Проблема заключалась в том, что все распри уходили корнями в далекое прошлое, когда Игрейна была замужем за герцогом Корнуэльским Горлуа. Он был вдовцом, намного старше ее и уже вырастил того самого Кадора, который теперь чах в Корнуолле. Но он был добрым и заботливым мужем, какими часто оказываются старики, и Игрейна родила ему двух дочерей – веселую Моргаузу и темноволосую скрытную Моргану. Неприятности начались, когда юная прелестная герцогиня завладела думами Утера Пендрагона, человека своенравного, только что избранного верховным королем Защищая жену, Горлуа решился на войну и был убит во время вылазки в лагерь короля, в то время как Утер лежал в постели с Игрейной, пробравшись в Тинтагель под видом герцога. Люди, верящие в могущество Мерлина, считают, что это свершилось благодаря его чарам, чтобы Утер под самой благоприятной звездой мог зачать величайшего короля Британии. Конечно, результатом всего этого стала поспешная женитьба вдовствующей герцогини и верховного короля, а потом… и рождение Артура.
Но дочери Горлуа были уверены, что Утер убил их родного отца, и ненавидели его такой лютой ненавистью, что вскоре после свадьбы Игрейне пришлось отослать их подальше от двора. И вот Моргауза и Моргана достигли зрелости, проклиная Утера не только за то, что он убил их отца, но и лишил матери.
Когда я приехала на юг, чтобы выйти замуж за Артура, Игрейна приняла меня под свое крыло, сгладила мою мальчишескую грубость, позволила занять место дочерей, которых она не воспитывала. На смертном одре мать Артура рассказала мне о тех днях в Тинтагеле: как уважала она герцога Горлуа и как боялась страсти Утера, как старалась избежать судьбы, которая возводила ее на королевский трон.
Она поведала об этом лишь мне, и я никому не рассказала о ее признании: ни Артуру, ни Нимю, ни Моргане и Моргаузе. Но всегда задавала себе вопрос, насколько ненависть к Утеру повлияла на чувства Морганы и Моргаузы к его сыну.
Совращение Артура Моргаузой, чтобы через ребенка возыметь над ним власть, и превращение Морганы из верной советницы в заговорщицу становятся понятнее, если знать историю их семьи. Но уживаться с ними от этого не легче, и я не знала, как объяснить все эти вещи четырнадцатилетнему Мордреду. И вот к тому времени, как наш караван вышел на дорогу, которую здесь именуют Уотлинг-стрит, Гарет отправился на новое испытание, а Мордред по-прежнему был с нами. Дорога пролегала по неровной полосе земли, которая, словно межа, обозначала границу между двумя мирами. К востоку расстилались внутренние районы – мягкая, плодородная почва, испещренная точками римских вилл, а к западу громоздились дикие горы Уэльса – родина древних кельтов, которые сами себя называют кимвры. Пограничная полоса между этими территориями необычная и грозная: полная голубых туманов и зеленых лесов, среди которых, как острова во времени, высятся холмы. На их вершинах сохранились древние укрепления, которые сейчас находятся в руках военачальников, таких, как Пеллинор из Рекина. Но даже там, где нет никаких сооружений и вершину холма не венчает вал, путника не оставляет ощущение, что за ним следит чей-то взгляд.
Прямая, как стрела, римская дорога прорезала зеленеющие леса и развалины древних городов. Циклы жизни и смерти мерцали в воздухе, точно преломляющийся свет миражей Вечности, а я думала о том, что по этому пути мы ехали с Артуром перед свадьбой.
Как люди нас любили тогда: бросали мотыги и сети, чтобы следовать за процессией, сопровождавшей молодого короля к его брачному ложу. Мы скакали навстречу судьбе – в сердце весны, полные воодушевления. А за нами следовала половина населения страны.
Я взглянула на мужа и Бедивера, которые ехали бок о бок и беседовали. С годами мы все погрузнели, сделались солиднее. Даже фермеры, отвлекающиеся от сбора осеннего урожая, чтобы помахать нам вслед, даже встречные путники, съезжающие на обочину, чтобы пропустить королевскую процессию, – все уже не казались поджарыми и голодными, как в юности. Здесь, как и по дороге в Карлион, мир и достаток, благоприятствующие нашему правлению, наложили на все отпечаток изобилия. Мы разбивали лагерь на полях и лугах, останавливались в придорожных тавернах и на постоялых дворах, которые нам встречались по пути, и везде, где возможно, наносили визиты военачальникам укреплений. Там я стала прислушиваться к рассказам.
– …Иду ночью через лес, а за мной весь скот, – шептала дочь хозяина таверны, и жадно внимающая ей Линетта полуоткрыла от изумления рот. – А он – зеленый, весь с ног до головы: кожа, одежда, волосы… даже лошадь у него зеленая.
– И что это было? – я ободряюще улыбнулась девочке.
Она торопливо перекрестилась и присела, изображая что-то вроде реверанса:
– Простите, ваше величество, я просто пересказываю, что говорил двоюродный брат моего дяди. Это было на севере, в диком и страшном месте. Говорят, он приносит всяческие бедствия и с каждым приходом становится все более дерзок.
– Так кто же он такой?
– Некоторые думают, он из древних, что вернулся Зеленый Человек прошлого.
Я заметила, что гиганты, драконы и тени древних богов всегда появляются где-то вдалеке и никогда не приближаются к смертным.
– Его видели в наших краях? – поинтересовалась я.
Девочка замотала кудряшками и с очаровательной дрожью повернулась к Линетте:
– Нет, – прошептала она.
Какая жалость, решила я. Хорошо, если бы такое показалось достаточно близко, чтобы его можно было рассмотреть. Но когда я сказала об этом Артуру, он разразился хохотом.
– Не говори мне об этих храбрых кельтах. Кто не слышал о королеве, мечтающей открутить хвост древнему божеству?
Я вовсе не хотела обижать это странное существо, просто интересно было посмотреть, но Артур достиг своего – я пожала плечами и забыла о нем, пока мы не достигли Роксетера.
Когда-то деловой центр римлян, уже в течение нескольких поколений город пустовал, здания разрушались, башни не ремонтировались. В прошлом путники стороной обходили эти стены, боясь призраков моровой язвы и чумы, которые они укрывали. Но Артур повел нас прямо через осевшие ворота и устроил лагерь под сводами базилики. После общей трапезы, перекусив форелью из соседнего Северна, мы с Артуром отошли от огня и в сгущающихся сумерках взобрались на пустующие развалины.
– Не построить ли нам здесь домик, девочка? – спросил муж. – Маэлгон лишился всех этих земель в наказание за то, что похитил тебя. А у нас будет славное убежище от беспокойного мира.
Я презрительно фыркнула и оглядела призрачную округу: на развалинах стен гнездились вороны, вывески покосились, то, что осталось от дверей, скрипело на ржавых петлях – местечко скорее для Зеленого Человека, а не для королевского двора.
Но что еще важнее, город принадлежал моему племяннику Маэлгону.
Маэлгон – тот самый король Гвинедда, который выкрал и изнасиловал меня через пять лет после того, как мы поженились с Артуром. Маэлгон, чьи издевательства над моим телом чуть не привели меня к смерти и на всю жизнь оставили бесплодной. Ужасное воспоминание до сих пор переворачивало всю душу.
После того как меня спас Ланс, Маэлгон укрылся в монастыре в Бангоре. Это был разумный шаг, спасший его от мести и Артура, и Ланса. Но, несмотря на то, что прошло столько лет и о Маэлгоне ничего не было слышно, одно упоминание его имени наполняло меня ужасом, и я не хотела иметь ничего из его собственности.
– Давай выберем для домика другое место. У меня есть земли в Карлайле или в Аплби. Там, ближе к моему народу, получится хорошее убежище. Я помню один водопад на реке Идене…
Артур пожал плечами.
– Для того, что я имею в виду, Регед слишком далеко от Камелота. Ну хорошо, посмотрим, если тебе не нравится Роксетер, может быть, поблизости найдется что-нибудь еще, что тебе придется по душе.
Он и понятия не имел, как бередило мне сердце одно воспоминание о Маэлгоне.
Внезапно из сумерек послышался голос, заставивший меня подпрыгнуть:
– Ваше величество?
– Я здесь, – ответил муж и поднялся, вглядываясь в приближающуюся к нам фигуру. На фоне костров вырисовывался силуэт самого огромного после Пеллинора человека в королевстве.
– Ламорак, это ты?
– Да, – послышался ответ. – По многочисленным кострам я понял, что это должен быть королевский кортеж. Не представляете, как я рад, что вы здесь!
Кроме обычного гостеприимства в его голосе послышалось еще что-то. Мы спустились с развалин, и все трое отправились в лагерь.
– Вы что-нибудь слышали о моем отце? – спросил Ламорак.
– Нет. А он разве не в Рекине?
Ламорак покачал головой:
– Пеллинор поехал на турнир в начале июля. С тех пор мы не получали от него вестей и ничего не слышали о нем. Кое-кто из участников турнира проезжал здесь по дороге домой, но все утверждали, что в Карлионе Пеллинора не было. Это вызвало в крепости беспокойство, и я надеялся, что вы знаете, где он может быть.
Мы с Артуром отрицательно покачали головами.
– Поговаривают, что недавно вновь объявился Зеленый Человек, – озабоченно продолжал Ламорак.
– Поблизости?
– Нет. Далеко на севере. Но ходят слухи, что он огромен и непобедим. И жуликовато вежлив. Очень любит вызывать на смертный бой… а вы ведь знаете, как мой отец обожает вызовы. – Ламорак заставлял себя говорить непринужденно, но в отблеске огня я заметила, как дрожали его пальцы, когда он делал знак против зла. – Конечно, все это россказни крестьян, и все же я был бы вам очень благодарен, если бы завтра вы отправились в Рекин и заверили моих людей, что жизнь продолжается и Британию не захватили демоны и им подобные.
И вот на следующее утро мы двинулись в Рекин – длинный, похожий на кита, кряж, так неожиданно выдающийся из леса. Широкая дорога взбиралась наверх через лес: меж дубов и остролистов, берез и тисовых деревьев. Когда на полпути мы остановились передохнуть, дикий кудахтающий смех рассыпался в воздухе. Я поежилась, хотя ясно видела, как зеленый дятел вспорхнул с дерева, и Артур изумленно посмотрел на меня.
Как только мы достигли массивных стен укрепления на вершине кряжа, вместо приветствия послышался леденящий душу неистовый плач. Из зала доносились причитания женщин, а к воротам нас вышел встречать Ламорак с печальным лицом и красными глазами.
– Отец… – подавленно проговорил он, и слезы заструились по его щекам. – Вчера один из моих людей собирал в лесу у Венлок Едж ореховые прутья для плетня и наткнулся на тело… на то, что от него осталось.
Я охнула и, чтобы устоять на ногах, прислонилась к Артуру, пораженная мыслью, что ушел такой бастион королевства.
– Должно быть, он умер вскоре после того, как вышел из дома, – продолжал Ламорак. – Теплые месяцы сделали свое дело: распознать удалось лишь плащ и брошь, которую вы, ваше величество, подарили отцу во время прошлого турнира.
Слова Пеллинора всплыли у меня в мозгу: «Я буду носить ее до самого смертного часа». Воспоминание потрясло меня, как налетевший шквал.
– Так, значит, он не был ограблен? – проговорил Артур, рассеянно помогая мне сесть. – По крайней мере, мы можем предположить, что игра была честной.
– Не совсем, – покачал головой Ламорак. – По разрезам на плаще я бы предположил, что его ударили в спину кинжалом. К тому же нигде не нашли его большого гнедого жеребца. Кто-то увел его с собой, иначе он прибежал бы обратно в конюшню. Они были еще не так далеко от дома.
– А его жена? – спросила я, стараясь припомнить ее имя. – Как приняла все это Таллия?
– Ах, миледи, Таллия умерла несколько лет назад во время родов. Вскоре мой отец женился вновь на юной девушке, не думаю, что вы с ней знакомы, – дальней родственнице короля Пеллама из Карбоника. Она вне себя от горя, рыдает, воет и клянется, что заберет сына Персиваля обратно в Уэльс. Здесь она так и не обзавелась подругами и друзьями и не желает оставаться после смерти мужа.
Я медленно кивнула, надеясь, что Элейн и король Пеллам примут вдову, иначе и она, и ее малыш пропали – будут вынуждены влачить полудикое существование среди отщепенцев и лесных людей.
В зале я заговорила с ней, пытаясь утешить, и предложила хотя бы временно пожить при дворе. Но женщина пришла в еще большее отчаяние и заявила, что это Артур и его Круглый Стол убили ее мужа, завлекая честью и славой. В конце концов, мы оставили вдову наедине с ее горем и, отдав дань уважения погибшему, присоединились к свите в Роксетере.
– По крайней мере, нельзя в этом обвинить Зеленого Человека, – мрачно заметил Артур. – Боги не бьют кинжалом в спину. Так что его враг был из плоти и крови.
Пораженная, я вспомнила, какую ненависть испытывали к людям из Рекина оркнейцы, и взглянула на Артура.
– Я не потерплю кровной вражды среди рыцарей Круглого Стола! – воскликнул король.
Когда мы поделились с остальными печальной новостью, Гавейн и Гахерис поклялись, что не имеют отношения к смерти Пеллинора. А я подумала, что, учитывая, какое значение в последние дни Гавейн придавал вопросам чести, вряд ли он мог так предательски убить своего врага. Невероятно также, чтобы мягкий Гарет совершил такое злодеяние, а Мордред был слишком мал, чтобы можно было всерьез его заподозрить, и к тому же находился при дворе, когда погиб Пеллинор. Последний оркнеец, Агравейн, оставался по-прежнему узником на одном из северных островов, где боролся с воспоминаниями, стараясь позабыть, как убил свою мать.
– Может быть, мы так никогда и не узнаем, кто убил Пеллинора, – предположил Бедивер. – По мне, лучше вспоминать, каким он был энергичным и жизнелюбивым, а не копаться в горечи его конца.
Как всегда, совет Бедивера оказался удачным и был с радостью принят.
Мы задержались в Честере, пока Артур встречался с регентом Маэлгона, проверял, насколько хорошо подготовлены к сражениям воины, интересовался, какой вызрел урожай, и принимал участие в любых обсуждениях, которые требовали его внимания. Город был одним из моих любимейших, но из-за того, что он принадлежал Маэлгону, я порадовалась, когда мы его оставили и задолго до Самхейна прибыли в Карлайл.
В детстве меня совсем не волновал единственный город Регеда – я предпочитала берег озера и склоны гор. Но годы, проведенные в удобстве на юге, заставили по-новому оценить римский торговый центр у западной оконечности Адрианской стены. Большой дом на речном берегу вполне удобен, акведук к фонтану на площади по-прежнему действует, а потоки торговцев и гонцов, спешащих не только на север и на юг через каменный мост, но на запад и восток вдоль стены, вносили значительное оживление в жизнь города. В нем мы и собирались остановиться на зиму, и я устроилась в собственном доме, испытывая особое удовольствие от того, что снова оказалась рядом со своим народом.
Дождливым вечером вскоре после Самхейна из путешествия к святилищу вернулся Гарет. Мы только что кончили ужинать, когда он вошел в зал, промокший до нитки, стуча зубами и роняя капли воды с длинных волос. Я бросила на него взгляд и тут же распорядилась, чтобы он отправлялся сушиться, а поварихе приказала приготовить ему горячую овсянку.
Но юный воин опустился передо мной на колени и стыдливо склонил голову:
– Ваше величество, я не сумел найти Ланселота. – Он поднял глаза, и я готова была поклясться, что вместе с каплями дождя по его щекам струились слезы. Я сочувственно положила руку ему на плечо. – И поскольку задача не выполнена, – продолжал он, – я не могу оставлять у себя брошь. – Он вложил мне в ладонь голубую заколку из Мота и, хотя я пыталась настаивать, что он ее честно заслужил, не захотел меня и слушать. – Это дело чести, ваше величество, – проговорил он, совсем как Гавейн.
– Ну ладно, – вздохнул Артур. – Бретонец рано или поздно найдется.
– Но есть более приятные новости. – Голос Гарета зазвучал веселее, когда он с благодарностью принимал у поварихи дымящуюся миску с кашей и устраивался у очага. От жара огня от его одежды повалил пар, и юноша окутался дымкой, но он вовсе не обращал на это внимания, и его глаза загорелись от возбуждения.
– Мой брат Агравейн живет теперь в святилище, а тетя Моргана лечит его от кошмаров прошлого.
Агравейн – темноволосый, симпатичный сын короля Лота. Он хитроумен и уклончив, тогда как Гавейн открыт, ленив и влюблен в себя, а Гахерис работящ, жесток и надменен по сравнению с Гаретом, который сама искренность. И хотя юноша был явно взволнован известием, я смотрела на него и недоумевала, неужели он не понимал, каким злобным был его старший брат. Живя с Ланселотом в Джойс Гарде, он не был при дворе, когда умерла Моргауза, не видел этого ужаса.
Артур пронзительно посмотрел на Гарета и принялся покусывать кончики усов:
– Так Агравейн у Морганы? И она излечила его от приступов ярости?
– Да, милорд, – молодой воин так и светился. – Я провел с ним несколько вечеров, и, за исключением одного-двух нервных срывов, он кажется совершенно здоровым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50