Заседания совета он не посещал, но его часто видели во время трапезы. Он сидел на троне, скромный и застенчивый, как девушка. Во время этих появлений он сначала бросал на королеву похотливый взгляд, потом отворачивался и смотрел в пол, кажется, не понимая, что происходит вокруг. Как я выяснила, королева вернула не успевшего оправиться Генриха ко двору, стремясь избавиться от герцога Йорка, который был близок к тому, чтобы перенять у нее бразды правления страной. Однако постепенно король Генрих менялся. Выражение его лица становилось жизнерадостным; он добродушно улыбался каждому, кто к нему приближался, и буквально лучился добротой. Хотя разум его был по-прежнему затемнен, а воля ослаблена, я испытывала к нему чувство сострадания. Королева, гордая и суровая с другими, в его присутствий тоже менялась: из нее так и сочилась материнская забота. Когда король смотрел на нее, в его глазах читались любовь и доверие. Однажды вечером я сказала об этом Урсуле, с которой нас теперь связывала самая тесная дружба.
– О да, – обведя нашу комнату взглядом, прошептала в ответ Урсула. – Он питает к ней такое доверие, что с радостью позволяет украшать себя рогами.
– Замолчи! – испуганно сказала я. – Урсула, твои слова – это государственная измена!
– Значит, я только что вручила свою судьбу в ваши руки.
Королевский двор и в самом деле был полон ловушек. Я лишний раз убедилась в этом, когда однажды вечером после ужина Маргарита послала за мной. Когда я пришла, из покоев выходил толстый клирик, круглый как яйцо, сопровождаемый двумя монахами опущенных клобуках. Я увидела священника не сразу, потому что он держался в тени и шел по коридору бесшумно. Внезапное приветствие, прозвучавшее из темноты, заставило меня вздрогнуть. Я с трудом подавила крик.
– Ах, дитя, простите, что напугал вас. Королева освободилась; вы можете к ней войти. – Он махнул рукой в сторону покоев Маргариты и смерил меня очень неприятным взглядом. Выражение рыбьих глаз клирика не изменилось даже тогда, когда он благословил меня на прощание. Я сделала реверанс, поблагодарила и поторопилась уйти, потому что в этом человеке было нечто зловещее.
Королева расхаживала по комнате и что-то диктовала писцу, сидевшему за высоким письменным столом у окна. Увидев меня, она жестом велела мне сесть и подождать.
– …прекратить угрожать жизни нашего бейлифа лордстве Хертингфордбери, оставить в покое других наших подданных, иначе вы, Эдмунд Перкан, исквайр, рискуете навлечь на себя наше неудовольствие, – говорила она, бурно жестикулируя по французской привычке. Потока королева сделала и музу, шумно выдохнула, взяла пачку писем, просмотрела их и выбрала одно. – Ах, вот оно… От настоятельницы монастыря в Стратфорде-ле-Боу. Направьте это письмо нашим кавалеристам, фуражирам, поставщикам овса и прочим служащим конюшен и подпишите его за меня, как обычно. Прикажите им не причинять вреда имуществу аббатства, не становиться там на постой и даже не проезжать через город, потому что мы гарантировали настоятельнице нашу полную защиту, а они смеют нарушать установленный нами порядок… – Она положила письмо и взяла следующее. – Ну, это совсем другое дело. L’amour … – В ее голосе прозвучала нотка зависти. – Сердечные дела тоже интересуют меня. Я с удовольствием устраиваю браки, – сказала Маргарита, повернувшись ко мне. – Это мой самый приятный долг.
«Нашему дорогому Джону де Веру, графу Оксфорду, – снова начала диктовать она. – Как вам хорошо известно, у нас на службе находится Элизабет Клер. Она поделилась с нами своим чувством к состоящему у вас на службе некоему молодому человеку по имени Томас Денис, поэтому мы просим вас сделать все, что в ваших силах, чтобы убедить молодого человека согласиться на это предложение. Можете намекнуть ему, что в случае заключения брака мы будем щедры к ним обоим. Если вы устроите этот союз, за нашей благодарностью дело не станет. Благослови вас Святая Троица…» – ну и так далее. – Она махнула секретарю рукой и повернулась ко мне. – Леди Инголдсторп, посидите со мной немного, пока не подойдут остальные дамы.
Я сделала реверанс и села на указанную мне скамеечку у самого устья камина. Гроза, обрушившаяся на Лондон утром, стала еще сильнее; за окном завывал ветер. Шелковые шторы, прикрывавшие стены, колыхались от сквозняка, проникавшего в щели, и я дрожала. Должно быть, королева тоже страдала от холода; она подошла к камину и стала греть руки. Какое-то время она стояла так, повернувшись к окну, потом негромко вздохнула и села.
– Как я тоскую по анжуйскому солнцу! В Англии всегда так пасмурно… Вечно мокро и холодно.
– Может быть, весна будет ранней, – предположила я.
– Тебе предстоит узнать, что лондонская весна ничем не отличается от зимы. Именно этим и объясняется плохой характер жителей столицы. Неблагодарный сброд! Только и умеет, что издеваться, ворчать и жаловаться. Что для них ни делай, они всем недовольны. Одна надежда на то, что весной нас здесь не будет.
Скрип двери и шорох шелка заставили меня посмотреть в сторону прихожей. На пороге стояла молодая женщина ослепительной красоты. Она держалась более царственно, чем сама королева, а ее красота освещала комнату, как факел. Кожа у нее была цвета слоновой кости, а роскошные волосы, падавшие на спину, сверкали серебром. Портили ее только маленькие и хитрые зеленые глаза. Эта девушка, которая была на два-три года старше меня, подошла к королеве и что-то прошептала ей на ухо. Я услышала несколько слов, сказанных по-французски, имя Эдуард и поняла, что королева тревожится за маленького принца. Трехлетний малыш простудился, и Маргарита послала эту девушку узнать, как он себя чувствует.
– Bien… bien… – Королева кивнула и повернулась ко мне. – Леди Исобел Инголдсторп, вы знакомы с Элизабет Вудвилл? Она тоже недавно при дворе. Ее мать, в первом браке герцогиня Бедфорд, француженка. Из Люксембурга.
Я пробормотала что-то учтивое и улыбнулась Элизабет. Она небрежно кивнула и отвернулась сразу же, как только королева снова заговорила со мной. Я была поражена ее грубостью. Даже в монастыре девушки скрывали свою неприязнь друг к другу и соблюдали правила этикета.
– Alors , Изабель, нравится тебе при дворе? – спросила Маргарита.
– Да, моя королева. Все здесь очень любезны. Королева засмеялась:
– В самом деле! Как мы и ожидали, ты привлекла к себе большое внимание.
– О чем вы, миледи?
– Eh bien , на твою руку претендуют уже трое. По одному на каждый месяц, который ты провела здесь. Тягаться с тобой под силу только Элизабет, но она не моя подопечная, так что от нее мне нет никакой корысти. – Она тепло улыбнулась девушке, и Элизабет ответила ей лучезарной улыбкой.
Ошеломленная новостью, я уставилась на королеву во все глаза.
Она добродушно потрепала меня по руке:
– Неужели ты не знала? Я думала, при дворе всё знают еще до того, как оно случается, но теперь вижу, что это не тот случай. Однако этих претендентов можно не принимать в расчет. Тебе ничего не сообщали, потому что они предлагают слишком низкую цену. – Она наклонилась и понизила голос:
– Ты принесешь в королевскую казну кругленькую сумму, моя дорогая. Так что можешь гордиться.
Я не знала, что отвечать, и начала бормотать слова благодарности.
– Тебе, только что вышедшей из монастыря, разговоры о деньгах должны казаться циничными, но ты должна относиться к этому как к выполнению своего долга перед королем. Бог свидетель, я была счастлива, что принесла ему в приданое мир. Сама знаешь, когда я приплыла к этим берегам совсем одна, мне было всего пятнадцать.
«Не мир, а всего лишь перемирие», – мысленно поправила ее я, но тут же выругала себя за нелояльность и пробормотала:
– Да, моя королева. – Пятнадцать лет – слишком мало для того, чтобы выходить замуж за человека, которого ты никогда не видела, и отправляться в чужую страну, разлучаясь с родными, друзьями и всем, что было дорого твоему сердцу.
Она покосилась на меня:
– Ты уверена, что в тебе нет французской крови, как в Элизабет?
Я кивнула.
– Ну что ж, красивыми и одинокими бывают не только француженки…
От жалобы, прозвучавшей в ее словах, у меня сжалось сердце. Королева была несчастна. Эта замужняя женщина, не имеющая ни мужа, ни любви, ни надежды на счастье, навсегда останется здесь чужой. Ее единственная отрада – это сын. Должно быть, в моей улыбке читалось сочувствие, потому что Маргарита внезапно сжала мою руку.
– Изабель, в тебе есть что-то tres charmante . Я думаю, мы подружимся. Правда, Элизабет?
Тут Элизабет впервые посмотрела на меня по-настоящему. В ее зеленых глазах читалось предупреждение. Потом я узнала, что она считала меня узурпаторшей и изо всех сил защищала то, что считала своей территорией.
– Я приняла решение! – внезапно объявила Маргарита. – Изабель, ты будешь моей фрейлиной. Как и ты, Элизабет.
Я сидела на кровати, играла на лире и была погружена в мысли о сэре Джоне Невилле.
– До ужина еще час, – дружелюбно сказала Урсула, положив мне руку на плечо. – Не хотите сходить к прорицательнице? Может быть, она успокоит вас, сообщив хорошие новости.
Я грустно покачала головой:
– Урсула, я не верю прорицательницам. Если меня ждет счастье, я буду слишком сильно надеяться и бояться, что прорицание не сбудется. А если несчастье, я буду бояться будущего. Лучше держаться от прорицательниц подальше.
– Тогда давайте прогуляемся вдоль реки и полюбуемся закатом.
Наверно, Урсула была права; свежий воздух мог рассеять мою меланхолию. Тем более что мне предстояло исполнять обязанности фрейлины королевы. Маргарита должна была вернуться из Кента, куда она уехала устраивать суд над мятежниками. Скоро я перестану быть самой себе хозяйкой.
Мы начали спускаться к берегу. Вокруг было тихо и безлюдно. Дожди прекратились, но сырой и холодный сентябрьский ветер трепал листья, еще остававшиеся на деревьях.
Мы свернули и прошли через каменную арку. Внезапно дворцовые стены сменились небом, на котором горел закат. По Темзе плыли позолоченные арки; вода отражала алые и золотые оттенки неба, что у меня зарябило в глазах.
– Господь создал моря и реки, чтобы они отражали Его славу, – прошептала я Урсуле, когда мы, взявшись за руки, стояли на берегу. Вода лизала каменные ступени. Урсула кивнула и сжала мою руку.
Тишину нарушил чей-то надменный голос:
– Леди Исобел… Какой приятный сюрприз!
Я обернулась и увидела Генри Бофора, герцога Сомерсета, смотревшего на меня с нехорошим прищуром. Меня охватило чувство тревоги.
– Милорд Сомерсет… – Я подавила неприязнь к этому человеку и сделала реверанс. Я не простила Сомерсету его поведение во время нашей первой встречи, а за прошедшее время узнала о нем много плохого. Передо мной стоял насквозь испорченный молодой человек, имевший все, но не ценивший ничего, беспринципный, бесчестный и распутный. Сомневаться не приходилось, он погубил множество женщин, потому что обладал приятной внешностью и обаянием, объяснявшимся его всемогуществом.
Сомерсет покачал головой, показывая, что можно обойтись без титулов, а потом взял меня под руку и повел вдоль берега. Урсула шла сбоку.
– Приятно оказаться в хорошей компании в такой чудесный вечер. Как вам нравится при дворе, леди Исобел?
– Здешние порядки очень отличаются от монастырских, милорд.
Он громко фыркнул.
– Да уж, да уж… Двусмысленный ответ, достойный государственного деятеля, миледи. Но что он означает? Плохое или хорошее? Вот в чем вопрос.
Я улыбнулась ему:
– Он означает то, что доставит удовольствие вам, ваша светлость.
– Ага! Еще один ответ государственного мужа. Вы умны, леди Исобел.
Какое-то время мы прогуливались молча. Вдруг он резко остановился и повернулся ко мне лицом.
– Я буду вам очень признателен, если вы согласитесь отужинать завтра вечером в моих покоях, – сказал он.
Кровь бросилась мне в голову. Этот щеголь, привыкший к легким победам, принимает меня за потаскушку!
– Сначала я должна получить на это позволение королевы. Как вы, наверно, помните, я являюсь ее подопечной.
Настала его очередь краснеть, но он быстро пришел в себя.
– Может быть, тогда мы вместе посидим у фонтана, выпьем вина и споем?
– Милорд Сомерсет, вы знаете, что это невозможно.
– Все возможно… нужно только захотеть.
– Милорд, это верно для такого могущественного человека, как вы. Но я могу хотеть только того, чего хочет моя королева, – ответила я.
После недолгого молчания он взял мою руку.
– Никому не возбраняется петь вместе. Позволения королевы для этого не требуется. Вы не пожалеете!
Я посмотрела на его руку. Ладонь у него была широкая, пальцы короткие, грубые и некрасивые.
– Только с разрешения королевы, ваша светлость. Должно быть, тон выдал мои истинные чувства, потому что в глазах Сомерсета вспыхнул темный блеск. После небольшой паузы он сухо сказал:
– Вы действительно плохо знакомы с дворцовыми правами, иначе не стали бы пререкаться со мной. Я всегда добиваюсь своего… в конце концов.
Затем герцог повернулся ко мне спиной и сердито зашагал к свите, ожидавшей его на берегу.
Я едва не крикнула вслед, что, если верить слухам, добился своего он только с королевой, но вовремя прикусила язык. Глядя вслед удалявшемуся Сомерсету и пытаясь справиться с дыханием, я вспоминала слова своей няни: «Она слишком дикая и необузданная; девчонку нужно укротить ради ее же пользы». Впредь следовало избегать Сомерсета всеми силами. Он был человеком сложным и опасным. Могущество и вызванный мною гнев составляли убийственную смесь, а притворяться скромницей я была не мастерица.
Через несколько дней после моей встречи с Сомерсетом по коридорам и залам дворца прокатился девятый вал слухов и домыслов, но мы с Урсулой, как ни бились, не могли свести концы с концами. А затем я с замиранием сердца услышала имена герцога Йорка и графа Солсбери.
Все тут же встало на свои места. Сгорая от волнения, я нашла Урсулу среди дам, собравшихся в приемной, где торговец шелком показывал образцы тканей, и чуть ли не бегом потащила ее в нашу комнату. По дороге Урсула смотрела на меня во все глаза, но я посмела открыть рот только тогда, когда за нами захлопнулась дверь.
– Герцог Йорк и отец сэра Джона Невилла Ричард Невилл, граф Солсбери, приедут ко двору и примут участие в заседании королевского совета! Графа Солсбери будет сопровождать его старший сын и тезка, Ричард Невилл, и…
– Знаменитый граф Уорик? – широко открыв глаза, перебила меня Урсула. – Самый красивый и самый храбрый из рыцарей?
– Да, – нетерпеливо бросила я. – И…
– Граф Уорик, нанесший поражение ланкастерцам в битве у Сент-Олбанса! Ходят слухи, что Эдмунд, герцог Сомерсет, принял смерть от его руки. Вы знали, что Сомерсет поклялся мстить всем йоркистам?
Я схватила Урсулу за плечи:
– С ним приедет его брат, сэр Джон Невилл!
Урсула отогнала мысли о Уорике и уставилась на меня.
– Сэр Джон Невилл? Ох, моя милая Исобел… моя бедная Исобел. Если вы снова увидите его, это не пойдет вам на пользу!
– Может быть, ты и права, но я должна увидеть его… должна узнать… – Я смутилась и отвернулась. Что узнать? – Урсула, я должна узнать, забыл он меня или нет.
– А если забыл, что тогда? Горе станет только сильнее.
– Сильнее уже некуда! Может быть, сознание того, что он забыл, вылечит меня.
Урсула посмотрела на меня с жалостью.
В тот же день я получила сведения о Невиллах – причем намного более важные – из источника, на который никак не рассчитывала.
– Миледи Исобел!
Я шла по саду, погруженная в мысли о Джоне Невилле, и не сразу поняла, откуда донесся голос. Подняв голову, я увидела, что ко мне со всех ног бежит Уильям Норрис.
– Приветствую вас, моя прекрасная леди…
Я улыбнулась юноше, и мы начали светскую беседу. Я была рада ему, потому что разговор о погоде и предстоящем рыцарском турнире прогонял мысли о сэре Джоне – хотя бы ненадолго. Уильям был оруженосцем Хамфри Стаффорда, герцога Бекингема, Нывшего в свойстве как с герцогом Йорком, так и со сторонником Ланкастеров графом Нортумберлендом. Тесные родственные связи с Йорками не мешали Бекингему быть убежденным ланкастерцем. Именно его люди охраняли Генриха VI. Кроме того, он заслужил прозвище Миротворец, потому что никогда не откапывался от попыток помирить королеву и герцога Йорка. Я не уставала благодарить за это как лично Уильяма, так и доброго герцога Хамфри. Молодой человек, который по чистой случайности оказался в Таттерсхолле в критический момент моей жизни, теперь был единственной ниточкой, которая связывала меня с сэром Джоном Невиллом, и единственной надеждой на восстановление мира между Алой и Белой розами. Как ни странно, в его присутствии я чувствовала себя ближе к сэру Джону; слава богу, сам Уильям не догадывался, почему я ему так рада.
– …сэр Джон Невилл?
– Простите, что вы сказали?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
– О да, – обведя нашу комнату взглядом, прошептала в ответ Урсула. – Он питает к ней такое доверие, что с радостью позволяет украшать себя рогами.
– Замолчи! – испуганно сказала я. – Урсула, твои слова – это государственная измена!
– Значит, я только что вручила свою судьбу в ваши руки.
Королевский двор и в самом деле был полон ловушек. Я лишний раз убедилась в этом, когда однажды вечером после ужина Маргарита послала за мной. Когда я пришла, из покоев выходил толстый клирик, круглый как яйцо, сопровождаемый двумя монахами опущенных клобуках. Я увидела священника не сразу, потому что он держался в тени и шел по коридору бесшумно. Внезапное приветствие, прозвучавшее из темноты, заставило меня вздрогнуть. Я с трудом подавила крик.
– Ах, дитя, простите, что напугал вас. Королева освободилась; вы можете к ней войти. – Он махнул рукой в сторону покоев Маргариты и смерил меня очень неприятным взглядом. Выражение рыбьих глаз клирика не изменилось даже тогда, когда он благословил меня на прощание. Я сделала реверанс, поблагодарила и поторопилась уйти, потому что в этом человеке было нечто зловещее.
Королева расхаживала по комнате и что-то диктовала писцу, сидевшему за высоким письменным столом у окна. Увидев меня, она жестом велела мне сесть и подождать.
– …прекратить угрожать жизни нашего бейлифа лордстве Хертингфордбери, оставить в покое других наших подданных, иначе вы, Эдмунд Перкан, исквайр, рискуете навлечь на себя наше неудовольствие, – говорила она, бурно жестикулируя по французской привычке. Потока королева сделала и музу, шумно выдохнула, взяла пачку писем, просмотрела их и выбрала одно. – Ах, вот оно… От настоятельницы монастыря в Стратфорде-ле-Боу. Направьте это письмо нашим кавалеристам, фуражирам, поставщикам овса и прочим служащим конюшен и подпишите его за меня, как обычно. Прикажите им не причинять вреда имуществу аббатства, не становиться там на постой и даже не проезжать через город, потому что мы гарантировали настоятельнице нашу полную защиту, а они смеют нарушать установленный нами порядок… – Она положила письмо и взяла следующее. – Ну, это совсем другое дело. L’amour … – В ее голосе прозвучала нотка зависти. – Сердечные дела тоже интересуют меня. Я с удовольствием устраиваю браки, – сказала Маргарита, повернувшись ко мне. – Это мой самый приятный долг.
«Нашему дорогому Джону де Веру, графу Оксфорду, – снова начала диктовать она. – Как вам хорошо известно, у нас на службе находится Элизабет Клер. Она поделилась с нами своим чувством к состоящему у вас на службе некоему молодому человеку по имени Томас Денис, поэтому мы просим вас сделать все, что в ваших силах, чтобы убедить молодого человека согласиться на это предложение. Можете намекнуть ему, что в случае заключения брака мы будем щедры к ним обоим. Если вы устроите этот союз, за нашей благодарностью дело не станет. Благослови вас Святая Троица…» – ну и так далее. – Она махнула секретарю рукой и повернулась ко мне. – Леди Инголдсторп, посидите со мной немного, пока не подойдут остальные дамы.
Я сделала реверанс и села на указанную мне скамеечку у самого устья камина. Гроза, обрушившаяся на Лондон утром, стала еще сильнее; за окном завывал ветер. Шелковые шторы, прикрывавшие стены, колыхались от сквозняка, проникавшего в щели, и я дрожала. Должно быть, королева тоже страдала от холода; она подошла к камину и стала греть руки. Какое-то время она стояла так, повернувшись к окну, потом негромко вздохнула и села.
– Как я тоскую по анжуйскому солнцу! В Англии всегда так пасмурно… Вечно мокро и холодно.
– Может быть, весна будет ранней, – предположила я.
– Тебе предстоит узнать, что лондонская весна ничем не отличается от зимы. Именно этим и объясняется плохой характер жителей столицы. Неблагодарный сброд! Только и умеет, что издеваться, ворчать и жаловаться. Что для них ни делай, они всем недовольны. Одна надежда на то, что весной нас здесь не будет.
Скрип двери и шорох шелка заставили меня посмотреть в сторону прихожей. На пороге стояла молодая женщина ослепительной красоты. Она держалась более царственно, чем сама королева, а ее красота освещала комнату, как факел. Кожа у нее была цвета слоновой кости, а роскошные волосы, падавшие на спину, сверкали серебром. Портили ее только маленькие и хитрые зеленые глаза. Эта девушка, которая была на два-три года старше меня, подошла к королеве и что-то прошептала ей на ухо. Я услышала несколько слов, сказанных по-французски, имя Эдуард и поняла, что королева тревожится за маленького принца. Трехлетний малыш простудился, и Маргарита послала эту девушку узнать, как он себя чувствует.
– Bien… bien… – Королева кивнула и повернулась ко мне. – Леди Исобел Инголдсторп, вы знакомы с Элизабет Вудвилл? Она тоже недавно при дворе. Ее мать, в первом браке герцогиня Бедфорд, француженка. Из Люксембурга.
Я пробормотала что-то учтивое и улыбнулась Элизабет. Она небрежно кивнула и отвернулась сразу же, как только королева снова заговорила со мной. Я была поражена ее грубостью. Даже в монастыре девушки скрывали свою неприязнь друг к другу и соблюдали правила этикета.
– Alors , Изабель, нравится тебе при дворе? – спросила Маргарита.
– Да, моя королева. Все здесь очень любезны. Королева засмеялась:
– В самом деле! Как мы и ожидали, ты привлекла к себе большое внимание.
– О чем вы, миледи?
– Eh bien , на твою руку претендуют уже трое. По одному на каждый месяц, который ты провела здесь. Тягаться с тобой под силу только Элизабет, но она не моя подопечная, так что от нее мне нет никакой корысти. – Она тепло улыбнулась девушке, и Элизабет ответила ей лучезарной улыбкой.
Ошеломленная новостью, я уставилась на королеву во все глаза.
Она добродушно потрепала меня по руке:
– Неужели ты не знала? Я думала, при дворе всё знают еще до того, как оно случается, но теперь вижу, что это не тот случай. Однако этих претендентов можно не принимать в расчет. Тебе ничего не сообщали, потому что они предлагают слишком низкую цену. – Она наклонилась и понизила голос:
– Ты принесешь в королевскую казну кругленькую сумму, моя дорогая. Так что можешь гордиться.
Я не знала, что отвечать, и начала бормотать слова благодарности.
– Тебе, только что вышедшей из монастыря, разговоры о деньгах должны казаться циничными, но ты должна относиться к этому как к выполнению своего долга перед королем. Бог свидетель, я была счастлива, что принесла ему в приданое мир. Сама знаешь, когда я приплыла к этим берегам совсем одна, мне было всего пятнадцать.
«Не мир, а всего лишь перемирие», – мысленно поправила ее я, но тут же выругала себя за нелояльность и пробормотала:
– Да, моя королева. – Пятнадцать лет – слишком мало для того, чтобы выходить замуж за человека, которого ты никогда не видела, и отправляться в чужую страну, разлучаясь с родными, друзьями и всем, что было дорого твоему сердцу.
Она покосилась на меня:
– Ты уверена, что в тебе нет французской крови, как в Элизабет?
Я кивнула.
– Ну что ж, красивыми и одинокими бывают не только француженки…
От жалобы, прозвучавшей в ее словах, у меня сжалось сердце. Королева была несчастна. Эта замужняя женщина, не имеющая ни мужа, ни любви, ни надежды на счастье, навсегда останется здесь чужой. Ее единственная отрада – это сын. Должно быть, в моей улыбке читалось сочувствие, потому что Маргарита внезапно сжала мою руку.
– Изабель, в тебе есть что-то tres charmante . Я думаю, мы подружимся. Правда, Элизабет?
Тут Элизабет впервые посмотрела на меня по-настоящему. В ее зеленых глазах читалось предупреждение. Потом я узнала, что она считала меня узурпаторшей и изо всех сил защищала то, что считала своей территорией.
– Я приняла решение! – внезапно объявила Маргарита. – Изабель, ты будешь моей фрейлиной. Как и ты, Элизабет.
Я сидела на кровати, играла на лире и была погружена в мысли о сэре Джоне Невилле.
– До ужина еще час, – дружелюбно сказала Урсула, положив мне руку на плечо. – Не хотите сходить к прорицательнице? Может быть, она успокоит вас, сообщив хорошие новости.
Я грустно покачала головой:
– Урсула, я не верю прорицательницам. Если меня ждет счастье, я буду слишком сильно надеяться и бояться, что прорицание не сбудется. А если несчастье, я буду бояться будущего. Лучше держаться от прорицательниц подальше.
– Тогда давайте прогуляемся вдоль реки и полюбуемся закатом.
Наверно, Урсула была права; свежий воздух мог рассеять мою меланхолию. Тем более что мне предстояло исполнять обязанности фрейлины королевы. Маргарита должна была вернуться из Кента, куда она уехала устраивать суд над мятежниками. Скоро я перестану быть самой себе хозяйкой.
Мы начали спускаться к берегу. Вокруг было тихо и безлюдно. Дожди прекратились, но сырой и холодный сентябрьский ветер трепал листья, еще остававшиеся на деревьях.
Мы свернули и прошли через каменную арку. Внезапно дворцовые стены сменились небом, на котором горел закат. По Темзе плыли позолоченные арки; вода отражала алые и золотые оттенки неба, что у меня зарябило в глазах.
– Господь создал моря и реки, чтобы они отражали Его славу, – прошептала я Урсуле, когда мы, взявшись за руки, стояли на берегу. Вода лизала каменные ступени. Урсула кивнула и сжала мою руку.
Тишину нарушил чей-то надменный голос:
– Леди Исобел… Какой приятный сюрприз!
Я обернулась и увидела Генри Бофора, герцога Сомерсета, смотревшего на меня с нехорошим прищуром. Меня охватило чувство тревоги.
– Милорд Сомерсет… – Я подавила неприязнь к этому человеку и сделала реверанс. Я не простила Сомерсету его поведение во время нашей первой встречи, а за прошедшее время узнала о нем много плохого. Передо мной стоял насквозь испорченный молодой человек, имевший все, но не ценивший ничего, беспринципный, бесчестный и распутный. Сомневаться не приходилось, он погубил множество женщин, потому что обладал приятной внешностью и обаянием, объяснявшимся его всемогуществом.
Сомерсет покачал головой, показывая, что можно обойтись без титулов, а потом взял меня под руку и повел вдоль берега. Урсула шла сбоку.
– Приятно оказаться в хорошей компании в такой чудесный вечер. Как вам нравится при дворе, леди Исобел?
– Здешние порядки очень отличаются от монастырских, милорд.
Он громко фыркнул.
– Да уж, да уж… Двусмысленный ответ, достойный государственного деятеля, миледи. Но что он означает? Плохое или хорошее? Вот в чем вопрос.
Я улыбнулась ему:
– Он означает то, что доставит удовольствие вам, ваша светлость.
– Ага! Еще один ответ государственного мужа. Вы умны, леди Исобел.
Какое-то время мы прогуливались молча. Вдруг он резко остановился и повернулся ко мне лицом.
– Я буду вам очень признателен, если вы согласитесь отужинать завтра вечером в моих покоях, – сказал он.
Кровь бросилась мне в голову. Этот щеголь, привыкший к легким победам, принимает меня за потаскушку!
– Сначала я должна получить на это позволение королевы. Как вы, наверно, помните, я являюсь ее подопечной.
Настала его очередь краснеть, но он быстро пришел в себя.
– Может быть, тогда мы вместе посидим у фонтана, выпьем вина и споем?
– Милорд Сомерсет, вы знаете, что это невозможно.
– Все возможно… нужно только захотеть.
– Милорд, это верно для такого могущественного человека, как вы. Но я могу хотеть только того, чего хочет моя королева, – ответила я.
После недолгого молчания он взял мою руку.
– Никому не возбраняется петь вместе. Позволения королевы для этого не требуется. Вы не пожалеете!
Я посмотрела на его руку. Ладонь у него была широкая, пальцы короткие, грубые и некрасивые.
– Только с разрешения королевы, ваша светлость. Должно быть, тон выдал мои истинные чувства, потому что в глазах Сомерсета вспыхнул темный блеск. После небольшой паузы он сухо сказал:
– Вы действительно плохо знакомы с дворцовыми правами, иначе не стали бы пререкаться со мной. Я всегда добиваюсь своего… в конце концов.
Затем герцог повернулся ко мне спиной и сердито зашагал к свите, ожидавшей его на берегу.
Я едва не крикнула вслед, что, если верить слухам, добился своего он только с королевой, но вовремя прикусила язык. Глядя вслед удалявшемуся Сомерсету и пытаясь справиться с дыханием, я вспоминала слова своей няни: «Она слишком дикая и необузданная; девчонку нужно укротить ради ее же пользы». Впредь следовало избегать Сомерсета всеми силами. Он был человеком сложным и опасным. Могущество и вызванный мною гнев составляли убийственную смесь, а притворяться скромницей я была не мастерица.
Через несколько дней после моей встречи с Сомерсетом по коридорам и залам дворца прокатился девятый вал слухов и домыслов, но мы с Урсулой, как ни бились, не могли свести концы с концами. А затем я с замиранием сердца услышала имена герцога Йорка и графа Солсбери.
Все тут же встало на свои места. Сгорая от волнения, я нашла Урсулу среди дам, собравшихся в приемной, где торговец шелком показывал образцы тканей, и чуть ли не бегом потащила ее в нашу комнату. По дороге Урсула смотрела на меня во все глаза, но я посмела открыть рот только тогда, когда за нами захлопнулась дверь.
– Герцог Йорк и отец сэра Джона Невилла Ричард Невилл, граф Солсбери, приедут ко двору и примут участие в заседании королевского совета! Графа Солсбери будет сопровождать его старший сын и тезка, Ричард Невилл, и…
– Знаменитый граф Уорик? – широко открыв глаза, перебила меня Урсула. – Самый красивый и самый храбрый из рыцарей?
– Да, – нетерпеливо бросила я. – И…
– Граф Уорик, нанесший поражение ланкастерцам в битве у Сент-Олбанса! Ходят слухи, что Эдмунд, герцог Сомерсет, принял смерть от его руки. Вы знали, что Сомерсет поклялся мстить всем йоркистам?
Я схватила Урсулу за плечи:
– С ним приедет его брат, сэр Джон Невилл!
Урсула отогнала мысли о Уорике и уставилась на меня.
– Сэр Джон Невилл? Ох, моя милая Исобел… моя бедная Исобел. Если вы снова увидите его, это не пойдет вам на пользу!
– Может быть, ты и права, но я должна увидеть его… должна узнать… – Я смутилась и отвернулась. Что узнать? – Урсула, я должна узнать, забыл он меня или нет.
– А если забыл, что тогда? Горе станет только сильнее.
– Сильнее уже некуда! Может быть, сознание того, что он забыл, вылечит меня.
Урсула посмотрела на меня с жалостью.
В тот же день я получила сведения о Невиллах – причем намного более важные – из источника, на который никак не рассчитывала.
– Миледи Исобел!
Я шла по саду, погруженная в мысли о Джоне Невилле, и не сразу поняла, откуда донесся голос. Подняв голову, я увидела, что ко мне со всех ног бежит Уильям Норрис.
– Приветствую вас, моя прекрасная леди…
Я улыбнулась юноше, и мы начали светскую беседу. Я была рада ему, потому что разговор о погоде и предстоящем рыцарском турнире прогонял мысли о сэре Джоне – хотя бы ненадолго. Уильям был оруженосцем Хамфри Стаффорда, герцога Бекингема, Нывшего в свойстве как с герцогом Йорком, так и со сторонником Ланкастеров графом Нортумберлендом. Тесные родственные связи с Йорками не мешали Бекингему быть убежденным ланкастерцем. Именно его люди охраняли Генриха VI. Кроме того, он заслужил прозвище Миротворец, потому что никогда не откапывался от попыток помирить королеву и герцога Йорка. Я не уставала благодарить за это как лично Уильяма, так и доброго герцога Хамфри. Молодой человек, который по чистой случайности оказался в Таттерсхолле в критический момент моей жизни, теперь был единственной ниточкой, которая связывала меня с сэром Джоном Невиллом, и единственной надеждой на восстановление мира между Алой и Белой розами. Как ни странно, в его присутствии я чувствовала себя ближе к сэру Джону; слава богу, сам Уильям не догадывался, почему я ему так рада.
– …сэр Джон Невилл?
– Простите, что вы сказали?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42