Он был сшит из фиолетового нейлона – спереди, в виде аппликации, красовался динозаврик из комикса. Сара, казалось, была очень довольна своим творением. – Я кроила его по каталогу, – похвалилась она.Я снял куртку, и мы накинули мне на плечи рюкзачок, ослабив лямки так, что он уютно осел на моем животе. Сара упаковала деньги в пластиковый мешок для мусора – чтобы мне было в чем оставить их в самолете, – потом запихнула сверток в рюкзак. Когда она закончила, я застегнул свою парку. Живот мой округлился, но в объемной куртке это не бросалось в глаза.– Ты выглядишь несколько полноватым, – сказала Сара, похлопав меня по брюшку. – Но кому-кому, а уж Джекобу грех заострять на этом внимание.– Я похож на беременного, вот на кого, – заворчал я. – Я похож на тебя.
Ашенвиль был убогим городишком, в котором и было-то всего две улицы – Мейн и Тайлер, на их пересечении мигал одинокий светофор. По углам этого перекрестка располагались главные городские достопримечательности – ратуша, магазин комбикормов «Рэйклиз», епископальная церковь Сэйнт-Джуд и Ашенвильский Сбербанк. Вдоль улиц Тайлер и Мейн тянулись безликие одно– и двухэтажные постройки, в которых разместились почта, служба пожарной охраны, бакалейная лавка, газозаправочная станция, аптека, столовая, магазин скобяных изделий, прачечная, две пивные, магазин охотничьих принадлежностей и пиццерия.Все эти здания были одинаково серыми и ветхими, и ничего, кроме гнетущего ощущения, лично во мне не вызывали. Дощатые стены облупились, и краска свисала с них лохмотьями; потрескавшиеся оконные рамы были оклеены пожелтевшими газетами; водосточные трубы деформировались; ставни отчаянно хлопали на ветру; и на месте вывесок, снесенных когда-то сильным ветром, на крышах зияли черные дыры. Это был бедный захолустный городок, раскинувшийся в сельской местности, – лет шестьдесят назад, еще до Великой депрессии, знававший лучшие времена; городок, население которого с тридцатого года неуклонно сокращалось, теперь, как пиявка, присосавшийся к окрестным землям, вытягивая из них соки для поддержания хотя бы малейшей жизненной активности, – изможденный, Богом забытый, вымирающий.Было девять тридцать утра, когда я остановил свой пикап возле скобяной лавки, над которой жил Джекоб. Ашенвиль был объят тишиной, тротуары пустынны. Серые краски промозглого утра добавляли внешнему облику города усталости, мертвенной бледности; казалось, будто он так же, как и его обитатели, вступал в новый год на полусогнутых ногах, одряхлевший и зловонный. С фонарных столбов свисали рождественские украшения – зеленые, красные, белые, отделанные мишурой фигурки: снеговики, санта-клаусы, северные олени, леденцы; все они были какие-то замусоленные, грязные – такие можно встретить на сезонных распродажах.Джекоб уже поджидал меня на улице вместе с Мэри-Бет. Я испытал облегчение, увидев его, ведь это избавляло меня от необходимости подниматься к нему в квартиру, что всегда очень угнетало меня, поскольку я лишний раз убеждался, насколько низко он пал. Жилище его было мерзким и убогим, тусклым и унылым, с поломанной мебелью и валявшимися повсюду объедками. Каждый раз, как я задумывался о том, что здесь он просыпается по утрам, ест, ложится спать, меня охватывало смешанное чувство жалости и негодования.Я не раз пытался помочь Джекобу, но все мои усилия были напрасны. В последний раз – лет семь назад, сразу же после гибели родителей, – я предложил ему устроиться в наш магазин водителем грузовика на неполный рабочий день. Когда мы были еще детьми, шофером в этом магазине работал один недоумок – медлительный гигант с монголоидными чертами лица и высоким голосом; изъяснялся он, как правило, жестами и ужимками, так что мало кому удавалось его понять. С той поры прошло много лет, и я уже давно забыл о том парне, но Джекоб – нет. И мое предложение воспринял как личное оскорбление, страшно взбесился – таким я его никогда раньше не видел. В какой-то момент мне даже показалось, что он собирается ударить меня.– Но я же просто хочу помочь тебе! – воскликнул я.– Помочь мне? – ухмыльнулся он. – Оставь меня в покое, Хэнк. Вот это и будет помощью. Не суй свой нос в мою жизнь.С тех пор я, собственно, этим и занимался.Джекоб запустил Мэри-Бет на заднее сиденье, а сам уселся рядом со мной, тяжело дыша открытым ртом, словно он только что бегом одолел пролет лестницы. В руке он держал пластмассовый стаканчик с кофе, а закрыв за собой дверцу, тут же полез в карман куртки и достал что-то завернутое в засаленное бумажное полотенце. Это был сандвич с яичницей, щедро сдобренный кетчупом, и Джекоб тут же начал завтракать.Я вырулил на дорогу, краем глаза окинув внешний вид брата. Он был в красной куртке, и ее яркий цвет еще больше подчеркивал бледность его лица. Джекоб не побрился, волосы были сальными и нерасчесанными. Линзы очков заляпаны грязью.– Вчера вечером ходили с Лу куда-нибудь? – спросил я, чувствуя, как давит на живот, словно большой и тяжелый футбольный мяч, содержимое рюкзачка. Куртка спереди вздулась и почти касалась руля. Я с трудом поборол искушение взглянуть вниз.Джекоб кивнул; рот его был набит хлебом, яичницей и кетчупом.– Хорошо повеселились?Он опять кивнул, утирая рот тыльной стороной ладони.– Куда ходили?Он проглотил кусок и отхлебнул кофе. Я заметил, что над стаканом пар не вьется; кофе был явно холодный. Меня вдруг замутило.– В «Пэлас», – сказал он. – В Метаморе.– Ты, Лу и Ненси?Он кивнул, и какое-то время мы ехали молча. Мэри-Бет положил морду на спинку переднего сиденья, как раз возле плеча Джекоба. Мы уже выехали за город и быстро удалялись на запад. Впереди показалась покосившаяся крыша старого коровника; с десяток голштинок сиротливо жались друг к другу, стараясь согреть свои бока. День стоял безветренный и хмурый, не слишком холодный, но и теплым его нельзя было назвать, температура держалась на отметке чуть ниже нуля. Если бы, как предсказывал прогноз, надвигался снегопад, то было бы сыро и промозгло.Я прокашлялся и уже собирался заговорить, но почему-то вдруг передумал. Джекоб покончил с сандвичем. Скомкав бумажное полотенце, он положил его на приборную доску. Я брезгливо покосился на это свинство.Мне очень хотелось задать ему один вопрос, но я чувствовал, что Джекоб неверно истолкует мое любопытство. И все-таки не сдержался.– Как ты думаешь, Лу рассказал Ненси? – спросил я.Джекоб пожал плечами.– Оставь ты его в покое, – буркнул он.Я покосился на него, пытаясь разглядеть выражение его лица, но он отвернулся, уставившись в окно.Я резко затормозил, прижимаясь к обочине. Мэри-Бет потерял равновесие и соскочил на пол.– Так он сказал ей, да?Мы как раз оказались неподалеку от того места, где вчера пересчитывали деньги. В поле зрения не было ни домов, ни машин Кругом раскинулись заснеженные поля.Джекоб отвернулся от окна. Лицо его было помятым и усталым.– Поехали, Хэнк. Давай поскорей доберемся до места и покончим с этим делом.Я выключил двигатель. Собака опять взгромоздилась на прежнее место и тихонько скулила. Мы не обращали на нее внимания.– Рано или поздно ему ведь все равно придется ей рассказать, согласен? – попытался убедить меня Джекоб. – Как же он сможет распорядиться своей долей без ее ведома?– Ты хочешь сказать, что она уже знает? – Я глубоко вздохнул. В моем голосе слышалась паника.– А сам-то ты неужели не рассказал Саре?– Нет, конечно.Джекоб внимательно посмотрел на меня, словно ожидая, что я возьму свои слова обратно.– Так он сказал ей или нет? – повторил я свой вопрос.Джекоб продолжал сверлить меня взглядом. Казалось, он хотел что-то сказать, но потом передумал и опять принялся разглядывать пейзаж за окном.– Не знаю, – буркнул он.Я ждал. «Конечно, – думал я, – Лу все рассказал ей. Так же, как и я Саре. И Джекоб знает об этом». Я вдруг задался вопросом, насколько важно то, что Джекоб солгал мне, а я – ему и что оба мы знаем о взаимном обмане. Мне даже показалось это забавным, и я улыбнулся.Джекоб жестом руки указал на дорогу.– Поехали, – устало произнес он. – Давай скорее покончим с этим делом.
Мы ехали к заповеднику тем же маршрутом, что и накануне – по бетонному мосту через речку Андерс, мимо фермы Дуайта Педерсона, огибая парк с юга. На подъездной аллее, ведущей к дому Педерсона, сидела огромная колли, которая, когда мы поравнялись с ней, смачно нас облаяла. Мэри-Бет не остался в долгу и, к нашему изумлению, залился звонким лаем; затем, воинственно задрав хвост, уставился в заднее окно, наблюдая, как противник отступает под его натиском.Я остановил машину прямо возле выбоины, оставленной вчера у обочины грузовичком Джекоба. Увидев, как мы здесь наследили, я пришел в ужас. Прямо от дороги в лес уходила проторенная нами довольно широкая колея. Ее было видно невооруженным глазом – любой проезжавший мимо автомобилист тотчас бы ее заметил. По левую сторону дороги в поля, в направлении фермы Педерсона, уходили следы лисицы – ниточка крошечных черных пятен, четко выделявшихся на снегу.– Ты хочешь оставить машину здесь? – спросил Джекоб. – Прямо на дороге?Я на мгновение задумался. Этого, конечно же, не следовало делать, но ничего другого я придумать не мог.– А где здесь, по-твоему, можно укрыться? – спросил я.– Можно попробовать въехать через ворота и оставить машину в парке.Я покачал головой: этот вариант был уже мною продуман и отвергнут. Я привел Джекобу сразу все свои доводы.– Во-первых, ворота могут быть закрыты; во-вторых, дорога в парке наверняка не расчищена, и к тому же мы вполне можем заблудиться, ведь там не будет наших следов, что ведут к самолету.Джекоб бросил взгляд в сторону моста.– И все-таки это очень рискованно – оставлять машину здесь.– Вчера же мы оставляли грузовик.– Вчера мы не знали, с чем столкнемся.– Все будет о'кей, Джекоб. Мы быстро управимся. Одна нога здесь, другая – там.– Может, нам все-таки стоит отказаться от этой затеи?Я заметил, что он страшно потеет и воняет, как перезрелый фрукт. И еще я понял: волнует его вовсе не то, что кто-то увидит машину, его пугала перспектива «прогулки» по сугробам.– Ты вчера перепил, я угадал? – спросил я. Вопрос мой остался без ответа. Джекоб вытер лицо рукавом куртки, и на ткани осталось темное пятно.– Мой грузовик вчера, – сказал он, – твоя машина сегодня… Это может вызвать у людей любопытство.Я расстегнул свой привязной ремень, приготовившись вылезти из машины, и, когда наконец спрыгнул на землю, почувствовал, как давит мне на желудок рюкзак с деньгами. Я вдруг подумал, что все было бы намного проще, если бы Джекоб не поехал со мной. Я обернулся к нему. Подбородок его был перепачкан в кетчупе.– Вот что мы сделаем, – предложил я. – Ты останешься здесь. Я пойду к самолету, все там осмотрю и быстро вернусь. Если в мое отсутствие кто-нибудь проедет мимо, сделай вид, что копаешься в моторе.– А если остановятся помочь?– Поговоришь с ними.– Поговорю? И о чем же это, по-твоему, я могу с ними поговорить? – Голос его прозвучал отрывисто. Трудно было понять, от усталости это или от негодования.– Скажешь, что все в порядке. Что ты только что починил сам.– А как быть со следами? – И он махнул рукой в сторону леса.– Я возьму с собой собаку, – сказал я. – Если кто и спросит, можешь ответить, что Мэри-Бет убежал, а мы с Лу отправились за ним в погоню.– Мы не оберемся неприятностей, если кто-нибудь все-таки проедет мимо. Когда самолет в конце концов обнаружат, они сразу припомнят, что видели нас здесь.– До весны самолет не найдут. А там уж никто и не вспомнит, что встретил нас на дороге.– А что, если опять проедет шериф?Я нахмурился. Мне стоило больших трудов заставить себя забыть о Карле.– Его не будет, – произнес я с преувеличенной уверенностью. – Вчера он работал допоздна. Уверяю тебя, он еще в постели.– А если нет?– Если подъедет шериф, можешь сказать ему, что мы кое-что потеряли здесь вчера. Ну, положим, я потерял шапку и захотел вернуться поискать ее.– Вчера ты орал на меня за то, что я пошел на риск. Но, похоже, то, что затеял ты, – гораздо рискованнее.– Это необходимый риск, Джекоб. Вот в чем вся разница.– Не вижу в нем никакой необходимости. Я пожал плечами, изобразив безразличие.– Если хочешь, можем сжечь деньги прямо сейчас. Мне же лучше – не надо будет тащиться в лес.– Я не хочу сжигать деньги. Я хочу оставить их.– Тогда я пошел, Джекоб. Ты можешь или оставаться здесь, или пойти со мной.Возникла долгая пауза: он мучительно соображал, на чем остановиться. Выбор у него, надо сказать, был небольшой. Наконец Джекоб принял решение.– Я останусь здесь, – промямлил он.Я натянул на голову шерстяную шапочку – темно-синюю, как и моя куртка с перчатками. Потом вытащил ключи из зажигания и сунул их в карман.
Мэри-Бет бежал впереди меня, то скрываясь за деревьями, то с визгом выныривая и позвякивая ошейником, бросаясь мне навстречу; пес был весь в снегу. Покружив вокруг меня, он вновь устремлялся в глубь леса. Я двигался довольно резво, холодный воздух бодрил, заставляя окончательно проснуться.Минут через пятнадцать я подошел к окраине сада и остановился передохнуть и осмотреться. Самолет все так же лежал в ложбине, его металлический каркас блестел, как серебро, резко выделяясь на фоне потемневших яблоневых деревьев. Наши следы были видны повсюду – черные дыры в глубоком снегу.Поднялся порывистый ветер, растревоживший спящий лес, и в воздухе тут же запахло сыростью, что предвещало перемену погоды. Я посмотрел на небо. Оно было затянуто тяжелой серой пеленой и обещало обрушить на землю долгожданный снегопад.В саду по-прежнему было полно ворон. Я не сразу заметил их, но, когда начал спускаться в ложбину, мне показалось, что они сидят повсюду. Некоторые из них без конца перелетали с дерева на дерево и все время каркали, словно спорили друг с другом.Я двинулся к самолету, придерживая рукой свое отяжелевшее брюшко. Собака следовала за мной по пятам.Дверца была приоткрыта – в точности так, как и накануне. Я разглядел на снегу след, оставленный рюкзаком, когда я тащил его из самолета, – длинная и довольно глубокая борозда. Мэри-Бет обежал вокруг самолета, обнюхивая воздух.Я просунул голову в дверной проем, подождал, пока глаза привыкнут к полумраку, потом протиснулся в салон. Я торопился, помня о том, что Джекоб остался на дороге в моей машине и что это может выйти нам боком, как вдруг ощутил на своем лице какое-то неестественное тепло, на которое обратил внимание еще вчера, то же тяжелое удушье, и в памяти сразу же ожило воспоминание о птице.Я присел на корточки – как раз в том месте, где нашел рюкзак, и, упираясь рукой в стену, чтобы удержать равновесие, заглянул в кабину пилота.Он сидел в той же позе, в какой я оставил его накануне. Голова была запрокинута, руки распростерты, как на распятии. Выражение лица оставалось все таким же скорбным – оголенные кости, выделявшиеся под глазами белыми полукружьями и придававшие ему сходство с трагикомической маской клоуна; кровяная сосулька, торчавшая из носа и нависавшая над открытым ртом; кончик языка – распухшего и темного, зажатый между губ.Я хлопнул ладонью по фюзеляжу.– Эй! – заорал я. – Убирайся отсюда!Мой голос эхом разнесся по самолету. Я прислушался, выжидая. Мэри-Бет подбежал к открытой двери и начал шумно принюхиваться. Он тихонько заскулил, но голову внутрь так и не просунул. В кабине пилота ничто не шелохнулось.– Эй! – крикнул я снова. И топнул ногой.Я выждал еще немного, но ничего подозрительного так и не заметил. Убедившись в том, что я – единственное живое существо в самолете, я поднялся на ноги и принялся осматривать пол, проверяя, не остались ли на нем капельки моей крови. Не обнаружив никаких следов, я стал потихоньку пробираться в носовой отсек, расстегивая на ходу куртку.Я прокрался к сиденью пилота и, встав сзади, попытался сообразить, куда правильнее засунуть деньги. Сначала я планировал просто положить их на сиденье второго пилота, но сейчас понял, что это никуда не годится: во время аварии деньги непременно должны были бы упасть. В таком случае их, пожалуй, следовало бы оставить в ногах у мертвого пилота, прижав к самому носу самолета.Я расстегнул куртку и вытащил деньги из рюкзачка. Обтерев перчаткой пластиковый мешок, в который они были упакованы, и тем самым стирая отпечатки пальцев, я опустился на корточки и плавно продвинул пакет вперед – мимо сидений, ботинок пилота, – пока он не уперся в переднюю стенку. Спина у меня взмокла, стала холодной и липкой. Я старался сдерживать дыхание – от этого у меня начала кружиться голова.Задвинув деньги в самый дальний угол, я поднялся, схватил пилота за плечи и подтолкнул его вперед. Тело поддалось на удивление легко, ноги его плавно заскользили по полу. В последний момент голова пилота свесилась и со смачным треском, напоминавшим удар биты по мячу, рухнула на приборную панель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Ашенвиль был убогим городишком, в котором и было-то всего две улицы – Мейн и Тайлер, на их пересечении мигал одинокий светофор. По углам этого перекрестка располагались главные городские достопримечательности – ратуша, магазин комбикормов «Рэйклиз», епископальная церковь Сэйнт-Джуд и Ашенвильский Сбербанк. Вдоль улиц Тайлер и Мейн тянулись безликие одно– и двухэтажные постройки, в которых разместились почта, служба пожарной охраны, бакалейная лавка, газозаправочная станция, аптека, столовая, магазин скобяных изделий, прачечная, две пивные, магазин охотничьих принадлежностей и пиццерия.Все эти здания были одинаково серыми и ветхими, и ничего, кроме гнетущего ощущения, лично во мне не вызывали. Дощатые стены облупились, и краска свисала с них лохмотьями; потрескавшиеся оконные рамы были оклеены пожелтевшими газетами; водосточные трубы деформировались; ставни отчаянно хлопали на ветру; и на месте вывесок, снесенных когда-то сильным ветром, на крышах зияли черные дыры. Это был бедный захолустный городок, раскинувшийся в сельской местности, – лет шестьдесят назад, еще до Великой депрессии, знававший лучшие времена; городок, население которого с тридцатого года неуклонно сокращалось, теперь, как пиявка, присосавшийся к окрестным землям, вытягивая из них соки для поддержания хотя бы малейшей жизненной активности, – изможденный, Богом забытый, вымирающий.Было девять тридцать утра, когда я остановил свой пикап возле скобяной лавки, над которой жил Джекоб. Ашенвиль был объят тишиной, тротуары пустынны. Серые краски промозглого утра добавляли внешнему облику города усталости, мертвенной бледности; казалось, будто он так же, как и его обитатели, вступал в новый год на полусогнутых ногах, одряхлевший и зловонный. С фонарных столбов свисали рождественские украшения – зеленые, красные, белые, отделанные мишурой фигурки: снеговики, санта-клаусы, северные олени, леденцы; все они были какие-то замусоленные, грязные – такие можно встретить на сезонных распродажах.Джекоб уже поджидал меня на улице вместе с Мэри-Бет. Я испытал облегчение, увидев его, ведь это избавляло меня от необходимости подниматься к нему в квартиру, что всегда очень угнетало меня, поскольку я лишний раз убеждался, насколько низко он пал. Жилище его было мерзким и убогим, тусклым и унылым, с поломанной мебелью и валявшимися повсюду объедками. Каждый раз, как я задумывался о том, что здесь он просыпается по утрам, ест, ложится спать, меня охватывало смешанное чувство жалости и негодования.Я не раз пытался помочь Джекобу, но все мои усилия были напрасны. В последний раз – лет семь назад, сразу же после гибели родителей, – я предложил ему устроиться в наш магазин водителем грузовика на неполный рабочий день. Когда мы были еще детьми, шофером в этом магазине работал один недоумок – медлительный гигант с монголоидными чертами лица и высоким голосом; изъяснялся он, как правило, жестами и ужимками, так что мало кому удавалось его понять. С той поры прошло много лет, и я уже давно забыл о том парне, но Джекоб – нет. И мое предложение воспринял как личное оскорбление, страшно взбесился – таким я его никогда раньше не видел. В какой-то момент мне даже показалось, что он собирается ударить меня.– Но я же просто хочу помочь тебе! – воскликнул я.– Помочь мне? – ухмыльнулся он. – Оставь меня в покое, Хэнк. Вот это и будет помощью. Не суй свой нос в мою жизнь.С тех пор я, собственно, этим и занимался.Джекоб запустил Мэри-Бет на заднее сиденье, а сам уселся рядом со мной, тяжело дыша открытым ртом, словно он только что бегом одолел пролет лестницы. В руке он держал пластмассовый стаканчик с кофе, а закрыв за собой дверцу, тут же полез в карман куртки и достал что-то завернутое в засаленное бумажное полотенце. Это был сандвич с яичницей, щедро сдобренный кетчупом, и Джекоб тут же начал завтракать.Я вырулил на дорогу, краем глаза окинув внешний вид брата. Он был в красной куртке, и ее яркий цвет еще больше подчеркивал бледность его лица. Джекоб не побрился, волосы были сальными и нерасчесанными. Линзы очков заляпаны грязью.– Вчера вечером ходили с Лу куда-нибудь? – спросил я, чувствуя, как давит на живот, словно большой и тяжелый футбольный мяч, содержимое рюкзачка. Куртка спереди вздулась и почти касалась руля. Я с трудом поборол искушение взглянуть вниз.Джекоб кивнул; рот его был набит хлебом, яичницей и кетчупом.– Хорошо повеселились?Он опять кивнул, утирая рот тыльной стороной ладони.– Куда ходили?Он проглотил кусок и отхлебнул кофе. Я заметил, что над стаканом пар не вьется; кофе был явно холодный. Меня вдруг замутило.– В «Пэлас», – сказал он. – В Метаморе.– Ты, Лу и Ненси?Он кивнул, и какое-то время мы ехали молча. Мэри-Бет положил морду на спинку переднего сиденья, как раз возле плеча Джекоба. Мы уже выехали за город и быстро удалялись на запад. Впереди показалась покосившаяся крыша старого коровника; с десяток голштинок сиротливо жались друг к другу, стараясь согреть свои бока. День стоял безветренный и хмурый, не слишком холодный, но и теплым его нельзя было назвать, температура держалась на отметке чуть ниже нуля. Если бы, как предсказывал прогноз, надвигался снегопад, то было бы сыро и промозгло.Я прокашлялся и уже собирался заговорить, но почему-то вдруг передумал. Джекоб покончил с сандвичем. Скомкав бумажное полотенце, он положил его на приборную доску. Я брезгливо покосился на это свинство.Мне очень хотелось задать ему один вопрос, но я чувствовал, что Джекоб неверно истолкует мое любопытство. И все-таки не сдержался.– Как ты думаешь, Лу рассказал Ненси? – спросил я.Джекоб пожал плечами.– Оставь ты его в покое, – буркнул он.Я покосился на него, пытаясь разглядеть выражение его лица, но он отвернулся, уставившись в окно.Я резко затормозил, прижимаясь к обочине. Мэри-Бет потерял равновесие и соскочил на пол.– Так он сказал ей, да?Мы как раз оказались неподалеку от того места, где вчера пересчитывали деньги. В поле зрения не было ни домов, ни машин Кругом раскинулись заснеженные поля.Джекоб отвернулся от окна. Лицо его было помятым и усталым.– Поехали, Хэнк. Давай поскорей доберемся до места и покончим с этим делом.Я выключил двигатель. Собака опять взгромоздилась на прежнее место и тихонько скулила. Мы не обращали на нее внимания.– Рано или поздно ему ведь все равно придется ей рассказать, согласен? – попытался убедить меня Джекоб. – Как же он сможет распорядиться своей долей без ее ведома?– Ты хочешь сказать, что она уже знает? – Я глубоко вздохнул. В моем голосе слышалась паника.– А сам-то ты неужели не рассказал Саре?– Нет, конечно.Джекоб внимательно посмотрел на меня, словно ожидая, что я возьму свои слова обратно.– Так он сказал ей или нет? – повторил я свой вопрос.Джекоб продолжал сверлить меня взглядом. Казалось, он хотел что-то сказать, но потом передумал и опять принялся разглядывать пейзаж за окном.– Не знаю, – буркнул он.Я ждал. «Конечно, – думал я, – Лу все рассказал ей. Так же, как и я Саре. И Джекоб знает об этом». Я вдруг задался вопросом, насколько важно то, что Джекоб солгал мне, а я – ему и что оба мы знаем о взаимном обмане. Мне даже показалось это забавным, и я улыбнулся.Джекоб жестом руки указал на дорогу.– Поехали, – устало произнес он. – Давай скорее покончим с этим делом.
Мы ехали к заповеднику тем же маршрутом, что и накануне – по бетонному мосту через речку Андерс, мимо фермы Дуайта Педерсона, огибая парк с юга. На подъездной аллее, ведущей к дому Педерсона, сидела огромная колли, которая, когда мы поравнялись с ней, смачно нас облаяла. Мэри-Бет не остался в долгу и, к нашему изумлению, залился звонким лаем; затем, воинственно задрав хвост, уставился в заднее окно, наблюдая, как противник отступает под его натиском.Я остановил машину прямо возле выбоины, оставленной вчера у обочины грузовичком Джекоба. Увидев, как мы здесь наследили, я пришел в ужас. Прямо от дороги в лес уходила проторенная нами довольно широкая колея. Ее было видно невооруженным глазом – любой проезжавший мимо автомобилист тотчас бы ее заметил. По левую сторону дороги в поля, в направлении фермы Педерсона, уходили следы лисицы – ниточка крошечных черных пятен, четко выделявшихся на снегу.– Ты хочешь оставить машину здесь? – спросил Джекоб. – Прямо на дороге?Я на мгновение задумался. Этого, конечно же, не следовало делать, но ничего другого я придумать не мог.– А где здесь, по-твоему, можно укрыться? – спросил я.– Можно попробовать въехать через ворота и оставить машину в парке.Я покачал головой: этот вариант был уже мною продуман и отвергнут. Я привел Джекобу сразу все свои доводы.– Во-первых, ворота могут быть закрыты; во-вторых, дорога в парке наверняка не расчищена, и к тому же мы вполне можем заблудиться, ведь там не будет наших следов, что ведут к самолету.Джекоб бросил взгляд в сторону моста.– И все-таки это очень рискованно – оставлять машину здесь.– Вчера же мы оставляли грузовик.– Вчера мы не знали, с чем столкнемся.– Все будет о'кей, Джекоб. Мы быстро управимся. Одна нога здесь, другая – там.– Может, нам все-таки стоит отказаться от этой затеи?Я заметил, что он страшно потеет и воняет, как перезрелый фрукт. И еще я понял: волнует его вовсе не то, что кто-то увидит машину, его пугала перспектива «прогулки» по сугробам.– Ты вчера перепил, я угадал? – спросил я. Вопрос мой остался без ответа. Джекоб вытер лицо рукавом куртки, и на ткани осталось темное пятно.– Мой грузовик вчера, – сказал он, – твоя машина сегодня… Это может вызвать у людей любопытство.Я расстегнул свой привязной ремень, приготовившись вылезти из машины, и, когда наконец спрыгнул на землю, почувствовал, как давит мне на желудок рюкзак с деньгами. Я вдруг подумал, что все было бы намного проще, если бы Джекоб не поехал со мной. Я обернулся к нему. Подбородок его был перепачкан в кетчупе.– Вот что мы сделаем, – предложил я. – Ты останешься здесь. Я пойду к самолету, все там осмотрю и быстро вернусь. Если в мое отсутствие кто-нибудь проедет мимо, сделай вид, что копаешься в моторе.– А если остановятся помочь?– Поговоришь с ними.– Поговорю? И о чем же это, по-твоему, я могу с ними поговорить? – Голос его прозвучал отрывисто. Трудно было понять, от усталости это или от негодования.– Скажешь, что все в порядке. Что ты только что починил сам.– А как быть со следами? – И он махнул рукой в сторону леса.– Я возьму с собой собаку, – сказал я. – Если кто и спросит, можешь ответить, что Мэри-Бет убежал, а мы с Лу отправились за ним в погоню.– Мы не оберемся неприятностей, если кто-нибудь все-таки проедет мимо. Когда самолет в конце концов обнаружат, они сразу припомнят, что видели нас здесь.– До весны самолет не найдут. А там уж никто и не вспомнит, что встретил нас на дороге.– А что, если опять проедет шериф?Я нахмурился. Мне стоило больших трудов заставить себя забыть о Карле.– Его не будет, – произнес я с преувеличенной уверенностью. – Вчера он работал допоздна. Уверяю тебя, он еще в постели.– А если нет?– Если подъедет шериф, можешь сказать ему, что мы кое-что потеряли здесь вчера. Ну, положим, я потерял шапку и захотел вернуться поискать ее.– Вчера ты орал на меня за то, что я пошел на риск. Но, похоже, то, что затеял ты, – гораздо рискованнее.– Это необходимый риск, Джекоб. Вот в чем вся разница.– Не вижу в нем никакой необходимости. Я пожал плечами, изобразив безразличие.– Если хочешь, можем сжечь деньги прямо сейчас. Мне же лучше – не надо будет тащиться в лес.– Я не хочу сжигать деньги. Я хочу оставить их.– Тогда я пошел, Джекоб. Ты можешь или оставаться здесь, или пойти со мной.Возникла долгая пауза: он мучительно соображал, на чем остановиться. Выбор у него, надо сказать, был небольшой. Наконец Джекоб принял решение.– Я останусь здесь, – промямлил он.Я натянул на голову шерстяную шапочку – темно-синюю, как и моя куртка с перчатками. Потом вытащил ключи из зажигания и сунул их в карман.
Мэри-Бет бежал впереди меня, то скрываясь за деревьями, то с визгом выныривая и позвякивая ошейником, бросаясь мне навстречу; пес был весь в снегу. Покружив вокруг меня, он вновь устремлялся в глубь леса. Я двигался довольно резво, холодный воздух бодрил, заставляя окончательно проснуться.Минут через пятнадцать я подошел к окраине сада и остановился передохнуть и осмотреться. Самолет все так же лежал в ложбине, его металлический каркас блестел, как серебро, резко выделяясь на фоне потемневших яблоневых деревьев. Наши следы были видны повсюду – черные дыры в глубоком снегу.Поднялся порывистый ветер, растревоживший спящий лес, и в воздухе тут же запахло сыростью, что предвещало перемену погоды. Я посмотрел на небо. Оно было затянуто тяжелой серой пеленой и обещало обрушить на землю долгожданный снегопад.В саду по-прежнему было полно ворон. Я не сразу заметил их, но, когда начал спускаться в ложбину, мне показалось, что они сидят повсюду. Некоторые из них без конца перелетали с дерева на дерево и все время каркали, словно спорили друг с другом.Я двинулся к самолету, придерживая рукой свое отяжелевшее брюшко. Собака следовала за мной по пятам.Дверца была приоткрыта – в точности так, как и накануне. Я разглядел на снегу след, оставленный рюкзаком, когда я тащил его из самолета, – длинная и довольно глубокая борозда. Мэри-Бет обежал вокруг самолета, обнюхивая воздух.Я просунул голову в дверной проем, подождал, пока глаза привыкнут к полумраку, потом протиснулся в салон. Я торопился, помня о том, что Джекоб остался на дороге в моей машине и что это может выйти нам боком, как вдруг ощутил на своем лице какое-то неестественное тепло, на которое обратил внимание еще вчера, то же тяжелое удушье, и в памяти сразу же ожило воспоминание о птице.Я присел на корточки – как раз в том месте, где нашел рюкзак, и, упираясь рукой в стену, чтобы удержать равновесие, заглянул в кабину пилота.Он сидел в той же позе, в какой я оставил его накануне. Голова была запрокинута, руки распростерты, как на распятии. Выражение лица оставалось все таким же скорбным – оголенные кости, выделявшиеся под глазами белыми полукружьями и придававшие ему сходство с трагикомической маской клоуна; кровяная сосулька, торчавшая из носа и нависавшая над открытым ртом; кончик языка – распухшего и темного, зажатый между губ.Я хлопнул ладонью по фюзеляжу.– Эй! – заорал я. – Убирайся отсюда!Мой голос эхом разнесся по самолету. Я прислушался, выжидая. Мэри-Бет подбежал к открытой двери и начал шумно принюхиваться. Он тихонько заскулил, но голову внутрь так и не просунул. В кабине пилота ничто не шелохнулось.– Эй! – крикнул я снова. И топнул ногой.Я выждал еще немного, но ничего подозрительного так и не заметил. Убедившись в том, что я – единственное живое существо в самолете, я поднялся на ноги и принялся осматривать пол, проверяя, не остались ли на нем капельки моей крови. Не обнаружив никаких следов, я стал потихоньку пробираться в носовой отсек, расстегивая на ходу куртку.Я прокрался к сиденью пилота и, встав сзади, попытался сообразить, куда правильнее засунуть деньги. Сначала я планировал просто положить их на сиденье второго пилота, но сейчас понял, что это никуда не годится: во время аварии деньги непременно должны были бы упасть. В таком случае их, пожалуй, следовало бы оставить в ногах у мертвого пилота, прижав к самому носу самолета.Я расстегнул куртку и вытащил деньги из рюкзачка. Обтерев перчаткой пластиковый мешок, в который они были упакованы, и тем самым стирая отпечатки пальцев, я опустился на корточки и плавно продвинул пакет вперед – мимо сидений, ботинок пилота, – пока он не уперся в переднюю стенку. Спина у меня взмокла, стала холодной и липкой. Я старался сдерживать дыхание – от этого у меня начала кружиться голова.Задвинув деньги в самый дальний угол, я поднялся, схватил пилота за плечи и подтолкнул его вперед. Тело поддалось на удивление легко, ноги его плавно заскользили по полу. В последний момент голова пилота свесилась и со смачным треском, напоминавшим удар биты по мячу, рухнула на приборную панель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42