Однако я тут же прогнал прочь эту назойливую мысль, вызвав на ее место бурный всплеск негодования в отношении брата, который сидел на стульчаке – толстый, пассивный, смеющий осуждать меня, в то время как именно его безрассудные поступки, продиктованные паникой и природной тупостью, толкнули меня на преступления.– Ничего подобного не произошло бы, если бы ты не выстрелил в Лу, – сказал я.Джекоб поднял голову, и я с ужасом увидел, что он плачет. Слезы ручьями текли по его щекам, и зрелище это наполнило меня сожалением и раскаянием: не надо было говорить с ним так резко.– Я спасал тебя, – проговорил он срывающимся голосом и отвернулся, пряча от меня лицо.– Не надо так, Джекоб. Пожалуйста.Он промолчал. Плечи его сотрясались от беззвучных рыданий. Одной рукой он прикрывал глаза. Другая, в которой были зажаты очки, лежала поверх ботинок Сонни, на колене.– Сейчас не время расслабляться. Нам еще предстоят беседы с полицией, репортерами…– Я в порядке, – на одном дыхании выпалил он.– Мы должны быть максимально собранны.– Это просто… – начал было Джекоб, но не нашел подходящих слов, чтобы закончить фразу. – Я убил Лу, – всхлипнул он.Я пристально посмотрел на него. Джекоб начинал меня беспокоить. Я уже живо представил себе, как, в случае малейшей оплошности одного из нас, все выплывет наружу.– Нужно идти, Джекоб. – Я встал. – Мы должны вызвать полицию.Он глубоко вздохнул, задержал на мгновение дыхание, потом надел очки и с трудом поднялся. Лицо его было мокрым от слез, подбородок дрожал. Я взял у него парку и ботинки Сонни и отнес их в прихожую, в стенной шкаф.Гостиная лежала в руинах. Кофейный столик рассыпался, телевизор взорвался. Из дыр в кушетке вылезли огромные пушистые, белые лохмотья, похожие на нарисованные детской рукой облака.Джекоб забыл свое ружье в ванной, так что мне пришлось вернуться за ним. Брат ходил за мной по пятам, как верный пес. Он опять начал плакать, и от этих жалобных всхлипываний у меня сводило живот и кружилась голова, так что возникало ощущение, будто я падаю с верхнего этажа.Я открыл входную дверь.– Иди к машине, – сказал я. – Вызывай полицию по радио.– Полицию? – словно издалека, донесся его голос. Я поежился. По взмокшей от пота спине пробежал озноб. Я застегнул куртку. Как и перчатки, она тоже пропахла порохом.– Ты должен притвориться, что сильно напуган, – пояснил я. – Как будто ты увидел, как я выстрелил в Лу, и вместо того, чтобы бежать в дом, бросился обратно к машине.Джекоб, обмякший и безвольный, опять уставился на тело Лу.– Не вдавайся в подробности, просто скажи, что слышал стрельбу. Попроси прислать «скорую» и на этом разговор заканчивай.Он кивнул, но не двинулся с места. Слезы по-прежнему сочились из его глаз, струились по щекам, падали на перед куртки, и ткань постепенно становилась темной.– Джекоб, – позвал я брата.Он вскинул голову и взглянул на меня. Потом медленно вытер щеку тыльной стороной ладони.– Отныне нам надо быть предельно осторожными. Мы должны как следует подумать, прежде чем что-то сказать или что-то сделать.Джекоб опять кивнул, сделав еще один глубокий вдох.– Я в порядке, – сказал он. И вышел за дверь. Когда он уже спускался с крыльца, я окликнул его.Я остановился в дверях – на том самом месте, где стоял Лу, когда в него выстрелил Джекоб.– Не забудь свое ружье.Я протянул его брату, тот нехотя взял его из моих рук. Я вдруг подумал о том, что до сих пор стою над пропастью. И, чтобы переступить через нее, мне придется сделать последний, четвертый шаг.Глядя вслед неуклюже ковыляющему по скользкой дорожке Джекобу, я притянул к себе ружье и щелкнул затвором, загоняя в ствол последний патрон.Как брату я простил Джекобу и то, что он разболтал Лу про Педерсона, и то, что солгал мне насчет Сонни, сидевшего в машине, но простить ему слабость я не мог. Сейчас я воочию убедился в том, что слабость эта, пожалуй, пострашнее жадности и тупости Лу. Мне было ясно, что Джекоб, начни его допрашивать сегодня ночью, непременно сломается; он признается и выдаст меня. Доверять ему я больше не мог.Я окликнул его. Перипетии сегодняшнего вечера измотали меня до предела, и это в какой-то мере облегчало мою задачу.– Джекоб, – снова крикнул я негромко.Он обернулся. Я стоял в дверях, целясь в него из ружья Лу.Ему хватило мгновения, чтобы осознать, что происходит.– Извини, – сказал я.Растерянный, он склонил голову набок, став похожим на гигантского попугая.– Я не собирался этого делать, но вынужден.Он словно окаменел. Смысл моих слов дошел до него не сразу.– Я никому не проговорюсь, Хэнк, – пробормотал он.Я покачал головой.– Ты сломаешься, Джекоб. Я это знаю. Ты не можешь жить с сознанием столь тяжкого греха.– Хэнк… – В его голосе уже звучали нотки мольбы. – Я же твой брат.Я кивнул головой. Крепче сжав ружье, я чуть приподнял его прицеливаясь. Но не стрелял. Я ждал. И дело не в том, что я колебался – я знал, что обратного пути нет, – и все-таки меня не покидало чувство, будто я, решаясь на этот роковой шаг, упускаю из виду нечто важное. И кроме того, мне казалось, что непременно должно случиться что-то еще.Внезапно из темноты, бренча металлическим ошейником и бешено виляя хвостом, вынырнул Мэри-Бет. Пес подбежал к Джекобу и стал тереться о его ноги, выпрашивая ласку. Потом бросился ко мне.Джекоб, заметив, что я отвлекся, быстро вскинул ружье и нажал на спусковой крючок. Раздался щелчок. Патронник был пуст. Когда-то Джекоб загнал в него лишь одну пулю – было это в канун Нового года, когда история эта только-только начиналась, и начиналась с того, что мы пустились в погоню за лисицей. На лице брата застыла скорбная улыбка. И он, как мне показалось, еле заметно пожал плечами. Я выстрелил ему в грудь.
Прежде чем вызывать полицию, я прошел в дом помочиться. В ванной комнате пол был залит водой. Она просочилась сквозь потолок уже во многих местах и капала, словно моросящий дождик. На штукатурке появился светло-коричневый налет.Я подобрал с крыльца вещи Сонни, отнес их в спальню и бросил там в воду возле кровати. Потом поднял с пола пистолет и, вытерев его насухо о куртку, положил обратно в ящик.Вновь спустившись вниз, я вытащил из своего кармана оставшиеся патроны и запихнул их в карман к Лу. Ружье я оставил на полу, возле его плеча. Выражение лица Лу не изменилось. Лужа крови доползла уже до гостиной и подбиралась к ковру.Сонни не погасил дома свет, так что мне пришлось спешно возвращаться к его трейлеру и гасить лампы. Заодно я повесил халат Ненси в шкаф в спальне и оставил тюбик ее губной помады на умывальнике в ванной.Подъехав к дому Лу, я поискал взглядом собаку, но она исчезла – по-видимому, испугалась выстрела.С полицией я связался из машины, которую припарковал на подъездной аллее. Передавая по радио сообщение, я старался быть предельно лаконичным. В голосе моем звучала паника. Я назвал адрес, сказал, что слышал стрельбу. На вопросы диспетчера я отвечать не стал. «Мой брат», – лишь вымолвил я и всхлипнул. Потом отключил радио. Что ж, все прошло гладко, я был вполне убедителен, и это придало мне уверенности.«Прозвучало правдоподобно, – сказал я самому себе, – пожалуй, сработает».Я вытащил из кармана рубашки диктофон и в последний раз прослушал пленку. Жутко было сидеть вот так в кабине грузовика, слушать голоса Лу и Джекоба и сознавать, что оба они мертвы. Я не дослушал пленку до конца, стер запись и засунул магнитофон под сиденье.Какое-то время я еще посидел в машине, потом выбрался наружу и пошел по дорожке к дому. Я хотел, чтобы в момент прибытия «скорой» меня застали возле брата – на коленях, держащим в руках его безжизненное тело.Я позвал Мэри-Бет, но пес так и не откликнулся. Несколько минут я простоял на дорожке, дрожа от холода и прислушиваясь, не позвякивает ли поблизости ошейник собаки. Свои перчатки я спрятал вместе с диктофоном и надеялся, что, пока стою на улице, запах пороха, которым пропиталась куртка, успеет выветриться.Вскоре я смог различить мигающие огни «скорой» – красные, белые, они еще были далеко, почти у самого горизонта, но приближались очень быстро. И в тот же миг Джекоб протянул руку и схватил меня за щиколотку – грубо, властно. Мне пришлось взбрыкнуть пару раз, чтобы высвободить ногу.Из груди его вырвался слабый клокочущий звук. Я догадался, что это был предсмертный хрип.Я склонился над телом Джекоба, держась на некотором расстоянии, чтобы он больше не смог до меня дотянуться. Куртка его была порвана и пропиталась кровью. Краем глаза я различил на дороге огни – они приближались тихо, без сопровождения сирен; две машины, что двигались с востока, были еще довольно далеко; одна же – приближавшаяся с юга – казалась значительно ближе.Джекоб силился приподнять голову, но безуспешно. Взглядом он попытался отыскать меня, но глаза его, на мгновение прояснившиеся, вновь заволокло мутной пеленой. Очки валялись рядом, на дорожке.Теперь я уже отчетливо слышал шум мотора бешено мчавшейся санитарной машины.– Помоги мне, – судорожно глотая воздух, произнес Джекоб.Он повторил это дважды.Потом потерял сознание. 7 Следующим утром, в самом начале девятого, я сидел в пустой комнате на втором этаже муниципальной больницы Дельфии и смотрел на самого себя, мелькавшего на экране телевизора. В начале обзора новостей диктор вещал из студии, читая что-то по бумажке. У телевизора не работал звук, так что я не мог слышать, что именно он говорит, но догадывался, что речь идет о ночном происшествии: в кадр секунд на пять попал я, снятый в тот момент, когда выходил из полицейской машины и направлялся к больнице. Сгорбленный, с поникшей головой, я шел торопливым шагом и был сам на себя не похож – это обстоятельство меня радовало. Потрясенный случившимся, дрожащий от волнения, я вполне годился на роль, которую мне отвели в этом репортаже.Следом за мной на экране появилась женщина-репортер, которая говорила что-то в микрофон, стоя перед домом Лу. Одета она была в объемную пуховую куртку и толстые, желтого цвета, горнолыжные перчатки. Ее длинные темные волосы трепал ветер. За ее спиной, на подъездной аллее, просматривались полицейские машины. Снег во дворе был испещрен следами автомобильных шин. Дверь в дом была широко распахнута, и я разглядел в коридоре двух мужчин, которые беспрерывно щелкали фотоаппаратами.Женщина-репортер говорила недолго, и все это время выражение ее лица оставалось серьезным, скорбным. Ее вновь сменил на экране диктор, и мне показалось, что он адресует ей какие-то слова утешения. На этом выпуск новостей закончился.Затем прошел блок рекламы и после него начался мультфильм. Я отвернулся от экрана. Вместе с Сарой и Амандой я находился в комнате, которая раньше была двухместной больничной палатой. По какой-то неведомой мне причине мебель отсюда вынесли. Кровати, тумбочки – в общем, все. За исключением лишь двух складных стульев, на которых сейчас сидели мы с Сарой. Пол в комнате был светло-голубым. Я различил место, где раньше стояли кровати: там кафель был чуть темнее, и два прямоугольника выделялись на полу, словно тени. Имелось одно-единственное оконце, скорее, напоминавшее смотровую щель, – той же формы и размеров, что вырубали в стенах старинных замков, чтобы оттуда забрасывать неприятеля стрелами. Из окна открывался вид на автостоянку.Телевизор был установлен на навесной полке, которая крепилась крюком к потолку. Хотя мне и тягостно было смотреть на экран, тем не менее он прямо-таки притягивал мой взгляд. В комнате имелось всего два объекта внимания – телевизор и Сара, а встретиться сейчас взглядом с ней мне хотелось меньше всего. Я знал, что, стоит мне посмотреть на нее, как я тут же начну говорить, а в том, что нас не прослушивают, я сомневался.Нам отвели эту комнату в порядке любезности, чтобы мы могли отдохнуть и побыть в уединении. Дело в том, что внизу, в комнате ожидания, устроились репортеры. Я не спал всю ночь, не ел со вчерашнего дня. Я был небритый, грязный, внутри у меня все дрожало.ФБР не вызвали. Расследованием занялось полицейское управление Фултонского округа. Я битых два часа беседовал с их представителями, и, как мне показалось, все прошло как по маслу. Это были нормальные ребята, как Карл Дженкинс, и они представляли себе картину преступления именно так, как мы с Сарой и ожидали: Лу возвращается домой пьяным, застает Ненси в постели с Сонни, хватается за ружье и убивает обоих; мы с Джекобом, отъезжая от дома, слышим выстрелы, Джекоб бежит к дому, прихватив из машины ружье, Лу открывает дверь, вскидывает свой дробовик, и еще два выстрела сотрясают ночную тишину.Сотрудники шерифа тоже отнеслись ко мне с большим вниманием и сочувствием – скорее, как к жертве, а не как к подозреваемому, – ошибочно принимая мои душевные страдания из-за тяжелого состояния Джекоба за проявление искреннего братского участия.Вот уже третий час Джекоб находился на операционном столе.Мы с Сарой сидели в комнате и ждали.Ни у кого из нас желания говорить не возникало. Сара нянчила Аманду. Она качала ее и, прижимая к себе, что-то ей нашептывала. Когда ребенок уснул, Сара тоже закрыла глаза и чуть подалась вперед. Я продолжал смотреть немой телевизор – прошли мультики, игровое шоу, повторный показ «Странной парочки». Во время рекламной паузы я подошел к окну и уставился вниз, на автостоянку. Она была очень большая, прямо-таки асфальтовое поле. Машины жались к зданию больницы, так что дальний конец стоянки был пуст и выглядел заброшенным. За автостоянкой уже начиналось настоящее поле; сейчас оно было занесено снегом. Налетавший ветер сметал с поля снежную крупу и расшвыривал ее по асфальту.Мы с Сарой продолжали томиться ожиданием. За дверью ходили доктора и медсестры, полицейские; их шаги эхом разносились по выложенному кафелем коридору. Мы провожали всех проходивших мимо взглядами, но никто так и не остановился, чтобы побеседовать с нами.Стоило ребенку захныкать, как Сара тут же начинала тихонько напевать, и девочка успокаивалась. Не сразу, но я узнал мелодию. Это был «Братец Жак». Песенка передалась мне и прочно засела в голове, так что, даже когда Сара замолкала, я продолжал напевать ее про себя.В самом начале двенадцатого в комнату вошел помощник шерифа. При его появлении я сразу же встал со стула и протянул для пожатия руку. Сара приветливо улыбнулась и кивнула головой.– На меня возложена крайне неприятная миссия, – начал помощник. И умолк, словно забыл, о чем хотел сказать. Он уставился в телевизор – на экране крутили рекламный ролик «Тойоты» – и нахмурился. С этим парнем мне еще не доводилось беседовать. Он был очень молод и совсем не походил на полицейского, а выглядел, скорее, переодетым в маскарадный костюм мальчишкой. Форма была ему, пожалуй, великовата, начищенные черные ботинки чересчур сияли, фуражка сидела на голове слишком уж безукоризненно. У него было абсолютно круглое лицо, слегка веснушчатое – типичное лицо сельского парнишки – плоское, бледное, луноподобное.– Мне искренне жаль вашего брата, – вновь начал он. И робко взглянул на Сару, не оставив без внимания и малышку, потом опять повернулся к телевизору.Я ждал, весь обратившись в слух.– У нас его собака, – сказал он. – Мы нашли ее на месте преступления. – Он прокашлялся, отвлекся от телевизора и растерянно посмотрел на меня. – Мы тут подумали… не захотите ли вы взять ее себе.Помощник шерифа переступил с ноги на ногу. Ослепительные черные ботинки скрипнули.– Если нет, – быстро продолжил он, словно спохватившись, – если вам сейчас не до этого, мы можем пока поместить собаку в зверинец. – Он взглянул на Сару. – До тех пор, пока не улягутся все волнения.Я тоже посмотрел на Сару. Она кивнула мне.– Нет, – сказал я. – Мы сами о ней позаботимся. Полицейский улыбнулся. По-видимому, он испытал огромное облегчение.– Тогда я завезу ее к вам домой, – проговорил он. И, уходя, вновь пожал мне руку.
Сорок минут спустя к нам зашел доктор и сообщил, что операция закончена. Джекоба перевели в отделение интенсивной терапии; состояние его было критическим. Доктор сказал, что от дроби, выпущенной из ружья, пострадали оба легких, сердце, аорта, три грудных позвонка, диафрагма, пищевод, печень, желудок. Он захватил с собой схему расположения этих органов в теле человека и развернул ее перед нами. Перечисляя названия задетых участков, он обводил их красным карандашом.– Мы сделали все возможное, – сказал он. Судя по его словам, шансов выжить у Джекоба было маловато.
Позже, когда я вновь занял свой пост наблюдения у окна, Сара подошла ко мне и прошептала:– Почему ты не проверил, жив он или нет?По ее голосу я догадался, что она была на грани истерики.– Если он выживет…– Тссс. – Я бросил взгляд на дверь.Мы молча переглянулись. Потом я опять отвернулся к окну.Около трех часов пополудни зашел уже другой доктор. Он явился словно по волшебству: ни я, ни Сара не слышали его шагов по коридору, он просто возник вдруг в дверном проеме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Прежде чем вызывать полицию, я прошел в дом помочиться. В ванной комнате пол был залит водой. Она просочилась сквозь потолок уже во многих местах и капала, словно моросящий дождик. На штукатурке появился светло-коричневый налет.Я подобрал с крыльца вещи Сонни, отнес их в спальню и бросил там в воду возле кровати. Потом поднял с пола пистолет и, вытерев его насухо о куртку, положил обратно в ящик.Вновь спустившись вниз, я вытащил из своего кармана оставшиеся патроны и запихнул их в карман к Лу. Ружье я оставил на полу, возле его плеча. Выражение лица Лу не изменилось. Лужа крови доползла уже до гостиной и подбиралась к ковру.Сонни не погасил дома свет, так что мне пришлось спешно возвращаться к его трейлеру и гасить лампы. Заодно я повесил халат Ненси в шкаф в спальне и оставил тюбик ее губной помады на умывальнике в ванной.Подъехав к дому Лу, я поискал взглядом собаку, но она исчезла – по-видимому, испугалась выстрела.С полицией я связался из машины, которую припарковал на подъездной аллее. Передавая по радио сообщение, я старался быть предельно лаконичным. В голосе моем звучала паника. Я назвал адрес, сказал, что слышал стрельбу. На вопросы диспетчера я отвечать не стал. «Мой брат», – лишь вымолвил я и всхлипнул. Потом отключил радио. Что ж, все прошло гладко, я был вполне убедителен, и это придало мне уверенности.«Прозвучало правдоподобно, – сказал я самому себе, – пожалуй, сработает».Я вытащил из кармана рубашки диктофон и в последний раз прослушал пленку. Жутко было сидеть вот так в кабине грузовика, слушать голоса Лу и Джекоба и сознавать, что оба они мертвы. Я не дослушал пленку до конца, стер запись и засунул магнитофон под сиденье.Какое-то время я еще посидел в машине, потом выбрался наружу и пошел по дорожке к дому. Я хотел, чтобы в момент прибытия «скорой» меня застали возле брата – на коленях, держащим в руках его безжизненное тело.Я позвал Мэри-Бет, но пес так и не откликнулся. Несколько минут я простоял на дорожке, дрожа от холода и прислушиваясь, не позвякивает ли поблизости ошейник собаки. Свои перчатки я спрятал вместе с диктофоном и надеялся, что, пока стою на улице, запах пороха, которым пропиталась куртка, успеет выветриться.Вскоре я смог различить мигающие огни «скорой» – красные, белые, они еще были далеко, почти у самого горизонта, но приближались очень быстро. И в тот же миг Джекоб протянул руку и схватил меня за щиколотку – грубо, властно. Мне пришлось взбрыкнуть пару раз, чтобы высвободить ногу.Из груди его вырвался слабый клокочущий звук. Я догадался, что это был предсмертный хрип.Я склонился над телом Джекоба, держась на некотором расстоянии, чтобы он больше не смог до меня дотянуться. Куртка его была порвана и пропиталась кровью. Краем глаза я различил на дороге огни – они приближались тихо, без сопровождения сирен; две машины, что двигались с востока, были еще довольно далеко; одна же – приближавшаяся с юга – казалась значительно ближе.Джекоб силился приподнять голову, но безуспешно. Взглядом он попытался отыскать меня, но глаза его, на мгновение прояснившиеся, вновь заволокло мутной пеленой. Очки валялись рядом, на дорожке.Теперь я уже отчетливо слышал шум мотора бешено мчавшейся санитарной машины.– Помоги мне, – судорожно глотая воздух, произнес Джекоб.Он повторил это дважды.Потом потерял сознание. 7 Следующим утром, в самом начале девятого, я сидел в пустой комнате на втором этаже муниципальной больницы Дельфии и смотрел на самого себя, мелькавшего на экране телевизора. В начале обзора новостей диктор вещал из студии, читая что-то по бумажке. У телевизора не работал звук, так что я не мог слышать, что именно он говорит, но догадывался, что речь идет о ночном происшествии: в кадр секунд на пять попал я, снятый в тот момент, когда выходил из полицейской машины и направлялся к больнице. Сгорбленный, с поникшей головой, я шел торопливым шагом и был сам на себя не похож – это обстоятельство меня радовало. Потрясенный случившимся, дрожащий от волнения, я вполне годился на роль, которую мне отвели в этом репортаже.Следом за мной на экране появилась женщина-репортер, которая говорила что-то в микрофон, стоя перед домом Лу. Одета она была в объемную пуховую куртку и толстые, желтого цвета, горнолыжные перчатки. Ее длинные темные волосы трепал ветер. За ее спиной, на подъездной аллее, просматривались полицейские машины. Снег во дворе был испещрен следами автомобильных шин. Дверь в дом была широко распахнута, и я разглядел в коридоре двух мужчин, которые беспрерывно щелкали фотоаппаратами.Женщина-репортер говорила недолго, и все это время выражение ее лица оставалось серьезным, скорбным. Ее вновь сменил на экране диктор, и мне показалось, что он адресует ей какие-то слова утешения. На этом выпуск новостей закончился.Затем прошел блок рекламы и после него начался мультфильм. Я отвернулся от экрана. Вместе с Сарой и Амандой я находился в комнате, которая раньше была двухместной больничной палатой. По какой-то неведомой мне причине мебель отсюда вынесли. Кровати, тумбочки – в общем, все. За исключением лишь двух складных стульев, на которых сейчас сидели мы с Сарой. Пол в комнате был светло-голубым. Я различил место, где раньше стояли кровати: там кафель был чуть темнее, и два прямоугольника выделялись на полу, словно тени. Имелось одно-единственное оконце, скорее, напоминавшее смотровую щель, – той же формы и размеров, что вырубали в стенах старинных замков, чтобы оттуда забрасывать неприятеля стрелами. Из окна открывался вид на автостоянку.Телевизор был установлен на навесной полке, которая крепилась крюком к потолку. Хотя мне и тягостно было смотреть на экран, тем не менее он прямо-таки притягивал мой взгляд. В комнате имелось всего два объекта внимания – телевизор и Сара, а встретиться сейчас взглядом с ней мне хотелось меньше всего. Я знал, что, стоит мне посмотреть на нее, как я тут же начну говорить, а в том, что нас не прослушивают, я сомневался.Нам отвели эту комнату в порядке любезности, чтобы мы могли отдохнуть и побыть в уединении. Дело в том, что внизу, в комнате ожидания, устроились репортеры. Я не спал всю ночь, не ел со вчерашнего дня. Я был небритый, грязный, внутри у меня все дрожало.ФБР не вызвали. Расследованием занялось полицейское управление Фултонского округа. Я битых два часа беседовал с их представителями, и, как мне показалось, все прошло как по маслу. Это были нормальные ребята, как Карл Дженкинс, и они представляли себе картину преступления именно так, как мы с Сарой и ожидали: Лу возвращается домой пьяным, застает Ненси в постели с Сонни, хватается за ружье и убивает обоих; мы с Джекобом, отъезжая от дома, слышим выстрелы, Джекоб бежит к дому, прихватив из машины ружье, Лу открывает дверь, вскидывает свой дробовик, и еще два выстрела сотрясают ночную тишину.Сотрудники шерифа тоже отнеслись ко мне с большим вниманием и сочувствием – скорее, как к жертве, а не как к подозреваемому, – ошибочно принимая мои душевные страдания из-за тяжелого состояния Джекоба за проявление искреннего братского участия.Вот уже третий час Джекоб находился на операционном столе.Мы с Сарой сидели в комнате и ждали.Ни у кого из нас желания говорить не возникало. Сара нянчила Аманду. Она качала ее и, прижимая к себе, что-то ей нашептывала. Когда ребенок уснул, Сара тоже закрыла глаза и чуть подалась вперед. Я продолжал смотреть немой телевизор – прошли мультики, игровое шоу, повторный показ «Странной парочки». Во время рекламной паузы я подошел к окну и уставился вниз, на автостоянку. Она была очень большая, прямо-таки асфальтовое поле. Машины жались к зданию больницы, так что дальний конец стоянки был пуст и выглядел заброшенным. За автостоянкой уже начиналось настоящее поле; сейчас оно было занесено снегом. Налетавший ветер сметал с поля снежную крупу и расшвыривал ее по асфальту.Мы с Сарой продолжали томиться ожиданием. За дверью ходили доктора и медсестры, полицейские; их шаги эхом разносились по выложенному кафелем коридору. Мы провожали всех проходивших мимо взглядами, но никто так и не остановился, чтобы побеседовать с нами.Стоило ребенку захныкать, как Сара тут же начинала тихонько напевать, и девочка успокаивалась. Не сразу, но я узнал мелодию. Это был «Братец Жак». Песенка передалась мне и прочно засела в голове, так что, даже когда Сара замолкала, я продолжал напевать ее про себя.В самом начале двенадцатого в комнату вошел помощник шерифа. При его появлении я сразу же встал со стула и протянул для пожатия руку. Сара приветливо улыбнулась и кивнула головой.– На меня возложена крайне неприятная миссия, – начал помощник. И умолк, словно забыл, о чем хотел сказать. Он уставился в телевизор – на экране крутили рекламный ролик «Тойоты» – и нахмурился. С этим парнем мне еще не доводилось беседовать. Он был очень молод и совсем не походил на полицейского, а выглядел, скорее, переодетым в маскарадный костюм мальчишкой. Форма была ему, пожалуй, великовата, начищенные черные ботинки чересчур сияли, фуражка сидела на голове слишком уж безукоризненно. У него было абсолютно круглое лицо, слегка веснушчатое – типичное лицо сельского парнишки – плоское, бледное, луноподобное.– Мне искренне жаль вашего брата, – вновь начал он. И робко взглянул на Сару, не оставив без внимания и малышку, потом опять повернулся к телевизору.Я ждал, весь обратившись в слух.– У нас его собака, – сказал он. – Мы нашли ее на месте преступления. – Он прокашлялся, отвлекся от телевизора и растерянно посмотрел на меня. – Мы тут подумали… не захотите ли вы взять ее себе.Помощник шерифа переступил с ноги на ногу. Ослепительные черные ботинки скрипнули.– Если нет, – быстро продолжил он, словно спохватившись, – если вам сейчас не до этого, мы можем пока поместить собаку в зверинец. – Он взглянул на Сару. – До тех пор, пока не улягутся все волнения.Я тоже посмотрел на Сару. Она кивнула мне.– Нет, – сказал я. – Мы сами о ней позаботимся. Полицейский улыбнулся. По-видимому, он испытал огромное облегчение.– Тогда я завезу ее к вам домой, – проговорил он. И, уходя, вновь пожал мне руку.
Сорок минут спустя к нам зашел доктор и сообщил, что операция закончена. Джекоба перевели в отделение интенсивной терапии; состояние его было критическим. Доктор сказал, что от дроби, выпущенной из ружья, пострадали оба легких, сердце, аорта, три грудных позвонка, диафрагма, пищевод, печень, желудок. Он захватил с собой схему расположения этих органов в теле человека и развернул ее перед нами. Перечисляя названия задетых участков, он обводил их красным карандашом.– Мы сделали все возможное, – сказал он. Судя по его словам, шансов выжить у Джекоба было маловато.
Позже, когда я вновь занял свой пост наблюдения у окна, Сара подошла ко мне и прошептала:– Почему ты не проверил, жив он или нет?По ее голосу я догадался, что она была на грани истерики.– Если он выживет…– Тссс. – Я бросил взгляд на дверь.Мы молча переглянулись. Потом я опять отвернулся к окну.Около трех часов пополудни зашел уже другой доктор. Он явился словно по волшебству: ни я, ни Сара не слышали его шагов по коридору, он просто возник вдруг в дверном проеме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42