.., всех служащих в армии армян изолировать от воинских частей и расстрелять". Хотя надо отметить, что далеко не все государственные чиновники стали послушными исполнителями таких приказов. Некоторые отказывались их выполнять, пытались протестовать или смягчить. И таких было довольно много - только среди губернаторов можно назвать Рахми-бея (вали Смирны), Назиф-бея (Багдад), Фаик-Али (Кютахия), Тахсин-бея (Эрзерум), Джелал-бея (Алеппо). Противниками геноцида выступили и вали Ангоры, Аданы, десятки чиновников более низких рангов - мутесарифов, каймакамов, мюдиров. В основном это были люди, начинавшие службу еще в прежней, султанской администрации и любви к армянам, в общем-то не питавшие, но по своим чисто человеческим, религиозным и государственным убеждениям не желавшие участвовать в чудовищной акции. Все они немедленно смещались с постов и заменялись другими, партийными функционерами. Многие при этом попали под суд и были казнены за "измену".
А программа истребления в разных местах стала реализовываться примерно по одному сценарию. Сперва расправа с солдатами-армянами, потом отделение оставшихся мужчин и их уничтожение, потом - депортация женщин и детей, выливающаяся в их истребление. Талаат выражался недвусмысленно: "Либо они исчезнут, либо мы". А Энвер говорил: "Я не намерен дальше терпеть христиан в Турции". В тех частях, где еще служили армянские солдаты, их теперь тоже отделяли. Скажем, в гарнизоне Эрзерума это было произведено в ходе строевого смотра. И направляли в "иншаат табури", где уже служили все их соплеменники. Точнее, не служили, а мучились. Трудились в качестве вьючного скота, на дорожном строительстве. Их заставляли таскать на спине тяжелые камни - и был даже издан приказ, запрещающий что-нибудь подкладывать под камни. Кормили их отбросами, подвергали телесным наказаниям. Ну а с мая приступили и к прямому уничтожению. Чтобы не собирать вместе большое количество солдат, их обычно разбивали по подразделениям. Каждое прикрепляли к определенному участке строящейся дороги и под страхом порки приказывали закончить работу к определенному сроку. А когда заканчивали, отводили в уединенное место, где уже ждала специальная команда и расстреливала.
Иногда заставляли копать себе могилы, иногда выбирали подходящее ущелье. Раненых добивали, проламывая головы камнями. Когда партии жертв были небольшими и палачи не боялись сопротивления, то вместо расстрелов применяли и другие способы - перерезали глотки, забивали дубинами, сопровождали это издевательствами, отрубая руки и ноги, отрезая уши, носы. Методы порой варьировались. Так, в селении Гарнен трудились рабочие батальоны общей численностью 5 - 6 тыс. Ежедневно их осматривали турецкие военные врачи, и тех, кого находили ослабевшими, отправляли "на отдых". Назад они не возвращались. А в Харпуте скопилось в казармах 4 тыс. армян. Их разделили пополам, и 2 тыс. отправили в Алеппо, якобы строить дороги. В горах их ждала застава с пулеметами, построили у края пропасти и перебили. Оставшиеся 2 тыс. что-то заподозрили, волновались. И местные власти послали к ним немецкого миссионера Эймана, который уговорил их повиноваться. Чтобы у них не было сил сбежать или дать отпор, их держали голодными, а потом отправили "в Диарбекир" - в ту же самую пропасть.
Что же касается гражданского населения, то последовательность его уничтожения видоизменялась в довольно широких пределах - в зависимости от алчности местных начальников, их деловых качеств, количества и качества исполнителей. Потому что далеко не каждый турок или курд оказывался готовым к кровавой "работе". Но находились. Срабатывали те же принципы, что позже в революционной России, а потом в Германии. Ведь отморозки и садисты есть в каждом народе, хотя обычно не определяют его лицо. Иное дело, если дать им волю, и мало того - если появляется потребность, выдвигающая их на первый план и дарующая им вседозволенность. Когда именно ублюдки и отморозки централизованно поощряются, достигают власти, благосостояния и оказываются примером для подражания со стороны новых соблазнившихся...
По декрету о депортации имущество выселяемые должны были оставлять на месте, оно поступало в казну. Но на местах сочли за лучшее отступать от этого принципа. Скажем, в Трапезунде, Эрзеруме, Сивасе, Битлисе, Диарбекире разрешили имущество продать, предоставив на это 5 - 10 дней. И разумеется, при этом наживались турецкие перекупщики, поскольку продавать все приходилось за бесценок (и представители власти, которым перекупщики отстегивали долю). Причем в Эрзеруме не только разрешалось, но и предписывалось все продать, а деньги положить в Османский банк "под квитанции". Большую часть имущества снесли в армянский собор - вроде как на сохранение. Из алчности допускались и другие отклонения от правил. Так, еще до начала высылки должны были отделяться оставшиеся мужчины - иногда сразу на смерть, иногда их включали в "иншаат табури", и они разделяли судьбу солдат-армян. Но кое-где за взятки разрешали мужчинам идти в изгнание со своими семьями. Однако разрешение оказывалось действительным до первого привала. А там все равно отделяли. Или вымогали новые взятки - еще на один переход. И другие поблажки тоже продавались. Например, в Эрзинджане префект полиции Мемдух-бей так обобрал обреченных, что разбогател на 1,4 млн. франков. И вскоре получил пост губернатора Кастемонии - видать, поделился с кем нужно.
В эксцессах армянской резни XIX в. жертвы порой могли избежать смерти, перейдя в ислам. Декрет о депортациях данного вопроса не оговаривал, и его местные власти тоже решали по-разному. Обычно позволение сменить веру давали неохотно, за большие взятки или выставляли разные препятствия. Скажем, в Трапезунде, Самсуне, Керасунде переход в ислам разрешили, но предписывали новообращенных все равно выселять из родных мест в глубь страны и рассеивать в мусульманских районах. В Сивасе вдобавок к этому требовали отдать детей до 12 лет на воспитание правительству. В Харпуте мужчинам принимать ислам запретили, а женщинам разрешили, только если они вступят в брак с мусульманином. В Муше было то же, но в виде исключения сохранили несколько семей, в каждую назначив нового "главу дома".
Существовали разночтения и относительно правил депортации. Так, вали Алеппо запретил высылаемым пользоваться любыми перевозочными средствами и вьючными животными. В других местах нанимать повозки разрешали. И люди нанимали их, платили огромные деньги. Но, отъехав от города на 2 - 3 км, извозчики разворачивались и уезжали со всем нагруженным имуществом. А дальше, в заранее намеченных местах, партии "депортируемых" уже поджидали заслоны убийц. Иногда для этого выделяли солдат или жандармов, иногда отряды уголовников, "милиции" или курдских бандитов. И начиналась резня. Причем зверства почти всегда сопровождались сексуальными надругательствами. Что, в принципе, неудивительно - любой психолог и психоневролог знает, что садизм и сексуальные патологии обычно взаимосвязаны.
Впрочем, не везде даже считали нужным куда-то вести. В Битлисе, куда отступил из Вана Джевдет-бей со своими "батальонами мясников", всех вырезали на месте. Врач-сириец из 36-й турецкой дивизии, попавший позже в плен к русским, описал в дневнике, как не доходя до Битлиса, он "увидел группу недавно зарезанных мужчин и возле них - трех женщин, совершенно голых, повешенных за ноги. Около одной из женщин ползал годовалый ребенок и тянулся ручонками к матери, а мать с налитым кровью лицом, еще живая, протягивала руки к ребенку, но они не могли дотянуться друг до друга. Немного подальше лежали три окровавленных женских трупа и младенец, облитый материнской кровью, копошился на груди одной из них... У самого Битлиса, на пустынной равнине, сидело до 2 тыс. армян, окруженных стражей: они ждали своей очереди, так как перебить всех сразу силы местной полиции не могли". По договоренности Джевдета с командованием дивизии солдаты тоже приняли участие в избиении, прочесывали городские кварталы. Причем садисты "развлекались" вовсю - иногда девушек после изнасилования "поджаривали как поросенка" или вспарывали живот и насыпали туда песок. Но те, кто побогаче, подкупали солдат, и их не трогали. Узнав об этом, местный каймакам приказал сжечь армянские кварталы вместе с обитателями. Дома оцепили войсками и пытавшихся выскочить из пламени принимали на штыки. Потом приводили жителей окрестных сел, по несколько сот человек запирали в саманники, двери закладывали соломой и поджигали - люди задыхались от дыма. В итоге, 18-тысячное население было уничтожено полностью.
В Трапезунде 28.6 арестовали несколько сот мужчин и посадили на суда якобы везти в Самсун. Суда вышли в море и через несколько часов вернулись пустыми. На них стали сажать новых обреченных... Дальше стали партиями выводить из Трапезунда остальных армян. Недалеко от городских ворот, у селения Джевезлик, где к берегу подходят отвесные скалы, останавливали и начинали расправу - сперва выводили из колонны и убивали оставшихся мужчин, потом отбирали у матерей детей и бросали с утесов, разбивали о камни головы или ломали о колено позвоночник. А потом набрасывались на женщин и после надругательств резали. Грек, доктор Метакса, ставший свидетелем этого, сошел с ума. 150 девушек спрятались у греческого митрополита. Но их нашли, перенасиловали и задушили - демонстративно у подъезда митрополита.
Под Мардином были поголовно уничтожены проживавшие там айсоры и халдеи. В Эрзеруме, Эрзинджане, Харпуте, Сивасе, Диарбекире сочетались в разных пропорциях уничтожение на месте и депортации. Мужчин отделяли и истребляли везде. Так, в Эрзеруме их приканчивали в городской тюрьме с 23.6. Здесь же были арестованы и казнены "армяне-американцы", учителя и учительницы, приехавшие просвещать свой народ. В Харпуте еще и издевались окровавленную одежду мужчин подбрасывали на пороги их близких. Но когда женщины обратились за заступничеством к немецкому миссионеру Эйману (тому, который уговаривал не сопротивляться солдатам), тот ответил: "Не верю вашим словам, правительство обещало нам, что будет выселение, но не резня".
В Диарбекире 674 мужчин "депортировали", отправив на плотах по р. Тигр. Вскоре их одежда продавалась на базаре. В этом городе тоже значительную долю населения перебили здесь же. В надежде как следует обобрать жертвы, сперва не спешили. Поочередно оцепляли дома и говорили людям, чтобы готовились к смерти. Вечером подгоняли подводы, сажали по несколько семей, вывозили за город и рубили топорами. Позже сообразили, что получается слишком медленно, стали выводить большими партиями и расстреливать. Или группами бросали в колодцы и закапывали живьем. Оставшихся погнали якобы в места, предназначенные для депортации, но увели недалеко. Одних ждала резня возле канала Айран-Пунар, где стоял кордон добровольцев. Некоторых армян ради "развлечения" привязывали к деревьям и сжигали. Очевидец-араб описывает, как спорили двое братьев - первый предлагал поделить добычу поровну, а второй возражал: "Чтобы получить эти четыре узла, я убил 40 женщин". А других изгнанников уничтожили в горах, на полпути между Диарбекиром и Мардином - связывали вместе по несколько женщин и детей и сталкивали в пропасть. Впоследствии свидетели сообщали, что там "кости образуют небольшой холм".
Но и в прочих местах депортация часто была лишь дорогой к месту истребления. Так, всем жителям 27 селений Хнысского района было разрешено взять с собой движимое имущество и приказано идти в г. Баскан. Они втянулись в горы, где дорога суживалась и шла через мост. И как только миновали мост, на них набросились банды убийц. Один из сумевших бежать, Х. Аветисян, рассказывал: "Мы видели, как с несчастных сначала срывали все ценное, затем раздевали и иных тут же на месте убивали, а иных уводили в сторону от дороги, в глухие углы, и тут приканчивали. Мы видели группу из трех женщин, которые в смертельном страхе обнялись. И их невозможно уже было разделить, разлучить. Всех троих убили. Мы видели, как одну женщину, раздетую, привязали к дереву вверх ногами, а под нею оставили ее маленьких детей. Ни мать, ни малютки не могли дотянуться друг до друга. Хнысского архиепископа и купцов Хныса повлекли на самый верх Чапана. Крик и вопль стояли невообразимые, волосы становились у нас дыбом, но что мы могли сделать?" В суматохе около 300 женщин спрятались в кустах, но не знали, куда деваться. И пошли, куда было велено - в Баскан. Там их схватили и утопили в оз. Амарак. Вскоре приехал германский офицер из Эрзерума, остался недоволен тем, что дорога завалена трупами, и распорядился убрать их подальше.
А самую жуткую славу приобрело ущелье Кемах-Богаз недалеко от Эрзинджана. Здесь Евфрат ускоряется в теснине между отвесными скалами, и через реку переброшен высокий Хотурский мост. В общем, место нашли подходящим. К тому же, оно близко от перекрестка дорог, связывающих несколько городов. Сюда выделили "штатных" палачей - командование 3-й армии прислало 86-ю кавалерийскую бригаду. И в Кемах погнали партии людей со всех сторон. Здесь было уничтожено все население г. Байбурта, многочисленные караваны из Эрзинджана, Эрзерума, Дерджана, Карина. Свидетельницы этой жути, медсестры Бодил из Норвегии и Алемон из Швейцарии, работавшие в германской миссии Красного Креста, впоследствии рассказывали, что в Кемах проходили тысяча за тысячей - в основном женщины, старики и дети. Причем жандармы не скрывали от них, что гонят на убой. И обезумевшие от ужаса женщины кричали: "Пощадите нас, мы станем мусульманами, немцами или тем, чем вы желаете, только пощадите нас. Нас ведут в Кемах-Богаз, чтобы перерезать нам горло". Сперва всем желающим разрешали брать из обреченных колонн приглянувшихся детей и девушек или продавали их, но потом спохватились и стали отбирать обратно. В ущелье людей резали, расстреливали, сбрасывали со скал. Упомянутые медсестры писали: "Такой метод применялся в тех случаях, когда число жертв было слишком велико для того, чтобы можно было от них избавиться какими-либо другими способами. Кроме того, облегчалась работа убийц". Женщин перед смертью насиловали, и многие сами бросались в реку, чтобы избежать глумлений - сотрудницы Красного Креста сообщали, что даже этого турки от них не скрывали и некоторые хвастались количеством оскверненных ими жертв. Свидетельства о зверствах в Кемахе приводились и в отчете американского консула: "В последнюю неделю июня из Эрзерума были отправлены в изгнание последовательно несколько партий, и большинство этих людей было убито по дороге; их либо расстреляли, либо утопили. Мадам Заруи, пожилая, богатая леди, которая была сброшена в Евфрат, спаслась, уцепившись за подводный камень. Ей удалось добраться до берега, вернуться в Эрзерум и спрятаться там в доме своих друзей-турок. Она рассказывала князю Аргутинскому, представителю "Всероссийского городского союза", что не может вспоминать без содрогания, как сотни детей были заколоты штыками турок и брошены в воды Евфрата и как мужчины и женщины, раздетые догола и связанные вместе по сотням, были расстреляны и сброшены в реку. Она рассказала, что в одном месте около Ерзнка, где Евфрат делает поворот, тысячи трупов образовали такую плотину, что река отклонилась от своего русла примерно на сто ярдов".
Таким же способом спаслась и рассказала о пережитом 70-летняя Хайкануш из Байбурта. О том же сообщал владелец каравана перс Кербалай Али-Мемед: "Я перевозил боеприпасы из Эрзинджана в Эрзерум. Однажды в июне 1915 г., когда я подъехал к Хотурскому мосту, перед глазами моими предстало потрясающее зрелище. Несметное количество человеческих трупов заполнило 12 пролетов большого моста, запрудив реку так, что она изменила течение и бежала мимо моста. Ужасно было смотреть; я долго стоял со своим караваном, пока эти трупы проплыли, и я смог пройти через мост. Но от моста до Джиниса вся дорога была завалена трупами стариков, женщин и детей, которые уже разложились, вздулись и смердили. Такое ужасное стояло зловоние, что пройти нельзя было по дороге; два мои погонщика верблюдов от этого зловония заболели и умерли, а я вынужден был переменить свою дорогу". Всего в Кемах-Богаз было уничтожено 20-25 тыс. чел.
Были и другие места массового истребления. Несколько тысяч женщин и детей из Эрзерумской провинции привели в окрестности Харпута и оставили на голой равнине без еды и воды, на вымирание. Власти ограничились тем, что посылали туда людей для погребения - чтобы избежать угрозы болезней для мусульманского населения. Через несколько дней погибли все. А из самого Харпута, выселяя квартал за кварталом, гнали к берегу оз. Гельджик и там уничтожали. В качестве пунктов бойни фигурировали также Мамахатун, Ичола, часто для расправ выбирались переправы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118