– Совсем не нравится. Кто знает, какую интригу она затевает против вас с Артуром. А ведь она способна внушить что угодно. Если обман будет раскрыт, она взвинтит толпу и направит ее безумство против тебя.
Его доводы были убедительными, но с моей долговязой фигурой и простым лицом легко сойти за мужчину, стоило только надеть брюки и прикрыть волосы. И поскольку при обряде кто-то должен был присутствовать, однорукий воин в конце концов сдался и обещал снабдить меня крестьянским плащом с капюшоном, но лишь в том случае, если я позволю пойти со мной Грифлету. Псарь уже однажды спас мне жизнь, а поскольку он не числился среди известных соратников короля, его не так-то просто было узнать.
– Но ты должен поклясться молчать, – предупредил псаря Бедивер, после того как тот согласился меня сопровождать.
Грифлет торжественно посмотрел на меня.
– Во имя безопасности королевы я не раскрою рот даже жене, – пообещал он. Вспомнив, какие близкие отношения у них были с Фридой, я поняла, что клятва вовсе нешуточна.
Весть об обряде прокатилась среди крестьян, и вскоре о нем заговорили и наши домашние. Мордред тут же попросил разрешения взять туда Синрика.
– Хоть вы и друзья, сакс по-прежнему остается заложником и не смеет покидать двор, – ответила я приемному сыну, подыскивая причину, как бы удержать их обоих подальше от Стоунхенджа. Если кто-нибудь не поверит в мой маскарад, это может стоить мне жизни. – Артур оставил его на попечение Бедивера. И я не хочу идти против воли короля.
Приемный сын смирился с моим решением, но бросил на меня один из своих загадочных взглядов. Как его отец и тетя Моргана, Мордред умел скрывать свои чувства под маской непроницаемости, если хотел отгородиться от людей. У них это, кажется, было семейной чертой. Моя молочная сестра Бригита недавно обосновалась в монастыре в Амсбери, расположенном невдалеке от Стоунхенджа. Я сообщила домашним в Камелоте, что собираюсь ее навестить и несколько дней буду отсутствовать. Мы выехали с Грифлетом рано утром без всякой пышности и фанфар и еще до полудня сменили дорожные костюмы на грубую крестьянскую одежду.
Моя старая кобыла Фезерфут сама выбрала шаг, и, добравшись до Амсбери, мы представляли собой пару странников, слившихся с людским потоком. Уже наступил вечер, когда Грифлет поставил лошадей в конюшню и вместе с другими паломниками мы пешком направились к дольменам.
Боги по всей Британии оставили камни, стоящие вкруг, но самым святым из всех мест был Стоунхендж. Огромные грубые глыбы возвышались в три человеческих роста, а внешний их ряд связывали наверху горизонтальные камни, образуя кольцо. Греки считали его храмом их солнечного бога Аполлона, но мы, британцы, называем его Танцем Гиганта и не допускаем мысли, чтобы его мог построить один-единственный бог. Даже самое могущественное божество не способно без помощи соорудить такой храм.
В юности Мерлина отправили поставить на место несколько упавших камней. Когда маг справился с задачей, его отец уже умер и был погребен под каменным алтарем, который Мерлин задумал как памятник кельтским героям прошлого. Через несколько лет там похоронили отца Артура, и место стало своеобразной гробницей верховных королей. Когда-нибудь и самого Артура погребут во внутреннем святилище.
Преодолев последний некрутой подъем, мы увидели камни, громоздившиеся над нами на фоне вечернего неба. Зрелище было захватывающим, но я остановилась как вкопанная еще и от того, что вся местность вокруг Стоунхенджа мерцала огнями костров. Сотни, а может быть, тысячи паломников толпились у общих котлов с кипящим мясным варевом, танцевали у костров, наполняли воздух своим пением и смехом. Здесь было гораздо больше людей, чем я предполагала, и холодок дурного предчувствия прошел у меня по спине.
Натянув капюшон на лоб, я шла вслед за Гриф летом и не раскрывала рта, когда он говорил за нас двоих. Он сердечно приветствовал каждого и как бы нечаянно сообщал, что мы братья и пришли из деревни, чтобы встретить восход и посмотреть, какое чудо сотворит жрица. Поскольку и все остальные пришли сюда с той же целью, его рассказ с готовностью принимали.
Вокруг только и говорили о том, что должно было произойти, и бросали быстрые взгляды на факельщиков, которых Моргана расставила в каждом проеме внешнего каменного кольца. То ли чтобы удерживать снаружи толпу, то ли чтобы не выпускать неведомые силы изнутри, они в окаменевшем молчании застыли в ночи. Некоторые из наших спутников творили знаки против зла, другие почтительно кланялись святилищу, но я не заметила, чтобы кто-нибудь перекрестился. Наверное, христиане не имели желания противиться Моргане во время ее страшного обряда.
Ни Грифлет, ни я не хотели принимать участия в пирушке, которая обещала продлиться всю ночь, и, раскатав постели, заснули у одного из монолитов.
В самые холодные предрассветные часы нас разбудил заунывный звон, словно от большого колокола. Все ринулись к огромным камням, и, как только мы поднялись на ноги, нас подхватила толпа. На бегу я потеряла Грифлета и оказалась в первом ряду зрителей, прорвавшихся внутрь внешнего круга. Факельщики отошли и обступили ограждение алтаря, чтобы люди не подходили к нему слишком близко. Они были рослые, наверное, из тех телохранителей, которых Моргана везде брала с собой, и мои соседи, толкаясь, выбирали место, чтобы можно было смотреть между ними и изогнутыми камнями алтарной ограды.
По паре факелов поместили в каждом конце алтаря, а посередине, в пятне их света, ритмично и размеренно карлик бил молотком с двумя ручками в гонг, который висел над его головой.
Его вид заставил меня содрогнуться. Помощник Морганы имел могучую, как у кузнеца, верхнюю часть тела: широкие плечи, бычью шею, но ноги были настолько коротки, что он едва доставал нормальному человеку до груди. Мрачный и преданный, он всегда был рядом со жрицей озера, и поговаривали, что любил ее безнадежной любовью.
Когда верующие собрались, карлик опустил молот, и последние отзвуки гонга замерли в ночи. Несмотря на свой рост, он имел зычный голос и объявил появление феи Морганы, верховной жрицы Богини и госпожи озера. Толпа притихла и подалась вперед, чтобы лучше все разглядеть, потом удивленно зашумела, когда сестра моего мужа вынырнула из тени и прыгнула на плоский камень алтаря. Как и раньше, изящная и красивая, она стояла неподвижно, как статуя, и блики от факелов играли на ее белом платье. Черные, точно ночная туча, волосы, как у девочки, разметались по лицу, массивный золотой обруч обвивал шею. Сложив руки для благословения, она медленно поворачивалась, обращаясь к стоящим вкруг верующим. Когда всеобщее внимание было приковано к ней одной, она воздела руки к звездному небу, молчаливо приветствуя Богиню. Рукава ее платья упали, и я увидела на одной руке золотую змейку, на запястье другой сверкнули тяжелые с эмалью браслеты.
Напряженная, как натянутая тетива лука, верховная жрица ждала появления божества. Я подумала, что есть единственная цель, которая связывает священнослужителей и королей: и те и другие должны быть готовы предложить свои жизни в качестве мостика между богами и людьми. А взамен они ждут верности и готовности к сотрудничеству. Здесь толпа отвечала на призыв в полной мере, посылая госпоже озера волну за волной почтение. Наконец Моргана все сметающим жестом уронила руки и, призвав Богиню со всех сторон горизонта, приступила к молитве.
Голос ее завораживал: то падал вниз, то взмывал вверх и с небес снова низвергался на землю, пока она звала Мать. Онемевшая толпа следила за ее действиями. Окропив алтарь водой из особого сосуда, жрица бросила крупинки фимиама на угли кадила. Более часа в ожидании рассвета она очищала святилище и возводила магические стены защиты.
Когда небо на востоке посветлело, огромные камни словно слились в темноте в призрачную неясную форму. Наверху между начинающим серебриться небом и темнеющей землей парили перемычки. И мы, смертные, внизу жались друг к другу под арками, дрожа от надежды и страха.
Верховная жрица пустилась в медленный танец под музыку, слышимую ей одной. По мере того как она впадала в транс, зеленые глаза стекленели, ноги двигались все быстрее и быстрее. Она отдавалась танцу, пока не принялась бешено вращаться, капли пота заблестели на коже, волосы на голове разметались нитями, словно змеи.
– О, Утроба Жизни, ниспошли нам свое благословение, – молила Моргана. – Ниспошли нам свое милосердие, свою силу, свое всепрощение! – Она трясла головой, закидывала ее назад, всецело предаваясь силе Великого: тело и дух сливались в одном могучем крещендо. – Прости своего сына, своего недостойного сына, который в припадке отчаяния отнял жизнь у той, которая его родила. Очисти его от неистовства, сделай цельным и обнови. Подними его, о Мать, подними, как ты поднимаешь солнце!
С громким рыданием она распростерлась на алтаре, вытянув руки в сторону входа висящих камней. Все обратили свои взоры туда, куда указывали ее руки. Там на фоне показавшегося над горизонтом летнего солнца чернел Подошвенный камень, который, точно палец, указывал в небо. Медленно, неумолимо ослепительный солнечный диск полз вверх по небосклону, и камень отбрасывал длинную тень прямо на верховную жрицу. Вокруг нас повисло гробовое молчание, как будто весь мир затаил дыхание и следил за тем, как съеживается тень по мере того, как светило поднималось к зениту. А потом произошло чудо: из тьмы у основания Подошвенного камня развернулась и медленно поднялась фигура человека и встала в потоке благостного света.
– Агравейн! – выкрикнула Моргана, толпа, как один человек, выдохнула, и в это время высоко над головой запел жаворонок. – Ступай к своим братьям, и они простят тебе смерть своей матери.
Сын Моргаузы шагнул по проходу от Подошвенного камня к алтарю, и шепоток среди собравшихся превратился в пение.
– Агравейн! Агравейн! – выкликали они, и все их внимание было приковано к кающемуся. В этот миг я бросила мимолетный взгляд на верховную жрицу, и у меня в жилах застыла кровь. Гарет, Гахерис и Мордред стояли рядом с ней на алтаре.
Не веря своим глазам, я чуть не вскрикнула. Разве я не запретила ему ехать сюда? Или он понял, что запрет касается одного Синрика? Сколько времени Мордред и его братья провели с Морганой, и о чем она им рассказывала? От одной мысли, что люди могут узнать, как Артур возлежал со своей сестрой, мне стало дурно, и слезы подступили к глазам… кровосмешение – один из самых древних запретов. И кто знает, какого наказания может потребовать народ?
Агравейн подошел к алтарю и с униженным смирением встал на колени среди братьев. Первым к нему приблизился Гарет, и они вдвоем с Мордредом подняли его на ноги. В свете нового дня на лицах всех троих блестели слезы.
Когда братья заключили друг друга в родственные объятия, толпа заревела. Облегчение и радость, изливающиеся из каждого рта, переросли в торжествующий крик. Благодаря Богиню, люди падали на колени, и вместе со всеми опустилась и я, склонив голову так низко, чтобы капюшон совершенно закрыл мне лицо. Я опасалась поднять глаза, боясь, чтобы кто-нибудь из оркнейцев меня не узнал, и глядела в темную землю в страхе от того, что готова была сотворить Моргана.
Толпа выжидательно притихла, и вот верховная жрица произнесла слова, которые закружились над нашими головами:
– Где же ваша королева? Я, верховная жрица, представляю богов, а Гвиневера, – она сделала паузу, чтобы мое древнее имя растворилось в воздухе, – Гвиневера представляет вас, людей. Она должна быть здесь. Ее приглашали, но она не пришла.
Толпа начала роптать, и у меня екнуло в груди. Я беспокоилась за Артура и совсем упустила из виду, что Моргана может использовать обряд против меня.
Голоса вокруг сделались сердитыми, а я клонилась все ниже и ниже, пока лоб не коснулся колен. Я уже видела, как однажды бесновалась толпа, как она неистово требовала жизни моего отца, знала, какой она может быть кровожадной.
Волна недовольства нарастала, потом начала стихать, и тогда жрица потребовала тишины.
– Нам, по крайней мере, повезло в том, что с нами отпрыски дома Лота. Все, кроме одного.
«Вот теперь она говорит истинную правду», – подумала я, и у меня перехватило горло.
– А Гавейн, светловолосый наследник трона, уехал, чтобы вступить в спор с варварами во Франции!
Возгласы одобрения пронеслись надо мной, а я лежала, сжав кулаки, и по моему телу катился пот. Я не могла поверить в то, что Моргана привлекает внимание толпы к Гавейну, а не к Мордреду. Почему она не выбирает легкий путь – ведь Мордред ее главное оружие?
Я сглотнула ком в горле. Разве возможно, чтобы она не знала, кто отец Мордреда? Или жрица затеяла куда более сложную и гнусную игру: настроить впоследствии сына против отца?
Наконец, вдоволь поприветствовав сыновей Лота, толпа зашевелилась, выражая явное желание разойтись. И тогда Моргана в последний раз благословила людей и отпустила по домам.
Люди сновали мимо, а я по-прежнему в изнеможении лежала на земле, в ужасе от того, что могло произойти. Почти тут же ко мне подошел Грифлет и, слабую, пошатывающуюся, поднял меня на ноги.
– Говорил ведь тебе не присасываться так к бурдюку с вином, – гудел он, закидывая мою руку к себе на плечо. – Ну что ты за человек – напиться во время святого обряда! Ну, если бы ты не был моим братом…
Я свесила голову и позволила себя волочить, то и дело пошатываясь, как будто была измождена физически так же сильно, как и духовно. Когда мы взяли из конюшни лошадей, Грифлет настоял, чтобы мы направились прямо в монастырь Бригиты.
– Господи помилуй! Что ты с собой наделала? – воскликнула, увидев меня, моя молочная сестра. – Королева ты или нет, но от тебя никому никакого проку, когда ты в таком состоянии. – Она сноровисто меня раздела и уложила в кровать, а Грифлету сказала, что нечего и думать отправляться в путь до следующего утра.
Я откинулась на подушки гостевой кровати, благодарная за заботу женщине, ближе которой у меня, кроме матери, никого не было. Сколько раз она приходила мне на помощь в детстве, перевязывая ссадины, а потом, после изнасилования, поддерживала во мне жизнь. Бригита всегда знала, что делать, и делала все хорошо.
Я устроилась в кровати, молочная сестра села рядом, и я рассказала ей о своем приключении, умолчав лишь о том, что Мордред был сыном короля Артура.
Когда я кончила, Бригита нахмурилась:
– Моргана всегда тебя недолюбливала, особенно после того, как ты вышла замуж за Артура. Как ее, наверное, бесило, что собственная мать больше благоволит к тебе, чем к своим дочерям. О, – продолжала она, когда я попыталась ее перебить, – я знаю, долгие годы они жили отчужденно, и не твоя это вина. Но подумай, если бы не Артур, муж Морганы мог бы стать верховным королем, этого вполне достаточно, чтобы желать тебе зла.
Ирландка взглянула на меня и покачала головой.
– Кажется, ты никогда не престанешь испытывать судьбу, которую дали тебе боги.
Я скривила какое-то подобие улыбки, а сама подумала, уж не забыла ли сестра, что ей, как христианке, не пристало верить в древних богов. Завиток ярко-рыжих волос выбился у нее из-под покрова. Я протянула руку и заправила его обратно.
– Ты всегда в любом темном закоулке видишь домовых или чертенят.
– Будь что будет, – ответила она и поспешно перекрестилась. – Но мы обе знаем, как хитроумна Моргана. Обещай мне, если придется трудно или почувствуешь опасность, ты приедешь ко мне, где бы я ни была.
– Конечно, – заверила я молочную сестру, нисколько не веря, что такое может случиться. – Но если и ты пообещаешь мне то же самое. Если потребуется, мы тоже можем предоставить тебе убежище.
Итак, мы заключили соглашение и, когда на следующее утро я уже была готова к отъезду, скрепили его теплым объятием.
– Не забудь передать привет Артуру, когда он вернется, – наставляла она меня, когда я вскочила в седло. – Знаешь, я каждый день молюсь о его благополучии.
Я улыбнулась ее веснушчатому лицу и зеленым глазам и подумала, насколько я счастлива, что имею такую близкую подругу. И по дороге сама немного помолилась Христу – в конце концов, ведь не могло же повредить Артуру, если просить о его благополучном возвращении знакомых и незнакомых богов.
14
ДАЛЬНИЕ КОРОЛИ
– Как ты и говорила, у него волосы до пят, – Артур помолчал и бросил на меня один из своих хитрых взглядов.
– Не может быть… – пораженная, я покачала головой, а он разразился хохотом.
– Ну, может быть, и не такие длинные. Но ты была права, когда сказала, что Кловис проходимец. Тиран, убийца, предатель и проныра. К тому же любит пошутить!
Артур довольно потянулся. Судно едва успело пересечь Канал, как подули свирепые осенние ветра, заставляя мужчин во весь опор скакать из Дувра в Камелот, в то время как погода все больше портилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50