Не только смерть, но и позор и смерть его отца, если бы он не выдержал и рассказал бандитам то, что они пытались узнать.
Страх пыток придал Рамону силы. Лучше умереть здесь, среди холмов, где никто не сможет вырвать у него секрет золота Священников, чем пойти на предательство.
Но какая-то внутренняя сила поддерживала юношу и не давала лечь и умереть здесь, на дороге. Даже после того, как физически иссяк, он продолжал свой путь. Губы его распухли и потрескались, глаза почти не видели от ослепительных отблесков солнца на бело-меловых горах.
С полудня он двигался как в тумане. Смерть шла за ним по пятам, и вороны снижались над его головой всякий раз, когда он спотыкался и падал на колени.
Рамон сам не понимал, почему опять встает на ноги. Ему уже не хотелось жить. Смерть маячила перед ним, как счастливое избавление от страданий... горло пересохло от жажды, хрупкое тело уже находилось в предсмертной агонии. Всякий раз, когда он падал в тени чахлого мескитовОго дерева, Рамон чувствовал искушение остаться лежать неподвижно и умереть, но неиссякаемый дух поднимал его и заставлял снова идти вперед.
Его мысли давно потеряли связность. Он уже не смотрел вперед, определяя расстояние между собой и горами, у подножия которых находился лагерь его отца, расположенный в тени тополей у бурлящего ручья.
С верхушки каждой гряды холмов юноша смотрел только на новое препятствие — верхушку следующей гряды. Смотреть дальше и надеяться на большее он уже не мог.
Рамон Наварро унаследовал несгибаемый дух от своих предков, закаленных в боях конкистадоров и обладающих поистине железной волей индейцев. Этот дух сделал мексиканцев гордой нацией, которая сегодня пытается избавиться от гнета и подавления и заявить о том, что сама способна решать свою судьбу.
Карабкаясь на очередной холм, Рамон дважды падал лицом вниз, прежде чем достиг вершины, но всякий раз вставал и, шатаясь, брел вперед.
На дне длинного оврага чахлые ивы склонились над усыпанной галькой промоиной, которая в тени деревьев все еще хранила влагу после вчерашнего дождя. Шатаясь и падая, юноша спустился на дно оврага и ничком упал в тени. Его пальцы инстинктивно впились в песок в последней отчаянной надежде найти воду.
Над промоиной стояла звенящая тишина. Пальцы юноши перестали грести песок, и теперь он, не шевелясь, лежал лицом вниз, скрытый от посторонних взоров ивами.
Над ним неторопливо кружили стервятники. Их внимательные глаза-бусинки были устремлены на то место, где исчез Рамон. Они кружили все ниже и ниже, терпеливо ожидая, выползет ли он на другой склон оврага. Вся их жизнь состояла в таком бесконечном ожидании, и терпения у них было больше, чем у любого живого существа.
А всего в нескольких милях от этого места еще один человек продвигался по бескрайней молчаливой земле. Это был худощавый старик с длинными седыми волосами, которые в беспорядке торчали из-под высокого сомбреро. Он сидел без седла на сером муле, и его обутые в мокасины ноги почти касались земли.
Во внимательном взгляде черных глаз старика было что-то орлиное. Он еще утром выехал на поиски своего сына, после того как его мул вернулся без седока. Глаза старика под густыми седыми бровями были сосредоточенны и внимательны, пергаментная кожа плотно обтягивала худое лицо. Его тонкие узловатые пальцы цепко держали гриву мула, и он часто что-то бормотал, обращаясь к уверенно шагавшему животному.
Джулиано Наварро прекрасно понимал тщетность своих усилий в одиночку найти Рамона в этих безграничных просторах, но та же сверхсила, которая так упорно поддерживала мальчика на его пути домой, подтолкнула старика на поиски с раннего утра.
Совсем рядом, между двух холмов, скрытый чахлыми ивами, уткнувшись лицом во влажный песок, лежал юноша. Отец ехал наугад, и путь его пролегал в миле от того места, где находился Рамон.
Но, несмотря на всю свою жестокость и неуважение к человеческой жизни, природа иногда может сотворить для нас чудо. Кружащие хищники были вестниками смерти. В то же время они, подобно сигнальным ракетам, посылаемым с севшего на мель корабля,
указывали путь спасителю. Лениво кружа над телом юноши, они Сразу привлекли внимание старика Наварро.
Джулиано выпрямился на спине неуклюже шагавшего мула и, подняв к небу глаза, воскликнул:
- О Господи! Гляди, Чато! Стервятники ждут смерти какого-то бедняги.
Чато равнодушно пошевелил ушами, услышав голос хозяина. Повинуясь движению поводьев, он изменил курс, его печальные глаза выражали полное безразличие и покорность.
— Мы отпугнем их,— объяснил старик мулу.— На этой жестокой земле гринго единственное, что мы можем сделать, это похоронить покойника.
Огромные черные вороны опускались все ниже и ниже, когда Чато вдруг выставил вперед свои длинные уши и громко закричал. Затем, как бы проснувшись, он перешел с медленного шага на бодрую рысь и быстро примчал Джулиано к своему несчастному хозяину, Рамону, запах которого он почуял.
Чато был единственным свидетелем встречи отца и сына. Время от времени он поднимал морду и громко кричал, отпугивая стервятников, которые поднимались все выше и выше в безоблачное небо.
ГЛАВА VI
Теплая вода лилась из фляги в лицо Рамону, возвращая его к жизни. Тусклые глаза уставились на склонившегося над ним худощавого человека, и распухшие губы прошептали:
— Вода. Матерь Божья, это вода...
— Да, да, малыш, у нас много воды,— успокаивал его старик. Дрожащими руками он наклонил флягу и тонкой струйкой лил воду в рот Рамону, осторожно останавливая струйку после того, как измученный жаждой юноша делал несколько глотков. Из старческих глаз струились слезы — он увидел, что на лице юноши появляется румянец. Рамон попытался приподняться.
Помогая ему сесть, старик вздрогнул от ужаса. Он увидел, что спина Рамона покрыта кровавой коркой.
— Господи Боже мой! — закричал он сдавленным голосом.—
Что случилось?
— Это ничего, папа,— Рамон попытался улыбнуться распухшими губами. Он опустил худые плечи и спросил:
— А еще есть вода?
— Есть. Воды много, но ты должен сначала пить понемножку. Затем мы с Чато отвезем тебя домой.
Мальчик посмотрел на терпеливо ожидавшее его животное с благодарной улыбкой.
— Я знал, что Чато не подведет. Прошлой ночью, когда я наткнулся на гринго, я сказал ему, чтобы он поспешил к тебе и рассказал, что случилось.
Присев на корточки в тени ивовых деревьев и ловко свернув сигару из кукурузного листа, старик одобрительно усмехнулся.
— Да, какой шум поднял Чато ночью! Он орал так, как будто он — мать, потерявшая единственное дитя.— Мексиканец помолчал, прикуривая, его лицо стало суровым.— Так ты говоришь, гринго?
- Да, папа. Я убил камнем жирного зайца и оставил Чато на дороге, пока спускался за ним. Они налетели и окружили меня... Все в масках и с пистолетами.
Старик понимающе кивал. В его черных глазах горел злой огонь, но он спокойно спросил:
— Наверное, это был Колтер и его люди?
— Я думаю, это были они, папа. Хотя они все время были в масках. Их было четверо. Они завязали мне глаза, посадили на
лошадь и увезли далеко в пещеру у реки. Они били меня плетью, чтобы я раскрыл им секрет сокровища.
— И ты... ты рассказал им...
Хотя Джулиане и попытался казаться спокойным, голос у него дрогнул.
— Я ничего не сказал им, папа;
Рамон гордо поднял голову, его глаза горели. Он сделал большой. глоток из фляги и продолжал:
— Была страшная буря,, и вдруг из тьмы появился еще один гринго. Тоже в маске, как и другие, но он был не с ними. В каждой руке у него было по пистолету, он заставил их отпустить меня. Они испугались гринго, убежали и не вернулись. После мы с ним разговаривали.
— Гринго в маске с двумя пистолетами? — пробормотал старик.— Возможно... он не сказал тебе своего имени, Рамон?
— Он ничего не сказал, только то, что люди считают его плохим человеком. Но я этому не верю. Он сильный и бесстрашный, но в то же время добрый.— В голосе юноши прозвучала нотка глубокого уважения.
Отец подозрительно взглянул на него и пробормотал:
— Мое письмо уже должно было дойти до Стива Фишера, и ему пора бы уже добраться до Нью-Мексико. Может быть, это был он... сын сеньора Фишера, моего старого друга?
— Я не думаю, папа. Я просил его поехать со мной к тебе, но он, кажется, ничего не знает ни о тебе, ни о сокровище.
— И он отказался? — резко спросил старик.
— Да, папа. Он уехал... один. И мы его больше не увидим,— голос Рамона был унылым, полным детского разочарования.
— Я очень устал, папа.— Он поднялся на ноги, скривившись от боли.
Джулиано Наварро решил больше не продолжать эту тему. Он взял Рамона за руку и помог ему взобраться на лохматую спину мула. Потом похлопал его по тощей шее, поворачивая туда, откуда они пришли.
— Я пойду рядом. То, что я нашел тебя живым, придало мне силы. Я думал, что никогда тебя не увижу,— ответил старик на предложение Рамона поменяться с ним местами.
Они огибали подножия холмов, в тишине наступающего вечера старик живо рассказывал о своих безнадежных поисках, о том,, как стервятники подсказали ему, куда ехать.'
— Это просто чудо, Рамон,— сдержанно завершил он свой рассказ.— Чудо, ниспосланное с небес ангелами, которые следят за нами. Мы больше не будем считать больших черных птиц предвестниками несчастья.
Каждое движение мула доставляло Рамону жгучую боль. Его рука лежала на плече отца. Они чувствовали полное единение и взаимопонимание. Это было нечто большее, чем кровное родство. Это единство родилось в результате многих лет, проведенных вместе в горах Запада, в погоне за тем, что сталр целью всей их жизни — за сокровищем Священников, до которого теперь было рукой
подать.Изнуряющая послеполуденная жара отступила, легли вечерние тени. Солнце садилось за шершавую гряду холмов во всем своем сверкающем величии, которое можно увидеть только в засушливых и пустынных местах Запада. Холмы зажили новой жизнью: выскочили из своих прохладных нор зайцы, сороки о чем-то бранились в зарослях мескитовых деревьев, а вечерняя песня полевых жаворонков и пересмешников радостно лилась в тишине вечерних сумерек.
Наконец вся тройка спустилась в пологую лощину, тенистую и прохладную, в глубине которой журчал крошечный ручеек. Здесь они остановились, чтобы дать отдых Чато и напоить его, отец с сыном растянулись на покрытом мхом берегу, вдоволь напившись холодной родниковой воды.
Путь лежал по дну лощины, скрывающей маленький ручеек, под ветвями можжевельника и сосен, вверх, в расщелину между скал, к крутой скале, заросшей тополями. Из камней бил чистый и холодный родник.
У подножия утеса было построено грубое, крытое соломой убежище, служившее семье в течение трех последних лет — с тех пор как Джулиано обнаружил этот родник и пришел к выводу, что именно он и. обозначен на выцветшей пергаментной карте. Картой он владел с того -времени, как победоносные войска пеонов Бенито Хуареса выбили императора Максимилиана из Мехико.
В течение этих трех лет родник был отправной точкой бесчисленных экспедиций, в которых они искали ключ к разгадке карты сокровищ, оставленных Священниками. Вместе они спокойно бродили в горах. Местные фермеры, знавшие об их поисках, считали их помешанными и глумились над ними.
И вот теперь, когда сокровище было почти у них в кармане, начали слетаться голодные стервятники, чтобы украсть у них плоды их тяжелого и изнуряющего труда.
Понимая, что он слишком стар и не сможет справиться с такими людьми, как банда головорезов Колтера, когда рано или поздно слухи о его находке распространятся в округе, Джулиано Наварро ожидал приезда Стива Фишера, чтобы сделать последний шаг на пути к сокровищу. После трех лет тщетных поисков он по воле случая разгадал тайное значение всех символов на карте и теперь знал точное местонахождение клада. Меньше чем в десяти часах езды от их лагеря он лежал, ожидая своего часа.
И старик был согласен спокойно ждать, полностью уверен, что золото наверняка там. Всю жизнь он отдал поискам и хотел заполучить это золото только для Рамона. Одну треть Рамону, одну треть миссис в Гваделупе, которой это золото принадлежит по праву, и треть тому, кто поможет перевезти это золото через Границу...— так Джулиано решил разделить клад.
А пока он терпеливо ожидал Стива Фишера, который должен был откликнуться на его письмо... письмо, которое осталось в руках Попа Джадкинса.
Чато вытянул шею и громко заревел, когда Рамон с отцом приблизились к крытой соломой хижине под тополями. Утес ответил резким эхом. Рамон по-детски рассмеялся и, наклонившись вперед, потрепал Чато за уши.
— Слышишь, папа, Чато говорит мне: «Добро пожаловать!» Старик печально кивнул:
— Да, малыш, прошлой ночью Чато тоже переволновался.
Он зашагал к хижине, а мул остановился под деревьями и ждал, пока Рамон слезет и снимет с него уздечку.Поднимаясь по хорошо утоптанной тропинке, которую он уже не надеялся увидеть, Рамон заметил в дверном проеме свет. На грубо сколоченной полке стояла зажженная керосиновая лампа, которая отбрасывала мерцающий свет на убранство хижины, убогой, но очень чистой и аккуратной.
Широкий соломенный тюфяк в одном углу служил хозяевам постелью, вся обстановка состояла из трех перевернутых деревянных ящиков, а еще два ящика служили стульями. Свою нехитрую снедь они готовили на очаге, сложенном из нетесаных камней, добытых из стены утеса; труба очага была сделана из самана. Над ним покачивался на крюке закопченный котелек. В углу по ржавому жестяному лотку бежал ручеек холодной горной воды. В общем, обитатели хижины считали, что устроились они вполне удачно.
Старик сидел на корточках у очага и дул на тлеющие угли, когда вошел Рамон. Юноша направился прямо к тюфяку и устало опустился на одеяло.
Пламя лизало охапку сухого хвороста, который Джулиано бросил поверх углей. Он обернулся и ободряюще улыбнулся сыну:
— Скоро будет теплая вода, и я вымою тебе спину. В котелке есть фасоль и лепешки, поешь.
Глаза Рамона радостно блеснули.
— Хорошо папа. Сегодня был момент, когда я думал, что больше никогда не захочу есть. Но сейчас ужасно хочется фасоли.
Отец понимающе улыбнулся и, повернувшись к огню, подбросил еще хвороста. Скачущие языки пламени освещали хижину и наполняли ее уютным теплом. И вдруг снаружи донесся резкий звук, нарушивший недолгий покой. Это ревел Чато.
Рамон в удивлении приподнялся:
— Послушай, папа...
— Тише...— старик поднес палец к губам.
Они сидели в напряженном молчании. Откуда-то издалека, с подножия холмов, долетело ответное ржание лошади.
Старик живо поднялся. Было видно, что страх в нем борется с надеждой.
— К нам едет гость. Может, это Лем Колтер возвращается, чтобы довершить то, что ему помешали сделать прошлой ночью?
Он снял со стены над очагом старый дробовик и, спустив ствол к земле, застыл в раздумье.
— Возможно,—возбужденно зашептал Рамон,— это тот гринго, который спас мне жизнь. Когда прошлой ночью он уезжал, я подумал, что... он может... вернуться...
— И еще это может быть Стив Фишер из Нью-Мексико,— напомнил ему старик. Он быстро подошел к лампе, потушил ее и замер, прислушиваясь. Оба отчетливо услышали приближающийся топот копыт. Сквозь сумерки к ним мчался одинокий
всадник.
— Пойду посмотрю, кто это,— прошептал отец.— Накройся одеялом и сиди тихо. Если не услышишь выстрелов, значит, это друг.
— Если это человек с двумя пистолетами, ты узнаешь его по высокому росту и мужественному лицу,— возбужденно проговорил юноша.— Папа, не стреляй, пока не увидишь, кто это.
— Не волнуйся...
Старик вышел наружу и исчезав полумраке. Теперь стук копыт раздавался совсем рядом. Всадник скакал по тропинке, проходившей по дну лощины. Привлеченный громким приветствием Чато, он наверняка заметил тусклый свет хижины.
Мальчик лежал, плотно закутавшись в одеяло, дрожа от странного чувства надежды и ожидания.
Внезапно стук копыт смолк, и больше ничего не было слышно. Рамон начал бормотать молитву, надеясь услышать хоть какой-нибудь звук за дверью, который поможет понять, друг это или враг. В полумраке хижины воображение Рамона ясно рисовало мужественные черты Малыша Рио.
«Только бы это был он!» Его спаситель отказался поехать с ним, но ведь он мог передумать. Рамон напрягал свой слух, старался восстановить в памяти все, что говорил ему Малыш, пытался вспомнить его голос.
Вдруг снаружи раздался голос Джулиано... ему ответил голос американца. Рамон сбросил одеяло и вскочил на ноги.В дверях появился отец и радостно сказал:
— Скорей, сынок, дай больше света. Нам на подмогу приехал Стив Фишер из Нью-Мексико.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16