»
Он выпустил, наконец, Дуайта, отвернулся и сплюнул.
– Вот так-то, – заявил он Аллегре. – И меня считают гомофобом?!
Все молча таращились на своего режиссера.
– Боже, – с нервным смешком выдавил из себя Дуайт. – Я и не думал, что ты обижаешься. – Он раскраснелся, был смущен и расстроен.
Тыльной стороной ладони Фрэнк утер рот.
– Извини, увлекся. Это твоя сцена. Отдайся ей. Оба отдайтесь.
Они начали сцену сначала. Потом еще раз, и еще. Им никак не удавалось раствориться в ней, недоставало бурлившей во Фрэнке агрессии, но хотя бы жесты усвоили.
Фрэнк зачитывал второй монолог Тоби, когда в дверь постучали. Фрэнк открыл, не спрашивая, кто там, и вошел Тоби – на цыпочках, всем своим видом извиняясь за опоздание. Тем не менее, он выглядел на редкость довольным собой, отметил Фрэнк. Бросив плащ в угол, Тоби сходу продолжил свой монолог.
– Что смотришь? Хорошая передача? Я подумываю сходить на прослушивание для полицейского сериала. Не для этого, для другого…
– Простите, что так поздно, – сказал он, закончив сцену.
– Где задержался? – поинтересовался Дуайт.
– В «Кинко». Смена затянулась.
– Вперед! – окликнул их Фрэнк. – Теперь пойдет как по маслу.
Они продолжили, но не как по маслу. У всех реплики выходили какими-то смазанными, приглушенными – у всех, кроме Тоби. Его монологи обрели упругость и четкость. Ему явно пошла впрок работа с Фрэнком, он все усвоил. Актеры обменивались изумленными взглядами, а потом и сами поднажали.
Фрэнк присмотрелся к возне Крис и Мелиссы в кухне, и его осенило.
– Лорел и Харди, – предложил он.
Он боялся обидеть Крис – ведь ясно, кто из них Харди – но та скорее обрадовалась.
– Лесбиянки Лорел и Харди? Точно. Это мне по плечу.
Легкий оттенок фарса, капелька напыщенности – и сцена оживилась.
Тоби приступил к четвертому монологу. Его прорвало, он обхватил Крис руками, точно так же, как вчера цеплялся за Фрэнка. И Крис хорошо помнила эту сцену – замерла в смущении, потом робко обняла его в ответ.
Драка в кухне получилась скомканной – актеры снова зажались, – и на фоне других сцен с проблесками подлинной жизни эта выглядела донельзя механической.
Когда они закончили, Фрэнк сказал:
– Что-то забрезжило. Уже не полная чушь. – И сам он уже не чувствовал себя полным дерьмом – китовым дерьмом. – Перерыв.
Актеры разбрелись, открыли окна, включили мобильники. Аллегра отозвала Фрэнка в сторону.
– Ну и поцелуй! – сказала она.
– Я хотел показать вам пример.
– Я так и поняла. Но ты задел его чувства.
– То есть?
– Он думает, ты хотел посмеяться над ним, потому что он голубой.
– Господи ты Боже мой! – вскричал Фрэнк. – С чего вы все взяли, будто мне есть дело до того, кто с кем…
– Поговори с ним, – посоветовала Аллегра. – Нам только не хватает еще одного обиженного.
Дуайт пристроился на подоконнике рядом с Крис. Оба курили, каждый занял половину окна. Слишком сыро, неохота вылезать на пожарную лестницу.
Подойдя к Дуайту, Фрэнк негромко окликнул его:
– Слышь, друг! Извини, если обидел.
Дуайт даже головы не повернул.
– Ты не уважаешь меня, Фрэнк.
– Еще как уважаю.
– Если б я попытался тебя лапать, ты бы меня пришиб.
– Да нет же! – настаивал Фрэнк, хотя даже стоять вплотную к Дуайту ему было неловко.
Ступени пожарной лестницы обрамляли их головы и плечи. На перилах поблескивали линзочки воды. В двух шагах от них свешивалась из окна Крис, электрический свет из комнаты омывал ее тело от головы до локтей.
– Слушай, может, я не подумал, – извинялся Фрэнк, – но я тебя не лапал. Я изображал персонаж Аллегры – это она должна была притиснуть тебя.
– Теперь я знаю, что чувствуют девочки, когда их щупают. Мы с тобой друзья, Фрэнк. Не хрен разряжаться за мой счет.
– Дуайт! Можно подумать, меня завел этот поцелуй! – Он вложил в поцелуй сильные эмоции, что правда, то правда, но эти эмоции не имели никакого отношения к Дуайту. – Извини. Мне очень жаль. Это никогда больше не повторится.
Аллегра высунула голову в окошко рядом с Крис.
– Эй! У Тоби замечательные новости.
У окна стало тесновато. Фрэнк хотел было убрать голову и продолжить разговор в гостиной, но тут рядом с головами Аллегры и Крис появилась третья – голова Тоби.
– Фрэнк, – заговорил он, – я тут Аллегру спрашивал – можем мы устроить дополнительное представление в пятницу? Для моего хорошего знакомого, он не успевает к девяти.
Крис и Дуайт дружно застонали.
– Извини, Тоби, – ответил Фрэнк. – Не успевает – значит, не успевает. Мы, конечно, мелочь пузатая, но не настолько же, чтобы выступать на заказ.
– Да ты послушай, Фрэнк, – вмешалась Аллегра. – Тоби, скажи ему, о каком друге идет речь.
– Это Генри Льюс.
– Генри Льюс! – вскричал Дуайт. Широко раскрыв от изумления глаза, он повернулся к Фрэнку, потом снова к Тоби. – Мистер Ева Харрингтон! О-го-го!
– Ева – кто? – переспросил Тоби.
– Заткнись, Дуайт! – одернула приятеля Аллегра. – Так что, Фрэнк? – И она убрала голову.
Фрэнк тоже вернулся в гостиную, заморгал, приспосабливаясь к слишком яркому свету после сумрачной пожарной лестницы. Вслед за ним возвратились и другие актеры.
– Генри Льюс, – повторила Аллегра. – Придет посмотреть. Ему понравится! Он даст нам хороший отзыв!
– А если не понравится? – усомнился Дуайт.
– Как же, не понравится! – усмехнулась Аллегра. – Его дружок играет!
– Он хороший человек, – заверил всех Тоби. – Он нам поможет.
Фрэнк не верил своим ушам. Генри Льюс, на хрен! Куда бежать? И все его актеры, как дрессированные собачки, готовы прыгать через обруч ради этого засранца. Он оглянулся на Крис – может, хоть она не согласна?
Крис лениво пожала плечами:
– Можно и лишний раз выступить.
– Верно! – подхватил Дуайт. – Перед Генри Льюсом! Ого! Все равно что перед самим Майклом Кейном. У вас роман?
– Нет, – протянул Тоби, потупясь. У него был виноватый и вместе с тем торжествующий вид – гордится своим падением. – Встречались, выпили кофе. Два раза. Он действительно интересуется молодыми актерами. В смысле – профессионально.
– В каком-каком смысле? – переспросил Дуайт.
– Знаете что, – перебила Аллегра, – мне плевать, как именно Тоби залучил Генри Льюса. Дареному коню в зубы не смотрят. Что скажешь, Фрэнк? Дополнительное представление? С нас не убудет.
И все дружно обернулись к Фрэнку, полные надежд, упоенные собой.
41
– Алло!
– Тоби?
– А, Генри. Привет.
– Еще не спишь? Вот и хорошо. Я боялся, что уже поздно.
– Я раньше часа не ложусь. Слушай, я спросил у ребят насчет пятницы. Мы выступим еще раз. Билеты уже готовы. Я оставлю один для тебя?
– Конечно. Да-да. Замечательно.
Пауза.
– А сегодня ты не занят, Тоби? Приходи ко мне.
– Уже так поздно. Почти двенадцать.
– Знаю. Просто подумал, вдруг ты согласишься… ну да ладно.
– Мне было хорошо прошлой ночью.
– Правда?
– Честное слово. Так уютно. Вроде как в гостях.
– Хмм.
– Жаль, что пока я не могу дать тебе большего, Генри. Ничего?
– Поспи в гостях и сегодня.
– Прости, мне надо выспаться.
– Прошлой ночью ты спал без проблем.
– У меня премьера. Понимаешь? У тебя работа, и у меня тоже. Ты придешь в пятницу? Обещаешь?
Пауза.
– Разумеется. За все сокровища мира я бы не пропустил такое.
42
Небо голубое, солнце сияет – картинка из детской книжки. Джесси гуляла по зеленому, такому зеленому полю, вдали от города, от скучных обязанностей. Единственное что ее беспокоило – крошка-гиппопотам. Ростом с поросенка, он брел за ней, как понятный только ей упрек, взращенный ею укор совести.
Странный стук доносился с небес, тук-тук-тук, словно удары трости, возвещавшие о начале представления в «Детях райка». Зеленое небо и зеленый луг дернулись и поехали вверх, как занавес. Конец света, подумала Джесси в отчаянии. Разрисованная тряпка земли и неба исчезла высоко над головой. Осталось лишь усыпанная звездами темнота. И – публика.
Она стояла на сцене перед залом размером со Вселенную, бесконечным, как космос. Гиппопотам все еще держался поблизости. Ну и шутки шутит мое подсознание, подумала Джесси. Она уже догадывалась, что видит сон. Лишь бы не тот дурацкий «актерский» сон, в котором забываешь свою реплику или вовсе не догадываешься, в какую пьесу попала.
Публика – одни мужчины, сплошные ряды в смокингах. Это хорошо. Джесси нравилось быть единственной девушкой на вечеринке. Калеб в переднем ряду. Рядом – мистер Коупленд, руководитель школьного драмкружка. Уже не тот вечный мальчишка, он выглядит старым, словно отец – будь он сейчас жив. Дальше – Фрэнк, хмурый, руки сложены на груди. Фрэнк недоволен ею – как она осмелилась выйти на сцену с гиппопотамом?!
Но где же Генри? Нигде нет. Не пришел. Вот дерьмо!
Бегемотик, сидевший у ноги хозяйки, внезапно откашлялся. Задрал голову и с нежностью посмотрел на нее. Приоткрыл розовый рот. Сейчас заговорит и все объяснит.
Однако прежде, чем она услышала разгадку происходящего, трость заработала вновь: тук-тук-тук. Можно подумать, спектакль еще не начался. Или это спектакль в спектакле, подлинная драма, поставленная Богом? Бог теряет терпение.
Джесси очнулась в своей постели.
Тук-тук-тук. Кто-то барабанит в дверь.
– А? Что? Кто это?
Приглушенный мужской голос ответил:
– Это я. Пришел извиниться.
Джесси села. Она хотела было снова натянуть на себя одеяло, но оно исчезло, а с ним и премудрый гиппопотам.
– Сейчас. Одну минутку, – хрипло крикнула она в сторону двери. Голос сел, царапал горло. Джесси начала спускаться по лестнице. Кто еще пришел извиниться? Если подумать, на свете столько людей, которые провинились перед Джесси.
Сняв цепочку, она открыла дверь.
В коридоре маячило вытянутое, небритое лицо Генри Льюса. В одной руке он держал мокрый зонт, в другой – свернутый воронкой лист бумаги.
– Вот, – сказал Генри, протягивая ей сверток. – Извини за вчерашнее. Я вел себя очень глупо и безответственно.
Неужели продолжается сон? – недоумевала Джесси. Развернув бумагу, она обнаружила целую охапку цветов – не таких, какие приснились бы во сне, а настоящих. Простые белые ромашки с бледно-желтыми сердцевинками.
Вполне реальный Генри Льюс в ее темном коридоре. Генри Льюс – столь же неуместный здесь, как роза на капустной грядке.
– Извини, – повторил он. – Я пытался звонить, но все время попадал на автоответчик.
– Я отключила сотовый.
– Ну да. Ясно. Что ж… – Он прочистил горло, глядя себе под ноги, на небесно-голубые «Найки».
Пригласить его войти? Но Джесси не хотелось, чтобы Генри Льюс вторгался в ее убогое личное пространство. Она продолжала стоять на пороге в футболке и трусах, беседуя со своим боссом. Со своим бывшим боссом. Или не совсем бывшим?
– Я хотел пригласить тебя на завтрак, – произнес наконец Генри. – Посидим, обсудим наши разногласия.
– А? Да. Пожалуй, – пробормотала она.
– Куда пойдем?
– Здесь в подвале есть закусочная. Вы идите вперед. Закажите кофе, я скоро спущусь. Договорились?
– В подвале? – неуверенно переспросил он.
– Да. Выйти на улицу, повернуть направо, в том конце квартала. Дайте мне пятнадцать минут – оденусь и присоединюсь к вам.
– Отлично. Через пятнадцать минут. – Генри просиял застенчивой, виноватой, обиженной улыбкой. Просунул руку в квартиру, взялся за ручку и плотно закрыл за собой дверь. Смутился при виде собственной ассистентки в неглиже?
Она так и осталась стоять перед закрытой дверью, уставившись на зажатые в кулаке стебли ромашек, гадая, проснулась она или все еще спит. Покосилась в сторону небольшого окна над кроватью. Монотонно барабанил дождь. Посмотрела на кухонные часы. Начало одиннадцатого. Разгар рабочего дня для большинства людей, раннее утро для Генри. В такую рань он явился в пригород просить прощения? Странно, трогательно – и немного подозрительно.
И только умывшись холодной водой, Джесси вспомнила гиппопотама. К чему он приснился? Что за шутки шутит чертово подсознание? Какие истины пытается ей поведать?
43
Закусочная «Вандам» располагалась в подвале бывшей типографии. Пустое помещение с высоким потолком, повсюду водопроводные трубы, несколько импрессионистских плакатов на стене. Джесси выбрала это место по привычке, Генри это заслужил: пусть дожидается в неуютном, в таком заурядном помещении.
Вон он сидит, в отдельном кабинете под лампой дневного света. Не скучает, не злится. Поднял голову и заметил Джесси, как раз когда она входила в дверь. Расплылся в улыбке:
– Пришла? Вот и хорошо.
– Думали, не приду?
Али, официант-пакистанец, подошел к столику.
– Доброе утро, Джессика. – Он поставил на стол чашку кофе, ее обычный заказ. – Это твой друг? – Вопрос прозвучал напряженно, Али опасался, что немолодой мужчина – любовник.
– Генри Льюс, – представила его Джесси. – Мой босс. А это Али Мохран. Он кормит меня, когда мне лень готовить, то есть почти всегда.
Мужчины сдержанно кивнули друг другу. Джесси заказала свои любимые оладьи, и Али отошел от стола. Она наблюдала за Генри, предоставив ему начать разговор. Не стоит забегать вперед – пока все козыри у нее на руках. Хочется продлить приятное мгновение.
Генри улыбался все той же странной улыбкой – смесь смущения, обиды и вины.
– Джесси! – заговорил он, наконец. – Почему мы вчера сорвались? Из-за чего поспорили?
– У меня на этот счет имеется теория, – ответила она. – А как думаете вы?
Генри набрал воздуха в грудь.
– Я думаю, что допустил серьезную ошибку. – Он подался вперед, опираясь на локти. – Джесси! Пожалуйста, вернись! Ты нужна мне! Не ради счетов и тому подобного – ты нужна мне, как друг.
– Друг?
– Да. Человек, с которым можно поговорить по душам.
– Но я же всего-навсего ассистент, – прошипела она ненавистное слово.
– Я тебя и похуже обзывал, – поморщился он. – Не стоит вспоминать.
– Не стоит.
– Я вел себя как задница. Настроение было ужасное. Чувствовал себя совсем старым, никому не нужным, одураченным. Когда ты на меня наехала, я потерял голову. Очень дурно с тобой обошелся. Ужасно.
– Я тоже вела себя не слишком культурно, – признала Джесси. – Это вы-то никому не нужны?! А как же Тоби, скакавший по квартире в нижнем белье?
– Я знаю, что не воздавал тебе должного, – продолжал Генри. – Прости. Что еще сказать? Я – человек искусства. Как все творческие люди, бываю жутко эгоцентричным. Но порой я обращаю на тебя внимание, Джесси. И ценю. Честное слово.
– Что ж… – Джесси задумчиво склонила голову. Пустая лесть, разумеется, но губы невольно растянулись в улыбке. Уже приятно, что Генри готов льстить, лишь бы ее вернуть – значит, нужна.
– Ты вернешься ко мне, Джесси? Исправиться не обещаю, но постараюсь хотя бы время от времени проявлять к тебе внимание, которого ты заслуживаешь.
Отказать она не могла, но и сдаваться так легко не собиралась.
– Я подумаю, – посулила она. – Вчера мы много чего друг другу наговорили. Не стану притворяться, будто все уже зажило.
– Мы говорили под влиянием момента. На самом деле я отношусь к тебе с любовью и уважением.
– Ясное дело.
Генри надулся – сердится, что не поддалась сразу его обаянию.
– Ты хотя бы подумаешь над моим предложением?
– Уже думаю, – с прохладцей отозвалась она.
Али принес заказанные оладьи.
– Спасибо, – сладчайшим голосом (для контраста) пропела она.
Генри сложил руки на столе перед собой.
– Я готов предложить тебе прибавку, Джесси. Хотя я понимаю, что не в деньгах дело.
– Конечно, – согласилась она, – но деньги помогут мне принять решение. – Она снова улыбалась. Генри – скряга. Вести счета не умеет, но неизменно ошибается в свою пользу.
– Хорошо. Сколько я тебе плачу в неделю? – спросил он и, не дожидаясь ответа, добавил: – Буду платить на сотню больше.
Боже ты мой, подумала Джесси. Я нужна ему позарез.
– Ты вернешься? Это меняет дело?
– Подожди, – повторила она, – мне надо подумать.
– Оладьи остынут, – нахмурился Генри. – Ешь давай. Ешь. – Он царственно махнул рукой.
Она открыла тюбик меда, выдавила на тарелку. Генри внимательно наблюдал за ней. Он уже улыбался – робкой, чуть неуверенной улыбкой. Знал, что она скажет «да».
И тут он спросил:
– Что ты знаешь о Тобиасе Фоглере?
– О Тобиасе? А, Тоби.
– Да, о нем. – Сухо, деловым тоном.
Ловко он меня провел, восхитилась Джесси. Вот зачем он на самом деле явился – не из-за меня, из-за Тоби. Она чуть было не расхохоталась. Шито белыми нитками.
– Я мало что знаю о нем, – сказала она. – Полгода он встречался с Калебом. Потом Калеб его бросил. – Джесси презрительно фыркнула. – После этой ночи вы знакомы с ним ближе, чем я.
– Со стороны может так показаться, – пробурчал Генри. – Но наше знакомство оказалось несколько незавершенным – не будем уточнять.
– А?
– Не будем вдаваться в подробности.
– Без подробностей неинтересно. – Она взяла еще один тюбик и выдавила побольше меда на оладьи. – Так что же? Он отказался лечь с вами в постель?
– В постель он лег. Но больше ничего делать не стал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Он выпустил, наконец, Дуайта, отвернулся и сплюнул.
– Вот так-то, – заявил он Аллегре. – И меня считают гомофобом?!
Все молча таращились на своего режиссера.
– Боже, – с нервным смешком выдавил из себя Дуайт. – Я и не думал, что ты обижаешься. – Он раскраснелся, был смущен и расстроен.
Тыльной стороной ладони Фрэнк утер рот.
– Извини, увлекся. Это твоя сцена. Отдайся ей. Оба отдайтесь.
Они начали сцену сначала. Потом еще раз, и еще. Им никак не удавалось раствориться в ней, недоставало бурлившей во Фрэнке агрессии, но хотя бы жесты усвоили.
Фрэнк зачитывал второй монолог Тоби, когда в дверь постучали. Фрэнк открыл, не спрашивая, кто там, и вошел Тоби – на цыпочках, всем своим видом извиняясь за опоздание. Тем не менее, он выглядел на редкость довольным собой, отметил Фрэнк. Бросив плащ в угол, Тоби сходу продолжил свой монолог.
– Что смотришь? Хорошая передача? Я подумываю сходить на прослушивание для полицейского сериала. Не для этого, для другого…
– Простите, что так поздно, – сказал он, закончив сцену.
– Где задержался? – поинтересовался Дуайт.
– В «Кинко». Смена затянулась.
– Вперед! – окликнул их Фрэнк. – Теперь пойдет как по маслу.
Они продолжили, но не как по маслу. У всех реплики выходили какими-то смазанными, приглушенными – у всех, кроме Тоби. Его монологи обрели упругость и четкость. Ему явно пошла впрок работа с Фрэнком, он все усвоил. Актеры обменивались изумленными взглядами, а потом и сами поднажали.
Фрэнк присмотрелся к возне Крис и Мелиссы в кухне, и его осенило.
– Лорел и Харди, – предложил он.
Он боялся обидеть Крис – ведь ясно, кто из них Харди – но та скорее обрадовалась.
– Лесбиянки Лорел и Харди? Точно. Это мне по плечу.
Легкий оттенок фарса, капелька напыщенности – и сцена оживилась.
Тоби приступил к четвертому монологу. Его прорвало, он обхватил Крис руками, точно так же, как вчера цеплялся за Фрэнка. И Крис хорошо помнила эту сцену – замерла в смущении, потом робко обняла его в ответ.
Драка в кухне получилась скомканной – актеры снова зажались, – и на фоне других сцен с проблесками подлинной жизни эта выглядела донельзя механической.
Когда они закончили, Фрэнк сказал:
– Что-то забрезжило. Уже не полная чушь. – И сам он уже не чувствовал себя полным дерьмом – китовым дерьмом. – Перерыв.
Актеры разбрелись, открыли окна, включили мобильники. Аллегра отозвала Фрэнка в сторону.
– Ну и поцелуй! – сказала она.
– Я хотел показать вам пример.
– Я так и поняла. Но ты задел его чувства.
– То есть?
– Он думает, ты хотел посмеяться над ним, потому что он голубой.
– Господи ты Боже мой! – вскричал Фрэнк. – С чего вы все взяли, будто мне есть дело до того, кто с кем…
– Поговори с ним, – посоветовала Аллегра. – Нам только не хватает еще одного обиженного.
Дуайт пристроился на подоконнике рядом с Крис. Оба курили, каждый занял половину окна. Слишком сыро, неохота вылезать на пожарную лестницу.
Подойдя к Дуайту, Фрэнк негромко окликнул его:
– Слышь, друг! Извини, если обидел.
Дуайт даже головы не повернул.
– Ты не уважаешь меня, Фрэнк.
– Еще как уважаю.
– Если б я попытался тебя лапать, ты бы меня пришиб.
– Да нет же! – настаивал Фрэнк, хотя даже стоять вплотную к Дуайту ему было неловко.
Ступени пожарной лестницы обрамляли их головы и плечи. На перилах поблескивали линзочки воды. В двух шагах от них свешивалась из окна Крис, электрический свет из комнаты омывал ее тело от головы до локтей.
– Слушай, может, я не подумал, – извинялся Фрэнк, – но я тебя не лапал. Я изображал персонаж Аллегры – это она должна была притиснуть тебя.
– Теперь я знаю, что чувствуют девочки, когда их щупают. Мы с тобой друзья, Фрэнк. Не хрен разряжаться за мой счет.
– Дуайт! Можно подумать, меня завел этот поцелуй! – Он вложил в поцелуй сильные эмоции, что правда, то правда, но эти эмоции не имели никакого отношения к Дуайту. – Извини. Мне очень жаль. Это никогда больше не повторится.
Аллегра высунула голову в окошко рядом с Крис.
– Эй! У Тоби замечательные новости.
У окна стало тесновато. Фрэнк хотел было убрать голову и продолжить разговор в гостиной, но тут рядом с головами Аллегры и Крис появилась третья – голова Тоби.
– Фрэнк, – заговорил он, – я тут Аллегру спрашивал – можем мы устроить дополнительное представление в пятницу? Для моего хорошего знакомого, он не успевает к девяти.
Крис и Дуайт дружно застонали.
– Извини, Тоби, – ответил Фрэнк. – Не успевает – значит, не успевает. Мы, конечно, мелочь пузатая, но не настолько же, чтобы выступать на заказ.
– Да ты послушай, Фрэнк, – вмешалась Аллегра. – Тоби, скажи ему, о каком друге идет речь.
– Это Генри Льюс.
– Генри Льюс! – вскричал Дуайт. Широко раскрыв от изумления глаза, он повернулся к Фрэнку, потом снова к Тоби. – Мистер Ева Харрингтон! О-го-го!
– Ева – кто? – переспросил Тоби.
– Заткнись, Дуайт! – одернула приятеля Аллегра. – Так что, Фрэнк? – И она убрала голову.
Фрэнк тоже вернулся в гостиную, заморгал, приспосабливаясь к слишком яркому свету после сумрачной пожарной лестницы. Вслед за ним возвратились и другие актеры.
– Генри Льюс, – повторила Аллегра. – Придет посмотреть. Ему понравится! Он даст нам хороший отзыв!
– А если не понравится? – усомнился Дуайт.
– Как же, не понравится! – усмехнулась Аллегра. – Его дружок играет!
– Он хороший человек, – заверил всех Тоби. – Он нам поможет.
Фрэнк не верил своим ушам. Генри Льюс, на хрен! Куда бежать? И все его актеры, как дрессированные собачки, готовы прыгать через обруч ради этого засранца. Он оглянулся на Крис – может, хоть она не согласна?
Крис лениво пожала плечами:
– Можно и лишний раз выступить.
– Верно! – подхватил Дуайт. – Перед Генри Льюсом! Ого! Все равно что перед самим Майклом Кейном. У вас роман?
– Нет, – протянул Тоби, потупясь. У него был виноватый и вместе с тем торжествующий вид – гордится своим падением. – Встречались, выпили кофе. Два раза. Он действительно интересуется молодыми актерами. В смысле – профессионально.
– В каком-каком смысле? – переспросил Дуайт.
– Знаете что, – перебила Аллегра, – мне плевать, как именно Тоби залучил Генри Льюса. Дареному коню в зубы не смотрят. Что скажешь, Фрэнк? Дополнительное представление? С нас не убудет.
И все дружно обернулись к Фрэнку, полные надежд, упоенные собой.
41
– Алло!
– Тоби?
– А, Генри. Привет.
– Еще не спишь? Вот и хорошо. Я боялся, что уже поздно.
– Я раньше часа не ложусь. Слушай, я спросил у ребят насчет пятницы. Мы выступим еще раз. Билеты уже готовы. Я оставлю один для тебя?
– Конечно. Да-да. Замечательно.
Пауза.
– А сегодня ты не занят, Тоби? Приходи ко мне.
– Уже так поздно. Почти двенадцать.
– Знаю. Просто подумал, вдруг ты согласишься… ну да ладно.
– Мне было хорошо прошлой ночью.
– Правда?
– Честное слово. Так уютно. Вроде как в гостях.
– Хмм.
– Жаль, что пока я не могу дать тебе большего, Генри. Ничего?
– Поспи в гостях и сегодня.
– Прости, мне надо выспаться.
– Прошлой ночью ты спал без проблем.
– У меня премьера. Понимаешь? У тебя работа, и у меня тоже. Ты придешь в пятницу? Обещаешь?
Пауза.
– Разумеется. За все сокровища мира я бы не пропустил такое.
42
Небо голубое, солнце сияет – картинка из детской книжки. Джесси гуляла по зеленому, такому зеленому полю, вдали от города, от скучных обязанностей. Единственное что ее беспокоило – крошка-гиппопотам. Ростом с поросенка, он брел за ней, как понятный только ей упрек, взращенный ею укор совести.
Странный стук доносился с небес, тук-тук-тук, словно удары трости, возвещавшие о начале представления в «Детях райка». Зеленое небо и зеленый луг дернулись и поехали вверх, как занавес. Конец света, подумала Джесси в отчаянии. Разрисованная тряпка земли и неба исчезла высоко над головой. Осталось лишь усыпанная звездами темнота. И – публика.
Она стояла на сцене перед залом размером со Вселенную, бесконечным, как космос. Гиппопотам все еще держался поблизости. Ну и шутки шутит мое подсознание, подумала Джесси. Она уже догадывалась, что видит сон. Лишь бы не тот дурацкий «актерский» сон, в котором забываешь свою реплику или вовсе не догадываешься, в какую пьесу попала.
Публика – одни мужчины, сплошные ряды в смокингах. Это хорошо. Джесси нравилось быть единственной девушкой на вечеринке. Калеб в переднем ряду. Рядом – мистер Коупленд, руководитель школьного драмкружка. Уже не тот вечный мальчишка, он выглядит старым, словно отец – будь он сейчас жив. Дальше – Фрэнк, хмурый, руки сложены на груди. Фрэнк недоволен ею – как она осмелилась выйти на сцену с гиппопотамом?!
Но где же Генри? Нигде нет. Не пришел. Вот дерьмо!
Бегемотик, сидевший у ноги хозяйки, внезапно откашлялся. Задрал голову и с нежностью посмотрел на нее. Приоткрыл розовый рот. Сейчас заговорит и все объяснит.
Однако прежде, чем она услышала разгадку происходящего, трость заработала вновь: тук-тук-тук. Можно подумать, спектакль еще не начался. Или это спектакль в спектакле, подлинная драма, поставленная Богом? Бог теряет терпение.
Джесси очнулась в своей постели.
Тук-тук-тук. Кто-то барабанит в дверь.
– А? Что? Кто это?
Приглушенный мужской голос ответил:
– Это я. Пришел извиниться.
Джесси села. Она хотела было снова натянуть на себя одеяло, но оно исчезло, а с ним и премудрый гиппопотам.
– Сейчас. Одну минутку, – хрипло крикнула она в сторону двери. Голос сел, царапал горло. Джесси начала спускаться по лестнице. Кто еще пришел извиниться? Если подумать, на свете столько людей, которые провинились перед Джесси.
Сняв цепочку, она открыла дверь.
В коридоре маячило вытянутое, небритое лицо Генри Льюса. В одной руке он держал мокрый зонт, в другой – свернутый воронкой лист бумаги.
– Вот, – сказал Генри, протягивая ей сверток. – Извини за вчерашнее. Я вел себя очень глупо и безответственно.
Неужели продолжается сон? – недоумевала Джесси. Развернув бумагу, она обнаружила целую охапку цветов – не таких, какие приснились бы во сне, а настоящих. Простые белые ромашки с бледно-желтыми сердцевинками.
Вполне реальный Генри Льюс в ее темном коридоре. Генри Льюс – столь же неуместный здесь, как роза на капустной грядке.
– Извини, – повторил он. – Я пытался звонить, но все время попадал на автоответчик.
– Я отключила сотовый.
– Ну да. Ясно. Что ж… – Он прочистил горло, глядя себе под ноги, на небесно-голубые «Найки».
Пригласить его войти? Но Джесси не хотелось, чтобы Генри Льюс вторгался в ее убогое личное пространство. Она продолжала стоять на пороге в футболке и трусах, беседуя со своим боссом. Со своим бывшим боссом. Или не совсем бывшим?
– Я хотел пригласить тебя на завтрак, – произнес наконец Генри. – Посидим, обсудим наши разногласия.
– А? Да. Пожалуй, – пробормотала она.
– Куда пойдем?
– Здесь в подвале есть закусочная. Вы идите вперед. Закажите кофе, я скоро спущусь. Договорились?
– В подвале? – неуверенно переспросил он.
– Да. Выйти на улицу, повернуть направо, в том конце квартала. Дайте мне пятнадцать минут – оденусь и присоединюсь к вам.
– Отлично. Через пятнадцать минут. – Генри просиял застенчивой, виноватой, обиженной улыбкой. Просунул руку в квартиру, взялся за ручку и плотно закрыл за собой дверь. Смутился при виде собственной ассистентки в неглиже?
Она так и осталась стоять перед закрытой дверью, уставившись на зажатые в кулаке стебли ромашек, гадая, проснулась она или все еще спит. Покосилась в сторону небольшого окна над кроватью. Монотонно барабанил дождь. Посмотрела на кухонные часы. Начало одиннадцатого. Разгар рабочего дня для большинства людей, раннее утро для Генри. В такую рань он явился в пригород просить прощения? Странно, трогательно – и немного подозрительно.
И только умывшись холодной водой, Джесси вспомнила гиппопотама. К чему он приснился? Что за шутки шутит чертово подсознание? Какие истины пытается ей поведать?
43
Закусочная «Вандам» располагалась в подвале бывшей типографии. Пустое помещение с высоким потолком, повсюду водопроводные трубы, несколько импрессионистских плакатов на стене. Джесси выбрала это место по привычке, Генри это заслужил: пусть дожидается в неуютном, в таком заурядном помещении.
Вон он сидит, в отдельном кабинете под лампой дневного света. Не скучает, не злится. Поднял голову и заметил Джесси, как раз когда она входила в дверь. Расплылся в улыбке:
– Пришла? Вот и хорошо.
– Думали, не приду?
Али, официант-пакистанец, подошел к столику.
– Доброе утро, Джессика. – Он поставил на стол чашку кофе, ее обычный заказ. – Это твой друг? – Вопрос прозвучал напряженно, Али опасался, что немолодой мужчина – любовник.
– Генри Льюс, – представила его Джесси. – Мой босс. А это Али Мохран. Он кормит меня, когда мне лень готовить, то есть почти всегда.
Мужчины сдержанно кивнули друг другу. Джесси заказала свои любимые оладьи, и Али отошел от стола. Она наблюдала за Генри, предоставив ему начать разговор. Не стоит забегать вперед – пока все козыри у нее на руках. Хочется продлить приятное мгновение.
Генри улыбался все той же странной улыбкой – смесь смущения, обиды и вины.
– Джесси! – заговорил он, наконец. – Почему мы вчера сорвались? Из-за чего поспорили?
– У меня на этот счет имеется теория, – ответила она. – А как думаете вы?
Генри набрал воздуха в грудь.
– Я думаю, что допустил серьезную ошибку. – Он подался вперед, опираясь на локти. – Джесси! Пожалуйста, вернись! Ты нужна мне! Не ради счетов и тому подобного – ты нужна мне, как друг.
– Друг?
– Да. Человек, с которым можно поговорить по душам.
– Но я же всего-навсего ассистент, – прошипела она ненавистное слово.
– Я тебя и похуже обзывал, – поморщился он. – Не стоит вспоминать.
– Не стоит.
– Я вел себя как задница. Настроение было ужасное. Чувствовал себя совсем старым, никому не нужным, одураченным. Когда ты на меня наехала, я потерял голову. Очень дурно с тобой обошелся. Ужасно.
– Я тоже вела себя не слишком культурно, – признала Джесси. – Это вы-то никому не нужны?! А как же Тоби, скакавший по квартире в нижнем белье?
– Я знаю, что не воздавал тебе должного, – продолжал Генри. – Прости. Что еще сказать? Я – человек искусства. Как все творческие люди, бываю жутко эгоцентричным. Но порой я обращаю на тебя внимание, Джесси. И ценю. Честное слово.
– Что ж… – Джесси задумчиво склонила голову. Пустая лесть, разумеется, но губы невольно растянулись в улыбке. Уже приятно, что Генри готов льстить, лишь бы ее вернуть – значит, нужна.
– Ты вернешься ко мне, Джесси? Исправиться не обещаю, но постараюсь хотя бы время от времени проявлять к тебе внимание, которого ты заслуживаешь.
Отказать она не могла, но и сдаваться так легко не собиралась.
– Я подумаю, – посулила она. – Вчера мы много чего друг другу наговорили. Не стану притворяться, будто все уже зажило.
– Мы говорили под влиянием момента. На самом деле я отношусь к тебе с любовью и уважением.
– Ясное дело.
Генри надулся – сердится, что не поддалась сразу его обаянию.
– Ты хотя бы подумаешь над моим предложением?
– Уже думаю, – с прохладцей отозвалась она.
Али принес заказанные оладьи.
– Спасибо, – сладчайшим голосом (для контраста) пропела она.
Генри сложил руки на столе перед собой.
– Я готов предложить тебе прибавку, Джесси. Хотя я понимаю, что не в деньгах дело.
– Конечно, – согласилась она, – но деньги помогут мне принять решение. – Она снова улыбалась. Генри – скряга. Вести счета не умеет, но неизменно ошибается в свою пользу.
– Хорошо. Сколько я тебе плачу в неделю? – спросил он и, не дожидаясь ответа, добавил: – Буду платить на сотню больше.
Боже ты мой, подумала Джесси. Я нужна ему позарез.
– Ты вернешься? Это меняет дело?
– Подожди, – повторила она, – мне надо подумать.
– Оладьи остынут, – нахмурился Генри. – Ешь давай. Ешь. – Он царственно махнул рукой.
Она открыла тюбик меда, выдавила на тарелку. Генри внимательно наблюдал за ней. Он уже улыбался – робкой, чуть неуверенной улыбкой. Знал, что она скажет «да».
И тут он спросил:
– Что ты знаешь о Тобиасе Фоглере?
– О Тобиасе? А, Тоби.
– Да, о нем. – Сухо, деловым тоном.
Ловко он меня провел, восхитилась Джесси. Вот зачем он на самом деле явился – не из-за меня, из-за Тоби. Она чуть было не расхохоталась. Шито белыми нитками.
– Я мало что знаю о нем, – сказала она. – Полгода он встречался с Калебом. Потом Калеб его бросил. – Джесси презрительно фыркнула. – После этой ночи вы знакомы с ним ближе, чем я.
– Со стороны может так показаться, – пробурчал Генри. – Но наше знакомство оказалось несколько незавершенным – не будем уточнять.
– А?
– Не будем вдаваться в подробности.
– Без подробностей неинтересно. – Она взяла еще один тюбик и выдавила побольше меда на оладьи. – Так что же? Он отказался лечь с вами в постель?
– В постель он лег. Но больше ничего делать не стал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37