на красной жертвенной дощечке лежали
свежие фрукты, керамические подставки ощетинились курительными палочками, от
одной голубоватой вьющейся лентой поднимался благоуханный дымок. Больше ничего в
гостиной не напоминало о Востоке - разве что столики, сверкающие черным лаком.
Джулия взяла с подноса пирожное и сообщила:
- Мы ищем человека, который когда-то, вероятно, жил в этом доме. Его зовут
Джордж Фаррис.
- Да, он тут жил, - подтвердил Туонг. Миссис Фан кивнула.
Бобби удивился. Он не сомневался, что изготовитель фальшивых документов на
имя Джорджа Фарриса взял первый попавшийся адрес, что Фрэнк никогда здесь не
жил. А Фрэнк был совершенно уверен, что его настоящая фамилия Поллард, а не
Фаррис.
- Так вы купили этот дом у Джорджа Фарриса? - спросила Джулия.
- Нет, - ответил Туонг. - Он тогда уже умер.
- Умер? - переспросил Бобби.
- Уже пять или шесть лет как умер. Ужасный рак. Выходит, Фрэнк Поллард
действительно не Фаррис и никогда по этому адресу не жил. Удостоверение - липа
от начала до конца.
- Мы купили этот дом несколько месяцев назад у вдова, - объяснил Туонг. Он
говорил по-английски довольно гладко, если не считать некоторых грамматических
погрешностей. - Нет, не у вдова - у ее наследник.
- Миссис Фаррис тоже умерла? - спросила Джулия. Фаны многозначительно
переглянулись.
- Печальная история, - заметил Туонг. - Откуда только такой человек берется?
- Какой человек, мистер Фан?
- Который убил миссис Фаррис, ее брата и двух дочек.
Бобби почувствовал в желудке нехорошее шевеление. Он как-то сразу привязался
к Фрэнку и поверил в его невиновность, но теперь в его уверенности появилась
червоточина. Случайно ли у Фрэнка оказалось удостоверение человека, вся семья
которого была убита? Не причастен ли Фрэнк к этому убийству? Бобби машинально
жевал пирожное с кремом. Вкусное-то оно вкусное, но ему сейчас кусок в горло не
идет.
- Это случилось в конце июль, - добавила Чин. - Помните, стояла жара. Адом мы
купили в октябре. Она подула на кофе. Бобби заподозрил, что ошибки в речи она
допускает умышленно, чтобы не казаться грамотнее своего супруга, - пример
ненавязчивой, истинно восточной деликатности.
- Убийцу не поймали, - сказал Туонг Фан.
- Вы хотя бы знаете, как он выглядел? - спросила Джулия.
- Да нет.
Бобби через силу покосился на Джулию. Она, похоже, была потрясена не меньше
его, но даже взглядом не напомнила мужу о своих былых подозрениях.
- Как их убили? - продолжала допытываться она. - Застрелили? Задушили?
- Ножом, кажется. Пойдемте, я покажу, где их нашли.
В доме было три спальни и две ванные комнаты. Одну ремонтировали. Кафельная
плитка со стен и на полу была отбита. Вместо старых шкафчиков устанавливали
новые, из мореного дуба.
Джулия и Туонг вошли в ванную, Бобби и миссис Фан остановились в дверях.
Из вентиляционного отверстия под потолком доносился шум дождя.
- Тут на полу лежала младшая дочь Фаррис, - рассказал Туонг. - Ей было
тринадцать. Страшно смотреть. Много крови. В щели между плитками залилась, не
смоешь. Пришлось отдирать кафель.
Затем он повел гостей в спальню девочек. Несмотря на тесноту - здесь стояли
две кровати, две тумбочки, два письменных стола, - Сисси и Мэр ил ухитрились
натащить в маленькую комнату горы книг.
- К миссис Фаррис приехал погостить брат, - сказал Туонг Фан. - Целая неделя
жил. Тут его убили. В постели. Стены, ковер были в крови.
- Мы смотрели дом еще до того, как торговец недвижимостью велел покрасить
стены и убрать ковер, - добавила Чин Фан. - Это была самая страшная комната.
Меня потом долго во сне мучили кошмары.
Хозяева и гости перешли в скудно обставленную спальню супругов. Двухспальная
кровать, две тумбочки, два ночника с прихотливо украшенными абажурами. Ни
гардероба, ни комода Бобби не увидел. Одежду, которая не помещалась в стенном
шкафу, Фаны хранили в картонных ящиках с прозрачными пластмассовыми крышками,
стоящих вдоль стен. По всему видно было, что рачительностью супруги Фан не
уступают Бобби и Джулии. Может, и у них есть своя Мечта, ради которой они и
вкалывают и не позволяют себе лишних трат?
- В этой комнате нашли миссис Фаррис, - продолжал Туонг. - Тоже в постели. С
ней сделали одна страшная вещь. Ее искусали. В газетах про это ни слова.
- Искусали? - ужаснулась Джулия. - Кто?
- Наверно, убийца. Лицо, горло... Другие места.
- Но раз об этом не писали в газетах, - вмешался Бобби, - то как вы-то
узнали?
- Соседка рассказала. Она и сейчас тут живет. Это она убитых нашла. Говорит,
старшая дочь и миссис Фаррис покусанные.
- Она не выдумщица, - предупредила миссис Фан.
- А где нашли старшую дочь? - спросила Джулия.
- Пойдемте за мной. - Туонг провел их обратно в гостиную, а оттуда через
столовую - в кухню.
За кухонным столом детишки прилежно готовили домашнее задание. Радио и
телевизор были выключены, ничто не отвлекало их от работы. Заниматься им, как
видно, нравилось. Даже Мэрил - судя по всему, первоклашка, - которой на дом еще
ничего не задавали, читала детскую книжку.
Бобби обратил внимание на две разноцветные таблицы на стене. На одной
отмечалось, какие оценки дети получали в школе за ответы на уроках и за
контрольные работы с самого начала учебного года. В другой перечислялось, какую
работу по дому должен выполнять каждый из детей.
Да, недаром университеты по всей стране пребывают в растерянности от того,
что самыми способными абитуриентами сплошь и рядом оказываются азиаты. Негры и
латиносы возмущаются, что им от азиатов совсем житья не стало, да и белые,
которым из-за азиатов не удается попасть в университет, честят их на откровенно
расистский лад. Поговаривают чуть ли не об азиатском заговоре. И вот в доме
Фанов Бобби своими глазами видит, в чем залог их успеха. Секрет прост: они
усерднее добиваются этого успеха. Они лучше прочих усвоили идеалы, на которых
зиждется американское общество, - трудолюбие, честность, самоотверженность,
целеустремленность, свобода в выборе своего пути. Как ни парадоксально, своим
преуспеванием они отчасти обязаны нерадивости многих коренных американцев,
которым трудно с ними тягаться из-за пренебрежения этими самыми идеалами.
Из кухни хозяева и гости прошли в общую комнату, тоже не блиставшую
обстановкой.
- Старшую дочку Фаррис нашли тут, у дивана, - сказал Туонг. - Семнадцать лет.
- Такая была красивая, - вздохнула Чин.
- Ее тоже кусали. Как мать. Так говорит соседка.
- А другие жертвы? - не отставала Джулия. - Младшая дочь, брат миссис Фаррис
- на них тоже обнаружили укусы?
- Не знаю, - сказал Туонг.
- Их тела соседка не видела, - пояснила Чин. Все замолчали, разглядывая
место, где нашли убитую девушку. Словно решили, что столь кошмарное преступление
не может пройти без следа, и ждали, что этот след вот-вот проступит на новом
ковре. В тишине было слышно, как по крыше монотонно барабанит дождь.
- Жутковато небось жить в таком доме? - спросил Бобби. - Не потому, что здесь
произошло убийство, а из-за самого убийцы: его ведь до сих пор не поймали. Не
боитесь, что как-нибудь ночью он опять нагрянет?
Чин кивнула.
- Опасность всюду. Вся жизнь - опасность, - отозвался Туонг. - Кто хочет без
риска, такой лучше не родиться. - Лицо его озарилось мимолетной улыбкой. -
Бежать из Вьетнама на маленькой лодочке было опаснее.
Бобби бросил взгляд в кухню. Детишки как ни в чем не бывало делали уроки. Они
г-же не задумывались о том, что убийца может вернуться на место преступления.
- А еще, - сообщила Чин, - мы зарабатываем тем, что ремонтируем дома, а потом
продаем. Это четвертый. Поживем здесь еще год, отремонтируем каждую комнату и
тоже продадим.
- В этот дом после Фаррисов никто въезжать не хотел из-за убийства, - добавил
Туонг. - Но мы подумали: тут опасно, зато можно заработать.
- Когда мы закончим ремонт, здесь не только стены и пол будут другие. Дом
станет чистым, духовно чистым, понимаете? Мы вернем ему непорочность. Изгоним
скверну, которую занес сюда убийца. И в каждой комнате останется дуновение
нашего духа.
Туонг закивал:
- Доброе дело сделаем.
Достав из кармана найденные Фрэнком фальшивые водительские права, Бобби взял
их так, чтобы пальцы закрывали имя и адрес владельца, и показал фотографию
Фанам:
- Вы знаете этого человека?
- Нет, - ответил Туонг. Чин тоже покачала головой.
Бобби снова спрятал права в карман.
- А как выглядел Джордж Фаррис? - поинтересовалась Джулия.
- Не знаю, - ответил Туонг. - Я же говорю: он умер от рака давно до того, как
убили семью.
- Может, среди вещей Фаррисов вам попадалась его фотография?
- Нет, к сожалению.
- Вы, значит, купили дом у агента по продаже недвижимости, - напомнил Бобби.
- Он вам сообщил, кому достался дом после гибели Фаррисов?
- Да. По наследству все имущество отошло второму брату миссис Фаррис.
- Вы случайно не знаете, где он живет, как его зовут? Кажется, нам придется с
ним побеседовать.
Глава 33
Пора на ужин. Дерек проснулся. После укола он на ногах не стоял. И все равно
хотел кушать. Томас помог ему дойти до столовой. Там покушали. Спагетти.
Тефтели. Салат. Вкусный хлеб. Шоколадное пирожное. Холодное молоко.
Потом вернулись в комнату и сели смотреть телевизор. Дерек опять уснул. По
телевизору ничего интересного. Томас вздохнул с досадой. Посмотрел еще немного и
выключил. Ни одной умной передачи. Все глупые-преглупые. Даже дебилам вроде Мэри
не понравится. А имбецилам могут. Нет, вряд ли.
Томас пошел в ванную. Почистил зубы. Умылся. В зеркало даже не взглянул. Не
любит он зеркала. В них сразу видно, кто он такой.
Потом Томас надел пижаму, забрался в постель и пригасил лампу, хотя было
только полдевятого. Повернулся на бок - под головой лежали две подушки - и стал
смотреть на вечернее небо в оконной раме. Звезд не видать. Тучи. Дождь. Хорошо,
когда дождь. Тогда ночь как будто прикрыта крышкой. И не страшно, что тебя
унесет в эту черноту и ты там сгинешь.
Томас слушал дождь. Дождь шептал. Шептал и капал на окно слезами.
Далеко-далеко бродит Беда. От нее злючие-страшучие волны, как круги на воде,
когда бросишь в пруд камень. Беда - она тоже как камень, который бросили в ночь.
Она не из здешнего мира. А волны на Томаса так и накатывают.
Он мысленно потянулся к Беде, чтобы ее расчувствовать. Ух, какая холодная и
свирепая. Гадкая. И вся дрожит, дрожит. Надо подобраться поближе. Узнать, что же
это такое.
Томас попытался ей телевизить. "Кто ты? Где ты? Что тебе надо? Зачем тебе
обижать Джулию?"
И вдруг Беда, словно огромный магнит, ка-а-ак потянет его к себе. С Томасом
никогда еще такого не случалось. Когда он телевизил свои мысли Бобби и Джулии,
они его так не хватали, не тянули.
И тут же у него в голове стало что-то разматываться, как клубок ниток.
Ниточный конец пролетел в окно и шмыгнул в ночь. Раз - и вот он уже около самой
Беды. И как будто сам Томас уже совсем-совсем рядом с ней. А она его прямо
обволакивает - непонятная такая, противная-препротивная. Вот она уже со всех
сторон, словно Томас свалился в бассейн, а в бассейне лед и бритвы. Не
разберешь, человек она или нет. Томас ее не видит, только чувствует. Снаружи
она, может, и красивая, но Томас у нее внутри. А внутри темно, противно и все
вокруг дрожит. Беда ест. И то, что она ест, еще живое - так и трепещет. До чего
же Томас перепугался! Рванулся обратно - Беда не пускает. И только когда он
представил, как нитка-мысль наматывается обратно на клубок, ему удалось
выбраться.
Намоталась нитка. Томас отвернулся от окна, лег на живот. Лежит и задыхается.
И слышит, как колотится сердце.
Во рту мерзкий вкус. Такой же вкус был, когда Томас однажды прикусил язык.
Нечаянно. И еще когда врач выдернул ему зуб. Чаянно. Это вкус крови.
Обессилевший, чуть живой от страха, Томас сел в постели и увеличил свет в
лампе. Вынул из коробки на тумбочке клочок ваты и сплюнул на него - посмотреть,
кровь во рту или нет. Нету крови. Только слюна.
Снова сплюнул. Нет крови.
Томас все понял. Он подобрался к Беде слишком близко. Наверно, на мгновение
даже проник к ней внутрь. И мерзкий вкус во рту - это вкус во рту у Беды, когда
она раздирала зубами живую, трепещущую пищу. Никакой крови у Томаса во рту нет.
Ее вкус просто ему запомнился. Но когда прикусишь язык или выдернут зуб - это
одно, а сейчас другое. Сейчас гораздо страшнее. Потому что сейчас он чувствует
вкус чужой крови.
Хотя в комнате было довольно тепло, Томаса начала бить неудержимая дрожь.
x x x
Гонимый нестерпимой жаждой, Золт крадучись пробирался по каньону под
неистовым дождем, то и дело сгоняя с насиженных мест мелкую дичь. Едва он
опустился в грязь на колени возле кряжистого дуба и припал к растерзанному горлу
кролика, как вдруг будто кто-то положил ему руку на голову.
Золт бросил кролика, вскочил на ноги и обернулся. Никого. Только две самые
черные кошки из сестриной стаи жмутся поодаль - такие черные, что, если бы не
горящие в темноте глаза, нипочем не заметить. Они следовали за ним по пятам от
самого дома. А больше никого.
Секунду-другую невидимая рука лежала на голове.
Потом странное ощущение пропало.
Золт пригляделся к застывшим вокруг теням, прислушался к шороху листьев под
дождем.
Не придав этому происшествию особого значения, он по зову жажды вновь
двинулся на восток. Каньон поднимался вверх. По дну его уже бежал дождевой
поток. Неглубокий: Золт запросто шел по нему вброд.
Промокшие насквозь кошки не отставали ни на шаг. Вот настырные твари. Золт по
опыту знал, что гнать их бесполезно. Раз уж они за ним увязались - такое,
правда, случается не часто, - то никак от них не отделаешься.
Пройдя еще сотню ярдов, Золт снова рухнул на колени, выставил руки вперед и
послал в ночь еще одну волну. В темноте пронеслось сапфировое мерцание.
Зашуршали кусты, вздрогнули деревья, застучали камни. Поднявшиеся облака пыли
заколыхались, как саваны на ветру, и рассеялись.
Потревоженные зверьки выскочили из укромных мест, кинулись врассыпную. Золт
бросился на тех, что пробегали мимо. Кролика упустил, но поймал белку. Та
попыталась его укусить. Золт схватил ее за лапу и что было силы шмякнул головой
о раскисшую землю.
x x x
На кухне Лилли и Вербена сидели на расстеленных одеялах в окружении двадцати
трех кошек. Двух не хватало.
Часть сознания сестер влилась в Окаянку и Ламию <Ламия - в античной мифологии
и фольклоре некоторых народов Европы - злой дух, пьющий по ночам кровь людей.>,
черных кошек, которые неотступно сопровождали Золта и взволнованно наблюдали,
как он расправляется с добычей. Их волнение передалось Лилли. Она следила за
охотой с замиранием сердца.
В промозглой январской ночи ни огонька, только на западе на низких тучах
лежал отсвет пригородных кварталов. А здесь, в царстве дикой природы, рыщет
самый дикий из всех его обитателей - Золт, лютый, могучий, безжалостный хищник.
Пробирается быстро и тихо через непролазные теснины, распоряжается всем вокруг
так, как велит ему жажда. Сильный и проворный, не идет, а течет по каньону,
перемахивая через каменные глыбы и поваленные стволы деревьев, огибая колючие
кустарники, словно не человек он из плоти и крови, а размытая тень в лунном
сиянии, которую отбрасывает парящая высоко над землей птица.
Когда Золт хватил белку о землю, по велению Лилли часть ее сознания,
вселившаяся в Окаянку и Ламию, расплеснулась пополам, и одна половина перетекла
в тельце белки. Зверек был оглушен ударом. Белка слабо сопротивлялась, в глазах
застыл безысходный ужас.
Большие, цепкие руки Золта стиснули ее тельце, а Лилли чувствовала их на
своем теле. Вот они скользят по обнаженным ногам, бедрам, животу, грудям.
Золт о колено сломал белке хребет.
Лилли содрогнулась. Вербена заскулила и прижалась к сестре.
Лапы у белки отнялись.
Золт с тихим рычанием впился в горло зверька. Прогрыз шкуру, перекусил
наполненные кровью сосуды.
Лилли ощущала, как кровь белки вытекает из жил, как жадно Золт присосался к
ране. И будто уж нет между ней и братом никаких посредников, будто это к ее
горлу припали его губы, а в его рот хлещет ее кровь. Вот бы проникнуть в его
сознание, объединить в себе хищника и жертву. Но, увы, она может вторгаться лишь
в души животных.
Лилли обессиленно откинулась на одеяла и в полузабытьи затянула монотонное:
- Да, да, да, да, да...
Вербена сверху навалилась на нее.
Кошки вокруг сестер сбились в разношерстную хвостатую груду, из которой
смотрели усатые морды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46