Молли сидела очень тихо, словно окаменев, и следила за мужчинами, копошившимися возле ее ног. Руки сцепила на коленях, левой рукой крепко обхватив провинившуюся правую.
Ослепительная вспышка – сработала фотокамера. На том конце комнаты стоял Камерон Дитчли с карманной цифровой фотокамерой в руках.
Тоби уложил раненого на спину. Снял с него пиджак и передал Калебу. Пострадавший носил белую рубашку. Из руки текла ярко-алая, словно краска, кровь. Тоби глубоко вздохнул, чуть было не лишился сознания, но обморочная дурнота прошла. Он вернулся в строй – надо действовать. Обеими руками Тоби сдавил мякоть простреленной руки, одна ладонь повыше другой, как учили бойскаутов в Милуоки. На ладони потекла горячая кровь, потом она загустела, стала липкой. Он пустил в ход полотенца, белую махровую ткань, и кровь начала сгущаться.
– Все будет хорошо, – заверил он пациента. – Вы поправитесь.
Пациент отворачивался, не в силах видеть свою кровь. Лицо его стало изжелта-белым, как свечной воск. На белой коже проступила утренняя щетина – словно перцем присыпали. Голова его была приподнята – Калеб свернул пиджак Прагера и подложил ему под голову.
Тоби сам не знал, помогает он раненому или делает еще хуже. Может, рана незначительная и кровотечение прекратилось бы само собой. А может, бедняга так и истек бы кровью. Отступать поздно – пришлось довести дело до конца. Он выполнял все инструкции, молясь о том, чтобы ничего не перепутать.
Он ощущал рядом присутствие Калеба. О чем Калеб думал сейчас? Впрочем, не для Калеба делал он все это. Калеб теперь не в счет. И Генри тоже стоял рядом, но и про Генри он почти забыл. Что значит чей-то член во рту по сравнению с этим – по сравнению с огнестрельной раной! Нет, не ради них старался Тоби, а ради этого бедняги, ради незнакомого ему человека. А еще – ради нового в его жизни опыта. Впервые Тоби справился с собой, подавил панику, сумел собраться с мыслями. Надо запомнить это состояние. Сенсорные ощущения, мысли, эмоции. Однажды все это пригодится.
70
Никто не бежал с вечеринки, но все постарались устраниться. К тому времени, когда прибыли полицейские и санитары, большинство гостей уже вышли на террасу и наблюдали за происходящим через стеклянные двери.
Два санитара сразу подошли к Прагеру и опустились перед ним на колени. Полицейский с густыми усами остановился позади них и заговорил с Калебом.
– Несчастный случай, – пояснил Калеб. – Моя мать показывала этому человеку револьвер и вдруг…
– Она выстрелила в меня! – завопил Прагер, лежа на полу. – Я плохо отозвался о его пьесе, и его мать меня застрелила! – С той самой минуты, как произошел «несчастный случай», критик еще не вымолвил ни слова, и этот внезапный порыв гнева изумил всех. Он был вне себя от злости, он был в панике, голос прерывался. В выпученных глазах мерцал страх, а отнюдь не уверенность в собственной правоте.
– Тише, приятель, – зашипели медики, – успокойся.
Молли все так же сидела на диване, рядом с ней – Джесси, она держала мать за руку.
– Я не знаю, как это вышло, – сказала Молли. – Я сидела и разговаривала с ним, а потом вдруг выхватила револьвер и наставила на него, чтобы он понял…
– Где оружие? – осведомился коп.
Джесси передала ему большой пакет из-под сэндвичей, куда она засунула револьвер вместе с патронами.
Коп внимательно осмотрел его.
– Для чего приличная пожилая дама носит с собой это?
Тоби суетился вокруг санитаров, следил за каждым их жестом, изучал приемы, не забывая при этом нашептывать Прагеру:
– Все будет в порядке, все будет в порядке!
Окровавленный рукав оторвали, руку замотали голубоватым бинтом, верхнюю часть ее окольцевали прозрачной пластиковой трубкой. Третий санитар доставил носилки. Тоби помог ему переложить на них Прагера. Застегнули ремни, и Прагер, крепко пристегнутый к носилкам, успокоился немного, хотя все еще кипел от ярости.
– Кому позвонить? – спросил его Калеб. – Сообщить, где вы находитесь?
– Мамаша подстрелила меня, а вы любезности разводите?
– Сэр, – вмешался Генри, – леди следовала своим инстинктам, подобно львице, – в голосе Льюса прозвучал лишь слабый намек на иронию.
Санитары подняли носилки. Прагер в тревоге озирался по сторонам. Носилки нырнули в дверной проем и поплыли вниз по лестнице, к лифту. Тоби, с пиджаком Прагера в руках, поспешил следом.
Явился детектив, мужчина лет за тридцать по имени Плеча. Высветленные волосы, двух разных оттенков – необычно для полицейского, как, впрочем, и накаченный торс. Все меняется, в том числе и внешний вид копов. Переговорив с патрульным, Плеча принялся за Молли и Калеба. Он заговорил было с Генри, но лишь потому, что от фигуры британца веяло авторитетом.
– Откуда-то я вас знаю. Наверное, видел в кино или по телевизору.
– Вполне возможно, – кивнул Генри. – Я же актер.
Но Плеча не стал углубляться в этот животрепещущий вопрос. Обращаясь ко всем собравшимся, он объявил:
– Дело сделано, люди! Вам здесь оставаться не обязательно. Можете расходиться по домам. Постарайтесь не наступить в кровь по дороге, о'кей?
Гости потянулись к выходу. Кое-кто, проходя мимо, заговаривал с Калебом: «Удачи», говорили ему, или «Жаль, что так вышло», или даже: «Понадобится помощь – звони». Ни притязаний на остроумие, ни подначек. Это несколько удивило Калеба.
Но люди – даже люди театра – предпочитают вести себя благожелательно. Шутки и анекдоты, – а они непременно будут, – отложили до лучших времен.
Плеча убрал пакет с револьвером и патронами в черный резиновый мешок для улик и начал записывать адреса и номера телефонов.
– Так вы не арестуете маму? – спросил Калеб.
– Разумеется, арестую. Инцидент с огнестрельным оружием. – Он посмотрел на Молли сверху вниз. – Вы имеете право хранить молчание. Все, сказанное вами, может быть использовано против вас. Вы имеете право на адвоката, выбранного вами или назначенного государством.
Молли кивнула и протянула руки, подставляя запястья.
– Да что вы! – возмутился Плеча. – За подонка меня держите?!
– Конечно, вы прекрасный, благоразумный джентльмен, – замурлыкал Генри, щедро расходуя британский акцент. – Это хорошая женщина. Она могла бы уже быть бабушкой. Неужели вы арестуете ее? Ведь это же, без сомнения, несчастный случай!
– Извини, приятель. Решать будет судья. При таких обстоятельствах я бы и родную бабушку не пощадил. – Он помог Молли подняться на ноги.
Расправив платье, Молли покрепче сжала свою сумочку. Она выглядела пугающе разумной, рациональной, запрограммированной, будто робот.
– Вот почему я не хотела ехать в город! – провозгласила она.
– Я позвоню Айрин, – пообещал Калеб. – Сегодня же найдем адвоката. Тебя там долго не продержат.
– Я еду с тобой, – сказала Джесси. – Я еду с вами, – обратилась она к Плече.
– Извините, мисс. В одной машине с нами вам нельзя. Таков порядок. Мы отвезем леди в Шестой участок. На Десятую улицу.
Усатый полицейский отвел Генри в сторону.
– Вы не просто актер. Вы – звезда из «Тома и Джерри». – Усы щекотали Генри ухо. – Добудьте мне билеты? – прошептал полисмен. – Жена уж меня отблагодарит, если я свожу ее на спектакль.
Генри пообещал сделать все, что в его силах.
Патрульный присоединился к детективу Плеча, и они вместе повели Молли к лифту. Остальные участники драмы двинулись вслед за ними.
– Там встретимся! – на ходу крикнула брату Джесси.
– Скоро приеду, – ответил Калеб. – С адвокатом.
Как странно было смотреть вслед матери: она входила в лифт, а по бокам – следователь и полисмен в форме. Молли пыталась улыбнуться сыну и дочери, но улыбка вышла перекошенная, словно у полоумной. Дверь лифта закрылась, и Молли исчезла.
Последние из задержавшихся гостей вышли на лестницу. Калеб вбежал обратно в квартиру.
– Надо ехать в участок, – сказал он Джеку. – Запрете квартиру, когда наведете порядок, хорошо?
– Не сомневайся, приятель! Ну и ночка! Что тут сказать? Держись! – И ресторатор по-братски обнял драматурга.
Калеб обошелся без лифта, пешком спустился с пятого этажа, его подгоняла тревога за мать. Откуда взялся Прагер? Что за странные, сюрреалистические события стряслись в эту ночь? Он никак не мог осознать реальность происходящего, хотя что может быть реальнее огнестрельной раны?
Снаружи не было ни полицейской машины, ни «скорой помощи», никаких признаков экстраординарного происшествия. Тихая, теплая весенняя ночь, на улицах еще полно народу.
Несколько человек поджидало его внизу – не только Джесси, но также и Фрэнк с Генри.
– Кто-нибудь знает, куда делся Тоби? – спросил Генри. Калеб напрочь забыл о мальчишке.
– Кажется, поехал в Сент-Винсент вместе с санитарами, – высказал предположение Фрэнк. – А полицейский участок – там.
Он ткнул пальцем в сторону Седьмой улицы, и все дружно пошли в том направлении.
Калеб не очень понимал, зачем тащиться всем вместе, но раз уж идут – пусть идут. Сейчас он остро нуждался в других людях, пусть даже они тут лишние. Он и сам-то лишний.
Квартира наверху почти опустела. На террасе не осталось ни души. Легкий ветерок раздувал пляжный зонт и смахивал со стола пустые пластиковые стаканы, один за другим.
Внутри задержались два официанта, Майкл и Джек и труппа «2Б».
– Безумная вечеринка, – вздохнул Дуайт. – Просто сумасшедшая.
– Бедолага, – посочувствовал раненому Джек. – Хоть и критик, а все-таки… И Молли жалко.
Они были знакомы. Дуайт, Крис и Аллегра часто помогали Джеку на праздниках. И сейчас Крис и Дуайт принялись за уборку. Аллегра сидела, скрестив ноги, на столе и доедала кусок именинного торта.
– О-хо-хо! – проговорила она. – Кеннет Прагер побывал на нашем спектакле. А теперь мамочка Калеба подстрелила его. Сегодняшнюю ночь он добром не помянет.
– Ну, что ж, – сказал Джек, – как-нибудь в другой раз.
– Только веселье началось, – приятным низким контральто завела Крис, – расставаться нам пришлось.
Рассмеявшись, Джек подхватил:
– Ну что ж
Мы свое возьмем
Как-нибудь в другой раз.
– На ковре кровь. – Сообщил Дуайт. – Оставить для полицейских? Или солью присыпать?
– Солью только вино можно отчистить, – сказал Майкл. – Ты только глянь! Фу! – Он выставил напоказ окровавленный рукав, который санитары отрезали и бросили на пол.
– Несите сюда лапу Бродвейского Стервятника, – потребовала Аллегра. – Продадим ее на eBay.
А Джек и Крис, не обращая ни на кого внимания, допевали песенку из «Одного дня в городе», печальную и сладостную, прихотливую, ускользающую мелодию:
Этот день – лишь намек.
Все сказать я не смог.
Ну что ж,
Мы свое возьмем
Как-нибудь в другой раз.

71
Три тринадцать. Часы на стене полицейского участка похожи на простые белые настенные часы в младшей школе. И все в участке напоминало Джесси ее первые школьные годы: доска объявлений, стеклянные перегородки, желтые цементные стены, флуоресцентные лампы.
Джесси и ее спутники сидели в ряд на пластиковых стульях у стены. Фрэнк и Генри слева от нее, Калеб справа.
– Ясно, – произнес в трубку Калеб. – Во сколько? Шутишь? А до утра – ничего?!
Он говорил с Айрин по сотовому телефону Джесси.
– Да, конечно, сейчас вечер пятницы. Утро субботы, как хочешь назови. Но разве…
В рассказах отца полицейский участок представал совсем не таким, как это отделение на Западной Десятой. «Клуб ночных потасовок» собирался каждую пятницу, рассказывал отец своим приятелям по гольфу, а еще хуже был «субботний клуб пушки и ножа». Но это в Бронксе, в семидесятые годы. А здешние полицейские то входили, то выходили, иногда приводили арестованных – разъяренную чернокожую «королеву», пьяного белого студента с расквашенным носом. Здесь, в общем и целом, царило спокойствие. Интересно, это от квартала зависит или со временем все изменилось? – думала Джесси.
– Сейчас вернусь, – предупредила она и подошла к столику дежурного сержанта.
– Мама еще здесь, верно? Ее не могут посадить в тюремный автомобиль и увезти, не предупредив нас?
Сержант заверил, что ее мать по-прежнему находится в участке. Джесси вернулась на место.
Им было бы легче, если бы они видели Молли, но ее увели – либо в камеру, либо в кабинет следователя в конце коридора.
Здравый смысл Джесси спорил с разгулявшимся воображением. Кеннет Прагер не умрет. Матери не могут предъявить обвинение в убийстве. Но что, если он подаст иск? Или мать обвинят в покушении на убийство. В незаконном хранении оружия. Еще в чем-то – и весь остаток жизни они проведут в суде. Все мыслимые несчастья так и вертелись в ее голове.
Но больше всего Джесси пугал сам факт, что мать оказалась способна на подобный поступок. Вытащила из сумки револьвер и выстрелила в человека. Ну, может быть, ранила его она не нарочно, но ее гнев, желание причинить боль – не подлежат сомнению. Джесси чувствовала страх не только за мать, но и перед ней. Как мало она знала эту хрупкую пожилую леди!
За углом какой-то человек изумленно воскликнул:
– Молли? Молли Дойл? А ты что здесь делаешь, прах меня побери?
Джесси вскочила на ноги, но и стоя не смогла разглядеть тот конец коридора.
– Джимми Муртаг, – продолжал голос. – Я работал с Бобби, упокой Господь его душу. Ну и вот, как услышал насчет тебя и…
Дверь захлопнулась, и голос затих.
Джесси оглянулась на Калеба. Он тоже слышал этот разговор. После краткой паузы он возобновил свой спор с Айрин:
– Я знаю, что ты специализируешься на шоу-бизнесе. Но если ты не сможешь сейчас дозвониться тому парню, приезжай сама, ладно? Точно? Хорошо, спасибо.
Он закрыл телефон и передал его Джесси.
– Айрин знает хорошего адвоката, – сказал он. – Она постарается разбудить его и привезти сюда. Если не добудится, приедет сама. В любом случае, до шести утра ничего не получится.
У Джесси вырвался стон.
– Я не могу уйти, пока мама здесь. Мне все время кажется, ее куда-нибудь перевезут. Отправят без нас, а потом мы не сумеем ее найти. Паранойя, разумеется, но я ничего не могу с собой поделать.
– Со мной происходит то же самое, – кивнул Калеб. – Однако нет смысла всем торчать здесь. Схожу-ка я в Сент-Винсент, посмотрю, как там Прагер.
Джесси настороженно прищурилась.
– Я не собираюсь просить его отказаться от иска или что-то такое, – пояснил он. – Просто узнаю, как у него дела.
– Я с вами, – вызвался Генри.
– В этом нет необходимости, – нахмурился Калеб.
– Но мне хочется пройтись. Может быть, я сумею уговорить мистера Прагера. У меня это получится лучше, чем у вас. Ведь он – мой поклонник.
Калеб оглянулся на сестру – не знает ли она, чем руководствуется ее босс.
Джесси явно понятия не имела.
– Идите, – сказала она. – Я тут справлюсь. Фрэнк побудет со мной. Ты же не уйдешь, Фрэнк?
– Я останусь, – пообещал он.
Фрэнк, судя по всему, рад быть полезным, и Джесси рада его присутствию. Но между ними не все ладно, или так только кажется со стороны?
– Ничего не бойся, – подбодрил ее на прощание Генри. – Все будет хорошо. – И он ушел вместе с Калебом.
72
Это тебе не кино, размышлял Генри. Сперва шум и грохот – выстрелы, кровь, копы, – а потом время останавливается, словно в больнице. И полицейский участок выглядел скучно, отталкивающе – точь-в-точь больница. Вот почему, когда Калеб Дойл собрался навестить Прагера, Генри сразу же поднялся:
– Я с вами.
На улице все еще было темно, глаза отдыхали после яркого флуоресцентного света. Прохладный, сыроватый воздух напомнил Генри летнюю ночь в Хемпстед-Хит. Узкую улочку окаймляли растрепанные деревья, больше похожие на ершики для бутылок. Генри молча шел рядом с Калебом. Это стоическое, мужественное молчание вполне его устраивало – первые несколько минут.
– Потрясающе, – заговорил он, наконец. – Невероятно. Моя мама в жизни бы не подстрелила критика ради меня.
Калеб поморщился.
– Ваша – крепкий орешек, – поспешил добавить Генри. – Выкарабкается.
– Возможно, – процедил Калеб, не глядя Генри в глаза.
Генри понимал, как неуместна его болтовня, но не мог остановиться.
– Ну вот, мистер Дойл, мы и встретились лицом к лицу. Я столько слышал о вас – сначала от вашей сестры, потом от нашего – уф – друга, Тоби.
Калеб метнул быстрый взгляд на артиста и снова отвернулся:
– Не верьте ничему, что услышите от Тоби.
– Почему? Потому что он все еще в вас влюблен?
Калеб опять поморщился:
– Нет. Он только воображает, что влюблен в меня.
– Разве это не одно и то же? – усмехнулся Генри. – Нет, я знаю, что вы имеете в виду. Бывает и так, что другой любит любовь или еще что-нибудь, а мы оказываемся посредниками между ними.
Теперь Калеб взглянул на него по-доброму, почти дружески.
– Не хотелось бы обсуждать Тоби. Почему все вечно говорят о Тоби? Что в нем такого особенного?
Генри призадумался:
– Попка красивая.
Калеб нахмурился, словно услышал оскорбительную грубость, но, вздохнув, признал:
– Да. Попка красивая. И актер он неплохой. К тому же, в мальчике нет ничего дурного – злобы, подлости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37