И тут уже запаниковала общественность. Государя отговаривали все, кому не лень, приводя зачастую диаметрально противоположные доводы. Но он твердо стоял на своем, заявив: "В такой критический момент верховный вождь армии должен стать во главе ее". Наместнику на Кавказе намекнули, что желательно подать в отставку - он и не возражал, находясь в преклонных летах и часто болея. А на его место перевели великого князя Николая Николаевича, пожелавшего забрать с собой и Янушкевича с Даниловым, с которыми хорошо сработался.
В армии смену Верховного Главнокомандующего восприняли спокойно. Солдаты и без того считали царя своим высшим начальником. Офицеры же понимали, что его руководство будет в значительной мере номинальным, и больше интересовались, кто станет начальником штаба. И успокоились, узнав, что Алексеев. Главнокомандующим Западным фронтом стал Эверт, сумевший при отступлении отвести свои войска более организованно и с меньшими потерями, чем другие командармы. Прошение министров об отставке Николай отверг. В аудиенции прогрессистам отказал. И 15.9 подписал указ о роспуске Думы. И никакой гром не грянул. Никаких предрекаемых волнений не случилось (отсюда, кстати, видно, какой на самом деле "всенародной поддержкой" пользовалась оппозиция). И разошедшиеся либералы сразу прикусили языки. Первая атака на власть захлебнулась.
44. СВЕНЦЯНСКИЙ ПРОРЫВ
Каждая война, в которых России приходилось участвовать в разные эпохи, выдвигала не только храбрых солдат и офицеров, но и замечательных военачальников. Не стала исключением и Первая мировая. В ее сражениях ярко проявила себя целая плеяда талантливых полководцев и флотоводцев - Юденич, Брусилов, Плеве, Лечицкий, Щербачев, Эссен, Колчак, Деникин, Корнилов. Однако первое место в этом ряду по праву должно принадлежать Михаилу Васильевичу Алексееву. Хотя в отличие от Кутузова или Скобелева признания он так и не удостоился, а фактически разделил судьбу той войны, которую вел,- заслужив отчасти забвение, а отчасти - потоки грязи и клеветы. Причем со всех сторон. Либералы объявляли его реакционером - за то, что не шел у них на поводу и уклонялся от участия в их интригах. Правые налепили ему ярлык либерала и договорились до того, что посмертно причислили к масонам (глубоко верующего, православного человека). Ну а большевики не жалели черных красок, поскольку он стал одним из организаторов Белого Движения. Впрочем, любопытно отметить, что последующее переосмысление этой фигуры допустила как раз советская литература. Во время Великой Отечественной. Тогда его все же стали кое-где упоминать в военных учебниках, частично признавать заслуги и даже пояснять, что он был выходцем из простонародья, а это по коммунистическим канонам давало право на "положительность".
Но современники ценили его очень высоко. Скажем, маршал Фош считал Алексеева одним из самых выдающихся военачальников своего времени и ставил его полководческие способности наравне с Гинденбургом и Людендорфом (что в понимании Фоша означало "наивысший балл"). И назначение Михаила Васильевича начальником штаба Верховного Главнокомандующего было воспринято в русской и зарубежной военной среде с большим удовлетворением. Хотя среди дилетантов из "общественности" отношение к нему оставалось довольно прохладным. Ведь его имя связывалось с отступлением. Да и что же это за полководец, если он не выдумывает новых "канн", не воодушевляет войска с саблей на коне и не произносит эффектных фраз для будущих школьников? А просто кропотливо руководит огромным фронтовым механизмом... Вроде ремесленник, да и только.
Однако тут стоит напомнить, что само содержание деятельности военачальника к ХХ в. сильно изменилось, и нарисовать красивую стрелу на карте, а в критический момент самому повести в штыки резерв для полководца стало отнюдь не достаточно. В полной мере стали сказываться такие факторы, как массовость армий и размах фронтов, качественные изменения вооружения и все это надо оптимальным образом разместить, распределить, обеспечить необходимыми ресурсами, оценить местность и пути сообщения, чтобы части и соединения могли разворачиваться, передвигаться в нужном направлении, снабжаться, взаимодействовать друг с другом, предусмотреть реакцию на вероятные действия противника и рассчитать, чем и в какое время можно будет отреагировать... Наполеон сравнивал полководца с математиком, который должен решить задачу со многими неизвестными. Подобное сравнение и впрямь наглядно. Например, талант Ганнибала в классической битве при Каннах можно сопоставить с оригинальным доказательством теоремы Пифагора. Талант самого Наполеона - уже с областью высшей математики, с выкладками Даламбера или Фурье. А талант, скажем, маршала Жукова при подготовке Сталинградской операции будет тогда сродни решению современных задач математического моделирования, где должны учитываться сотни взаимосвязанных параметров и случайных величин. Что при взгляде со стороны оказывается далеко не так понятно и "изящно", как у Пифагора, но для конечного результата совершенно необходимо.
А вот Брусилов приводил другое сравнение. Сопоставлял деятельность военачальника с профессией режиссера - но имеющего огромную, в сотни тысяч человек, "труппу". Режиссера, который хочет добиться воплощения своего замысла и для этого должен правильно распределить роли, обеспечить их понимание и знание исполнителями, подготовить их и научить действовать слаженно и без ошибок. А вдобавок осуществить заготовку огромного количества "реквизита", строительство нужных "декораций", держать под контролем "работников сцены", подающих все это исполнителям, и т.п. Тоже довольно образно, правда? Только если еще добавить, что полководец должен быть не только "режиссером", но и "драматургом", готовящим сценарий своей премьеры. И "дирижером", регулирующим единую работу всего коллектива. К тому же не имеющим готовых нот, а лишь предварительные заготовки, каждую минуту корректируя их в зависимости от складывающейся ситуации.
Алексеев такими талантами обладал. И умел ими пользоваться. А по своим человеческим качествам, даже вознесенный на второй по рангу пост в военной иерархии, оставался очень скромным, простым в обхождении и доступным для подчиненных. Аккредитованный при Ставке военный корреспондент Лемке писал: "Если вы видите генерала, внимательно, вдумчиво и до конца спокойно выслушивающего мнение офицера,- это Алексеев. Если вы видите перед собой строгого, начальственно оглядывающего вас генерала, на лице которого написано величие его служебного положения,- это не Алексеев". А ген. Гурко отмечает "необычайную скромность, доступность и простоту одаренного, умного командира".
Однако на новом посту в гораздо большей степени сказывался и недостаток Алексеева - привычка всю работу везти самому. Аппарат Ставки вообще был очень маленьким - всего 86 чел., из них 7 генералов и 63 офицера. Но и из них большинство оказывались, по словам того же Лемке, "либо клерками, либо частью мебели". Оперативной частью в штабах ведал генерал-квартирмейстер, являвшийся первым заместителем начштаба. Алексеев настоял, чтобы на эту должность назначили Пустовойтенко, прежде служившего у него в штабе Северо-Западного фронта. Генерала, никаких способностей не имевшего, на уровне чисто технического исполнителя. Но Алексееву именно такой и был нужен. Чтобы не лез со своими предложениями, а делал только то, что поручат. А все планы и приказы составлял лично. Обладая феноменальным трудолюбием и трудоспособностью, не менее 6 часов в день работал только над телеграммами с различных участков и при этом мог запомнить и свести воедино огромное количество самых, казалось бы, незначительных деталей. И даже важные телеграммы на места часто писал сам и не гнушался сам отнести в кабинет какого-нибудь младшего офицера для отправки. Хотя при таком объеме работы стремление все сделать самому вряд ли шло на пользу службы, и Алексеев фактически загонял себя, доходя до приступов жесточайшей головной боли.
При нем обретался еще один близкий человек - ген. Борисов, старый друг и бывший однополчанин Михаила Васильевича, которому крупно не повезло в жизни. В свое время его уволили за слишком левые статьи в газетах, а в результате какой-то личной драмы ему даже пришлось лечиться в психбольнице. И семья Алексеевых взяла его под опеку, всюду возила с собой. В Ставке он никакой должности не занимал, но Михаил Васильевич ценил его в качестве "генератора идей" и при необходимости посоветоваться предпочитал это делать с Борисовым. Среди придворных Алексеев чувствовал себя неуютно. Поэтому присутствие на обедах царя его тяготило, и он отпросился обедать в штабной столовой. А в общих трапезах участвовал раз в неделю, для порядка - причем всегда платил за себя сам. Не сложились у него отношения и с императрицей. Когда она (хотя и из лучших чувств) предложила, чтобы в Ставку для "благословения" приехал Распутин, Михаил Васильевич однозначно заявил, что в случае такого визита тотчас выйдет в отставку. Но с царем у него установились нормальные рабочие отношения. И Николаю II его начальник штаба нравился, он по достоинству ценил и профессиональные, и личные качества Алексеева.
Царь и сам обладал скромной и деликатной натурой. Когда он взял на себя командование, ему было 47 лет. Ген. Данилов писал: "В общем Государь был человеком среднего масштаба, которого несомненно должны были тяготить государственные дела и те сложные события, которыми полно было его царствование... Простой в жизни и в обращении с людьми, безупречный семьянин, очень религиозный, любивший не слишком серьезное чтение, преимущественно исторического содержания, император Николай безусловно любил Россию, жаждал ее величия и мистически верил в крепость своей царской связи с народом". Все современники отмечали его колоссальную выдержку и самообладание, а сам он объяснял их: "Если вы видите, что я так спокоен, это потому, что у меня твердая и решительная вера в то, что судьба России, моя судьба и судьба моей семьи в воле Божьей, которая дала мне эту власть. Что бы ни случилось, я вверяюсь воле Его, сознавая, что не могу думать ни о чем другом, кроме как о служении стране, которую Он вверил мне". Да, он искренне верил, что царь - это помазанник Божий. И в Ставке не пропускал ни одной церковной службы. Очень любил свою семью, жену и детей. Любил также физический труд, прогулки на свежем воздухе. Кстати, вопреки всем сплетням, которые окружали его при жизни и потом выплескивались на могилу, спиртного царь почти не употреблял, это отмечают даже его противники, знавшие государя лично. То, что монарх становится Верховным Главнокомандующим, было обычным во многих государствах. Но чаще это делалось в предвкушении победных лавров. И надо отдать должное - Николай принял такое бремя в самый кризисный период войны. И на попытки отговорить его отвечал: "Я знаю, может быть, я погибну, но спасу Россию". Или: "Быть может, для спасения России необходима искупительная жертва. Я буду этой жертвой".
Несмотря на новую должность, он оставался в чине полковника, полученном еще от отца,- самому себе присваивать генеральские эполеты он считал неэтичным. Однако изображать его полным профаном в военных делах, как порой делается, нельзя, он получил высшее военное образование. И в Ставке отнюдь не бездельничал. Ежедневно в 9 утра он заслушивал доклады Алексеева о положении на фронтах и участвовал в принятии принципиальных решений. Хотя в разработку деталей, конечно, не вдавался (что от Верховного и не требуется). Между 11 и 13 часами он принимал министров, советников, иностранных представителей, после обеда работал с письмами и документами. Но, конечно, настоящим полководцем царь не был. Что также считалось в ту эпоху в порядке вещей. Скажем, в Австро-Венгрии начальник штаба Конрад действовал вообще без оглядки на Верховного Главнокомандующего. В Германии при Мольтке кайзер активно вмешивался в военные дела, но потом тоже уступил фактическое руководство Фалькенгайну. Алексеев же на роль подобного "военного диктатора" при номинальном верховенстве царя не годился, да и не претендовал по своим личным качествам.
Обстановка на фронте оставалась чрезвычайно сложной. Правда, уже наметились некоторые положительные сдвиги - в первую очередь то, что к сентябрю начало выправляться положение с боеприпасами (что могло бы быть достигнуто и гораздо раньше, если бы не рассчитывали на иностранцев, а вовремя использовали собственные ресурсы страны). Выпуск снарядов возрос до 1 млн. в месяц - еще не достаточно, но они уже поступали, и батареи больше не молчали. И тем не менее ситуация балансировала на грани катастрофы. Войска были измотаны, поредели, дух их подорван долгим отступлением. С лета пошло переформирование ополченских частей в обычные, общеармейские. Дружины преобразовывались в батальоны, сводились в полки. Но конечно, качество таких частей было куда ниже кадровых. И количество артиллерии сильно поубавилось - много орудий подбили в боях, много захватили немцы, да и сами бросали при отступлении, когда кончались снаряды.
А противник не смирился с тем, что уничтожить русские армии у него не получилось. И, с ходу перегруппировавшись, начал новую наступательную операцию - по тому сценарию, который еще раньше предлагал Гинденбург. Планировалось нанести удар в Литве и осуществить глубокий прорыв на Минск, а навстречу двинуть группировку от Бреста. И все же осуществить идею "клещей", в которые попадут войска Западного фронта и подвергнутся разгрому. Сосредоточение ударных "кулаков" началось еще в августе - когда стало ясно, что русские ускользают из Польши. И теперь вдруг перешли в наступление Неманская и 10-я германские армии, обрушившись на участок между Двиной и Вилией - в стык Северного и Западного фронтов. Вспомогательные удары нацеливались южнее, чтобы отчленить русскую группировку, собранную в районе Вильно. А позиции на Брестском направлении атаковали войска из прежней группы Макензена. Причем германское командование считало эту операцию решающей для исхода всей кампании, а то и всей войны, и собрало все, что можно.
Так, ожесточенное сражение разыгралось под Эйшишки (Эйшишкес) в 40 км южнее Вильно. Тут немцы точно так же, как в 14-м на Ипре, когда тоже выскребались последние резервы, ввели в бой студенческую добровольческую дивизию, которая атаковала части 10-й русской армии. И результат был таким же, как во Фландрии. В неудержимом порыве, с песнями, студенты-солдаты взяли первую линию окопов... И все. Потому что дальше наступать было уже некому. А остальные германские и русские полки вступили во взаимоуничтожающий огневой бой на открытом поле. Ни те, ни другие не успели окопаться и прицельно расстреливали друг друга. Пытаясь обеспечить перелом в свою пользу, немцы попытались обойти фланг конницей. Однако тут отличился 8-й отдельный Донской полк - казаки встретили германских гусар встречной атакой. Сомкнутым строем, с пиками. И поскольку те вовремя не свернули, то так и напоролись своим, тоже сомкнутым строем на эти пики, а остатки повернули назад. Но и русские части понесли в сражении большие потери, только убитых в полках было по 300 -350 чел. Однако прорвать тут фронт враг не смог. Жестоко поплатилась в это время и бригада, которую Германия тайно навербовала в Финляндии и готовила для десанта на родине. В условиях дефицита солдат их тоже бросили в пекло Восточного фронта. Многие финны обиделись, что их обманули, стали сдаваться или перебегать к русским.
Однако если на второстепенных направлениях атаки отражались, то на главном германскому командованию удалось реализовать свой замысел. 10-я германская армия ударила с севера на Вильно, отжимая правый фланг 10-й русской армии. А Неманская армия наступала на Двинск, отжимая левый фланг 5-й. И 9.9 в районе г. Свенцяны (ныне Швенченис) образовался разрыв, куда немцы бросили огромную массу конницы - 8 кавдивизий с несколькими пехотными бригадами. А за ними в прорыв двинулись и пехотные корпуса. Стремительно продвигаясь и выйдя на оперативный простор, кавалерийская группировка противника с ходу захватила станцию Глубокое, перерезав важную железную дорогу и угрожая Полоцку, вышла к Молодечно. Отдельные части, углубившись в русские тылы, очутились на подступах к Борисову. А один отряд конных егерей добрался до ст. Смолевичи (в 25 км восточнее Минска) и разрушил магистраль Минск - Смоленск.
Ситуация создалась опаснейшая. Потому что теперь грозил рухнуть и развалиться весь фронт - морально и физически ослабленный, повыбитый, только что переживший большое отступление и едва успевший остановиться на новых рубежах... Алексеев среагировал четко и мгновенно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118