И во всем его облике — в уверенной осанке, в жилистой, сильной фигуре, в хмельных, лихорадочно блестящих глазах — неуемная сила, вера в себя.
— Хватит! Кончай свои доклады-поклады! Отдохни, сил наберись перед завтрашним сражением! Правда, твой домла уверяет — диплом у тебя в кармане. Спасибо за ваши труды, домла. Вот вы действительно огулбола.— Атакузы подошел к сидящему Вахиду Мирабидову и по-братски обнял его.
И «огул-бола» — настоящий мужчина — расцвел самой яркой из своих золотых улыбок. Мирабидов подмигнул Хайдару. Видно, продолжая разговор, который вели в гостиной, сказал:
— Не расстраивайтесь из-за вашего дяди. Он старый человек, и взгляды его... как бы это сказать?., несколько отстали...
— Эти взгляды у меня вот где сидят!..— Атакузы показал на затылок.
— Ладно уж, будем великодушными, дорогой! Вспомним, сколько бед перенес Нормурад Шамурадов! Простим ему заблуждения. По правде сказать, мне его жаль!
Сияние на круглом румяном лице затянула тучка печали. Домла Мирабидов чуть наклонил голову с розовыми просветами в редеющих пепельно-серых волосах — предался на миг думам. Ростом он доходил всего лишь до плеч Атакузы и заметно начал полнеть, однако живота не отрастил и казался просто плотным, крепким мужчиной. Одежда молодила его: модная, хорошо сидящая голубая тенниска, тщательно отутюженные брюки с острыми, как лезвия, складками. И совсем уж по-молодецки — яркий розовый галстук на шее.
Да, друзья, не обижайтесь на старика. Нормураду Шамурадо-ничу пришлось нелегко в жизни...— повторил Мирабидов.
Это конечно... Вот только...— лицо Атакузы горько сморщилось. Он же дядя мне, а ведет себя хуже чужого.
Не надо, отец!—Хайдар, под стать своему руководителю, гкмкмто склонил голову.— Не будем обижаться на старика...
Хайдар и сам мог бы помнить обиду. Неделю назад заходил к старику, а ушел от него как в воду опущенный. Но сейчас... Не хотелось вспоминать о неприятностях. Да и в самом деле, старик сейчас казался таким беспомощным и жалким. А Вахид Мирабидович — как благородно, осторожно погасил он обиду отца!
— Идет! — сказал Атакузы.— Не будем портить настроение в такой день. Тахира! Где же твой хваленый плов?
— Иду, иду, дададжан! — Тахира вошла, неся целое блюдо мелко нарезанных огурцов и помидоров. Ее гладкие, ровно подрезанные волосы мягко рассыпались по белой шее, на порозовевшем лице играли ямочки, и оно походило на круглую румяную лепешечку, только что вынутую из тандыра. Тахира была явно взволнована, возбуждена. Видно чувствуя сама, как раскраснелась, не знала, куда деть сияющие счастьем глаза.
Вслед за Тахирой появился долговязый, весь красный от жары Кадырджан, он нес на вытянутых руках огромное блюдо с горой розового, дымящегося плова. Комната наполнилась острым и пряным ароматом жареного лука, перца, чеснока и мяса. В узких, по-кошачьи зеленоватых глазах Кадырджана, в резко выступающих скулах таилась торжествующая улыбка. Почуяв причину его довольства, Атакузы метнул сердитый взгляд на дочь. Но сели за стол, и тосты один за другим рассеяли понемногу тучу. Пили за завтрашнее торжество, за профессора Мирабидова, его зятя Шукурова, прекрасного человека и талантливого, как выразился Атакузы, руководителя. Подобрев, Атакузы познакомил Вахида Мирабидова с Кадырджаном и даже поднял бокал в честь предстоящей «двойной свадьбы». Тут уж и Кадырджан не остался в долгу. Забавно шевеля кончиком крючковатого носа, предложил тост за его лучшего друга Хайдара, достойного сына Атакузы-ака. Кто еще, если не Атакузы-ака, мог вывести отсталое хозяйство в миллионеры. Он, Хайдар, достойный сын и Алияхон-апа, чьей любовью и заботой выпестована эта чудесная семья.
Хайдар знал, что его будущий родич Кадырджан ловкий шайтан, но никак не предполагал за ним такого таланта. Ну и дипломат! В одном тосте сумел объять необъятное — возвеличил столько людей, упомянул при этом и своего отца Джамала Бурибаева... Отец, по его словам, будет безгранично рад породниться с такой семьей.
Вахид Мирабидов до этого не очень-то замечал Кадырджана, а тут с места привстал и, чокаясь с Атакузы, полушутя воскликнул:
— О, выходит, и с этой стороны порядок — священный союз со старым другом! Хоть и бывший, но все же замминистра!
Атакузы шлепнул по столу большой, смуглой до черноты ладонью, тоже полушутя ответил:
— Пусть этим гордится ваш бывший заместитель министра, пусть радуется, ведь становится родичем не кого-нибудь — самого Атакузы Умара-оглы!..
Тахира, засмущавшись, побежала на кухню. За ней вслед рванулся было и Кадырджан. Атакузы не выдержал — рыкнул:
— Что это вы так цепляетесь за подол, уважаемый зятек! — Медно-красное лицо его окаменело.— Простите нас, но джигит должен быть джигитом, соблюдайте достоинство. Сыграйте сначала той! Оформите все законно, тогда и увивайтесь себе вокруг жены сколько захочется! Правильно я говорю, домла?
Вахид Мирабидов попытался свернуть разговор на шутку:
— Разве вы бываете не правы, дорогой? Но молодежь...
— Я ничего не имею против молодежи, домла! Пусть влюбляются и веселятся! Но выходить за рамки приличий — это нет! Вы уж извините нас, стариков, Кадырбек. Мы не скрываем, что думаем, так-то лучше — открыто.
Кадырджан как ни в чем не бывало проглотил укор будущего теетя:
— Нет, нет, что вы, дададжан! Не из-за чего нам обижаться...
— Ладно, с этим — точка! — Атакузы еще раз поднес свой бокал к бокалу Вахида Мирабидова: — За вашу 'славу! — Выпил и внезапно встал: угощение закончено.
Встал и Хайдар — собрался было проводить своего руководителя. Атакузы властно остановил:
— Занимайся своим делом. Домлу отвезет Кадырбек!
Гости ушли. Атакузы стоял посреди комнаты, заложив руки за спину. Верный признак: отец чем-то недоволен.
— Этот парень...— чеканя каждое слово, начал он,— переходит всякие границы. Я говорю про будущего зятька. Не слишком ли бесстыдно милуется с твоей сестрой.
Хайдар смутился.
— А что я могу сделать? Ваша дочь...
— Моя дочь, верно, но тебе она сестра! Почему до сих пор не подкрутил им хвоста? Подумаешь, сын Бурибаева! Если бы не его сестра, без которой ты, кажется, жить не можешь, мне бы и в голову никогда не пришло, чтобы мою дочь — этому... паршивому козлу... А у тебя самого, кстати, как дела?
— Мои дела... Домла же сказал, все будет в порядке...
— Не о тех, не о тех делах речь! — нетерпеливо перебил Атакузы.— Говорю о делах на твоем... личном фронте! Что-то ты тормозишь, а?.. Будем играть свадьбу или нет?
Хайдар развел руками:
— Я даже не знаю...
— А что ты знаешь? — Атакузы представил себе утреннюю встречу: Латофат, а рядом совсем незнакомый мужчина — и крепко сжал кулаки.— Тряпка! Уж не позволил ли кому отбить ее? Что молчишь?
— Да ничего с ней не случилось.
— Не случилось? Так почему ее брат отирается здесь, а сестры не видно? У тебя же завтра защита! Где твоя невеста?.. Могла бы и прийти помочь, раз у вас заведено так!
Хайдар побледнел. Слова отца хлестнули его. - Она тоже недавно защищала диплом. У нее своих дел по I орло...
Дел по горло? А может, что другое случилось? — Атакузы 1нч*ь ощетинился, уставил свои глаза прямо в глаза сына.
Он втайне гордился им. Хайдар был очень похож на него: высокий рос г, медно-смуглое продолговатое лицо, красивый, с горбинкой нос — будто копия Атакузы! Было! Был похож! А сейчас? Округлился, даже брюшко как будто начало наливаться! И лицо не нравится — хоть и чуть-чуть, но уже лоснится от жира. А главное — сын его, Атакузы, будущий кандидат наук, не может уломать какую-то девицу! В свое время Атакузы предупреждал: ведь Латофат — точная копия матери, той молодой Фазилатхон, а народ не зря говорит: «Когда выбираешь ткань, смотри на кромку; выбирая дочь, смотри на мать». Отговаривал сына, убеждал — нет, не послушался, уперся... Ну уперся, так действуй же! А он тянет, волочится за ней впустую! Атакузы вконец обозлился:
— Ах вон что? Она тоже, значит, защищала диплом? А может, не в дипломе дело, может...
— Ладно, отец,— Хайдар пошел к двери.— Как-нибудь уладится...
— Нет! — Атакузы одним шагом заступил ему дорогу.— Меня не устраивают эти бабьи слова! Я объявил — в этом году играем двойную свадьбу! А теперь из-за твоего слюнтяйства слова не сдержу! Не будет такого! Не можешь уговорить, так я сам...
— Что?! — неожиданно громко крикнул Хайдар. Вот теперь он был похож на отца вполне и кулаки сжал с гневом, так же, как отец.— Это вам не ваши колхозные дела!
Смуглое лицо Атакузы внезапно посветлело, он довольно заулыбался, глаза тепло смотрели на сына.
— Вот это мужской разговор. Иди бери машину и — айда к ней. Но помни: отступлению не бывать! И вообще пусть завтра приходит на защиту и на банкет. Пусть помогает! Все!
2
В странном состоянии вышел от домлы Шукуров. Сначала, когда Нормурад обрушился на ученых-верхоглядов, которые вместо научного подхода к сложнейшим проблемам решают их, подчиняясь утилитарным задачам, Шукурову показалось, будто домла имеет в виду его тестя Вахида Мирабидова. Он слышал о каком-то их застарелом споре. И когда же кончится эта бессмысленная распря? Но домла говорит так горячо, с такой силой убежденности и с такой прямотой, что Шукуров постепенно склонился на его позиции. А затем рассказ об этой злосчастной статье!.. Больше всего Шукурова поразила боль в голосе старика. Этой боли поверил он вполне.
Да и старушка долго еще не выходила из головы. Маленькая, чистенькая старушка с печальными глазами.
У Шукурова в Ташкенте были две задачи: забрать жену и детей — они уже с полмесяца гостили в доме тестя — и еще побывать в целом ряде министерств, как говорится, «выбить» из них минеральные удобрения и строительные материалы для района. Эти дела не входят в его прямые обязанности. Но что поделаешь? Очень уж много обещаний начальству надавал бывший секретарь. Не учел возможностей района. И теперь стоит Шукурову заговорить с любым из раисов, как тот, подобно голодному птенцу, широко разевает клюв — требует: «Удобрения, удобрения». А заведешь речь о благоустройстве, раисы тут же наперебой: «Лес, цемент, кирпич!»
По дороге в Ташкент Шукуров наметил первым делом зайти в «Узсельхозтехнику», направился было туда, да вспомнил, что придется обращаться к Джамалу Бурибаеву, и отложил: видно, подействовал рассказ Атакузы, не хотелось сейчас встречаться с этим человеком. Он тут же и посмеялся сам над собой, но «хождение» свое начал с Госплана.
На собственном опыте Шукуров знал, как трудно вершить дела в столице. Но у него был козырь: район, куда он приехал работать, упирался в бескрайние степи, а там организовывались новые целинные совхозы. Вот он и нажимал на слово «целина». Благодаря гипнотической силе этого слова его без очереди приняли и в Госплане, и в министерствах сельского строительства и водного хозяйства. Правда, просьбы удовлетворяли не всегда, но принимали неплохо.
Шукуров вышел из Министерства сельского строительства. Стрелки часов приближались к пяти. Он только что звонил председателю «Сельхозтехники», но тот, сославшись на какое-то совещание, назначил свидание на семь. Образовалось «окно» — целых два часа. Теперь наконец можно завернуть к своим.
Еще издали Шукуров увидел двустворчатые голубые ворота гаража и застекленную веранду — балахану над ними. Подъехал ближе — у ворот стояла знакомая белая «Волга».
«И раис уже здесь!» — подумал он. В этот момент раскрылась калитка, из нее вышел, отряхивая пыль с одежды, шофер Атакузы, а за ним — сам Вахид Мирабидов.
Шофер кивнул Шукурову и тут же укатил. Тесть, рассиявшись золотом рта, раскрыл объятия:
— Сын мой Абрарджан! Наконец! С утра ждем вас — слух дошел, что приехали в наши края. .Где это вы пропадаете?
Вахид Мирабидов был чем-то взволнован — больше, чем обычно, сиял, громче говорил, но в остальном подтянут, как всегда, и одет с иголочки.
Расцеловал зятя, обдав запахом коньяка.
— Махбуба! Ханум! Где вы? — крикнул в калитку.— Гость долгожданный пожаловал! Карнаи, сурнаи громче! Зурны! Пусть играют зурны!
В дверях дома показалась белоликая, вся круглая, пышная Назокат-биби. Легкая, подвижная, хоть ей уже пятьдесят, быстро засеменила к зятю, обняла за плечи.
— Разве можно так? Заставили себя ждать, милый зятек!
— А где же Махбуба? — снова крикнул Вахид Мирабидов. Назокат-биби кокетливо приподняла тонкие ниточки бровей.
— Махбуба не выйдет. В обиде она на вашего зятя! Целую неделю ждет уже, никак не дождется...
— Кончай критику! Не забывай — зятя почитал сам пророк! Шукуров шел между тестем и тещей, осыпаемый их развеселой
трескотней, и невольно заулыбался.
Посредине просторного двора зеркалом сверкал выложенный белым кафелем большой водоем с фонтаном. Справа над водой хауза возвышался на высоком цоколе бело-голубой аккуратный дом. Казалось, он только что отстроен, так свеж и ярок был облицовочный кирпич стен. По левую руку, опять же над хаузом, красовалась просторная летняя терраса. У воды пышно цвели розы, аккуратно подрезанная виноградная лоза обвивала террасу. Все блестело чистотой, порядком, ухоженностью.
Шукуров еще у калитки заметил несколько ящиков с крупными желто-золотистыми абрикосами, виноградом и мелкими, будто подобранными один к другому — особый сорт! — огурцами.
«Успел раис!» — промелькнуло в голове, и в это мгновение он увидел Махбубу — она стояла, свежая, похорошевшая, на ступеньках бело-голубого дома.
Тоненькие, как у матери, брови чуть приподняты, большие серые глаза, подведенные нежными синими тенями, кокетливо сощурены. Казалось, Махбуба не в Ташкенте гостила, а отдыхала на курорте.
— Махбуба! Дочь моя! Встречай супруга. А вы, ханум, займитесь угощением! — И Вахид Мирабидов, словно боясь помешать свиданию влюбленных, с подчеркнутым тактом взял под руку Назокат-биби и повернул ее к летней кухне — за террасу.
Шукуров от всей этой суеты чувствовал себя неловко.
— Здравствуй, Махбуба! — подошел к жене.
Махбуба спрятала за спину белые оголенные руки с длинными ярко-красными ногтями...
— Нет, нет, не хочу здороваться с вами.
— В чем же вина вашего покорного слуги? — Шукуров шутливо склонил голову.
— Он еще спрашивает! Целая вечность прошла, а ваше сиятельство не соизволили хотя бы раз поинтересоваться, что с вашей женой!
— Я вижу, жена неплохо чувствовала себя здесь и без супруга! — Шукуров скользнул взглядом по ее новому снежно-белому платью из кримплена, по новым, тоже белым, лакированным туфлям и вдруг почувствовал: в душе шевельнулось что-то похожее на ревность. Так с ним почти всегда бывало, когда Махбуба гостила у родителей.
— Ив самом деле! —засмеялась Махбуба.— У нас сегодня бал. Сейчас придут подруги. Между прочим, есть очень даже премиленькие! Хотите, познакомлю?
В ее шутке была и вера в себя, и намек: «Я вас ни к кому не ревную!» И эта ее самоуверенность неприятно задела Шукурова. Он хотел уже ответить в ее тоне: «Ну что ж, с удовольствием!» — но тут на террасе зазвонил телефон, послышался голос тестя, говорившего с кем-то, потом тесть закричал: «Сюда давайте, сюда!» — и Шукуров понял: зовут его.
Вахид Мирабидов сидел за столом. Перед ним на огромном — не обхватить рукой! — бледно-голубом обливном блюде высоко громоздилась пирамида из золотисто-желтых абрикосов, а с тарелок манили тонко нарезанные свеже-пунцовые ломтики помидоров и огурчики — несомненно из ящиков Атакузы.
Вахид Мирабидов пригласил зятя сесть рядом и подал пиалу чая.
— Друг мой звонил, Атакузы... Вы, я слышал, уже познакомились с ним, Абрарджан? Это хорошо! Замечательный человек. К тому же один из могущественных раисов вашего района! — Мирабидов строго и значительно округлил глаза.— Я, помнится, говорил вам — мы с ним давние друзья! Завтра его сын защищается. Он, естественно, волнуется. Я только что от него, а он уже звонит. В ресторан приглашает, в «Гулистан». Между прочим, будут большие, деловые люди. Съездим?
"«Большие люди». Слова эти напомнили Шукурову разговор, который только что состоялся в Министерстве сельского строительства. Принял его сам министр. Любезно принял, но так же любезно и отказал в помощи. По словам министра выходило — район исчерпал все выделенные фонды стройматериалов. Шукуров засомневался, попросил показать документы. И, проглядывая бумаги, несколько раз наткнулся на фамилию Атакузы. Оказалось, раис урвал львиную долю материалов, выделенных району. Помогли ему письма, подписанные секретарем обкома по сельскому хозяйству Бекмурадом Халмурадовым. «Большие люди»...
В первую же неделю, как прибыл в район, Шукуров побывал в колхозе «Ленин юлы»1 —в колхозе Атакузы. Осмотрел новый поселок. Слава о красоте и благоустройстве этого поселка гремела по всей республике. И вот увидел собственными глазами, и то, что увидел, превзошло все его ожидания. Шукуров тогда же от души поздравил председателя-миллионера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
— Хватит! Кончай свои доклады-поклады! Отдохни, сил наберись перед завтрашним сражением! Правда, твой домла уверяет — диплом у тебя в кармане. Спасибо за ваши труды, домла. Вот вы действительно огулбола.— Атакузы подошел к сидящему Вахиду Мирабидову и по-братски обнял его.
И «огул-бола» — настоящий мужчина — расцвел самой яркой из своих золотых улыбок. Мирабидов подмигнул Хайдару. Видно, продолжая разговор, который вели в гостиной, сказал:
— Не расстраивайтесь из-за вашего дяди. Он старый человек, и взгляды его... как бы это сказать?., несколько отстали...
— Эти взгляды у меня вот где сидят!..— Атакузы показал на затылок.
— Ладно уж, будем великодушными, дорогой! Вспомним, сколько бед перенес Нормурад Шамурадов! Простим ему заблуждения. По правде сказать, мне его жаль!
Сияние на круглом румяном лице затянула тучка печали. Домла Мирабидов чуть наклонил голову с розовыми просветами в редеющих пепельно-серых волосах — предался на миг думам. Ростом он доходил всего лишь до плеч Атакузы и заметно начал полнеть, однако живота не отрастил и казался просто плотным, крепким мужчиной. Одежда молодила его: модная, хорошо сидящая голубая тенниска, тщательно отутюженные брюки с острыми, как лезвия, складками. И совсем уж по-молодецки — яркий розовый галстук на шее.
Да, друзья, не обижайтесь на старика. Нормураду Шамурадо-ничу пришлось нелегко в жизни...— повторил Мирабидов.
Это конечно... Вот только...— лицо Атакузы горько сморщилось. Он же дядя мне, а ведет себя хуже чужого.
Не надо, отец!—Хайдар, под стать своему руководителю, гкмкмто склонил голову.— Не будем обижаться на старика...
Хайдар и сам мог бы помнить обиду. Неделю назад заходил к старику, а ушел от него как в воду опущенный. Но сейчас... Не хотелось вспоминать о неприятностях. Да и в самом деле, старик сейчас казался таким беспомощным и жалким. А Вахид Мирабидович — как благородно, осторожно погасил он обиду отца!
— Идет! — сказал Атакузы.— Не будем портить настроение в такой день. Тахира! Где же твой хваленый плов?
— Иду, иду, дададжан! — Тахира вошла, неся целое блюдо мелко нарезанных огурцов и помидоров. Ее гладкие, ровно подрезанные волосы мягко рассыпались по белой шее, на порозовевшем лице играли ямочки, и оно походило на круглую румяную лепешечку, только что вынутую из тандыра. Тахира была явно взволнована, возбуждена. Видно чувствуя сама, как раскраснелась, не знала, куда деть сияющие счастьем глаза.
Вслед за Тахирой появился долговязый, весь красный от жары Кадырджан, он нес на вытянутых руках огромное блюдо с горой розового, дымящегося плова. Комната наполнилась острым и пряным ароматом жареного лука, перца, чеснока и мяса. В узких, по-кошачьи зеленоватых глазах Кадырджана, в резко выступающих скулах таилась торжествующая улыбка. Почуяв причину его довольства, Атакузы метнул сердитый взгляд на дочь. Но сели за стол, и тосты один за другим рассеяли понемногу тучу. Пили за завтрашнее торжество, за профессора Мирабидова, его зятя Шукурова, прекрасного человека и талантливого, как выразился Атакузы, руководителя. Подобрев, Атакузы познакомил Вахида Мирабидова с Кадырджаном и даже поднял бокал в честь предстоящей «двойной свадьбы». Тут уж и Кадырджан не остался в долгу. Забавно шевеля кончиком крючковатого носа, предложил тост за его лучшего друга Хайдара, достойного сына Атакузы-ака. Кто еще, если не Атакузы-ака, мог вывести отсталое хозяйство в миллионеры. Он, Хайдар, достойный сын и Алияхон-апа, чьей любовью и заботой выпестована эта чудесная семья.
Хайдар знал, что его будущий родич Кадырджан ловкий шайтан, но никак не предполагал за ним такого таланта. Ну и дипломат! В одном тосте сумел объять необъятное — возвеличил столько людей, упомянул при этом и своего отца Джамала Бурибаева... Отец, по его словам, будет безгранично рад породниться с такой семьей.
Вахид Мирабидов до этого не очень-то замечал Кадырджана, а тут с места привстал и, чокаясь с Атакузы, полушутя воскликнул:
— О, выходит, и с этой стороны порядок — священный союз со старым другом! Хоть и бывший, но все же замминистра!
Атакузы шлепнул по столу большой, смуглой до черноты ладонью, тоже полушутя ответил:
— Пусть этим гордится ваш бывший заместитель министра, пусть радуется, ведь становится родичем не кого-нибудь — самого Атакузы Умара-оглы!..
Тахира, засмущавшись, побежала на кухню. За ней вслед рванулся было и Кадырджан. Атакузы не выдержал — рыкнул:
— Что это вы так цепляетесь за подол, уважаемый зятек! — Медно-красное лицо его окаменело.— Простите нас, но джигит должен быть джигитом, соблюдайте достоинство. Сыграйте сначала той! Оформите все законно, тогда и увивайтесь себе вокруг жены сколько захочется! Правильно я говорю, домла?
Вахид Мирабидов попытался свернуть разговор на шутку:
— Разве вы бываете не правы, дорогой? Но молодежь...
— Я ничего не имею против молодежи, домла! Пусть влюбляются и веселятся! Но выходить за рамки приличий — это нет! Вы уж извините нас, стариков, Кадырбек. Мы не скрываем, что думаем, так-то лучше — открыто.
Кадырджан как ни в чем не бывало проглотил укор будущего теетя:
— Нет, нет, что вы, дададжан! Не из-за чего нам обижаться...
— Ладно, с этим — точка! — Атакузы еще раз поднес свой бокал к бокалу Вахида Мирабидова: — За вашу 'славу! — Выпил и внезапно встал: угощение закончено.
Встал и Хайдар — собрался было проводить своего руководителя. Атакузы властно остановил:
— Занимайся своим делом. Домлу отвезет Кадырбек!
Гости ушли. Атакузы стоял посреди комнаты, заложив руки за спину. Верный признак: отец чем-то недоволен.
— Этот парень...— чеканя каждое слово, начал он,— переходит всякие границы. Я говорю про будущего зятька. Не слишком ли бесстыдно милуется с твоей сестрой.
Хайдар смутился.
— А что я могу сделать? Ваша дочь...
— Моя дочь, верно, но тебе она сестра! Почему до сих пор не подкрутил им хвоста? Подумаешь, сын Бурибаева! Если бы не его сестра, без которой ты, кажется, жить не можешь, мне бы и в голову никогда не пришло, чтобы мою дочь — этому... паршивому козлу... А у тебя самого, кстати, как дела?
— Мои дела... Домла же сказал, все будет в порядке...
— Не о тех, не о тех делах речь! — нетерпеливо перебил Атакузы.— Говорю о делах на твоем... личном фронте! Что-то ты тормозишь, а?.. Будем играть свадьбу или нет?
Хайдар развел руками:
— Я даже не знаю...
— А что ты знаешь? — Атакузы представил себе утреннюю встречу: Латофат, а рядом совсем незнакомый мужчина — и крепко сжал кулаки.— Тряпка! Уж не позволил ли кому отбить ее? Что молчишь?
— Да ничего с ней не случилось.
— Не случилось? Так почему ее брат отирается здесь, а сестры не видно? У тебя же завтра защита! Где твоя невеста?.. Могла бы и прийти помочь, раз у вас заведено так!
Хайдар побледнел. Слова отца хлестнули его. - Она тоже недавно защищала диплом. У нее своих дел по I орло...
Дел по горло? А может, что другое случилось? — Атакузы 1нч*ь ощетинился, уставил свои глаза прямо в глаза сына.
Он втайне гордился им. Хайдар был очень похож на него: высокий рос г, медно-смуглое продолговатое лицо, красивый, с горбинкой нос — будто копия Атакузы! Было! Был похож! А сейчас? Округлился, даже брюшко как будто начало наливаться! И лицо не нравится — хоть и чуть-чуть, но уже лоснится от жира. А главное — сын его, Атакузы, будущий кандидат наук, не может уломать какую-то девицу! В свое время Атакузы предупреждал: ведь Латофат — точная копия матери, той молодой Фазилатхон, а народ не зря говорит: «Когда выбираешь ткань, смотри на кромку; выбирая дочь, смотри на мать». Отговаривал сына, убеждал — нет, не послушался, уперся... Ну уперся, так действуй же! А он тянет, волочится за ней впустую! Атакузы вконец обозлился:
— Ах вон что? Она тоже, значит, защищала диплом? А может, не в дипломе дело, может...
— Ладно, отец,— Хайдар пошел к двери.— Как-нибудь уладится...
— Нет! — Атакузы одним шагом заступил ему дорогу.— Меня не устраивают эти бабьи слова! Я объявил — в этом году играем двойную свадьбу! А теперь из-за твоего слюнтяйства слова не сдержу! Не будет такого! Не можешь уговорить, так я сам...
— Что?! — неожиданно громко крикнул Хайдар. Вот теперь он был похож на отца вполне и кулаки сжал с гневом, так же, как отец.— Это вам не ваши колхозные дела!
Смуглое лицо Атакузы внезапно посветлело, он довольно заулыбался, глаза тепло смотрели на сына.
— Вот это мужской разговор. Иди бери машину и — айда к ней. Но помни: отступлению не бывать! И вообще пусть завтра приходит на защиту и на банкет. Пусть помогает! Все!
2
В странном состоянии вышел от домлы Шукуров. Сначала, когда Нормурад обрушился на ученых-верхоглядов, которые вместо научного подхода к сложнейшим проблемам решают их, подчиняясь утилитарным задачам, Шукурову показалось, будто домла имеет в виду его тестя Вахида Мирабидова. Он слышал о каком-то их застарелом споре. И когда же кончится эта бессмысленная распря? Но домла говорит так горячо, с такой силой убежденности и с такой прямотой, что Шукуров постепенно склонился на его позиции. А затем рассказ об этой злосчастной статье!.. Больше всего Шукурова поразила боль в голосе старика. Этой боли поверил он вполне.
Да и старушка долго еще не выходила из головы. Маленькая, чистенькая старушка с печальными глазами.
У Шукурова в Ташкенте были две задачи: забрать жену и детей — они уже с полмесяца гостили в доме тестя — и еще побывать в целом ряде министерств, как говорится, «выбить» из них минеральные удобрения и строительные материалы для района. Эти дела не входят в его прямые обязанности. Но что поделаешь? Очень уж много обещаний начальству надавал бывший секретарь. Не учел возможностей района. И теперь стоит Шукурову заговорить с любым из раисов, как тот, подобно голодному птенцу, широко разевает клюв — требует: «Удобрения, удобрения». А заведешь речь о благоустройстве, раисы тут же наперебой: «Лес, цемент, кирпич!»
По дороге в Ташкент Шукуров наметил первым делом зайти в «Узсельхозтехнику», направился было туда, да вспомнил, что придется обращаться к Джамалу Бурибаеву, и отложил: видно, подействовал рассказ Атакузы, не хотелось сейчас встречаться с этим человеком. Он тут же и посмеялся сам над собой, но «хождение» свое начал с Госплана.
На собственном опыте Шукуров знал, как трудно вершить дела в столице. Но у него был козырь: район, куда он приехал работать, упирался в бескрайние степи, а там организовывались новые целинные совхозы. Вот он и нажимал на слово «целина». Благодаря гипнотической силе этого слова его без очереди приняли и в Госплане, и в министерствах сельского строительства и водного хозяйства. Правда, просьбы удовлетворяли не всегда, но принимали неплохо.
Шукуров вышел из Министерства сельского строительства. Стрелки часов приближались к пяти. Он только что звонил председателю «Сельхозтехники», но тот, сославшись на какое-то совещание, назначил свидание на семь. Образовалось «окно» — целых два часа. Теперь наконец можно завернуть к своим.
Еще издали Шукуров увидел двустворчатые голубые ворота гаража и застекленную веранду — балахану над ними. Подъехал ближе — у ворот стояла знакомая белая «Волга».
«И раис уже здесь!» — подумал он. В этот момент раскрылась калитка, из нее вышел, отряхивая пыль с одежды, шофер Атакузы, а за ним — сам Вахид Мирабидов.
Шофер кивнул Шукурову и тут же укатил. Тесть, рассиявшись золотом рта, раскрыл объятия:
— Сын мой Абрарджан! Наконец! С утра ждем вас — слух дошел, что приехали в наши края. .Где это вы пропадаете?
Вахид Мирабидов был чем-то взволнован — больше, чем обычно, сиял, громче говорил, но в остальном подтянут, как всегда, и одет с иголочки.
Расцеловал зятя, обдав запахом коньяка.
— Махбуба! Ханум! Где вы? — крикнул в калитку.— Гость долгожданный пожаловал! Карнаи, сурнаи громче! Зурны! Пусть играют зурны!
В дверях дома показалась белоликая, вся круглая, пышная Назокат-биби. Легкая, подвижная, хоть ей уже пятьдесят, быстро засеменила к зятю, обняла за плечи.
— Разве можно так? Заставили себя ждать, милый зятек!
— А где же Махбуба? — снова крикнул Вахид Мирабидов. Назокат-биби кокетливо приподняла тонкие ниточки бровей.
— Махбуба не выйдет. В обиде она на вашего зятя! Целую неделю ждет уже, никак не дождется...
— Кончай критику! Не забывай — зятя почитал сам пророк! Шукуров шел между тестем и тещей, осыпаемый их развеселой
трескотней, и невольно заулыбался.
Посредине просторного двора зеркалом сверкал выложенный белым кафелем большой водоем с фонтаном. Справа над водой хауза возвышался на высоком цоколе бело-голубой аккуратный дом. Казалось, он только что отстроен, так свеж и ярок был облицовочный кирпич стен. По левую руку, опять же над хаузом, красовалась просторная летняя терраса. У воды пышно цвели розы, аккуратно подрезанная виноградная лоза обвивала террасу. Все блестело чистотой, порядком, ухоженностью.
Шукуров еще у калитки заметил несколько ящиков с крупными желто-золотистыми абрикосами, виноградом и мелкими, будто подобранными один к другому — особый сорт! — огурцами.
«Успел раис!» — промелькнуло в голове, и в это мгновение он увидел Махбубу — она стояла, свежая, похорошевшая, на ступеньках бело-голубого дома.
Тоненькие, как у матери, брови чуть приподняты, большие серые глаза, подведенные нежными синими тенями, кокетливо сощурены. Казалось, Махбуба не в Ташкенте гостила, а отдыхала на курорте.
— Махбуба! Дочь моя! Встречай супруга. А вы, ханум, займитесь угощением! — И Вахид Мирабидов, словно боясь помешать свиданию влюбленных, с подчеркнутым тактом взял под руку Назокат-биби и повернул ее к летней кухне — за террасу.
Шукуров от всей этой суеты чувствовал себя неловко.
— Здравствуй, Махбуба! — подошел к жене.
Махбуба спрятала за спину белые оголенные руки с длинными ярко-красными ногтями...
— Нет, нет, не хочу здороваться с вами.
— В чем же вина вашего покорного слуги? — Шукуров шутливо склонил голову.
— Он еще спрашивает! Целая вечность прошла, а ваше сиятельство не соизволили хотя бы раз поинтересоваться, что с вашей женой!
— Я вижу, жена неплохо чувствовала себя здесь и без супруга! — Шукуров скользнул взглядом по ее новому снежно-белому платью из кримплена, по новым, тоже белым, лакированным туфлям и вдруг почувствовал: в душе шевельнулось что-то похожее на ревность. Так с ним почти всегда бывало, когда Махбуба гостила у родителей.
— Ив самом деле! —засмеялась Махбуба.— У нас сегодня бал. Сейчас придут подруги. Между прочим, есть очень даже премиленькие! Хотите, познакомлю?
В ее шутке была и вера в себя, и намек: «Я вас ни к кому не ревную!» И эта ее самоуверенность неприятно задела Шукурова. Он хотел уже ответить в ее тоне: «Ну что ж, с удовольствием!» — но тут на террасе зазвонил телефон, послышался голос тестя, говорившего с кем-то, потом тесть закричал: «Сюда давайте, сюда!» — и Шукуров понял: зовут его.
Вахид Мирабидов сидел за столом. Перед ним на огромном — не обхватить рукой! — бледно-голубом обливном блюде высоко громоздилась пирамида из золотисто-желтых абрикосов, а с тарелок манили тонко нарезанные свеже-пунцовые ломтики помидоров и огурчики — несомненно из ящиков Атакузы.
Вахид Мирабидов пригласил зятя сесть рядом и подал пиалу чая.
— Друг мой звонил, Атакузы... Вы, я слышал, уже познакомились с ним, Абрарджан? Это хорошо! Замечательный человек. К тому же один из могущественных раисов вашего района! — Мирабидов строго и значительно округлил глаза.— Я, помнится, говорил вам — мы с ним давние друзья! Завтра его сын защищается. Он, естественно, волнуется. Я только что от него, а он уже звонит. В ресторан приглашает, в «Гулистан». Между прочим, будут большие, деловые люди. Съездим?
"«Большие люди». Слова эти напомнили Шукурову разговор, который только что состоялся в Министерстве сельского строительства. Принял его сам министр. Любезно принял, но так же любезно и отказал в помощи. По словам министра выходило — район исчерпал все выделенные фонды стройматериалов. Шукуров засомневался, попросил показать документы. И, проглядывая бумаги, несколько раз наткнулся на фамилию Атакузы. Оказалось, раис урвал львиную долю материалов, выделенных району. Помогли ему письма, подписанные секретарем обкома по сельскому хозяйству Бекмурадом Халмурадовым. «Большие люди»...
В первую же неделю, как прибыл в район, Шукуров побывал в колхозе «Ленин юлы»1 —в колхозе Атакузы. Осмотрел новый поселок. Слава о красоте и благоустройстве этого поселка гремела по всей республике. И вот увидел собственными глазами, и то, что увидел, превзошло все его ожидания. Шукуров тогда же от души поздравил председателя-миллионера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34