Это говорит само за себя. Теперь ясно, кого Маргарита называет «врагами короля». – Он бросил письмо на стол. – Королеве мало, что она опустошила казну, ограбила нас всеми доступными ей средствами и три года правит, не созывая парламента. Этой злобной волчице мало, что она командует нашим безумным королем. Сейчас она хочет заставить нас сражаться друг с другом!
– Она готова убить всех, кто может помешать ее сыну сесть на трон, – негромко сказал Джон. – И Маргарита, и вся страна знают, что законным королем Англии по праву крови является герцог Йорк. Она сможет найти покой только тогда, когда герцог II все его сторонники будут мертвы.
– Да, она видит в моем отце только претендента на трон, угрозу ее мужу, ее сыну, ей самой и правящей династии Ланкастеров, – подтвердил Эдуард, граф Марч. – В то время как мой отец видит в нашем чудном и бессильном короле, святом Гарри, Божьего помазанника! Если бы он принял власть после победы у Сент-Олбанса, все давно решилось бы. Теперь им и сам это понимает, но продолжает медлить. Несмотря на множество провокаций, он не пытается сместить святого Гарри и всеми словами и поступками раз за разом показывает, что хочет всего-навсего сменить министров. Но она жаждет войны!
– Сука! – рявкнул Уорик, ударив кулаком по столу. – Отец, если эта анжуйская сука хочет войны, она ее получит! Мы разобьем ее так же, как разбили при Сент-Олбансе, и покончим с ней раз и навсегда!
– Ты знаешь, что такое гражданская война? – спросил изумленный граф; его гнев тут же улетучился. Этот человек не умел долго сердиться. – Страна разделится пополам. Семейные узы будут забыты, брат пойдет на брата и родич на родича. Ничего страшнее нет на свете. Нельзя торопиться. Мы должны сделать все, чтобы избежать гражданской войны. Это последнее средство. Только глупец может выбрать войну, если есть возможность договориться.
– А разве она есть? Судя по всему, Маргарита верит только в силу меча, – сказал Томас.
– Мы соберем собственную армию, пойдем к королю и помолимся вместе, как было в пятьдесят втором и пятьдесят пятом.
– Отец теперь это не поможет! Наша победа у Сент-Олбанса оказалась тщетной, – нетерпеливо ответил Уорик.
– На этот раз все будет по-другому. Мы стали намного сильнее; даже Маргарита понимает это. Ты приведешь силы из Кале, лучшего гарнизона страны, и у нас будет большая армия. Войну можно будет начать только в том случае, если нам не удастся договориться с Генрихом. Мы дадим им возможность уладить дело миром. – Граф громко вздохнул и повернулся к Эдуарду: – Печальная история. В Ирландии твой отец выступает за справедливость, в Англии – за хорошее правительство. А для Маргариты Анжуйской… – Граф умолк, не закончив фразу.
Для королевы герцог был врагом, величайшим злом, которое следовало уничтожить, чтобы она могла спокойно спать по ночам.
Я дрожащей рукой протыкала ткань, вышивая ее красной шерстью.
– Я пришел к выводу, – тихо сказал Эдуард Марч, – что Маргарита Анжуйская с самого начала считала, что наш спор можно разрешить только с помощью мечей. Она жаждала войны с того момента, когда святой Гарри впервые лишился рассудка.
Внезапно в комнате стало очень жарко. Поняв, что вот-вот упаду в обморок, я отложила гобелен, извинилась и ушла.
Уорик вернулся в Кале. Джон уехал на шотландскую границу воевать с мародерами, которые жгли английские деревни и воровали овец и коров, а Томас отправился с Эдуардом Марчем в замок Сэндл, чтобы сообщить герцогу Йорку о решении, принятом в Миддлеме, убедить его созвать военный совет и разработать стратегический план.
Так проходила весна. Я часто играла с детьми, помогала графине Алисе управлять домашним хозяйством – разбирала ссоры, принимала просителей, наблюдала за работой горничных, кухарок, прях, ткачих и вышивальщиц – и давала уроки детям. Пыталась сократить расходы, экономила на продуктах, покупке скота и даже на плате священникам, которых мы нанимали читать молитвы и проводить мессы. Когда Джон был рядом, я не отходила от него; мои чувства усиливались неопределенностью будущего и боязнью потерять мужа, которая всегда жила и глубине моей души.
– Мой отец – самый знаменитый рыцарь во всем мире, – однажды вечером заявила Анна, когда мы были в Рейби. Она сидела у меня на коленях и играла в куклы. – Так сказала няня. Она говорит, что Англия любит папу так же сильно, как я.
– Она права, милая Анна. Мы все гордимся им.
– Смотри, у Джейн снова есть голова, – сказала девочка, показывая мне деревянную куклу.
– А разве она ее теряла? – спросила я. Анна кивнула:
– Ее отломал кузен Эдуард Марч, когда целовал куклу.
Семнадцатилетний сын Йорка пользовался репутацией сердцееда, но, судя по лицу Анны, на нее он впечатления не произвел. Оно было таким неодобрительным, что я рассмеялась.
– И как же Джейн сумела ее вернуть?
– Дядя Джон приделал, когда вернулся на Святки из Лондона.
Для меня это стало сюрпризом. Рана в плечо, которую Джон получил во время стычки в Вестминстере, оказалась тяжелой; на ее лечение ушло несколько недель. Все это время даже малейшее движение причиняло ему мучительную боль.
– Он пользовался одной рукой или двумя? – спросила я.
– Одной. У него была повязка на плече. Он не мог пользоваться двумя руками. Просил прощения за то, что это заняло слишком много времени… А кузен Эдуард приедет еще?
– Не скоро.
– Хорошо, – с нажимом произнесла Анна.
Я засмеялась снова. Слава богу, нашлась хоть одна женщина, способная устоять перед чарами ослепительно-красивого графа Марча. На другой день Анна вместе с Нэн уезжала в Миддлем. Я крепко расцеловала малышку на прощание. Когда носилки проносили в ворота, она высунулась наружу и, насмешив всех, ангельским голосом сказала:
– Не бойтесь, я вернусь!
Летом граф и герцог Йорк часто устраивали совещания, проходившие то в Миддлеме, то в Шериф-Хаттоне. Люди отвечали на их призывы, подписывали договоры, получали плату и сообщали в Миддлем, сколько человек согласилось взяться за оружие и выступить под ало-голубым знаменем Йорка. В Кале отправили сообщение, что Уорик должен соединиться с отцом в Ладлоу, родовой крепости Йорка на границе с Уэльсом. Оттуда они проследуют в Кенилуорт, где встретятся с королем, изложат свои обиды и замерят его в преданности. Однако из соображений безопасности придут в сопровождении большого вооруженного отряда.
Двадцать первого сентября 1459 года, как раз накануне Михайлова дня, граф выехал из замка Миддлем на юг. Я проводила Джона с тяжелым сердцем и следила за спускавшейся по холму процессией до тех пор, пока она не исчезла в густом тумане. Потом мы с Мод и графиней Алисой долго молились за наших мужей в часовне. Но не прошло и нескольких чаши, как в Миддлем галопом прискакал гонец, запыхавшийся и очень расстроенный.
– Граф уехал? Клянусь кровью Христовой, я должен был предупредить его! Королева знает о его планах соединиться с Йорком в Ладлоу! Она решила помешать этому и выступила на север, чтобы его отрезать. С ней сильная армия, намного превышающая численностью отряд графа!
Эта новость буквально подкосила графиню. Я тоже ощущала страх, но нашла заслуживавшего доверия молодого парня, помогла ему оседлать свежую лошадь, шлепнула ее по боку и велела гонцу во что бы то ни стало найти графа и передать ему предупреждение. Вернувшись в детскую, я стала качать своих малышей, шептать молитвы и зажигать свечи. Когда наконец наступило утро, пришла няня, забрала детей из моих онемевших рук и позволила мне забыться сном.
Глава тринадцатая
Блоур-Хит, 1459 г.
В Миддлеме ждали новостей. Каждый час ожидания опускался на наши плечи, как черное облако. Успел ли граф получить предупреждение? Мы то и дело отрывались от занятий, чтобы бросить взгляд на далекие поля. Прошел день, за ним другой и третий; в часовне бормотали молитвы. В замке царила пугающая тишина.
Во второй половине дня неподалеку от Уэймута заметили вышедшего из моря гигантского петуха с огромным красным гребнем, огромной красной бородой и лапами длиной в половину ярда. Говорили, что он, стоя в воде, трижды прокукарекал, после каждого крика обернулся и показал клювом сначала на север, потом на юг и, наконец, на запад. А потом исчез.
Я приняла это знамение близко к сердцу – наверно, потому, что была беременна. Насколько сильно оно на меня повлияло, я поняла только тогда, когда почти через неделю после отправки графа на юг во двор галопом прискакал сэр Джон Коньерс. Посланный нами гонец так и не вернулся, и мы занимались своими обязанностями, полные мрачных предчувствий. Я штопала прореху на плаще Джона, когда пи слышался громкий скрип опускавшегося моста и во дворе начался какой-то шум. Коньерса сопровождало несколько рыцарей из сторонников Йорка. К спешивавшимся бежали со всех сторон. Но старый рыцарь выглядел усталым и ничего никому не говорил. От его молчания у меня побежали мурашки по спине.
Сэр Джон приветствовал нас учтиво, но хмуро. Графиня повела его в свои личные покои. Я знала, что на моем лице написан такой же страх, как на лицах других домочадцев замка. Мы устроились в светлице; слуги принесли нам эль и сладости.
Наконец сэр Джон Коньерс заговорил:
– Миледи, новости хорошие и плохие одновременно.
Все затаили дыхание. Я судорожно сжала ручку кресла.
– Не знаю, с чего начать, поэтому опишу все по порядку, – глухо сказал Коньерс. – Граф, не знавший, что королева решила ему помешать, продолжал марш на Ладлоу через Маркет-Дрейтон. Они остановились на ночлег в Солсбери-Хилл, южнее реки Трент. Там графа нашел ваш молодой гонец и передал ему предупреждение…
Комната наполнилась радостными криками и шелестом ткани. Мы зашевелились и снова обрели способность дышать.
– Ланкастерцев было намного больше. Они собирались атаковать нас с тыла во время марша на юг, граф тут же изменил маршрут, чтобы обойти их.
Графиня Алиса стиснула мою руку.
– Он искусно вел нас через леса и долины, скрывшим от глаз шпионов, – сказал сэр Джон, пощипывая седые усы. – Я до сих пор восхищаюсь тем, как он это сделал… Наш граф Солсбери – искусный полководец, знающий множество хитростей. Он вывел нас из окружения и занял сильную оборонительную позицию на Блоур-Хит.
Я продолжала сидеть как статуя и сдерживать дыхание. Грудь была готова разорваться. Выл бой. Значит, были и убитые.
– Теперь известно, что королева поручила лордам Одли и Дадли убить его.
Графиня негромко ахнула, но продолжала сидеть прямо.
– Их было пятеро на одного, потому что милорд Солсбери готовился к переговорам, а не к сражению. Но он хорошо выбрал позицию, защищенную широким ручьем. Миледи, он хитрый старый лис. Но этот мало. Как будет ясно из дальнейшего, ему помогал сам Господь Бог… – сказал Коньерс, обращаясь к графине Солсбери. Он немного помолчал и восхищенно покачал головой. – Милорд заставил Одли и Дадли поверить в то, что он собирается отступить. Ланкастерцы клюнули на крючок и атаковали. И тут не обошлось без вмешательства самого Всевышнего. Представьте себе, они штурмовали холм в конном строю!
Поскольку реакции не последовало, сэр Коньерс откашлялся и продолжил:
– Понимаете, миледи, скакать на укрепленным холм – верх глупости. Одли следовало это знать. Он, как и граф, воевал во Франции, но, видимо, это его ничему не научило. Лучники милорда Солсбери встретили всадников тучей стрел. Люди и лошади им дали, а тот, кто пытался отступить, получал стрелу в зад… – После паузы он насмешливо добавил: Миледи, вторых таких дураков, как ланкастерцы поискать. Сразу видно, что они не умеют учиться на собственных ошибках. Одли приказал кавалерии начать вторую атаку! – Сэр Джон слабо улыбнулся, но плохое предчувствие не позволило мне ответить па его улыбку. Другие вели себя так же. Все ждали плохих новостей.
– Сражение длилось четыре часа, – продолжил Коньерс. – Ланкастерцы обратились в бегство. Одли был убит, а Дадли взят в плен. Граф беспощадно преследовал их всю ночь до самой заутрени. Когда все окончилось, насчитали две тысячи трупов. Теперь Блоур-Хит называют Берлогой Мертвецов. А теперь о плохом…
В наших глазах застыл страх, но никто не сказал ни слова. У меня свело живот. Мод положила ладонь ни мою руку, и от этого прикосновения по телу побежали мурашки. Но я подозревала, что мои пальцы Пыли ничуть не теплее.
– Сэр Томас и сэр Джон…
Я вскочила, прижала руку к сердцу и потеряла дар речи. Графиня вскрикнула, а Мод начала тихо читать «Аве Мария».
– Нет, миледи, не бойтесь, они живы – с нажимом воскликнул Коньерс. – Живы, но в плену. Преследуя Перси, они углубились во владения ланкастерцев. На следующее утро после битвы их окружили, взяли и плен и держат в замке Честер. Насколько мы знаем, обращаются с ними хорошо. У нас тоже есть их пленные, и ланкастерцы понимают, что как аукнется, так и откликнется.
Я закрыла глаза, молча прочитала благодарственную молитву и без сил опустилась в кресло.
– Леди Исобел… – мягко сказал сэр Коньерс.
Я открыла глаза, передвинулась на кончик сиденья и прошептала:
– Вы чего-то недоговариваете… Джон ранен?
– Да, миледи. Да, но в бедро… Это не смертельно… – Он осекся, понимая, что утешение слабое.
Многие люди умирали от воспаления, начинавшегося после самой легкой раны.
Я закусила губы и отвернулась. Графиня Алиса обняла меня за плечи, но в этот момент кто-то начал скрестись в дверь. Ворвавшийся в комнату Руфус громко залаял, подбежал ко мне и прижался к ногам. Я начала гладить пса; сейчас он был дорог мне как никогда.
Сэр Коньерс кивком отпустил юношу, который привел Руфуса.
– Я велел придержать собаку, – объяснил он. – Боялся, что если вы увидите Руфуса до моего рассказа, то все поймете неправильно. Думаю, сэр Джон хотел бы, чтобы вы позаботились о псе.
– Вы правильно сделали, сэр Коньерс, – еле слышно ответила я, пытаясь переварить новость о том, что Джон в плену.
Затем заговорила графиня:
– Где сейчас граф Солсбери?
– Миледи, он продолжил марш на Ладлоу, где должен соединиться с герцогом Йорком.
– А что будет дальше? – спросила Мод.
– Мы ждем прибытия милорда Уорика с солдата ми гарнизона в Кале. – Сэр Коньерс громко вздохнул. – Остается молить Господа, чтобы поскорее наступила развязка, благоприятная для Йорка.
В моем мозгу возникали образы, мелькавшие, как вспышки молний: физиономия Эгремона, искаженная ненавистью; маленькие глазки толстошеего Клиффорда, свирепо сверкающие на грубом лице, Сомерсет, хватающий меня за руку в темном проходе, его пахнущее перегаром дыхание и зрачки, палящиеся от страсти. «Ты презираешь меня, да? Никто не смеет презирать меня…» В глубине моей души гремели слова, которые я не могла произнести: «Если Йорк проиграет, кто защитит Джона от их ненависти? И кто защитит меня от судьбы, которая хуже смерти?»
Когда мы отправились выполнять свои обязанности, я отвела Урсулу в сторону и мрачно сказала:
– Я еду к королеве.
– Дорогая Исобел, это слишком опасно! Вы снова беременны! А как быть с Сомерсетом? Он может окапаться во дворце, и на этот раз вас будет некому защитить!
– Урсула, я не могу сидеть здесь и ждать. Я должна хотя бы попытаться использовать свое влияние на королеву – если оно еще сохранилось – и убедить отпустить Джона!
– Миледи, рассчитывать на ее милосердие бессмысленно. Все говорят, что королева изменилась. Она уже не такая, какой вы ее помните. Умоляю вас, Исобел, не ездите к ней! Это ничего не даст, а вам могут причинить вред.
– А Джону не могут? Нет, я должна ехать! Мы уедем из Ковентри сразу после разговора с Маргаритой.
Я ничего не сказала ни графине, ни Мод. Просто сообщила, что уезжаю в свой манор Эверсли, чтобы присмотреть за ремонтом, который хотел сделать Джон. Поездка на юг мне не запомнилась. Я думала только о том, что скажу королеве. Мы миновали огромный ров с красной водой и въехали во двор. Разноцветные окна отбрасывали солнечные зайчики, ветер шевелил золотые осенние листья. Мы шли по знакомой извилистой тропе через сад в башню Цезаря, где находились королевские покои. Но красота природы не приносила мне утешения; замок наполняли люди, лица которых были более мрачными, чем обычно. Урсула дошла на кухню собирать сведения, которые могли оказаться полезными, а я отправилась искать королеву.
Маргарита находилась в своей любимой прихожей с низким сводом. Когда я вошла в комнату с лепным потолком, цветными витражами и мозаичным камен-ньщ полом, королева расхаживала из угла в угол и диктовала письмо. Ее шестилетний сын, принц Эдуард, сидел на огромном сундуке и чистил ногти крошечным кинжалом. Рядом с ним лежала собачка; в углу висела серебряная клетка с тремя весело рас певавшими желтыми зябликами.
Страж доложил о моем приходе, Королева прервалась и бросила на меня взгляд, исполненный такой враждебности, что я застыла на месте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
– Она готова убить всех, кто может помешать ее сыну сесть на трон, – негромко сказал Джон. – И Маргарита, и вся страна знают, что законным королем Англии по праву крови является герцог Йорк. Она сможет найти покой только тогда, когда герцог II все его сторонники будут мертвы.
– Да, она видит в моем отце только претендента на трон, угрозу ее мужу, ее сыну, ей самой и правящей династии Ланкастеров, – подтвердил Эдуард, граф Марч. – В то время как мой отец видит в нашем чудном и бессильном короле, святом Гарри, Божьего помазанника! Если бы он принял власть после победы у Сент-Олбанса, все давно решилось бы. Теперь им и сам это понимает, но продолжает медлить. Несмотря на множество провокаций, он не пытается сместить святого Гарри и всеми словами и поступками раз за разом показывает, что хочет всего-навсего сменить министров. Но она жаждет войны!
– Сука! – рявкнул Уорик, ударив кулаком по столу. – Отец, если эта анжуйская сука хочет войны, она ее получит! Мы разобьем ее так же, как разбили при Сент-Олбансе, и покончим с ней раз и навсегда!
– Ты знаешь, что такое гражданская война? – спросил изумленный граф; его гнев тут же улетучился. Этот человек не умел долго сердиться. – Страна разделится пополам. Семейные узы будут забыты, брат пойдет на брата и родич на родича. Ничего страшнее нет на свете. Нельзя торопиться. Мы должны сделать все, чтобы избежать гражданской войны. Это последнее средство. Только глупец может выбрать войну, если есть возможность договориться.
– А разве она есть? Судя по всему, Маргарита верит только в силу меча, – сказал Томас.
– Мы соберем собственную армию, пойдем к королю и помолимся вместе, как было в пятьдесят втором и пятьдесят пятом.
– Отец теперь это не поможет! Наша победа у Сент-Олбанса оказалась тщетной, – нетерпеливо ответил Уорик.
– На этот раз все будет по-другому. Мы стали намного сильнее; даже Маргарита понимает это. Ты приведешь силы из Кале, лучшего гарнизона страны, и у нас будет большая армия. Войну можно будет начать только в том случае, если нам не удастся договориться с Генрихом. Мы дадим им возможность уладить дело миром. – Граф громко вздохнул и повернулся к Эдуарду: – Печальная история. В Ирландии твой отец выступает за справедливость, в Англии – за хорошее правительство. А для Маргариты Анжуйской… – Граф умолк, не закончив фразу.
Для королевы герцог был врагом, величайшим злом, которое следовало уничтожить, чтобы она могла спокойно спать по ночам.
Я дрожащей рукой протыкала ткань, вышивая ее красной шерстью.
– Я пришел к выводу, – тихо сказал Эдуард Марч, – что Маргарита Анжуйская с самого начала считала, что наш спор можно разрешить только с помощью мечей. Она жаждала войны с того момента, когда святой Гарри впервые лишился рассудка.
Внезапно в комнате стало очень жарко. Поняв, что вот-вот упаду в обморок, я отложила гобелен, извинилась и ушла.
Уорик вернулся в Кале. Джон уехал на шотландскую границу воевать с мародерами, которые жгли английские деревни и воровали овец и коров, а Томас отправился с Эдуардом Марчем в замок Сэндл, чтобы сообщить герцогу Йорку о решении, принятом в Миддлеме, убедить его созвать военный совет и разработать стратегический план.
Так проходила весна. Я часто играла с детьми, помогала графине Алисе управлять домашним хозяйством – разбирала ссоры, принимала просителей, наблюдала за работой горничных, кухарок, прях, ткачих и вышивальщиц – и давала уроки детям. Пыталась сократить расходы, экономила на продуктах, покупке скота и даже на плате священникам, которых мы нанимали читать молитвы и проводить мессы. Когда Джон был рядом, я не отходила от него; мои чувства усиливались неопределенностью будущего и боязнью потерять мужа, которая всегда жила и глубине моей души.
– Мой отец – самый знаменитый рыцарь во всем мире, – однажды вечером заявила Анна, когда мы были в Рейби. Она сидела у меня на коленях и играла в куклы. – Так сказала няня. Она говорит, что Англия любит папу так же сильно, как я.
– Она права, милая Анна. Мы все гордимся им.
– Смотри, у Джейн снова есть голова, – сказала девочка, показывая мне деревянную куклу.
– А разве она ее теряла? – спросила я. Анна кивнула:
– Ее отломал кузен Эдуард Марч, когда целовал куклу.
Семнадцатилетний сын Йорка пользовался репутацией сердцееда, но, судя по лицу Анны, на нее он впечатления не произвел. Оно было таким неодобрительным, что я рассмеялась.
– И как же Джейн сумела ее вернуть?
– Дядя Джон приделал, когда вернулся на Святки из Лондона.
Для меня это стало сюрпризом. Рана в плечо, которую Джон получил во время стычки в Вестминстере, оказалась тяжелой; на ее лечение ушло несколько недель. Все это время даже малейшее движение причиняло ему мучительную боль.
– Он пользовался одной рукой или двумя? – спросила я.
– Одной. У него была повязка на плече. Он не мог пользоваться двумя руками. Просил прощения за то, что это заняло слишком много времени… А кузен Эдуард приедет еще?
– Не скоро.
– Хорошо, – с нажимом произнесла Анна.
Я засмеялась снова. Слава богу, нашлась хоть одна женщина, способная устоять перед чарами ослепительно-красивого графа Марча. На другой день Анна вместе с Нэн уезжала в Миддлем. Я крепко расцеловала малышку на прощание. Когда носилки проносили в ворота, она высунулась наружу и, насмешив всех, ангельским голосом сказала:
– Не бойтесь, я вернусь!
Летом граф и герцог Йорк часто устраивали совещания, проходившие то в Миддлеме, то в Шериф-Хаттоне. Люди отвечали на их призывы, подписывали договоры, получали плату и сообщали в Миддлем, сколько человек согласилось взяться за оружие и выступить под ало-голубым знаменем Йорка. В Кале отправили сообщение, что Уорик должен соединиться с отцом в Ладлоу, родовой крепости Йорка на границе с Уэльсом. Оттуда они проследуют в Кенилуорт, где встретятся с королем, изложат свои обиды и замерят его в преданности. Однако из соображений безопасности придут в сопровождении большого вооруженного отряда.
Двадцать первого сентября 1459 года, как раз накануне Михайлова дня, граф выехал из замка Миддлем на юг. Я проводила Джона с тяжелым сердцем и следила за спускавшейся по холму процессией до тех пор, пока она не исчезла в густом тумане. Потом мы с Мод и графиней Алисой долго молились за наших мужей в часовне. Но не прошло и нескольких чаши, как в Миддлем галопом прискакал гонец, запыхавшийся и очень расстроенный.
– Граф уехал? Клянусь кровью Христовой, я должен был предупредить его! Королева знает о его планах соединиться с Йорком в Ладлоу! Она решила помешать этому и выступила на север, чтобы его отрезать. С ней сильная армия, намного превышающая численностью отряд графа!
Эта новость буквально подкосила графиню. Я тоже ощущала страх, но нашла заслуживавшего доверия молодого парня, помогла ему оседлать свежую лошадь, шлепнула ее по боку и велела гонцу во что бы то ни стало найти графа и передать ему предупреждение. Вернувшись в детскую, я стала качать своих малышей, шептать молитвы и зажигать свечи. Когда наконец наступило утро, пришла няня, забрала детей из моих онемевших рук и позволила мне забыться сном.
Глава тринадцатая
Блоур-Хит, 1459 г.
В Миддлеме ждали новостей. Каждый час ожидания опускался на наши плечи, как черное облако. Успел ли граф получить предупреждение? Мы то и дело отрывались от занятий, чтобы бросить взгляд на далекие поля. Прошел день, за ним другой и третий; в часовне бормотали молитвы. В замке царила пугающая тишина.
Во второй половине дня неподалеку от Уэймута заметили вышедшего из моря гигантского петуха с огромным красным гребнем, огромной красной бородой и лапами длиной в половину ярда. Говорили, что он, стоя в воде, трижды прокукарекал, после каждого крика обернулся и показал клювом сначала на север, потом на юг и, наконец, на запад. А потом исчез.
Я приняла это знамение близко к сердцу – наверно, потому, что была беременна. Насколько сильно оно на меня повлияло, я поняла только тогда, когда почти через неделю после отправки графа на юг во двор галопом прискакал сэр Джон Коньерс. Посланный нами гонец так и не вернулся, и мы занимались своими обязанностями, полные мрачных предчувствий. Я штопала прореху на плаще Джона, когда пи слышался громкий скрип опускавшегося моста и во дворе начался какой-то шум. Коньерса сопровождало несколько рыцарей из сторонников Йорка. К спешивавшимся бежали со всех сторон. Но старый рыцарь выглядел усталым и ничего никому не говорил. От его молчания у меня побежали мурашки по спине.
Сэр Джон приветствовал нас учтиво, но хмуро. Графиня повела его в свои личные покои. Я знала, что на моем лице написан такой же страх, как на лицах других домочадцев замка. Мы устроились в светлице; слуги принесли нам эль и сладости.
Наконец сэр Джон Коньерс заговорил:
– Миледи, новости хорошие и плохие одновременно.
Все затаили дыхание. Я судорожно сжала ручку кресла.
– Не знаю, с чего начать, поэтому опишу все по порядку, – глухо сказал Коньерс. – Граф, не знавший, что королева решила ему помешать, продолжал марш на Ладлоу через Маркет-Дрейтон. Они остановились на ночлег в Солсбери-Хилл, южнее реки Трент. Там графа нашел ваш молодой гонец и передал ему предупреждение…
Комната наполнилась радостными криками и шелестом ткани. Мы зашевелились и снова обрели способность дышать.
– Ланкастерцев было намного больше. Они собирались атаковать нас с тыла во время марша на юг, граф тут же изменил маршрут, чтобы обойти их.
Графиня Алиса стиснула мою руку.
– Он искусно вел нас через леса и долины, скрывшим от глаз шпионов, – сказал сэр Джон, пощипывая седые усы. – Я до сих пор восхищаюсь тем, как он это сделал… Наш граф Солсбери – искусный полководец, знающий множество хитростей. Он вывел нас из окружения и занял сильную оборонительную позицию на Блоур-Хит.
Я продолжала сидеть как статуя и сдерживать дыхание. Грудь была готова разорваться. Выл бой. Значит, были и убитые.
– Теперь известно, что королева поручила лордам Одли и Дадли убить его.
Графиня негромко ахнула, но продолжала сидеть прямо.
– Их было пятеро на одного, потому что милорд Солсбери готовился к переговорам, а не к сражению. Но он хорошо выбрал позицию, защищенную широким ручьем. Миледи, он хитрый старый лис. Но этот мало. Как будет ясно из дальнейшего, ему помогал сам Господь Бог… – сказал Коньерс, обращаясь к графине Солсбери. Он немного помолчал и восхищенно покачал головой. – Милорд заставил Одли и Дадли поверить в то, что он собирается отступить. Ланкастерцы клюнули на крючок и атаковали. И тут не обошлось без вмешательства самого Всевышнего. Представьте себе, они штурмовали холм в конном строю!
Поскольку реакции не последовало, сэр Коньерс откашлялся и продолжил:
– Понимаете, миледи, скакать на укрепленным холм – верх глупости. Одли следовало это знать. Он, как и граф, воевал во Франции, но, видимо, это его ничему не научило. Лучники милорда Солсбери встретили всадников тучей стрел. Люди и лошади им дали, а тот, кто пытался отступить, получал стрелу в зад… – После паузы он насмешливо добавил: Миледи, вторых таких дураков, как ланкастерцы поискать. Сразу видно, что они не умеют учиться на собственных ошибках. Одли приказал кавалерии начать вторую атаку! – Сэр Джон слабо улыбнулся, но плохое предчувствие не позволило мне ответить па его улыбку. Другие вели себя так же. Все ждали плохих новостей.
– Сражение длилось четыре часа, – продолжил Коньерс. – Ланкастерцы обратились в бегство. Одли был убит, а Дадли взят в плен. Граф беспощадно преследовал их всю ночь до самой заутрени. Когда все окончилось, насчитали две тысячи трупов. Теперь Блоур-Хит называют Берлогой Мертвецов. А теперь о плохом…
В наших глазах застыл страх, но никто не сказал ни слова. У меня свело живот. Мод положила ладонь ни мою руку, и от этого прикосновения по телу побежали мурашки. Но я подозревала, что мои пальцы Пыли ничуть не теплее.
– Сэр Томас и сэр Джон…
Я вскочила, прижала руку к сердцу и потеряла дар речи. Графиня вскрикнула, а Мод начала тихо читать «Аве Мария».
– Нет, миледи, не бойтесь, они живы – с нажимом воскликнул Коньерс. – Живы, но в плену. Преследуя Перси, они углубились во владения ланкастерцев. На следующее утро после битвы их окружили, взяли и плен и держат в замке Честер. Насколько мы знаем, обращаются с ними хорошо. У нас тоже есть их пленные, и ланкастерцы понимают, что как аукнется, так и откликнется.
Я закрыла глаза, молча прочитала благодарственную молитву и без сил опустилась в кресло.
– Леди Исобел… – мягко сказал сэр Коньерс.
Я открыла глаза, передвинулась на кончик сиденья и прошептала:
– Вы чего-то недоговариваете… Джон ранен?
– Да, миледи. Да, но в бедро… Это не смертельно… – Он осекся, понимая, что утешение слабое.
Многие люди умирали от воспаления, начинавшегося после самой легкой раны.
Я закусила губы и отвернулась. Графиня Алиса обняла меня за плечи, но в этот момент кто-то начал скрестись в дверь. Ворвавшийся в комнату Руфус громко залаял, подбежал ко мне и прижался к ногам. Я начала гладить пса; сейчас он был дорог мне как никогда.
Сэр Коньерс кивком отпустил юношу, который привел Руфуса.
– Я велел придержать собаку, – объяснил он. – Боялся, что если вы увидите Руфуса до моего рассказа, то все поймете неправильно. Думаю, сэр Джон хотел бы, чтобы вы позаботились о псе.
– Вы правильно сделали, сэр Коньерс, – еле слышно ответила я, пытаясь переварить новость о том, что Джон в плену.
Затем заговорила графиня:
– Где сейчас граф Солсбери?
– Миледи, он продолжил марш на Ладлоу, где должен соединиться с герцогом Йорком.
– А что будет дальше? – спросила Мод.
– Мы ждем прибытия милорда Уорика с солдата ми гарнизона в Кале. – Сэр Коньерс громко вздохнул. – Остается молить Господа, чтобы поскорее наступила развязка, благоприятная для Йорка.
В моем мозгу возникали образы, мелькавшие, как вспышки молний: физиономия Эгремона, искаженная ненавистью; маленькие глазки толстошеего Клиффорда, свирепо сверкающие на грубом лице, Сомерсет, хватающий меня за руку в темном проходе, его пахнущее перегаром дыхание и зрачки, палящиеся от страсти. «Ты презираешь меня, да? Никто не смеет презирать меня…» В глубине моей души гремели слова, которые я не могла произнести: «Если Йорк проиграет, кто защитит Джона от их ненависти? И кто защитит меня от судьбы, которая хуже смерти?»
Когда мы отправились выполнять свои обязанности, я отвела Урсулу в сторону и мрачно сказала:
– Я еду к королеве.
– Дорогая Исобел, это слишком опасно! Вы снова беременны! А как быть с Сомерсетом? Он может окапаться во дворце, и на этот раз вас будет некому защитить!
– Урсула, я не могу сидеть здесь и ждать. Я должна хотя бы попытаться использовать свое влияние на королеву – если оно еще сохранилось – и убедить отпустить Джона!
– Миледи, рассчитывать на ее милосердие бессмысленно. Все говорят, что королева изменилась. Она уже не такая, какой вы ее помните. Умоляю вас, Исобел, не ездите к ней! Это ничего не даст, а вам могут причинить вред.
– А Джону не могут? Нет, я должна ехать! Мы уедем из Ковентри сразу после разговора с Маргаритой.
Я ничего не сказала ни графине, ни Мод. Просто сообщила, что уезжаю в свой манор Эверсли, чтобы присмотреть за ремонтом, который хотел сделать Джон. Поездка на юг мне не запомнилась. Я думала только о том, что скажу королеве. Мы миновали огромный ров с красной водой и въехали во двор. Разноцветные окна отбрасывали солнечные зайчики, ветер шевелил золотые осенние листья. Мы шли по знакомой извилистой тропе через сад в башню Цезаря, где находились королевские покои. Но красота природы не приносила мне утешения; замок наполняли люди, лица которых были более мрачными, чем обычно. Урсула дошла на кухню собирать сведения, которые могли оказаться полезными, а я отправилась искать королеву.
Маргарита находилась в своей любимой прихожей с низким сводом. Когда я вошла в комнату с лепным потолком, цветными витражами и мозаичным камен-ньщ полом, королева расхаживала из угла в угол и диктовала письмо. Ее шестилетний сын, принц Эдуард, сидел на огромном сундуке и чистил ногти крошечным кинжалом. Рядом с ним лежала собачка; в углу висела серебряная клетка с тремя весело рас певавшими желтыми зябликами.
Страж доложил о моем приходе, Королева прервалась и бросила на меня взгляд, исполненный такой враждебности, что я застыла на месте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42