон. Маленькие резкие волны шлепают впереди по днищу, и за кормой бежит всклокоченная дорожка, как от настоящего, большого корабля.
Яан наслаждается всем вокруг, держа румпель. Чувствуешь себя, будто ты капитан четырехмачтового судна. Только матросов на борту маловато. Только один, да и тот родной брат. Надо будет его повысить по крайней мере до штурмана — какой ты капитан, если твой брат застрял в матросах?
— Пауль, может, хочешь за руль сесть?
— Не знаю я, тут камней много, тебе это привычней.
— Ладно, я доведу до Какру, там поставим часть наживок, и тогда можешь сесть за руль.
Пауль знает, что Яан хороший брат — он, конечно, хочет быть за рулем все время, Пауль в этом уверен, а вот все ж готов передать ему свое капитанское место.
Когда были помоложе, они иногда и ссорились, и даже мутузили друг друга. Были у них ссоры по всяким поводам, а порой их подзуживали старшие парни, чтобы поглядеть, позабавиться со стороны.
Теперь этого уже не случается. Кто бы теперь осмелился натравить братьев друг на друга! Его самого бы взгрели они, хотя не такие уж они драчуны. Только спросонья Яан быстро распаляется, надо быть с ним осторожнее.
А солнце катится и катится по вечернему безоблачному небу. По расчетам братьев, оно может зайти за горизонт через час. И только утром встанет из-за церковной башни города Хара.
Пауль смотрит назад, на остров Весилоо, который отдаляется медленно и неуклонно. Ему вдруг приходит на память картинка из учебника, где нарисованы несколько кораблей и один уже скрылся, виднелся из-за горизонта только флаг его, а другой во всей своей красе шел по морю.
— Яан, а если Земля круглая и все моря выпуклые, как же так получается, что вода не разливается по земле?
— Сила держит воду!
— Что за сила?
— Ну, сила... сила притяжения.
— Как же она держит? Даже суп в тарелке не выпуклый, а ведь суп гуще, чем вода в море.
— Учителя зимой надо спросить,— успокаивает Яан младшего брата.
Восход и заход солнца Паулю вполне понятен, все это объясняли в школе с помощью свечи и глобуса, но вот совсем не ясно, на чем держится Земля и почему никуда не падает...
— Пауль, опускай парус. У Халликиви бросим якорь.
Яан развязывает трос, Пауль убирает полотнище и
укладывает его к веслам.
— Мачту не убирай, я сумею удержать лодку и так. Погода тихая.
— Небось не так-то легко одному,— отвечает Пауль и принимается сворачивать парус.
В это время Яан убирает с кормы руль — он помешал бы забрасывать снасть — и кладет его на дно лодки. Затем быстро хватает весла и садится грести.
Яан умелый гребец; Пауль ловко и быстро забрасывает наживки; у братьев на рыбной ловле свое разделение труда. Младший брат садится назад, на капитанское место, берет буек, устанавливает у своих ног, привязывает к шнуру буйреп и бросает буек в воду...
Ветер стонал под стрехою; Прийт Келль схватил узкую лопату и шмякнул ею о козлы для распиловки досок. До приезда автобуса осталось час с четвертью.
Паулю вспомнилась легенда о скупце, за спиной которого стоял разбойник с ножом. «Убей меня, только исполни последнее желание: дай еще раз пересчитать свое добро!» Разбойник был джентльменом, и скупец принялся считать свои монеты. Когда они отчеканены, где, какой император или король на них изображен. Монет было много, скупец разглядывал и щупал каждую, разбойнику прискучило ждать его. Но разбойник был джентльменом, так что скупец, должно быть, считает свои монеты по сей день.
Но не может он вечно копаться в своих монетах — в прекрасных воспоминаниях отрочества, какие бы мельчайшие подробности ни всплывали в памяти. Перемет, буек... Вот он отцепляет буйреп от шнура. Разбойник за его спиной вовсе не джентльмен. До прихода автобуса оставался еще час с четвертью.
Ну да, он отцепляет буйреп от шнура, бросает в воду, и буек уже весело танцует, кивая своим можжевеловым хохолком.
— Тут бы и улыбнуться счастью!— просит и заклинает он, потихоньку налегая на весла.
— Да ведь мужик с мерином попался навстречу, какое уж счастье! — говорит Пауль, бросая поводки с извивающимися червями на крючке по ветру: этак крючки лягут на дно и не зацепятся за шнур.
Парни из Мяннику мастера ловить рыбу. В прошлом году они за ночь заработали десять крон, поймав много угрей,— отвезли улов перекупщикам на остров Муху, не считая еще окуней и плотвичек, которых оставили себе.
Только старый Кульпер зарабатывает больше, ну, он-то ловит рыбу и в других заливах, у него есть еще и десяток мережей.
А парни из усадьбы Тоомаса всегда на рыбной ловле оставляют позади братьев из Мяннику. Вот и сейчас им везет, они — там, лодка чуть виднеется вдалеке. В залив Аллалахт они не поплывут — не захотят.
Ни в Аллалахт, ни в маленькие заливы, потому что сейчас угри клюют на гороховый цвет, как говорят старики. Братья как-то раз для пробы насадили гороховый цвет на сотню крючков, но остались с носом! Не берет угорь на такую наживку в море, он ест гороховый цвет на поле, ползает в росистой траве, как змея. Многие это видели...
Днище лодки шуршит по редким большим камням. Вообще же у оконечности Какру мягкое, глинистое дно, и порой здесь можно поймать несколько «кишок», то есть угрей.
Пауль, забрасывая крючки и держа основу перемета, чувствует, как поклевывают крупные угри, будто он уже вытаскивает снасть.
Но и в самом деле, если попадет утром крупный, он начнет подавать о себе сигналы на десятке поводков сразу. И не так уж легко втащить в лодку этакую кишку. Иногда приходится лезть в воду и захватывать ее сачком, не то оборвет шнур.
Мало ли их тут ползает — и все самые крупные! Можно бы шнур взять потолще, но тогда ловля не так захватывает.
Были бы мережи — ими наловили бы здоровенных! Однажды поутру в лодке у старого Кульпера было пуда два таких, и все попались в мережу, извивались на корме, будто скопище змей.
— Яан, как ты думаешь, добудем мережу?
— Почему бы и нет, если деньги будут.
— На ловле рыбы можно здорово разбогатеть...
— Можно, конечно, да Пээтера из Тапурлы все равно не обскачешь!
— А ты все хочешь капитаном стать?
— Хочу. Но не сразу же. Сначала матросом, потом боцманом, а там в мореходное училище, и когда будет своя посудина, то, считай, уже старик.
— Стань каким-нибудь служащим, полицейским, пограничником или уж капитаном.
— А кто полицейским хочет стать, должен небось в городскую гимназию поступить?
— Вот и поступай!
— А где такие деньги взять?
— Может, к тому времени будут.
Пауль хочет спросить у брата, пойдет ли Тони из Тапурлы замуж за полицейского в синем мундире и с пышными погонами, но неудобно вроде говорить о Тони даже брату, Яану.
— Стоп! Греби обратно! — кричит с кормы Пауль.
— Неужели сто пятьдесят уже опустил? — удивляется Яан и останавливает лодку.
Пауль прицепляет шнур перемета к поплавку, Яан тянет перемет, чтобы он лег прямо, и бросает еще буек, который скачет, подкидывая свою темно-зеленую можжевеловую вешку, такую же, как на том конце перемета.
Парни подымают парус, и теперь черед садиться за руль Паулю — Яан за матроса на банке. Солнце как бы взбухло, пожелтело, и между ним и горизонтом появилась темная гряда облаков, верхняя бахрома их отливает червонным золотом.
— А эти облака не нагонят ветра?— опасливо спрашивает Пауль.
— Не думаю, что этой ночью подует, облако это до утра потерпит, когда уже выберем переметы,— обнадеживает Яан.
Однако ветер крепчает, надувая паруса, и иная кокетливая сестрица-волна пенится, белозубо смеясь. Однако же в заливе Аллалахт бояться нечего, здесь не то что в открытом море по ту сторону Весилоо. Но и здесь тонули, и даже много людей сразу, как говорят. Утонувшие, правда, не умели плавать. Парни из Мяннику плавали, вопреки запретам матери, тайком, от Весилоо до Калараху, целых полкилометра. А случись беда, проплыли бы больше.
Рифов здесь много, и один рядом с другим, так что в бурю можно напороться. Тогда и увидишь, удастся ли спастись. Вообще-то, думаешь, что удастся, но твердо ничего не знаешь.
Ветер оказался непродолжительным, вот он и утихает понемногу. Волна уже слабее подбрасывает лодку, но место капитана уже снова переходит к старшему брату. Да и сам Пауль больше доверяет брату, чем себе, пусть Яан торчит за рулем, а ему самому и здесь, на банке, хорошо сидится.
Братья сидят, и мысли их бегут — сперва к крупным угрям, которых они вытащат завтра утром, затем к рыботорговцу с острова Муху и, наконец, к Тони из Тапурлы. И, увидев над головой, на востоке, темнеющий выпуклый небосвод, увидев на берегу Рахумаа полоску леса и закат солнца в стороне маяка Весилоо, что как крошечная свечка
рядом с громадной лампой, отливающей золотом,— Пауль чувствует, как что-то тихо и больно сжимает его сердце... И вспоминается наказ матери — обратиться в мыслях к богу, если тяжко на сердце или при каких-нибудь других бедах.
Лицо паренька становится серьезнее, он молится про себя: «Боже, помоги мне стать взрослым, богатым и известным... таким же богатым, как Пээтер из Тапурлы. А если и не таким богатым, то уж таким знаменитым, как полицейский из Хары».
И еще просит Пауль, сам себя стыдясь и — сокровенно, как бы на ушко самому богу: «...помоги и в том, чтобы Тони из Тапурлы стала моей женой».
Пауль краснеет и смотрит на Яана: не услышал ли он конец его просьбы? Но рука Яана твердо держит руль, взгляд устремлен на рябину, что на островке Лаурилайд. А сам он мурлычет матросскую песенку:
Невеста была моя — ай-уй, ай-уй, ай-я-я-я! Как смоль была черна она — ай-уй, ай-уй, ай-я!
И затем припев:
И знай себе шагай-шагай,
Как будто ждет тебя заветный рай!
Невеста-негритяночка — и Пауль вспоминает картинки из книги по географии: курчавые волосы, пухлые губы, как у какой-нибудь сердитой девчонки, все голые, только повязка на бедрах. У женщин открытые груди, дети у них в мешке за спиной, а сами ковыряют мотыгами поле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14