А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Нельзя, – проговорил солдат грубо.
– Разве ты командуешь этим постом? – спросил Вальтер строго.
– Нет не я, но мне приказано никого не выпускать.
– Где ваш начальник?
– Капитан ушел.
– Да мне и не надобно капитана. Охранение города поручено гражданам, и я хочу видеть начальника городском стражи, а не иностранца, наемника бурграфа.
Вальтер намеренно возвысил голос, потому что городские стражи вышли из караульни и с удовольствием слушали слова мастера, льстившие их самолюбию. Так как начальник их был тут же, то он выступил вперед и сказал:
– Вы правы, мастер Вальтер. Здесь должен командовать начальник алебардщиков. Скажите, что вам угодно?
– Вот это начальник, так начальник, – сказал мастер весело. – Это начальство я готов всегда признать. Здравствуйте, мастер ван Шток, здоровы ли ваши домашние? Как идет пивоварня? Наверное, хорошо. Очень рад.
И он дружески пожал руку товарищу.
– Что это значит, любезный ван Шток, – продолжал он, – что сегодня решетка опущена так рано?
– Право не знаю, это капитан воинов приказал ее опустить.
– Разве боятся нападения монсиньора Давида?
– Что вы, какое нападение! – сказал другой алебардщик, ведь у нас перемирие.
– А! Это вы, ван Брук, – сказал оружейник, обращаясь к подошедшему гражданину. – Сегодня ваша очередь стеречь ворота. Вы редкий гражданин, потому что при вашем слабом здоровье могли бы и отказаться от должности.
Ван Брук был высокий, толстый мужчина, у которого была страсть жаловаться на воображаемые болезни. Он только улыбнулся на слова Вальтера и тяжело вздохнул.
– Что ж, товарищи, – продолжал хитрый оружейник, – прикажите поднять решетку; я хочу прогуляться за городом с моим гостем.
Алебардщики посмотрели в смущении друг на друга, не зная что делать, но часовой отвечал за них.
– Для вас можно поднять решетку, потому что вас все знают, но ваш гость должен ждать возвращения капитана.
– Позволь тебе заметить, любезный, – возразил Вальтер, – что ты напрасно отвечаешь, когда тебя не спрашивают. Я привык говорить с хозяевами, а не с их слугами. Вот почему я обращаюсь к гражданам Амерсфорта, которые одни имеют право здесь командовать. Неужели мы позволим распоряжаться у нас наемным солдатам бурграфа? ван Шток, ван Брук, неужели вы повинуетесь наемникам?
– Нет, нет, мы здесь начальники! – вскричали граждане. – Никто не смеет командовать нами.
– Я тоже думаю, что наши права должны быть уважаемы. Прикажите же выпустить нас, потому что нам надобно торопиться.
– Да, – сказал ван Шток, – я прикажу поднять решетку.
– И прекрасно! – кивнул Вальтер. – Да здравствует городская стража!
– Только подождите немного, мастер, я пошлю за капитаном; он сейчас придет.
– Зачем вам капитан?
– Да ведь он запретил…
– Так стало быть, он здесь старший? Так бы и сказали. Теперь я буду знать, что ваши алебарды ничего не значат и что город стерегут наемные солдаты. Граждане свободного города Амерсфорта не смеют выйти за город без позволения иностранного капитана! Клянусь св. Мартином, я и не подозревал, что у нас такие обширные права. Скажите, ван Брук, не надобно ли просить позволения капитана, если мы захотим обедать часом раньше. Ведь он назначает же часы наших прогулок?
Эти иронические слова произвели действие.
– Он смеется над нами, – ворчали алебардщики. – Оружейник много себе позволяет!
– Ну, да, смеюсь, – сказал Вальтер, к которому подошли его работники и его несколько молодцов. – Я говорю, что вам стыдно повиноваться солдатам бурграфа, подло унижаться перед иностранцами.
– Оружейник прав! – вскричали многие голоса, подстрекаемые Франком и его товарищами. – Мы не хотим унижаться, не хотим слушаться наемников.
– Так кто же смеет не выпускать нас из города? – произнес Вальтер. – Вы видите, что права наши нарушены.
– Да вас никто и не задерживает, – заговорили солдаты, выстроившиеся перед решеткой, – вы можете идти за город, только мы не выпустим дворянина, который с вами.
– По какому праву? – спросил Шафлер, которому надоело молчать.
– Не наше дело, нам приказано.
– Но вы служите бурграфу, вы должны ему повиноваться?
– Без сомнения.
– Так вот приказ бурграфа выпустить меня из города. Поднимите решетку.
И Шафлер показал офицеру свой пропуск, но то отвечал:
– Я не умею читать.
Вальтер взял бумагу, и показав ее ван Штоку сказал:
– Ну, так этот умеет читать! Разве это не подпись бурграфа?
– Не мое дело, – возразил офицер. – Я знаю своего капитана. Подождите немного; он скоро придет и велит пропустить.
– В самом деле, отчего вам не подождать? – проговорил начальник милиции. – Ведь вам говорят, что капитан придет через несколько минут.
– Собаки, а не граждане! – проворчал оружейник сквозь зубы. – Ни рыба, ни мясо! Разве вы не видите, что эти бездельники составили заговор против храброго дворянина и дожидаются, чтобы прошел час, назначенный в пропуске, чтобы арестовать его?
– Неужели? – сказал ван Шток так же хладнокровно. – Ведь это не совсем честно.
Прочие алебардщики сняли свои шапки перед графом, но ни один ни трогался с места.
Между тем Франк, сговорившись со своими товарищами, подошел к Шафлеру и сказал ему:
– Мессир, надобно решиться на отчаянный поступок, или все будет потеряно. Сейчас бьет четыре часа, и с первым звонком колокола явится капитан с другими солдатами, чтобы арестовать вас. Мастер Вальтер потерял много времени с разговорами; наемники не уступят, а граждане очень слабы. Садитесь на лошадь и обнажите меч, а мы ворвемся силой в караульню и, добравшись до цепи, поднимем решетку.
– Хорошо, Франк, мое терпение уж истощилось. Вперед!
Подозвав Генриха знаком, он ловко вскочил на лошадь и, подъехав к самым воротам, закричал:
– В последний раз, солдаты бурграфа! Хотите ли повиноваться вашему господину и пропустить меня? Поднимите решетку!
Удивившись этим приказаниям, солдаты не знали, что отвечать, но не двигались с места, никак не воображая, чтобы один человек осмелился напасть на двадцать четыре солдата. Но граф бросился в середину их, размахивая мечом на обе стороны, а за ним пробирался карлик на своей черной лошадке, размахивая секирой, данной Вальтером.
Произошла суматоха. Франк с товарищами и другими работниками бросился на солдата, крича: «Смерть наемникам!» Палки и ножи пошли в дело. Солдаты, со своей стороны, защищались отчаянно. Но так как они не ждали нападения и пищали их не были заряжены, притом же и гражданская стража, вероятно одумавшись, направила против них свои длинные алебарды, то солдаты хотели уже отступить, как вдруг офицер закричал им:
– Ребята, держитесь еще одну минуту. Сейчас бьет четыре часа и капитан подходит. Прижмитесь к стене и не допускайте до цепи решетки.
Свалка возобновилась с большим ожесточением. Угрозы, проклятия слышались со всех сторон; одни порывались к цепи, прикрепленной машиной, другие оттесняли нападающих. Вдруг раздался первый удар колокола.
– Четыре часа! – закричали солдаты бурграфа. – Победа! Победа!
– Нет еще, – вскричал Франк, который сделал последнее усилие, оттолкнул двух солдат, закрывавших собой машину, бросился на офицера, который держал ручку машины и ударил его так сильно палкой по голове, что тот упал.
В эту минуту раздался третий удар колокола.
– Он погиб! – вскричал Вальтер с отчаянием.
– Нет, он спасен! – раздался голос Франка. – В галоп, мессир, в галоп, решетка поднята!
Действительно, проезд был свободен благодаря храбрости работника, и Шафлер, пришпорив лошадь, взмахнул еще раз мечом и с последним ударом колокола был за воротами.
В эту самую минуту у входа в караульную показался капитан с новым отрядом солдат.
– Поздно! – вскричал переодетый крестьянин, которого называли Фрокаром, который смотрел из-за угла на битву, не принимая в ней участия.
VI. Ночь после битвы
Прошло несколько часов после отъезда ван Шафлера, и волнение, причиной которого он невольно был, скоро успокоилось. Пробило десять часов, улицы опустели, и если бы не пронзительный голос и трещотка ночного сторожа, можно было бы слышать шорох мыши.
Семейство оружейника собралось, по обыкновению, к ужину, но на этот раз ужин был невеселый; все молчали и, казалось, были погружены в тяжкие думы.
Даже Вальтер, всегда разговорчивый и беззаботный, не проронил ни одного слова и не дотронулся до второй кружки пива. Это была важная примета, потому что он привык каждый вечер выпивать по три кружки.
Вдруг раздался стук в дверь, ведущую в аллею.
– Я вам говорил, что это должно быть! – вскричал Вальтер. – Я хорошо знаю наши законы.
– Да ты ничего не сказал нам, – отвечала испуганная Марта.
– Не сказал, так думал, – возразил мастер.
В двери застучали сильнее.
– Ну что ж, надобно отворить. Нельзя сопротивляться закону, – сказал Вальтер.
Оттолкнув Франка и Маргариту, которые встали, он взял лампу и пошел сам к наружной двери.
– Кто там? – спросил он.
– Я, Ван-дер-Эльс, судья. Отворите поскорее, мастер Вальтер, и не шумите.
Оружейник отпер дубовую дверь и удивился, что судья был один, а не в сопровождении солдат.
– Вы один, судья? – проговорил он.
– Я теперь не судья, а ваш друг Ван-дер-Эльс. Запирайте поскорее дверь, чтобы не узнали, что я был у вас, и ведите меня к вашему ученику Франку, если он дома.
– Он ужинал с нами, – сказал оружейник и ввел его в общую комнату. Судья поклонился Марте и Марии и, сев на кресло, обратился к Франку:
– Молодой человек, я знаю, что происходило сегодня у городских ворот, и знаю несчастную причину драки; к вам я пришел за тем, чтобы спросить: можете ли вы оправдаться в том, в чем вас обвиняют?
– В чем нас обвиняют? – спросил Франк.
– Вы ударили офицера, который защищал цепь решетки?
– Это правда, мессир.
– Несчастный! А знаете ли вы, что офицер этот умер?
– Боже мой! Офицер бурграфа убит! – вскричала Марта с ужасом, а Мария побледнела.
– Это еще опаснее, нежели я думал, – сказал Вальтер.
– Да, – сказал судья. – Вы, может быть, не знаете закона, что всякий гражданин или простолюдин, который осмелится ударить военного, выдается начальнику отряда и тот имеет право тотчас казнить его. Вот участь, которая ожидает вас, молодой человек.
– Сжальтесь над ним, спасите! – вскричали мать и дочь, бросаясь к ногам судьи.
.– Что вы просите, друзья мои! Что я могу сделать? Я знаю, что Франк честный и храбрый малый, и что он хотел спасти из западни вашего друга, но капитан наемников знает свои права и воспользуется ими завтра утром. Франк будет взят и повешен, и я пришел предупредить вас об этом.
– Бедный Франк, – говорила рыдая Марта, не замечая, что ее дочь лишилась чувств.
– Какое несчастье! – сказал Вальтер. – Верно Франку суждено было стать убийцей.
– Это правда, мастер, – отвечал молодой работник, – и лучше бы я убил Перолио. Бедный офицер не сделал мне никакого зла.
– Друг мой, Ван-дер-Эльс, – продолжал Вальтер, сжимая руку судьи, – нет ли средства спасти его?
– Никакого. Капитан уже был у меня с приказом бурграфа, чтобы я выдал ему виновного. Я хотел отговориться тем, что не знаю убийцы, но он сам назвал мне Франка, первого работника у оружейника «Золотого шлема». Что мне было делать, друг Вальтер! Разве я мог ослушаться приказания бурграфа, закона? Однако я отвечал, что город наш имеет свои привилегии и, что после звона ночных сторожей я не имею права войти в дом первого синдика оружейного цеха, где живет обвиненный.
– О, если бы наши привилегии помогли нам спасти этого несчастного! – произнес Вальтер. – Если бы завтра, когда придет судья, Франк был в безопасном месте… Надобно воспользоваться несколькими часами ночи и спасти его.
– Да, Франк, – проговорила Марта, – беги сейчас же в Гарлем, к нашему родственнику Гюйсману… он тоже оружейный мастер.
– Там он, конечно, был бы в безопасности, – проговорил Вальтер, – только как выйти из города? Теперь ворота заперты и солдаты стерегут их. Нельзя ли, чтобы он переоделся и вышел из города?
– Нет, это очень опасно, – отвечал судья, – потому что солдаты будут строго всех осматривать. Здесь его тоже невозможно спрятать, потому что, по закону, укрыватели преступников наказываются смертной казнью.
– Я не хочу, чтобы за меня страдали другие! – произнес Франк.
В это время Вальтер, ходивший по комнате, остановился, говоря сам с собой:
– Какая мысль… попробуем. Не плачьте, дети, я нашел средство!
– Слава Богу! – воскликнула Марта. – Отец спасет бедного Франка.
– Что же это такое, друг Вальтер? – спросил с любопытством судья.
– Вот что. Вы знаете, что почти возле городских ворот у меня есть сарай, в котором стоит телега для перевозки тяжестей. Сосед мой, пивовар ван Шток, просил у меня эту телегу на завтрашнее утро перевезти в ней десять бочек пива в монастырь св. Агаты. Я дал ему ключ от сарая, и так как он отправляет пиво рано утром, то вероятно бочки уже положены на телегу.
– Что же потом, мастер?
– Послушайте, мессир Ван-дер-Эльс, утопающий хватается за соломинку, отчего нам не схватиться за бочку?
– Как это?
– А вот как. У меня есть другой ключ от сарая, и если бочки сложены на телегу, то Франк спасен.
– Каким образом?
– Мы выбьем дно одной бочки, выльем куда-нибудь пиво (я заплачу за него ван Штоку). Франк влезет туда и просверлит несколько дырочек, чтобы проходил воздух, я вставлю опять дно, только не так крепко, чтобы его можно было выбить ударом кулака.
Судья покачал головой, как бы сомневаясь в успехе этого предприятия.
– Не отнимайте у нас надежды, Ван-дер-Эльс. Другого средства нет, отчего не попробовать это?
– Делайте, как хотите, и Бог поможет вам. Только не говорите, что я был у вас.
И судья простился с хозяевами, а Вальтер проводил его, посмотрев сперва, нет ли кого на улице.
Войдя опять в комнату, оружейник увидел, что Франк печально сидит в углу.
– Что же ты, друг? Надобно торопиться, пойдем. О чем ты задумался?
– Я думаю, мастер, не лучше ли мне остаться здесь и ждать заслуженного наказания. Я могу погубить и вас, спасая свою жизнь, которая мне самому в тягость.
– Что это значит, Франк? Ты боишься, что я попаду в беду, но разве ты не принадлежишь к моему семейству? Разве ты не защищал того, который тоже будет принадлежать к моему семейству? Кому ж хлопотать о тебе, как не мне? Ты говоришь, что жизнь тебе в тягость… в двадцать два года! Это что-то странно… Верно ты был у нас очень несчастлив? Верно, Марта и я притесняли тебя и обижали? Стало быть, я дурно сделал десять лет тому назад, что взял бедного сироту и воспитал его как сына?
– О мастер! Не говорите этого, прошу вас, – умолял Франк, плача как ребенок.
– Ты не жалеешь своей жизни, неблагодарный! Но вспомнил ли ты о тех, кого оставляешь? О Марте, которая любит тебя так же, как свою дочь, о Марии, твоей сестре, которая не может осушить своих слез, наконец подумал ли ты обо мне? Я воспитал тебя, научил своему ремеслу и горжусь тобой, как моим сыном. Неужели ты думаешь, что и мне не жаль потерять тебя? Клянусь св. Мартином, я буду бороться до конца жизни, чтобы только спасти тебя.
Вместо ответа Франк бросился в объятия Вальтера.
– Будь смелее! – продолжал оружейник. – Бог не захочет, чтобы такой славный малый погиб на виселице. Ну, прощайся же с матерью и с сестрой, – пора.
Молодой работник стал на колени перед Мартой, нежно поцеловал ее руки и сказал:
– Матушка, исполните мою последнюю просьбу.
– Говори, дитя мое, что тебе надо?
– Благословите меня, как бы меня благословила родная мать.
– С охотой, сын мой. Благословляю тебя, благодарю за все радости, которые ты мне доставил и молю Бога, чтобы Он дозволил нам свидеться когда-нибудь.
– Когда-нибудь! – вскричал Вальтер, отирая слезы и стараясь рассмеяться. – Надеюсь, вы увидитесь скоро. Только бы ему до утра выбраться из города, а потом я выпрошу ему у бурграфа прощение.
Марта, обняв Франка, подвела его к Марии.
– Простись с сестрой, – сказала она.
И видя, что молодая девушка смешалась, продолжала:
– Поцелуй же его, дочка, а то он подумает, что ты его не любишь.
Мария упала на грудь Франка, который крепко прижал ее к сердцу и дотронулся губами до ее раскрасневшейся щечки.
– Мария, сестра моя! – проговорил он едва слышным голосом. – Завтра день Успения Богородицы, твой праздник; я приготовил тебе стальную цепочку с резным крестом моей работы, но ты получила сегодня такой великолепный подарок, что на мой нельзя и посмотреть… Все-таки возьми его и сохрани, милая Мария.
– Я не расстанусь с ним никогда, обещаю тебе, милый брат. Я буду вечно носить твой подарок.
– Благодарю, и когда будешь молиться, не забудь меня в своих молитвах.
Молодая девушка не могла говорить от волнения.
– Скорее, Франк, идем! – проговорил Вальтер и увлек за собой молодого человека. Отворив тихонько двери сарая, он сказал шепотом:
– Браво! Бочки на телеге, и все готово, чтобы рано утром пуститься в дорогу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39