- Кто же это?
Лейтенант делает паузу, затягивается и пускает колечки дыма.
- Майор Голубович, блудливый козел части.
- Он гулял с Глафирой Николаевной?
- Он гуляет со всеми, кто подвернется и с женами офицеров, и с
колхозницами, уборщицами и девочками. Денег много у стервеца и власти.
- Что и по морде его не били?
- Пытались. Одних загнал служить в такие дыры, что от туда чудом можно
только выбраться. Других тихо убирали.
- То есть как убирали?
- А так, исчезли на этой дрянной работе. Кто-то быстро схватил высокую
дозу , кто-то получил и смертельную дозу.
- Но как это он мог сделать?
- Дыр-то здесь опасных много. Меня сначала тоже чуть на тот свет не
отправили, надрезали скафандр и отправили готовить головку старой шестерки,
а та сифонит ото всюду. Хорошо прапор остановил и попросил вернуться в
раздевалку.
- За что же вас так?
- Ошиблись. Надрезали для другого и отправить должны были другого.
- Командир части, начальник штаба, что этого не видят?
- Командиру до фени. Он кроме охоты ничего не видит. Все дела отдал
майору, а начальник штаба, Николай Филипович, милейший человек никогда
ничего не видит и на все закрывает глаза.
- А вы, я вижу, независимы и не очень-то боитесь Голубовича.
- Я уже все что надо здесь потерял. Стал импотентом, без семьи, без
детей, без волос. Так-что мне уже больше терять нечего. Я вам еще
когда-нибудь, если вы еще сумеете продержаться хотя бы пол года, покажу одну
вещь. Могильник для солдат и офицеров.
- Не понял. Что разве не на клардбище?
Лейтенант засмеялся синтетическими зубами.
- Кто же их сифонящих сотнями и тысячами рентген, поместит на
клардбище. Могильник находится на последнем этаже хранилища. Там у мертвецов
даже кости в темноте светятся. А те кто похоронен на клардбище, те в пустых
оцинкованных гробах. Ключи от этого бокса у меня и майора.
- А он-то какое отношение имеет к нему?
- Однажды я пошел проверять комплект инструмента, после солдат. Воруют
всегда, сволочи. Иду и слышу глухой стук в дверь бокса. Подергал дверь,
закрыта. А когда ее отпер, так увидел старлея Воскобойникова. "Что ты сдесь
делаешь?" - спрашиваю. А тот трясется и волосы дыбом. Так и отправил в
санчасть. Мало того, что с ума сошел, так подхватил смертельную дозу. Майор
ко мне пришел и все удивлялся, как туда Сидельников попал. Я-то знаю почему.
Изнасиловал майор тринадцатилетнюю дочку старлея, а когда тот стал вякать,
то очутился в этом боксе.
- И никто не пожаловался?
- А кому? Замполиту. Это сволочь. Прокурору, в милицию,- их здесь нет.
Зона-то секретная, сюда даже не всякого инспектирующего пошлют.
- Спасибо, лейтенант, что предупредили.
- Вы мне симпатичны. Воевали, были ранены и еще не заражены этим
гнусным воздухом спец части. Приходите после поездки ко мне в берлогу,
выпьем от души.
Обычно, ядерные головки к ракетам отправлялись заказчику в специальных
вагонах, куда мы их укладывали изготовленной для этого дела траверсой. После
этого устанавливались и проверялись блоки жизнеобеспеченеия и головку
отправляли в нужное место в сопровождении дежурных офицеров и охраны. Так
вот, таким дежурным Николай Филипович назначил меня.
- Головку приняли?
- Да. - отвечаю ему.
- Будте очень аккуратны. Никого даже близко к вагону не подпускайте.
Вам Глафира Николаевна очень нравиться? - вдруг он резко перешел к
неслужебному разговору.
- Простите, я ее только первый раз увидел вчера и еще не успел
определиться.
- Ах молодость, молодость. Такая жденщина, огонь, не очень стариков
жалует. Ну ладно, поезжайте. Счастливого вам пути.
Его костлявая рука крепко сжала мою кисть.
Мы мотались по просторам России дней десять, хотя пункт назначения был
не так далеко. Наконец ночью подтолкнули к какой-то эстакаде, где в
окружении охраны разгрузили головку на машину и повезли в часть.
Утром в длинной палатке мы стыковали ракету к головке, готовя ее к
боевому дежурству. Когда операция была завершена, я вышел на солнышко, чтобы
вдохнуть свежего воздуха.
- Капитан? Скворцов? А вы что здесь делаете?
Напротив меня с группой офицеров стоял уже полковник, Филипенко.
- Прибыл старшим офицером с головкой СС-25, товарищ полковник.
- А как же танки? Это же твоя соловьинная песня.
- После ранения врачи не рекомендовали мне садиться за рычаги и в
отделе кадров решили, что я пригоден только для работ в хранилище.
- Вот мерзавцы. Боевого офицера гноить под землей. А ведь я тебя искал.
Мне сообщили, что ты болен и навряд ли вернешся в строй. Ну теперь все, ты
попался. Петр Иванович запиши все данные этого замечательного прохвоста и
направь требование в кадры.
- Есть, товарищ полковник, - лихо ответил старлей из его свиты.
Филипенко важно кивнул мне и свита тронулась вдоль палатки к маленькому
домику - входу в шахту. Около меня остался старлей, Петр Иванович.
- Бушует дед, - кивнул он на полковника. - В Германию забирают, так вот
он гребет с собой всех своих и лучших специалистов. Сюда прискакал, как бы
осмотреть новую шахту, а на самом деле уговорить начальника штаба поехать с
ним. Тебе тоже повезло, возьмет с собой. Так, давай свои данные.
Он достал лист бумаги и старательно все записал.
- Пока, наверняка еще увидимся.
Старлей побежал к домику, догонять свиту.
Я вернулся в свою спец часть-хранилище, что бы напороться на новую
неприятность. Глаша как бы невзначай пришла ко мне в гостинничную комуналку.
- Здравствуй, Саша. Вы маме очень понравились и она хотела что бы вы не
забывали наш уютный домик.
- Это говорит мама, а что скажет Глафира Николаевна?
- Глафира Николаевна, пожалуй присоединится к мнению мамы.
- Если так, то я постораюсь не забыть уютный домик и если меня сегодня
отпустят из части, то пожалуй приду.
- А тебя уже отпустили.
- Кто?
- Майор Голубович.
- Но мне никто ничего ни передовал и не говорил.
- Так вот, я тебе передаю. Разве этого не достаточно.
- Мадам, разрешите я все-таки перезвоню.
- Разрешаю, в конце коридора телефон.
Майор действительно разрешил мне сегодня быть свободным.
- Ну так что, убедились? А теперь пошли.
Мы пришли в ее домик, мамы в нем, действительно, не оказалось. На столе
лежала записка, где мама умоляла дочку поесть, так как она придет не скоро,
потому что останется с женой полковника на ее именинах.
- Ну вот, мы сейчас поедим, а там... пойдем гулять.
В непринужденной болтовне мы пообедали и после того когда Глаша вымыла
посуду, она забралась с ногами на диван и скомандовала.
- Чего вы там сидите? Идите сюда.
Я присел и вдруг Глаша прыгнула на меня, опрокинула и зашептала.
- Чего вы стесняетесь Саша, мы же одни.
Как хищная мигера, она ловко раздела меня и сама оказалась без платья.
Мы занимались любовью, как вдруг стукнула входная дверь и гнусненький
голос Ольги Матвеевны протянул.
- Глашенька, ты здесь? Где ты?
Я рванулся, но Глаша крепко прижала меня к себе. Я рванулся посильнее.
- Ой... Мне больно.
Было не до нее. Хватаю в охабку одежду и мчусь в соседнюю комнату.
Ножку стула запихиваю в ручку двери и начинаю торопливо одеваться.
- Откройте. Я знаю, это вы Саша, - стонал за дверью голос Ольги
Матвеевны. - Дело молодое, раз любите друг друга, то по людски обговорим,
как дальше жить будете.
Я подошел к окну. Шпиндели легко подались и, распахнув окно,
вываливаюсь наружу.
- Мама, он открыл окно, - раздался голос Глаши.
- Да слышу, дура.
Удираю от домика, как от чумы.

Прошло две недели. Глаша преследует меня и все офицеры городка заняли
странную позицию. Они вдруг признали мое право над ней. Пришлось купить у
местной самогонщицы, жене железнодорожника, бутыль с ее отравой и
отправиться к лейтенанту-хранителю, который все знал.
- А, явился таки. Давай, капитан, не стесняйся моей грязи, заходи.
Я поставил бутыль на стол.
- Догадываюсь, пришел по делу, а дела то и нет. Есть шлюха, которой
надо срочно жениться, так как новорожденному ребенку нужен отец. Приехал
новый не женатый офицер, вот и подобрали отца. Сразу честь гарнизона
соблюли, и стерву для дальнейшего развлечения под боком оставили.
- То есть как для развлечения?
- А так. С другими, кому надо спать будет. Вы что с неба свалились,
капитан.
- При живом муже что-ли?
- Кто тебе сказал, что он может быть живым. Как поведет себя так и
будет.
- Но ведь это же самодурство, самосуд что-ли.
- Здесь, на сотни километров, весь суд вершит командир части. Он тебе
батюшка, он тебе и бог.
Хранитель покапался в шкафу достал кусок хлеба, две луковицы и две
кружки. Разлил самогон и сразу опрокинул содержимое кружки в прогнивший рот.
- Хочешь отгадаю, у Соньки брал, эта стерва вплоть до птичьего помета в
это пойло мешает. Лейтенант боковыми зубами стал грызть луковицу, безобразно
растянув рот на правую сторону.
- Если я не соглашусь.
- Я тебе уже говорил, что будет. Но чует мое сердце, если ты
какой-нибудь финт не выкинешь, быть тебе в могильнике и светиться там
тысячелетиями своими костями. Таких как ты обычно прибивают.
- Что ж мне делать?
- Сначала выпей.
С отвращением выпил полную кружку отравы. Во рту остался привкус свинца
и табака.
- Не женись, это сломанная для тебя жизнь, а там будь все время
внимательным и осторожным.
Лейтенант выпил вторую кружку, а я почуствовал, что начал дуреть.
- Ты мне поможешь? - тяну связывающимся языком.
- Этому засранцу, майору, мы еще сумеем оттяпать одно место.
Мы так окосели, что я не помню что было потом. Но оказлось, что я
ворвался в дом к Глафире, там набезобразил и набил рожу Ольге Матвеевне.
- Саша, - сказала Глафира, поймав меня в корридоре у моей комнатушки, -
можно зайти к тебе.
- Только без фокусов.
Она вошла и стала у косяка двери.
- Саша, я беременна.
- Я тебя поздравляю, а кто отец?
- Ты.
- Я. Да мы только первый раз вместе спали две недели назад. Еще тогда
твоя мамаша накрыла нас с тобой и мне пришлось постыдно удирать, чтобы
необъясняться с ней.
- Так ты меня не любишь?
- С таким враньем, нет.
- Тебе придется на мне жениться. Мама все энергию проявит, но добьется
своего. Моему ребенку нужен отец.
- Иди ты...
Она не ушла. Ушел я, оставив ее в своей комнате.
Так появилось первое, потом и второе заявление гражданки Самсоновой в
политотдел и началось...
- Саша, - обратилась ко мне Глафира, когда я вышел из политотдела, -
прости меня. Ну понравился ты больше всех. Влюбилась я в тебя. Были у меня
связи с мужчинами, но тебя не было тогда, а появился ты и все изменилось.
- Нет, Глафира Николаевна. Измениться уже ничего не может.
- Посмотрим. Ты сам напрашиваешься на крайние меры.
Меня вызвал к себе майор Голубович.
- Что вы там натворили, капитан? Уважаемые люди нашего поселка жалуются
на вас. Вы здесь совсем недано появились, а за вами уже хвост неприятностей.
- Я ничего не натворил.
- Это называется не натворили. Избили Ольгу Матвеевну, прекрасную
женщину, ни разу в поселке про нее не услышишь плохого слова. А девочку,
Глашеньку, утащили в постель и изнасиловали.
- Это все ложь.
- Вот как. Нет, капитан, это не лож. Вы обязаны исправить свои гнусные
поступки и путь у вас один, женитесь на Глафире Николаевне и мы все забудем.
Закроем, так сказать, глаза.
- Не собираюсь жениться.
- Это ваше последнее слово?
- Да.
Он полез левой рукой под стол нажать кнопку, но я перегнулся схватил
майора за ворот и, несмотря на его вес, вытянул к себе.
- Ах ты скотина, козел вонючий.
- Ты попла...
От души врезал ему. Голубович покатился по столу боком и упал на пол.
Вот тебе. Офицерский коричневый туфель попал в круглую рожу. Его подкинуло.
Изо рта пошла кровь. Майор схватился за лицо и завыл. Еще для приличия
двинул ногой два раза и вышел из кабинета.
В мою комнатушку пришел дежурный офицер и два солдата с автоматами.
- Капитан Скворцов, по приказу командира части вы арестованы.
- Но его нет.
- Есть его заместитель, майор Гролубович. Одевайтесь, пошли.
Меня ведут через весь поселок, но почему-то в направлении опасной зоны,
в хранилище.
- Лейтенант, - говорю я дежурному офицеру, - губа в другой стороне.
- Там для солдат, а вам придется отсидеть в хранилище, в комнате для
дежурного персонала. У нас такой порядок.
Действительно, меня приводят на второй этаж подземки в комнатенку,
рядом с приборным блоком для дежурных офицеров. Их трое, они сидят перед
своими экранами, лампочками, кнопочками и следят за состоянием ядерных
головок, вверенных им участков.
- Влип, - смеется один, когда меня проводили за их спинами. -
"Голубчик" из тебя еще кровь выпьет.
- Гриша, кончай запугивать парня, ну вляпался в дерьмо, у кого не
бывает. Папашка придет и все уладит.
Ключ прогремел в дверях и стало ужасно тихо. Я прилег на диванчик и
задремал.
Прошло наверно часа четыре. Опять загремел ключ и дверь открылась. На
пороге стоял майор с лицом распухшим и заляпанным пластырями. В руке он
держал пистолет Макарова. За ним стоял и ухмылялся... лейтенант-хранитель.
- Выходи, - потребовал майор.
В приборном блоке дежурные офицеры замерли в неестественных позах. Двое
откинулись в своих креслах, третий развалился на приборной доске. Они или
умерли, или спали.
- Что с ними? - удивился я.
- Хе...хе...хе... - гадливо засмеялся лейтенант-хранитель. - Перепились
ребятки и заснули.
- Не сдохнут. Ты их не очень? - заметил майор.
- В порядке. Я им снотворное еще забухал в самогон.
- Двигай, - майор двинул мне рукояткой пистолета по спине.
Мы пошли по этажу и... вошли уже в знакомый мне кабинет хранителя.
- Ты ему все же ручки-то в наручники, - опять беззубо улыбается
хранитель.
- У тебя эти железки есть?
- А как же.
Хранитель вытащил из стола наручники.
- Давай свои рученьки-то.
- Ну и подлец же ты.
Я протянул руки перед собой.
- За то ты настоящий дурак. Хотя бы поинтересовался кем мне приходиться
майор Голубович.
- Теперь-то можно узнать?
- Чего ты с ним либеральничаешь? Все получилось как надо. Остался
последний штришок, - кривился майор.
- Хорошо, братец. Слышишь, придурок..., бра-тец. Вот тебе бумага,
сначала подмахни вот этот документ.
На стол легло в фирменном бланке свидетельство о браке.
- Что это?
- Документ о том, что гражданка Самсонова Г. Н. находится в состоянии
законного брака с гражданином Скворцовым А. Г. Видишь ли, подпись Глафиры
Николаевны есть, а твоей нет.
- Подписывай, - ствол пистолета майора проехался у меня по щеке. На
стол капнула кровь. Я скованными руками взял ручку и кое-как накарябал
фамилию. Майор, криво улыбаясь, сунул свидетельство во внутренний карман.
- А теперь пиши письмо.
- Это еще зачем?
- Пиши, что тебе надоело обижать свою жену, без конца несправедливо
ревновать ее к мужчинам и ты у нее просищь прощение и... кончаешь жизнь
самоубийством.
- Вы это серьезно.
- Я тебе, - хранитель погладил меня по волосам, - даже местечко в
могильнике предусмотрел. Я тебя повешу на стене. Ты там будешь вместо
христа. Я даже буду приходить и вспоминать, как я надул такого простака.
- Хорошо, напишу, руки освободите.
- Еще чего захотел. Вот садись и пиши.
- Ладно, а нельзя ли написать без присутствмя ваших гнусных физиономий.
Я хочу написать еще домой.
Они переглянулись.
- У тебя там в столе ничего нет?
- Только бумаги.
- Выполним последнюю волю умирающего. Выйдем. Потом мы тебя кольнем
шприцом и отведем в последнюю, так сказать, обитель. Даем тебе десять минут.
Они вышли. Я поднес скованные руки к часовому корманчику брюк. Где они
мои спасители М-801. Пальцем выковыриваю ампулу и давлю ее на столе
браслетом наручников. Стекло разлетается, теперь пилюлю в рот. Так, значит
надо потянуть время. Беру ручку и начал струдом выводить на бумаге всякую
чепуху о том, что я знаю что ребенок майора и он виноват в моей гибели.
Прошло десять минут.
Мои убийцы появились и встали по бокам.
- Ну как?
Майор взял бумагу и стал читать.
- Чего ты написал? Что мой ребенок, так это знают все офицеры
гарнизона, кроме тебя. Глашка -дура, гарнизонная шлюха, и отдавалась каждому
мужику, кто бы не попросил. Ребенок родится через пять месяцев и ему нужен
отец, потому-что нашелся какой-то козел, который сообщил на верх о разврате,
так сказать, который происходит у нас и указал, как пример, на эту
потаскуху.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155