– Теперь ты используешь второй вариант, и это означает, что ты солгал, сказав, что он слишком длинный, чтобы его запомнить. Что еще грубее и несноснее, чем иметь слабый ум и отсутствие стыда, дабы скрыть это, – это намеренно обнаружить тот факт, что солгал в разговоре прежде.
Мы уже так погрязли в разговоре, что я могу с таким же успехом продолжать, даже если нас слушают.
– Да, – говорю я. – Что ты имела в виду, когда сказала, что никогда раньше по-настоящему не знала мужчин?
– Я имела в виду, что недавно раскрыла их по-новому.
– О, в самом деле?
– Каким способом, – говорит моя мать.
– Что?
– Каким способом, – повторяет она.
– Что ты хочешь сказать?
– Каким способом.
– Каким способом?
– Через книги, – отвечает она.
– Через книги. – Я вынимаю из кармана «клинекс» и вытираю пот со лба.
– Нет необходимости повторять мои слова. Ты можешь сказать что-нибудь более оригинальное.
– Какие аспекты мужчин ты недавно раскрыла через книги?
– Зачем же повторять «через книги»? Мы уже говорили это много раз.
– Какие аспекты мужчин?
– Определенный аспект. То, что они определенным образом думают о женщинах.
Я киваю, подбадривая ее.
– Мне нужен звук, – говорит она.
– Гм-м.
– Я имею в виду слова.
– Продолжай.
– Мужчины в тех книгах, которые я прочитала, говорят и думают примерно таким образом: «Эта хорошенькая маленькая блядь Синди». И автор говорит, имея в виду главный персонаж: «Умственные способности женщин никогда особенно его не интересовали». А вот еще: персонаж мужского пола думает: «Она кое-что знает. Все бляди кое-что знают».
– Я читал эту книгу! – восклицаю я. – Это «Кролик разбогател» Джона Апдайка, правильно? – Сейчас я не возражаю, если мужчины меня услышат. Несомненно, на них произведет впечатление, что я смог узнать роман по нескольким фразам. Я оглядываюсь, чтобы проверить, слушают ли они. Они не беседуют, но и не смотрят на нас. Они разглядывают прохожих.
– Значит, тебя это тоже шокировало, – говорит мать.
– Это не совсем то слово…
– Не отрицай мои чувства.
– Я и не отрицаю. Я выражаю свои.
– Итак, – продолжает она, – было неприятно узнать подобные вещи из этих книг. А единственный способ изменить мужчин – я говорю не о тебе, ты не мужчина – заключается в том, чтобы женщины точно так же рассуждали о мужчинах. И тогда мы посмотрим, как это понравится мужчинам.
Дети в очереди перед нами играют еще более шумно, чем прежде, а их мать кричит на них. Хорошо. Надеюсь, из-за их шума не было слышно того, что только что сказала моя мама.
– Что ты имеешь в виду, говоря, что я не мужчина? – спрашиваю я тихо, приблизившись к ней.
– Не меняй тему.
Я хватаю ее за руку.
– Что ты имеешь в виду, говоря, что я не мужчина? – Мой голос дрожит. Я знал, что она невысокого мнения обо мне, но это уже выходит за рамки.
– Почему это мужчины так расстраиваются, когда им говорят, что они не настоящие мужчины? – спрашивает она, вырывая руку.
– Это не имеет никакого отношения к полу, – говорю я. – Женщины тоже расстраиваются, когда им говорят, что они не женщины. Что ты имеешь в виду, говоря, что я не мужчина?
– Не принимай это так близко к сердцу. Я хотела сказать тебе комплимент. Я имела в виду, что ты личность. Прежде всего люди – индивидуумы. Затем у них есть возраст. Затем у них есть национальность. Затем они принадлежат к расе. Затем у них есть религия. Затем у них есть принадлежность к классу. Затем у них есть образование. И только затем они женщины или мужчины. Ты – личность. В тебе нет идиотизма, отличающего большинство мужчин. Или есть? Ты когда-нибудь допускаешь поступки или мысли, унижающие женщин?
– Я так не думаю.
– Знаю, что не допускаешь. Одно это качество компенсирует все твои недостатки, вместе взятые.
– Спасибо. – Это самое лучшее, что сказала мне мама за много лет.
Я оглядываюсь. К моему великому смущению, двое мужчин молча уставились на меня. Я слабо улыбаюсь, стараясь казаться непринужденным, и отворачиваюсь.
Диснейленд. Повсюду яркие краски. Кругом царит веселье. Люди очень толстые, телеса обнажены и выставлены на всеобщее обозрение, губы жирные от хот-догов, шорты обтягивают объемистые зады, а некоторые толстые члены семейства перемещаются в креслах на колесиках, которые можно взять напрокат.
Сара объявляет, что у нее новая жизненная философия. Она объясняет, как ученый, свою теорию: «Решение проблем заключается в самих словах. Например, если оказалось, что вы банкрот, решение заключается в том, чтобы ограбить банк и уйти под землю, как крот. Понятно?»
– Какой у тебя рост? – спрашивает моя мать у Сары.
– Пять футов семь с четвертью дюйма.
Уверен, что она говорит правду: у меня рост пять футов десять дюймов, а она примерно на три дюйма ниже.
– Ты очень высокая для девочки с таким низким числом, – замечает моя мама.
– Каким числом? – переспрашивает Сара.
– Твой возраст. Одиннадцать – это низкое число, не так ли?
– Нет. Я бы сказала, что это юный возраст.
– Нет. Это низкое число. Так объективнее. То, что ты прожила всего несколько лет, не означает, что ты юная. Особенно в твоем случае, – подчеркивает она, многозначительно окидывая взглядом фигуру Сары. – Это значит лишь, что твое число низкое.
Сара кивает, словно она принимает, понимает, и ей нравится эта мысль.
Мы отправляемся в павильоны с названиями «Горизонты», «Вселенная энергии» и «Мир движения», где аттракционы заключаются в небольших путешествиях на поезде с образовательной целью. Мы все сидим в поезде, с бесконечной скукой наблюдая за Аудио-аниматрониками (это куклы в натуральную величину, которые немного двигаются и произносят слова). Никто из нас не горит желанием здесь находиться – даже Сара. Я уверен, я ощущаю всем своим существом, что она настаивает на этих поездках ради того, чтобы подобраться ко мне поближе и очаровывать меня всеми вообразимыми способами. Моя мать участвует в этих путешествиях, поскольку не упускает ни одной возможности побыть вместе со мной. Я же отправляюсь в эти путешествия, так как мы трое – сэндвич, а я – болонская копченая колбаса.
Некоторые очереди длинные, приходится стоять по полчаса и более. Мать жалуется, и я предлагаю ей погулять вместе с Сарой, пока я стою в очереди. Сара отказывается, ей хочется ждать вместе со мной, но она уговаривает мою маму пройтись. Мать покидает нас (к полному моему изумлению, так как впервые за всю поездку в Диснейленд она упускает возможность побыть еще несколько минут в моем обществе). Сара в прекрасном настроении. Она мила со мной.
– Сколько ты весишь? – спрашивает моя мать у Сары.
– Примерно сто пятнадцать фунтов.
Сара изгибается томно, как кошка, откидываясь на спинку кресла в поезде. При каждом удобном случае она хватается за меня от страха. Она прижимается ко мне всем телом.
Моя мать говорит:
– Посмотрите-ка на этот хорошенький маленький хрен вон там. Славный и свежий. Прямо из духовки.
Но какой смысл ей так стараться? Все равно никто ее не слышит. Думаю, она просто дает выход злости. Наверно, все дело в этом.
Для Сары это что-то вроде игры. Она старается быть соблазнительной, когда моя мать не смотрит. Я чувствую себя очень неуютно. Она украдкой целует меня – правда, пока еще не в губы. Мне хочется сказать: «Мама, ты видела, что она со мной делает? Заставь ее прекратить это». В тех немногих случаях, когда моя мать что-то замечает, она говорит: «О, это так прелестно!»
Меня влечет к Саре. Она крайне чувственна, помимо того, что красива. Очень податлива. То, что она носит, выглядит на ней до нелепого сексуально. Обычные шорты, не особенно тесные, не особенно короткие. Тенниски. Она также носит мини-юбки, но они не узкие – они свободные и вполне соответствуют ее возрасту. Она не пользуется косметикой и выглядит от этого еще более сногсшибательной. Она постоянно дотрагивается до меня. Интересно, она из тех, кто всегда всех трогает, или она трогает только меня? Во всяком случае, она же не всегда трогает мою мать.
Иногда она приходит в ярость оттого, что я не отвечаю на ее ласки и поцелуи. Тогда она пытается вызвать мою ревность, указывая на мужчин постарше, которых находит привлекательными. Это всегда старики.
Моя мать посылает воздушные поцелуи проходящим мимо мужчинам.
– Этого же нет в тех книгах! – замечаю я.
– Да, но я вдруг вспомнила об этом сейчас.
Мы покупаем маски. Микки-Маус для меня, Минни-Маус для Сары. Моя мама отказывается от бабушки Минни-Маус, хотя у них есть и такая маска. Она уходит без маски.
Я пытаюсь флиртовать с женщинами, чтобы Сара видела, что меня интересуют женщины моего возраста. Я также пытаюсь заинтересовать ее мальчиками.
Сара указывает на старика в кресле на колесиках и говорит:
– Разве он не красив? Он просто очарователен.
Я смотрю на нее в шоке и вдруг понимаю: она делает это не только для того, чтобы заставить меня ревновать; она хочет показать, что ей нравятся мужчины постарше и если я не сдамся, то другой мужчина, вероятно, не устоит.
Через несколько минут я указываю ей на пятилетнего мальчика и спрашиваю:
– Разве он не красив? Он просто очарователен. Тебе бы надо с ним поболтать.
Она прижимается своим плечом к моему и говорит:
– О да, верно.
– Привет, – кокетливо обращается моя мать тоненьким голоском к мужчинам, которые проходят мимо.
У Сары детское личико. Я же не могу влюбиться в это красивое детское лицо! Оно слишком юное.
– Красавчик, – говорит моя мать мужчинам.
Моя мать не очень-то высокого мнения обо мне. Она считает, что я неприспособлен к жизни. «Что еще хуже, нежели неспособность сделать карьеру и удачно устроить свою личную жизнь, – говорит она мне, – так это неприспособленность к каждодневной жизни». Ей меня жаль и, вероятно, она стыдится меня, но ей не хочется меня обидеть. Мама считает, что мне полезно быть вместе с ней, что это может мне помочь. Когда она бывает резка, это не оттого, что она меня не любит. Она часто повторяет: «Я тебя люблю и просто желаю тебе добра. Тебя нужно немножко встряхнуть». Я не принимаю это слишком близко к сердцу.
Моя мать жалуется на меня Саре. Сара жалуется моей матери на меня, говоря что-нибудь в таком роде: «Вы не думаете, что ему нужно немного расслабиться? Вам не кажется, что он слишком напряжен и зажат?»
– Я того же мнения, – говорит моя мама. – Именно это я твержу ему годами.
– Он всегда обеспокоен тем. чтобы поступать, как принято.
– Совершенно с тобой согласна.
Мы возвращаемся в отель около пяти, потому что у Сары болит голова и она хочет отдохнуть.
Сразу после обеда мать отправляется к себе в номер вздремнуть. Сара приходит ко мне в номер и начинает болтать о разном – я не знаю, о чем именно, поскольку очень напряжен. А она совершенно раскованна.
Она рассуждает обо мне, анализирует меня, говорит, что ей во мне нравится. Она выставляет напоказ свое тело. Я не уверен, что она делает это намеренно – быть может, это мне, старому извращенцу, так кажется. Если она в самом деле так ведет себя намеренно, то у нее просто талант, так как все выглядит очень естественно. Она ребячится – сущее дитя. Гладкая кожа, как в мультипликации. Даже слегка нескоординированные движения, характерные для детей.
Мы беседуем, и она настаивает на том, чтобы сесть рядом со мной, и чтобы моя рука обнимала ее за плечи. Она прижимается ко мне. «Ты мой плюшевый медвежонок», – говорит она, и это звучит для меня, как музыка. Вот такое поведение мне нравится – невинное, дружеское. Вдруг она направляется к дверям и поворачивается кругом. Она начинает напевать «Сегодня вечером» из «Вестсайдской истории». Она идет ко мне медленной походкой, совершенно серьезная, с напряженным выражением лица, напевая: «Сегодня вечером, сегодня вечером только ты. Сегодня вечером не будет утренней звезды. Сегодня вечером, сегодня вечером…»
Наконец она подходит ко мне и просит петь вместе с ней. Я очень энергично протестую, заявляя, что совсем не умею петь. Но она настаивает еще более энергично, и мы начинаем петь дуэтом, щека к щеке, и голос у меня звучит черт знает как. Вообще-то я даже не пою, а проговариваю текст.
Наконец она уходит к себе в номер спать.
На следующий день Сара хочет снова посетить «Горизонты». И мы идем туда, хотя маме этого не хочется.
Затем мы отправляемся на студию «Метро Голдвин Майер», сев на автобус примерно в четыре часа дня. Мы отправляемся в путешествие под названием «Путешествие за кулисы киностудии». Мы участвуем только в первой части аттракциона, которая длится двадцать пять минут. Мы едем на трамвайчиках, и там есть пренеприятный момент, когда наш трамвай едет по мосту, и мост начинает трястись. Начинается пожар, горит все вокруг, и нам на голову обрушивается целый водопад. От огня становится жарко, а пассажиры по левую сторону трамвая становятся насквозь мокрыми. Мы – с правой стороны. Вторая часть путешествия, в которой мы не участвуем, длится сорок пять минут, и нужно идти пешком.
У Сары юное лицо, но при этом тело взрослой чувственной женщины.
Моя мать изрекает громогласно, так что ее могут услышать люди:
– Умственные способности мужчин никогда особенно меня не интересовали.
Сара пытается меня обольстить, она сексуально двигается, ведет себя вызывающе, чтобы спровоцировать мои желания.
Чего она хочет от меня? Как далеко пытается зайти? Правда, я не собираюсь ей потакать.
В один из тех редких моментов, когда с нами нет Сары, моя мать говорит:
– Я не понимаю, почему ты так нравишься этой маленькой девочке. Но мне это очень приятно. Эта ее привязанность просто очаровательна. Не сомневаюсь, что это придает тебе уверенности. Должна сказать, что я немного ревную тебя к ней. И немного ненавижу ее.
Мы совершаем путешествия. Мы садимся в маленькие поезда и смотрим маленькие шоу.
Когда моя мать не может нас слышать, Сара вдруг объявляет мне:
– Должна тебя предупредить, что у меня очень большие груди для моего возраста. И для любого возраста. Боюсь, ты упадешь в обморок, если их увидишь.
– В таком случае я надеюсь, что никогда их не увижу.
Мы ездим на маленьких поездах, мы смотрим шоу, стоим в бесконечных очередях (полчаса, час), ходим в магазины, но очень мало покупаем, мы едим в маленьких ресторанах, причем среди них, как ни удивительно, попадаются хорошие.
У Сары часто болит голова. Не знаю, оттого ли это, что головная боль кажется ей привлекательной женской чертой, или у нее на самом деле болит голова.
– Посмотрите на этого сексуального хрена вон там. Недурен. Но мне он не подходит. Слишком стар, в мужья мне годится.
– Если о ком-то говорят, что он «с жиру бесится», значит, проблема заключается в том, как подсказывают эти слова, что этот человек ест слишком много жира и оттого находится в неуравновешенном состоянии, и если он сядет на диету, то перестанет беситься, то есть придет в уравновешенное состояние.
Сара похожа на этих уродцев в цирках – вроде женщин с бородами. Она – ребенок с телом женщины, или женщина с лицом ребенка.
Она – богиня. Она нереальна. Она так красива! Ее женственные изгибы скрыты детской кожей. Должно быть, коже юного существа больно оттого, что ее растягивают эти зрелые формы. Наверно, ее мучает зуд. Кажется, вот-вот кожа лопнет. Я никогда не видел женского тела с такой туго натянутой кожей. Это очень необычно выглядит. Как ни странно, это очень напоминает куклу Барби. Я поражен ею и испытываю перед ней трепет. Порой она даже вызывает у меня страх.
Я не влюблен в нее. И не могу быть влюблен из-за ее гладкого лица, юного возраста и ее тела, в котором, на мой вкус, недостаточно изъянов. На мой вкус, у нее также недостаточно прошлого. Прошлое – это привлекательная черта, знаете ли, но люди часто не сознают этого, поскольку обычно прошлого хватает с избытком.
Если бы ее голову приставить к телу ребенка, то лицо казалось бы не особенно невинным. Но если приставить к туловищу женщины, то оно выглядело бы, как лицо новорожденного.
– Если вас не «котируют», то решение в том, чтобы завести кота, создающего уют в доме, а также пойти пострелять в тир, и дела ваши наладятся, поскольку вас станет приятнее навещать, да и меткость в стрельбе внушает уважение.
Мне уютно с ней, а ей – со мной, потому что оба мы – уродцы. За эти несколько недель я заметил, что ее привязанность и эмоциональная поддержка очень мне нужны, когда я подавлен. Когда все в моей жизни идет не так, как надо, меня утешает одна мысль: «По крайней мере, Сара меня любит».
Я чувствую, что она в некотором смысле уязвима, что ей неловко из-за ее собственного тела. Мне хочется утешить ее и защитить.
Сегодня, как и в прошлый вечер, мама отправляется спать, а Сара приходит ко мне в номер и беседует со мной два с половиной часа. Она заставляет меня петь по-французски песни из фильма «Ослиная шкура», а в промежутках между песнями, а иногда даже в середине их, она внезапно говорит: «Мне бы хотелось тебе нравиться, я хочу, чтобы ты меня любил».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27