Мой живот рос вплоть до Двенадцатой ночи Джон был со мной неотлучно; я вышивала, играла на лире и читала в библиотеке графа. В нашем конце страны, вдали от двора и его интриг, жизнь казалась безмятежной, и я благодарила за это Небо. Так прошел январь 1458-го.
Ребенок должен был родиться в марте, но схватки начались на месяц раньше, и на Сретение, во втором день февраля, я родила двойню. В честь маленьких племянниц Джона девочку, родившуюся первой, мы назвали Анной, а вторую – Изабеллой. Ночь родов была холодной, выпал легкий снежок, и окна покрылись инеем. Но утро выдалось погожее, и бившим в окно солнечный свет казался мне, измученной родами, слишком ярким. Я не знала, можно ли считать ясное небо хорошим предзнаменованием, но надеялась на это. Когда повивальная бабка принесла мне плакавших новорожденных, я смотрела на них как навороженная.
– Любимый, у Анны твои ямочки, – наконец скатила я Джону.
– А у Иззи твои каштановые волосы, мой ангел. – Лицо Джона светилось любовью и гордостью. Он бережно погладил головку малышки.
– Джон, у ангелов волосы золотые, а не каштановые, – засмеялась я. – Я хоть и не в себе, но помню это.
Он поцеловал меня в покрытый испариной лоб и ответил как всегда:
– У моих ангелов волосы каштановые.
Первую годовщину нашей свадьбы мы отпраздновали пышно и весело, в окружении плачущих детей. И июне пришло сообщение о новой победе Уорика на море. После сражения, продолжавшегося два дня, он уничтожил несколько испанских и генуэзских кораблей, захватил три вражеских судна и привел их в Каме. Вся Англия снова с гордостью говорила о его викториях.
На смену блаженным летним месяцам пришла осень. Когда в октябре солнце скрылось и начались проливные дожди, я обнаружила, что беременна снова. А второго ноября, в День Всех Святых, когда я были на четвертом месяце, Джон сообщил, что уезжает Iв Шериф-Хаттон, а оттуда – в Вестминстер.
Я отдала Иззи няне и с удивлением посмотрела на мужа.
– Ко двору? – При воспоминании о злобном лице Сомерсета у меня возник холодок под ложечкой. – Но зачем? Что случилось?
– Королева потребовала, чтобы Уорик объяснил причину своего нападения на восточные суда, перевозящие соль, которое она называет пиратством. Главой следственной комиссий назначен лорд Риверс. Они хотят отнять у Уорика пост коменданта Кале и передать его Сомерсету. Я должен быть там на случай возникновения сложностей.
– Кто такой лорд Риверс?
– Фаворит королевы. Ты знаешь его как сэра Ричарда Вудвилла. Это тот самый безземельный рыцарь, который женился на герцогине Бедфорд. Не давно Маргарита сделала его бароном.
«Элизабет Вудвилл поднимается все выше», – подумала я не без укола горечи.
В те дни я плохо спала и видела дурные сны – несомненно, вызванные боязнью предстоявшего Джону визита в Вестминстер. Ночью после его отъезда я си дела у окна, вглядывалась в темноту и слушала за унывное пение монахов в часовне. И вдруг меня осенило. Я тоже поеду в Лондон! Но тайно, чтобы никто не помешал мне. Родные непременно сделали бы это, зная о моем положении.
Утром я пошла искать нового слугу, которого Джон приставил ко мне специально, и нашла его в оружейной. Он помогал кузнецу подковывать мою Розу.
– Джеффри, – окликнула я.
Слуге было около пятидесяти, но он был силен, жилист и полностью сохранил зубы и волосы. Джеф фри остановился, вытер руки о кожаный фартук и, как всегда, добродушно улыбнулся. Почти всю жизнь он прослужил солдатом и хромал из-за старой раны. Желая облегчить старику жизнь, Джон перевез его из деревни Соустон, где у нас был манор, и сделал моим личным слугой.
– Да, миледи? – спросил он.
– Я собираюсь в Лондон. Вы с Урсулой поедете со мной. Оседлай мне гнедую кобылу. Роза не понадобится. Она слишком заметна, а уехать мы должны тайно. – Перед уходом я обернулась. – Ничего никому не говори. Встретимся через час.
Единственным признаком его удивления были приподнятые брови.
– Все будет готово, миледи.
Когда мы с Урсулой и Джеффри прибыли в Лондон, часы на каменной башне Вестминстера пробили пять. Мы услышали этот звук еще у Епископских ворот, потому что большинство горожан отправилось ужинать и на улицах было тихо.
Над Вестминстером клубились темные ноябрьские тучи, усиливая ощущение напряжения. Перед тем как пропустить нас во дворец, стражи рассматривали паши лица дольше обычного, грумы молча принимали у нас лошадей, а слуга помогал Джеффри вытаскивать из повозки мой тяжелый сундук, глядя в другую сторону. Большой двор с огромным фонтаном, кик обычно, был наполнен купцами, монахами, священниками, рыцарями, дамами и просителями. Но не было слышно ни смеха, ни обрывков бесед, молчали даже слуги. Я встревожилась еще сильнее: обычно эти люди, таскавшие на кухню мешки с мукой или дрова для очага, облегчали себе жизнь вольными разговорами.
Я подошла к знакомому королевскому чиновнику, находившемуся в подчинении у дворцового кастеляна, показала кольцо с лебедем, эмблемой принца Эдуарда, дала ему серебряную монету и попросила выделить мне маленькую комнату, в которой я жила год назад.
– Вообще-то это не положено, миссис От, – сказал он, повторив вымышленное имя, которым я назвалась, и быстро сунул монету в карман. – Сами знаете, какие нынче времена. Но ваше лицо мне знакомо, так что вреда от этого не будет.
Ждать пришлось долго, однако, в конце концов чиновник вернулся и провел нас в комнату.
– Месяц назад там устроили склад; пришлось все убрать и принести обратно кровать, – объяснил он.
Идя за ним по мощеному двору, а затем поднимаясь по лестнице башни, я опустила голову и подняла капюшон. А вдруг меня узнают или, не дай бог, я столкнусь с Сомерсетом? Попадавшиеся навстречу лорды стояли кучками, говорили вполголоса, озирались по сторонам и держались за рукояти кинжалов. У дам, гулявших по аллеям вдоль живых изгородей, были тревожные лица; они наклонялись друг к другу и что-то говорили, едва шевеля губами. Даже собаки, лежавшие на ступеньках, поднимали голову и внимательно осматривали нас.
Мы прошли по главному коридору, миновали парадный зал, сделали знакомый поворот налево и оказались в том самом узком коридорчике, где на меня набросился пьяный Сомерсет. Затем мы свернули направо и очутились в темном тупичке, заканчивавшемся дверью моей бывшей комнаты. Чиновник достал ключи и покосился на меня.
– Комната хотя и уединенная, но довольно шумная. Вы уверены, что…
– Да, уверена, – перебила я.
Он со скрипом открыл дубовую дверь в темное помещение с низким потолком и высоким окном, поклонился и ушел. Я со вздохом опустилась на кровать.
– Что ж, Урсула, Джон приехал сюда на случай, если его брату потребуется помощь, а я приехала сюда на случай, если моя помощь потребуется Джону. Будем надеяться, что ни то ни другое не понадобится, – сказала я.
Урсула промолчала. По дороге она уже не раз высказывала свое мнение, причем достаточно красноречиво. По ее понятиям, совершать такую поездку в моем положении было верхом безрассудства.
Стук в дверь объявил о приходе Джеффри. Слуга с помощником внесли в комнату мой сундук. Он был не очень большим, но глубоким и тяжелым, битком набитым одеждой; на всякий случай я взяла с собой и кое-какое оружие. Они поставили сундук у стены и ушли. Внезапно я ощутила слабость и посмотрела и окно. Приближались сумерки; небо стало темнеть. До моего слуха донеслось звяканье посуды; скоро должен был раздаться звук рога, созывавший на ужин. Идти в большой зал не хотелось. Там меня мог увидеть Сомерсет; кроме того, я не ощущала голода.
– Урсула, иди ужинать. Вряд ли кто-то потревожит тебя, если ты сядешь за стол со слугами. Послушай, о чем они будут говорить.
Она помогла мне сменить дорожный костюм на шерстяную рубашку и закутала в одеяло. Измученная тревогой и долгим путешествием, я положила голову на подушку и вскоре уснула, но мой сон был беспокойным. Когда я открыла глаза, комнату наполнял тусклый утренний свет. На столе стоял тазик с водой, рядом лежало полотенце. Я тут же проснулась и приподнялась, опершись на локоть. Урсула смотрела на меня с беспокойством.
– Что нового? Ты выяснила, где и когда они собираются встретиться?
Урсула наклонилась ко мне и прошептала:
– Дорогая Исобел, боюсь, тут что-то готовится. Вчера вечером я подслушала фразу одного слуги королевы. Тот сказал, что «дело» должно закончиться сегодня. По-моему, речь шла о милорде Уорике.
Когда Урсула помогла мне застегнуть и зашнуровать платье, я отправила ее завтракать, а заодно выяснить, где будет заседать Королевский совет. Ожидая ее возвращения, я расхаживала по комнате, перебирала в уме все возможные опасности и пыталась придумать, как их избежать. Урсула вернулась через час с хлебом и сыром. Во время ее рассказа я задумчиво отщипывала кусочки. Как выяснилось, для моих волнений были серьезные основания.
– Они не теряли времени. Сразу после завтрака отправились на заседание в комнату совета рядом с парадным залом.
Слава боту, мы были близко. Именно на это я и рассчитывала.
– Но дело плохо. Перед уходом я слышала, как граф Уорик кричал на Сомерсета. Как только слуги начали убирать складные столы, в зал пришли люди. Они разбились на две группы: ланкастерцы у одной стены, йоркисты – у другой. Кажется, граф Уорик привел с собой сильный эскорт, но людей королевы намного больше… – Урсула сделала паузу. – Исобел, дорогая, мне очень не понравилось то, как сторонники королевы смотрели на людей милорда Уорика. Казалось, они ждали сигнала…
И тут мы услышали крики. Я бросила хлебную корочку и схватила лежавший под подушкой кинжал. Шум доносился из зала. Открыв дверь, я вышла в узкий проход, который вел к главному коридору. Урсула шла за мной. В большом зале происходило что-то невообразимое. Слышались крики «Уорик! Уорик!» и звон мечей. Сердце заколотилось как сумасшедшее; я прижалась спиной к стене, осторожно заглянула за угол и увидела зрелище, от которого кровь стыла в жилах. Я ахнула, повернулась к Урсуле и воскликнула:
– Уорик окружен! Он сражается за свою жизнь!
У входа в большой зал стоял Уорик с эскортом, взятый в кольцо людьми королевы. При виде пик и мечей мною овладела паника.
– Там Джон! – крикнула я. Он стоял всего в десяти шагах, повернувшись ко мне спиной. – О боже, его отделили от Уорика! С ним всего несколько человек!
Я с ужасом следила за тем, как к месту схватки со всех сторон бежали люди с эмблемой леопарда, символом короля Генриха. Со стороны лестницы, которая вела на кухню и в погреб, мчались слуги, вооруженные ножами, секачами, пестами и дубинками; так свора собак набрасывается на загнанную в угол добычу. Джон, парировавший удары трех головорезов сразу скрылся в комнатке, находившейся всего в нескольких ярдах от меня. Теперь от звона стали закладывало уши. Внезапно из большого зала вырвался целый отряд, врубился в толпу людей королевы и стал пробиваться к Уорику.
Я повернулась к Урсуле, вне себя от радости.
– Это лорды из Королевского совета! Их возглавляет герцог Хамфри! Он прокладывает себе дорогу к Уорику! Ох, Урсула, кажется, он хочет его спасти!
Герцог Хамфри и другие лорды расчистили Уорику путь к дальней лестнице, которая вела к реке; там у причала стояла его барка. Когда люди королевы увидели, что их жертва готова ускользнуть, я прижалась к стене и снова заглянула за угол. Уорик находился в дальней части зала; похоже, помощь пришла вовремя. «Благослови Господь доброго герцога Хамфри!» – подумала я, переполненная благодарности. Этот человек уже не раз восстанавливал мир между враждующими фракциями Йорков и Ланкастеров.
– Пресвятая Богородица, но где же Джон? – Я снова выглянула в коридор. Все стояли ко мне спиной – так же, как в тот момент, когда они пытались убить Уорика. Мне чуть не стало плохо, но тут внезапно появился мой муж. Он был бледен, с трудом держался на ногах, прижимал к боку левую руку и сражался с одним из бандитов. Я ахнула, потом зажала себе рот, но Джон успел узнать мой голос. Увидев меня, он захлопал глазами от изумления. Когда я показала ему кинжал, муж едва заметно кивнул. Я вернулась на место и стала ждать. Джон с удвоенной силой бросился на противника и стал теснить его в мою сторону. Удобный момент возник внезапно, как удар молнии. Я схватила кинжал обеими руками, вонзила его в спину негодяя, и тот рухнул на пол. Взяв Джона за здоровую руку, я побежала по коридору и привела его в свою комнату. Урсула оторвала от своей рубашки полоску льняной ткани и стала вытирать с пола капли крови.
Джон хотел опуститься на кровать, но я прошептала:
– Нет! Ты запачкаешь простыни! – Из коридора доносились слабые голоса и звук шагов. Джон посмотрел под кровать. – Нет! Не туда! Сюда! – Я начала вытряхивать платья из сундука.
– Исобел, я там не помещусь! – возразил Джон.
– Должен. Лезь скорее! – Я скомкала платья в кучу и накрыла его сверху. – Урсула, скорее сними с меня платье!
Она быстро раздела меня догола. Я распустила волосы и вдруг с ужасом увидела рядом с сундуком пятно крови. Сделав шаг вперед, я прикрыла пятно ступней. Когда дверь с грохотом распахнулась настежь, я вскрикнула и прикрыла руками грудь и пухлый живот.
Урсула заслонила меня собой и, притворяясь разгневанной, крикнула остановившемуся на пороге:
– Как ты смеешь? Бесстыдник!
Мужчина отвел глаза.
– Мы думали, что где-то здесь прячется йоркист.
– Вы сами видите, что здесь нет никого, кроме нас. Где он может прятаться? Под кроватью? В сундуке? Если он такой маленький, то его можно не бояться, верно? А теперь убирайтесь и оставьте мою хозяйку в покое. Иначе, клянусь рогами Сатаны, вам придется держать ответ перед королевой!
Мужчина на мгновение задумался, и у меня чуть не остановилось сердце.
– Ладно, – наконец сказал он и собрался уйти.
Но этого Урсуле было мало.
– А где извинения?
– Извиняюсь, – проворчал он и закрыл за собой дверь.
На следующий день Джеффри, ночевавший у двоюродного брата, вернулся за нами с тележкой. Мы с Урсулой ехали верхом; тележка с сундуком была привязана к седлу лошади. За нами шел высокий францисканский монах в сером облачении, с деревянным крестом и узловатым бичом, привязанным к поясу. Лицо монаха было прикрыто от холода толстым шерстяным капюшоном, а нос – носовым платком, который он время от времени убирал, чтобы благословить попадавшихся навстречу простолюдинов. Никто во дворе не обращал на него внимания; некоторые даже благодарили. Он прошел под каменной аркой и, никем не замеченный, вышел на лондонскую улицу.
Мы праздновали это чудесное событие несколько недель. Джон спасся, его рука заживала. Уорик тоже благополучно добрался до Тауэра, а оттуда отправился в Кале. Приближались Святки, и наш ребенок рос не по дням, а по часам. Джон радовался его толчкам не меньше моего и даже время от времени прикладывал ухо к моему животу, надеясь что-то услышать. В декабре замок наполнился смехом и песнями. Вокруг шныряли слуги, рассыпая по полу свежий камыш, выбивая гобелены, протирая окна, чистя стены и готовя угощение для прибывавших гостей. Хотя с деньгами было туго, поскольку обедневшие арендаторы испытывали трудности с внесением платы, было решено, что на празднике мы экономить не будем.
На душе у меня было легко, и я с удовольствием помогала графине Алисе и графине Нэн украшать залы лентами, остролистом и вечнозелеными растениями. Гости: Скрупы, Мешемские и Болтонские, Коньерсы (сэр Джон, его сын Уильям и их супруги) и куча рыцарей из свиты герцога с женами и детьми – привозили подарки – специи, сушеное мясо и марципаны.
1459 год мы встретили с надеждой в душе.
Мой ребенок родился первого февраля. Это была еще одна прекрасная девочка, которую мы назвали Элизабет. Но наша радость оказалась недолговечной, потому что в последующие весенние дни до замка дошли зловещие новости. Мы не сомневались, что попытка убить Уорика в Вестминстере была организована королевой, но в глубине души продолжали надеяться на примирение. Однако накануне Юрьевп дня и второй годовщины нашей свадьбы мы узнали, что королева, вместе с сыном уехавшая в Чешир, собирает армию под знамена с лебедем, эмблемой её сына.
В светлице Миддлема собрались Джон, Томас, приплывший из Кале Уорик и золотоволосый сын Йорка Эдуард, граф Марч, прибывший из замка.
Сэндл и представлявший своего отца. Граф Солсбери метался взад и вперед, как черный бык, бывший его эмблемой. Мы с графиней Алисой, Нэн и Мод сидели у камина. Я делала вид, что с головой ушла в шитье, но краем глаза следила за ними и внимательно слушала.
– Она заказала у оружейников три тысячи луков и велела собраться в Лестере всем, кто верен королю! – воскликнул мой свекор. – Декрет начинается так: «Учитывая, что враги подступают к нам со всех сторон, как на суше, так и на море…» – Граф хлопнул ладонью по посланию. – Наши имена в декрете отсутствуют.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Ребенок должен был родиться в марте, но схватки начались на месяц раньше, и на Сретение, во втором день февраля, я родила двойню. В честь маленьких племянниц Джона девочку, родившуюся первой, мы назвали Анной, а вторую – Изабеллой. Ночь родов была холодной, выпал легкий снежок, и окна покрылись инеем. Но утро выдалось погожее, и бившим в окно солнечный свет казался мне, измученной родами, слишком ярким. Я не знала, можно ли считать ясное небо хорошим предзнаменованием, но надеялась на это. Когда повивальная бабка принесла мне плакавших новорожденных, я смотрела на них как навороженная.
– Любимый, у Анны твои ямочки, – наконец скатила я Джону.
– А у Иззи твои каштановые волосы, мой ангел. – Лицо Джона светилось любовью и гордостью. Он бережно погладил головку малышки.
– Джон, у ангелов волосы золотые, а не каштановые, – засмеялась я. – Я хоть и не в себе, но помню это.
Он поцеловал меня в покрытый испариной лоб и ответил как всегда:
– У моих ангелов волосы каштановые.
Первую годовщину нашей свадьбы мы отпраздновали пышно и весело, в окружении плачущих детей. И июне пришло сообщение о новой победе Уорика на море. После сражения, продолжавшегося два дня, он уничтожил несколько испанских и генуэзских кораблей, захватил три вражеских судна и привел их в Каме. Вся Англия снова с гордостью говорила о его викториях.
На смену блаженным летним месяцам пришла осень. Когда в октябре солнце скрылось и начались проливные дожди, я обнаружила, что беременна снова. А второго ноября, в День Всех Святых, когда я были на четвертом месяце, Джон сообщил, что уезжает Iв Шериф-Хаттон, а оттуда – в Вестминстер.
Я отдала Иззи няне и с удивлением посмотрела на мужа.
– Ко двору? – При воспоминании о злобном лице Сомерсета у меня возник холодок под ложечкой. – Но зачем? Что случилось?
– Королева потребовала, чтобы Уорик объяснил причину своего нападения на восточные суда, перевозящие соль, которое она называет пиратством. Главой следственной комиссий назначен лорд Риверс. Они хотят отнять у Уорика пост коменданта Кале и передать его Сомерсету. Я должен быть там на случай возникновения сложностей.
– Кто такой лорд Риверс?
– Фаворит королевы. Ты знаешь его как сэра Ричарда Вудвилла. Это тот самый безземельный рыцарь, который женился на герцогине Бедфорд. Не давно Маргарита сделала его бароном.
«Элизабет Вудвилл поднимается все выше», – подумала я не без укола горечи.
В те дни я плохо спала и видела дурные сны – несомненно, вызванные боязнью предстоявшего Джону визита в Вестминстер. Ночью после его отъезда я си дела у окна, вглядывалась в темноту и слушала за унывное пение монахов в часовне. И вдруг меня осенило. Я тоже поеду в Лондон! Но тайно, чтобы никто не помешал мне. Родные непременно сделали бы это, зная о моем положении.
Утром я пошла искать нового слугу, которого Джон приставил ко мне специально, и нашла его в оружейной. Он помогал кузнецу подковывать мою Розу.
– Джеффри, – окликнула я.
Слуге было около пятидесяти, но он был силен, жилист и полностью сохранил зубы и волосы. Джеф фри остановился, вытер руки о кожаный фартук и, как всегда, добродушно улыбнулся. Почти всю жизнь он прослужил солдатом и хромал из-за старой раны. Желая облегчить старику жизнь, Джон перевез его из деревни Соустон, где у нас был манор, и сделал моим личным слугой.
– Да, миледи? – спросил он.
– Я собираюсь в Лондон. Вы с Урсулой поедете со мной. Оседлай мне гнедую кобылу. Роза не понадобится. Она слишком заметна, а уехать мы должны тайно. – Перед уходом я обернулась. – Ничего никому не говори. Встретимся через час.
Единственным признаком его удивления были приподнятые брови.
– Все будет готово, миледи.
Когда мы с Урсулой и Джеффри прибыли в Лондон, часы на каменной башне Вестминстера пробили пять. Мы услышали этот звук еще у Епископских ворот, потому что большинство горожан отправилось ужинать и на улицах было тихо.
Над Вестминстером клубились темные ноябрьские тучи, усиливая ощущение напряжения. Перед тем как пропустить нас во дворец, стражи рассматривали паши лица дольше обычного, грумы молча принимали у нас лошадей, а слуга помогал Джеффри вытаскивать из повозки мой тяжелый сундук, глядя в другую сторону. Большой двор с огромным фонтаном, кик обычно, был наполнен купцами, монахами, священниками, рыцарями, дамами и просителями. Но не было слышно ни смеха, ни обрывков бесед, молчали даже слуги. Я встревожилась еще сильнее: обычно эти люди, таскавшие на кухню мешки с мукой или дрова для очага, облегчали себе жизнь вольными разговорами.
Я подошла к знакомому королевскому чиновнику, находившемуся в подчинении у дворцового кастеляна, показала кольцо с лебедем, эмблемой принца Эдуарда, дала ему серебряную монету и попросила выделить мне маленькую комнату, в которой я жила год назад.
– Вообще-то это не положено, миссис От, – сказал он, повторив вымышленное имя, которым я назвалась, и быстро сунул монету в карман. – Сами знаете, какие нынче времена. Но ваше лицо мне знакомо, так что вреда от этого не будет.
Ждать пришлось долго, однако, в конце концов чиновник вернулся и провел нас в комнату.
– Месяц назад там устроили склад; пришлось все убрать и принести обратно кровать, – объяснил он.
Идя за ним по мощеному двору, а затем поднимаясь по лестнице башни, я опустила голову и подняла капюшон. А вдруг меня узнают или, не дай бог, я столкнусь с Сомерсетом? Попадавшиеся навстречу лорды стояли кучками, говорили вполголоса, озирались по сторонам и держались за рукояти кинжалов. У дам, гулявших по аллеям вдоль живых изгородей, были тревожные лица; они наклонялись друг к другу и что-то говорили, едва шевеля губами. Даже собаки, лежавшие на ступеньках, поднимали голову и внимательно осматривали нас.
Мы прошли по главному коридору, миновали парадный зал, сделали знакомый поворот налево и оказались в том самом узком коридорчике, где на меня набросился пьяный Сомерсет. Затем мы свернули направо и очутились в темном тупичке, заканчивавшемся дверью моей бывшей комнаты. Чиновник достал ключи и покосился на меня.
– Комната хотя и уединенная, но довольно шумная. Вы уверены, что…
– Да, уверена, – перебила я.
Он со скрипом открыл дубовую дверь в темное помещение с низким потолком и высоким окном, поклонился и ушел. Я со вздохом опустилась на кровать.
– Что ж, Урсула, Джон приехал сюда на случай, если его брату потребуется помощь, а я приехала сюда на случай, если моя помощь потребуется Джону. Будем надеяться, что ни то ни другое не понадобится, – сказала я.
Урсула промолчала. По дороге она уже не раз высказывала свое мнение, причем достаточно красноречиво. По ее понятиям, совершать такую поездку в моем положении было верхом безрассудства.
Стук в дверь объявил о приходе Джеффри. Слуга с помощником внесли в комнату мой сундук. Он был не очень большим, но глубоким и тяжелым, битком набитым одеждой; на всякий случай я взяла с собой и кое-какое оружие. Они поставили сундук у стены и ушли. Внезапно я ощутила слабость и посмотрела и окно. Приближались сумерки; небо стало темнеть. До моего слуха донеслось звяканье посуды; скоро должен был раздаться звук рога, созывавший на ужин. Идти в большой зал не хотелось. Там меня мог увидеть Сомерсет; кроме того, я не ощущала голода.
– Урсула, иди ужинать. Вряд ли кто-то потревожит тебя, если ты сядешь за стол со слугами. Послушай, о чем они будут говорить.
Она помогла мне сменить дорожный костюм на шерстяную рубашку и закутала в одеяло. Измученная тревогой и долгим путешествием, я положила голову на подушку и вскоре уснула, но мой сон был беспокойным. Когда я открыла глаза, комнату наполнял тусклый утренний свет. На столе стоял тазик с водой, рядом лежало полотенце. Я тут же проснулась и приподнялась, опершись на локоть. Урсула смотрела на меня с беспокойством.
– Что нового? Ты выяснила, где и когда они собираются встретиться?
Урсула наклонилась ко мне и прошептала:
– Дорогая Исобел, боюсь, тут что-то готовится. Вчера вечером я подслушала фразу одного слуги королевы. Тот сказал, что «дело» должно закончиться сегодня. По-моему, речь шла о милорде Уорике.
Когда Урсула помогла мне застегнуть и зашнуровать платье, я отправила ее завтракать, а заодно выяснить, где будет заседать Королевский совет. Ожидая ее возвращения, я расхаживала по комнате, перебирала в уме все возможные опасности и пыталась придумать, как их избежать. Урсула вернулась через час с хлебом и сыром. Во время ее рассказа я задумчиво отщипывала кусочки. Как выяснилось, для моих волнений были серьезные основания.
– Они не теряли времени. Сразу после завтрака отправились на заседание в комнату совета рядом с парадным залом.
Слава боту, мы были близко. Именно на это я и рассчитывала.
– Но дело плохо. Перед уходом я слышала, как граф Уорик кричал на Сомерсета. Как только слуги начали убирать складные столы, в зал пришли люди. Они разбились на две группы: ланкастерцы у одной стены, йоркисты – у другой. Кажется, граф Уорик привел с собой сильный эскорт, но людей королевы намного больше… – Урсула сделала паузу. – Исобел, дорогая, мне очень не понравилось то, как сторонники королевы смотрели на людей милорда Уорика. Казалось, они ждали сигнала…
И тут мы услышали крики. Я бросила хлебную корочку и схватила лежавший под подушкой кинжал. Шум доносился из зала. Открыв дверь, я вышла в узкий проход, который вел к главному коридору. Урсула шла за мной. В большом зале происходило что-то невообразимое. Слышались крики «Уорик! Уорик!» и звон мечей. Сердце заколотилось как сумасшедшее; я прижалась спиной к стене, осторожно заглянула за угол и увидела зрелище, от которого кровь стыла в жилах. Я ахнула, повернулась к Урсуле и воскликнула:
– Уорик окружен! Он сражается за свою жизнь!
У входа в большой зал стоял Уорик с эскортом, взятый в кольцо людьми королевы. При виде пик и мечей мною овладела паника.
– Там Джон! – крикнула я. Он стоял всего в десяти шагах, повернувшись ко мне спиной. – О боже, его отделили от Уорика! С ним всего несколько человек!
Я с ужасом следила за тем, как к месту схватки со всех сторон бежали люди с эмблемой леопарда, символом короля Генриха. Со стороны лестницы, которая вела на кухню и в погреб, мчались слуги, вооруженные ножами, секачами, пестами и дубинками; так свора собак набрасывается на загнанную в угол добычу. Джон, парировавший удары трех головорезов сразу скрылся в комнатке, находившейся всего в нескольких ярдах от меня. Теперь от звона стали закладывало уши. Внезапно из большого зала вырвался целый отряд, врубился в толпу людей королевы и стал пробиваться к Уорику.
Я повернулась к Урсуле, вне себя от радости.
– Это лорды из Королевского совета! Их возглавляет герцог Хамфри! Он прокладывает себе дорогу к Уорику! Ох, Урсула, кажется, он хочет его спасти!
Герцог Хамфри и другие лорды расчистили Уорику путь к дальней лестнице, которая вела к реке; там у причала стояла его барка. Когда люди королевы увидели, что их жертва готова ускользнуть, я прижалась к стене и снова заглянула за угол. Уорик находился в дальней части зала; похоже, помощь пришла вовремя. «Благослови Господь доброго герцога Хамфри!» – подумала я, переполненная благодарности. Этот человек уже не раз восстанавливал мир между враждующими фракциями Йорков и Ланкастеров.
– Пресвятая Богородица, но где же Джон? – Я снова выглянула в коридор. Все стояли ко мне спиной – так же, как в тот момент, когда они пытались убить Уорика. Мне чуть не стало плохо, но тут внезапно появился мой муж. Он был бледен, с трудом держался на ногах, прижимал к боку левую руку и сражался с одним из бандитов. Я ахнула, потом зажала себе рот, но Джон успел узнать мой голос. Увидев меня, он захлопал глазами от изумления. Когда я показала ему кинжал, муж едва заметно кивнул. Я вернулась на место и стала ждать. Джон с удвоенной силой бросился на противника и стал теснить его в мою сторону. Удобный момент возник внезапно, как удар молнии. Я схватила кинжал обеими руками, вонзила его в спину негодяя, и тот рухнул на пол. Взяв Джона за здоровую руку, я побежала по коридору и привела его в свою комнату. Урсула оторвала от своей рубашки полоску льняной ткани и стала вытирать с пола капли крови.
Джон хотел опуститься на кровать, но я прошептала:
– Нет! Ты запачкаешь простыни! – Из коридора доносились слабые голоса и звук шагов. Джон посмотрел под кровать. – Нет! Не туда! Сюда! – Я начала вытряхивать платья из сундука.
– Исобел, я там не помещусь! – возразил Джон.
– Должен. Лезь скорее! – Я скомкала платья в кучу и накрыла его сверху. – Урсула, скорее сними с меня платье!
Она быстро раздела меня догола. Я распустила волосы и вдруг с ужасом увидела рядом с сундуком пятно крови. Сделав шаг вперед, я прикрыла пятно ступней. Когда дверь с грохотом распахнулась настежь, я вскрикнула и прикрыла руками грудь и пухлый живот.
Урсула заслонила меня собой и, притворяясь разгневанной, крикнула остановившемуся на пороге:
– Как ты смеешь? Бесстыдник!
Мужчина отвел глаза.
– Мы думали, что где-то здесь прячется йоркист.
– Вы сами видите, что здесь нет никого, кроме нас. Где он может прятаться? Под кроватью? В сундуке? Если он такой маленький, то его можно не бояться, верно? А теперь убирайтесь и оставьте мою хозяйку в покое. Иначе, клянусь рогами Сатаны, вам придется держать ответ перед королевой!
Мужчина на мгновение задумался, и у меня чуть не остановилось сердце.
– Ладно, – наконец сказал он и собрался уйти.
Но этого Урсуле было мало.
– А где извинения?
– Извиняюсь, – проворчал он и закрыл за собой дверь.
На следующий день Джеффри, ночевавший у двоюродного брата, вернулся за нами с тележкой. Мы с Урсулой ехали верхом; тележка с сундуком была привязана к седлу лошади. За нами шел высокий францисканский монах в сером облачении, с деревянным крестом и узловатым бичом, привязанным к поясу. Лицо монаха было прикрыто от холода толстым шерстяным капюшоном, а нос – носовым платком, который он время от времени убирал, чтобы благословить попадавшихся навстречу простолюдинов. Никто во дворе не обращал на него внимания; некоторые даже благодарили. Он прошел под каменной аркой и, никем не замеченный, вышел на лондонскую улицу.
Мы праздновали это чудесное событие несколько недель. Джон спасся, его рука заживала. Уорик тоже благополучно добрался до Тауэра, а оттуда отправился в Кале. Приближались Святки, и наш ребенок рос не по дням, а по часам. Джон радовался его толчкам не меньше моего и даже время от времени прикладывал ухо к моему животу, надеясь что-то услышать. В декабре замок наполнился смехом и песнями. Вокруг шныряли слуги, рассыпая по полу свежий камыш, выбивая гобелены, протирая окна, чистя стены и готовя угощение для прибывавших гостей. Хотя с деньгами было туго, поскольку обедневшие арендаторы испытывали трудности с внесением платы, было решено, что на празднике мы экономить не будем.
На душе у меня было легко, и я с удовольствием помогала графине Алисе и графине Нэн украшать залы лентами, остролистом и вечнозелеными растениями. Гости: Скрупы, Мешемские и Болтонские, Коньерсы (сэр Джон, его сын Уильям и их супруги) и куча рыцарей из свиты герцога с женами и детьми – привозили подарки – специи, сушеное мясо и марципаны.
1459 год мы встретили с надеждой в душе.
Мой ребенок родился первого февраля. Это была еще одна прекрасная девочка, которую мы назвали Элизабет. Но наша радость оказалась недолговечной, потому что в последующие весенние дни до замка дошли зловещие новости. Мы не сомневались, что попытка убить Уорика в Вестминстере была организована королевой, но в глубине души продолжали надеяться на примирение. Однако накануне Юрьевп дня и второй годовщины нашей свадьбы мы узнали, что королева, вместе с сыном уехавшая в Чешир, собирает армию под знамена с лебедем, эмблемой её сына.
В светлице Миддлема собрались Джон, Томас, приплывший из Кале Уорик и золотоволосый сын Йорка Эдуард, граф Марч, прибывший из замка.
Сэндл и представлявший своего отца. Граф Солсбери метался взад и вперед, как черный бык, бывший его эмблемой. Мы с графиней Алисой, Нэн и Мод сидели у камина. Я делала вид, что с головой ушла в шитье, но краем глаза следила за ними и внимательно слушала.
– Она заказала у оружейников три тысячи луков и велела собраться в Лестере всем, кто верен королю! – воскликнул мой свекор. – Декрет начинается так: «Учитывая, что враги подступают к нам со всех сторон, как на суше, так и на море…» – Граф хлопнул ладонью по посланию. – Наши имена в декрете отсутствуют.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42