– Хочу, чтобы она мной гордилась!
– Обязательно будет, Келвин! – крикнул Брайан ему в ответ. Ком подступил к его горлу. Он смотрел на юношу, покидавшего театр, на его пружинистую энергичную походку, вспоминал его веселый, жизнерадостный голос. «Господи, до чего же они наивны и до чего честолюбивы, – с горечью подумал он. – Они жаждут удачи и успеха, мечтают о том, чтобы стать звездами первой величины, обладателями огромных богатств, вкушающими от плодов славы. Как мало еще знают эти ребята, сколько сил им потребуется, чтобы ухватить свой единственный шанс в жестокой конкуренции». А как же он-то оказался на Бродвее? В одно мгновение в его голове смешались сотни образов, лиц, воспоминаний. Но каждое из них неизменно принадлежало какому-нибудь из создателей звезд.
К этой категории создателей звезд обычно относили себя все, от кого хоть как-то зависела судьба актера: режиссеры, продюсеры, административные директора и театральные агенты. Чем вы готовы заплатить за свой шанс? Готовы ли продать душу ради славы? Какова цена? Но притягательность огней рампы оказывалась столь непреодолимой, что даже кровь порой была слишком малой платой за успех.
Ему припомнились последние слова Келвина. Да, его мать сможет гордиться своим сыном. Да и как ей им не гордиться? Она была матерью. И это было ее привилегией, каким бы ни был ее ребенок. Ведь это так естественно! Лицо Джулии Кэллоуэй, его матери, вдруг ясно предстало перед глазами Брайана. До чего же она была красива! Она была единственным человеком в мире, который действительно верил в него. Только эта женщина по-настоящему смогла поддержать его и помочь ему. И сегодня, ободрив этого славного чернокожего юношу, он сделал то, что на его месте сделала бы Джулия Кэллоуэй.
Именно мать всегда хлопала громче всех, когда Брайан участвовал в каком-либо из школьных спектаклей. И позже посещала все спектакли с участием сына, уже выпускника, и провожала его на все репетиции. И каждый раз, когда он, как сегодня Келвин, объявлял ей, что собирается стать самым богатым и самым знаменитым, она только кивала и соглашалась подождать.
Джулия Кэллоуэй всегда одергивала Фрэнка, отца Брайана, и пресекала его язвительные насмешки в адрес сына, вопреки отцовской воле увлекавшегося драматическим искусством.
Об отце Брайан не любил вспоминать. Это воспоминание жгло душу и сердце. Его отец, педант до мозга костей, принадлежал к той породе людей, что одинаково складывали свое белье и носки на протяжении пятидесяти лет, всегда свертывали ремни во время путешествий и раздражались при виде капель воды под водопроводным краном. И своей огромной компанией он руководил точно так же. А семью рассматривал не иначе как часть этого большого, хорошо отлаженного механизма. Даже его дети должны были стать образцом высокой продуктивности и высокого качества.
Брайан нажал на кнопку магнитофона, и музыка резко оборвалась. Он выдернул шнур из розетки и убрал его в специальное маленькое отделение на задней крышке магнитофона. Он никак не мог избавиться от мыслей об отце.
Почему бы тебе не стать инженером вместо того, чтобы кривляться, как шут? Ты только зря теряешь время. Ты мог бы приносить пользу на фабрике. Черт возьми, Брайан, ты бы мог стать вице-президентом в моей компании, если бы разумно подходил к жизни. Не гробь себя, как все эти безмозглые сосунки. Будь же, наконец, мужчиной!
Он плотно запер дверь зрительного зала, вышел на улицу и заспешил к метро. Часы показывали далеко за полдень, а это значило, что давно пора было перекусить. Однако есть положительно не хотелось.
Послушай меня, сын. Если ты вообразил, что я стану тратиться на тебя, пока ты выпендриваешься на сцене вместе со всяким сбродом, ты глубоко заблуждаешься. Я хочу тебе только добра. Разве до сих пор ты этого не понял? Открой глаза и посмотри, кто ты. Я же хочу, чтобы ты стал богатым, прилично устроился в жизни, завел семью и выбросил наконец всю эту дурь из головы! Запомни мои слова, если ты и дальше будешь продолжать всю эту клоунаду, то когда-нибудь за ненадобностью тебя выбросят на помойку, как кусок дерьма. Тогда-то ты поймешь, что у тебя украли все, тебя разжевали и выплюнули. И это обязательно случится. Потом не говори, что я тебя не предупреждал. В один прекрасный день ты вдруг обнаружишь, что и твой дом уже не твой. Так что выбирай. Будешь упорствовать – мне с тобой не по пути. Понял?
Этими слова Фрэнк Кэллоуэй напутствовал своего восемнадцатилетнего сына, уезжавшего в Нью-Йорк учиться актерскому искусству. В другой, и последний, раз он увидел отца два года спустя на похоронах матери. Тогда они не обмолвились ни словом. Брайан знал, что отец косвенно был виноват в смерти матери. Он был так занят своими деньгами, что даже не заметил, как мать начала угасать. Конечно, поставь ей этот ужасный диагноз на пару лет раньше, можно было вовремя сдать анализы, пройти специальный курс лечения – и сейчас, возможно, она бы была еще жива. Но нет, Фрэнк Кэллоуэй был слишком занят собой, чтобы обратить внимание на болезнь жены. Джулия Кэллоуэй скончалась от рака груди.
Но даже на смертном одре Джулии удавалось заботиться о про?клятом отцом сыне. Незадолго до своей смерти, втайне от мужа, она на все свои средства приобрела для Брайана просторную квартиру на десятом этаже одного из манхэттенских небоскребов. Отлучаясь якобы по «хозяйственным надобностям», она часто наезжала к Брайану в Нью-Йорк. Ей доставляло огромное удовольствие обставлять его квартиру роскошной мебелью, но самым сказочным подарком оказался счет в банке, который она открыла на имя сына, чтобы ему никогда не пришлось голодать. И до сих пор, много лет спустя после ее смерти, Брайан вносил лишь плату за коммунальные услуги да исправно выплачивал налоги. К счастью, он всегда достаточно зарабатывал, а потому деньги на счету оставались почти не тронутыми. Окажись Брайан даже по уши в долгах, он ни за что бы не решился продать квартиру матери, стоившую по нынешним временам в десять раз дороже того, что заплатила Джулия. Даже брат Джеф не знал, что мамочка Джулия сделала для его младшего братца. И Брайан твердо решил, что все здесь должно остаться так, как было при жизни Джулии Кэллоуэй.
Если бы только отец мог увидеть его на сцене! Эта мысль не раз приходила Брайану в голову. Наверно, тогда бы он наконец понял, что его сын – серьезный человек. Однако пока талант Брайана Кэллоуэя признавали только подростки-энтузиасты из школы имени Вашингтона да театральная труппа, собранная Дино Кастисом. Но уж после премьеры все в Нью-Йорке узнают, как ошибался Фрэнк Кэллоуэй.
23
Ни единым словом или движением, ни единым выходом или уходом прогон не отличался от восьми недель репетиций. Однако в преддверии премьеры, до которой оставалось два дня, нервы каждого, кто находился сейчас на сцене – в костюмах и гриме, среди смонтированных декораций, – были напряжены до предела. Волнение было естественным, но совершенно напрасным. Спектакль был отработан до совершенства. Джун Рорк и сама считала его своим величайшим достижением. Все прошедшие недели она мучилась, сомневалась, сможет ли собрать разрозненные сцены в единое целое. Но мозаика получилась безупречной. С самого начала представления, когда открылся занавес, и до последней сцены, когда Эван Чэмберс поцеловал Кэсси Фрэнкс и они, взявшись за руки, убежали за кулисы, Джун не сделала ни единого замечания, ни единой поправки. С ее точки зрения, работа была завершена и полностью готова к показу.
Наконец в зале вспыхнул свет, и она повернулась к сидящим рядом Артуру Трумэну и Дино Кастису, пытаясь угадать по выражению их лиц, каков же окончательный приговор.
– Ну как?
– Чудесно, Джун. Просто великолепно! – с сияющей улыбкой произнес Артур. – Спектакль захватил меня от начала до конца. – Он повернулся к Дино. – Поздравляю, Дино, успех в наших руках.
Дино как-то неуверенно кивнул и махнул рукой:
– Я не очень-то разбираюсь в этих вещах. По мне, так, если бы эта вещь шла по телевизору, я бы переключился на другой канал еще в начале.
Джун почувствовала, как ее сердце защемило от острой тревоги.
– Почему?
Джун чувствовала себя как мать, которая видит своего малыша, стоящего на неокрепших ножках посреди улицы на пути у стремительно летящего на него потока автомашин.
– Мм… мне кажется, немного затянуто. – Он пожал плечами. – Но это мое личное мнение. Наверняка многие сойдут с ума от всей этой дряни: поцелуи, бесконечные выяснения, кто кого любит… Очень похоже на «Дни нашей жизни». Не люблю я такие штучки. Я бы предпочел драки, автомобильные погони, ну… или что-нибудь в этом роде.
Артур подбадривающе похлопал Джун по руке. В его взгляде читалось искреннее участие: не принимай, мол, близко к сердцу – он же варвар.
– Не волнуйся, дорогая. Я думаю, что театралы будут в восторге.
– Надеюсь. – Джун с надеждой посмотрела в серые глаза Артура. И все же она беспокоилась. Чем же Дино так недоволен? Да, он неотесанный кретин, но ведь в случае успеха спектакля он получит кучу денег!
Она снова повернулась к Дино.
– Знаешь, просто начинают сдавать нервы…
– Именно! – расхохотался Дино. – Я это предвидел. Минут через двадцать из ресторана пришлют провизию. Так что все смогут расслабиться.
Артур приятно удивился:
– Из ресторана? Что это значит?
Дино по-приятельски похлопал драматурга по плечу.
– Это значит, что все мы сможем неплохо провести время. Вечеринка в честь последнего дня репетиций. Приглашаю всех!
Джун шутливо нахмурилась.
– Боюсь, как бы не переусердствовать. Не хватало только, чтобы кто-то вышел из строя перед премьерой. С вашего позволения, джентльмены, пойду проинструктирую ребят, как себя вести.
Джун поднялась и направилась за кулисы.
Она слышала, как Дино продолжал критиковать постановку. Сердце Джун опять сжалось. Ей захотелось услышать еще чье-нибудь мнение. Где же Коди? Он-то скажет ей всю правду. Она не могла полагаться на собственную объективность. Но Коди можно довериться. Что уж тут говорить, если она доверила ему свою жизнь.
В последнее время Джун было все труднее сосредоточиться на пьесе, ведь в ее жизни появился мужчина. И что это был за мужчина! Ни о чем другом, кроме как о Коди, она не могла думать. Они старались, насколько возможно, держать свои отношения в тайне, что было непростой задачей. Ей хотелось смотреть на него, ловить его взгляд, без конца говорить, что любит его, но до сих пор она не отважилась сказать ему это вслух. Настоящей пыткой было находиться рядом с ним на людях и не иметь возможности до него дотронуться. Новые чувства и переживания, так внезапно захватившие Джун, вдохнули в нее новую жизнь, заставили по-новому оценить пьесу, увидеть в ней новые нюансы и перспективы. В труппе все заметили, как она изменилась, – и всем это нравилось.
Джун нырнула за кулисы, где все актеры с нетерпением ждали ее появления, застыв в немом ожидании. Она молча оглядела бледные, напряженные лица. Главное сейчас, подумала Джун, не дать им расслабиться.
– Мистер Кастис сказал, что игра была очень вялая. Будь это телеспектакль, он бы переключился на другой канал. – Актеры приуныли. – Но я думаю, что он просто полный кретин, – добавила Джун и, выдержав паузу, весело улыбнулась. – И страшно горжусь всеми вами.
Волна облегчения смыла напряжение, и вся труппа разразилась бурной овацией. Брайан казался особенно польщенным, ведь этих слов он ждал как награды.
Джун дождалась, когда всеобщее оживление немного улеглось, и продолжала:
– Но смотрите не расслабляйтесь. В пятницу вечером на вас будут смотреть тысячи глаз. Играйте так же, как сегодня, и я обещаю, что никто не останется равнодушным. – Она еще раз обвела всех взглядом: – А сейчас можно отдохнуть. Смывайте грим. Сворачивайте декорации. А завтра постарайтесь хорошенько расслабиться перед премьерой. Кстати, через полчасика мистер Кастис приглашает всех на вечеринку.
Гром аплодисментов и ликующие возгласы заглушили ее последние слова.
Вечеринка оказалась совершенно непохожей на те сборища, которые обычно устраивал Дино Кастис. Среди присутствующих чувствовалась непривычная сдержанность, гости прогуливались, тихо болтая о том о сем, и наслаждались великолепным угощением. До шампанского никто не дотронулся, не желая искушать судьбу и праздновать успех заранее. Однако развлечься коктейлями и пивом было в порядке вещей. Пусть шампанское подождет до премьеры. Оно будет более уместно, когда опустится занавес.
– Ты сыграла сегодня просто классно! – Брайан, прогуливавшийся со стаканом пива, столкнулся с Челси на пороге артистической уборной.
– Спасибо, – весело отозвалась она и заспешила к бару. На ходу она быстро подобрала волосы и заколола их сзади. – Виски с содовой, пожалуйста, – обратилась Челси к бармену в униформе.
Брайан нагнал ее у стойки бара.
– Так хочется пить?
Она удивленно посмотрела на Брайана.
– О чем это ты?
– Просто ты так рванула к бару, что чуть не сбила меня с ног.
Челси недовольно нахмурилась.
– В чем дело, Брайан? Думаешь, если ты попался мне на пути, то я сразу должна бежать к тебе и вешаться на шею? Да кто ты такой?
Лицо Брайана помрачнело.
– Извини, я только подумал…
– Не будь ребенком, Кэллоуэй. Здесь тебе не школа. Мы сюда пришли не дурака валять. И не вздумай опять мне читать свои лекции. Надоело! Понятно?
Она незаметно поискала глазами Коди и, увидев его рядом с Джун, быстро схватила свой стакан с виски.
– А теперь мне надо идти.
Она повернулась, чтобы уйти, но Брайан был настроен решительно.
– Знаешь, однажды одна молодая особа сказала мне, что ни за что не согласится стать примой или по крайней мере не позволит, чтобы успех вскружил ей голову.
Челси резко повернулась, щеки ее пылали от ярости.
– Теперь я понимаю, почему ты до сих пор сидишь по уши в дерьме, Кэллоуэй. Ты просто не умеешь вовремя уйти. – Она издевательски подняла свой стакан, будто только что произнесла в его честь тост, затем, круто развернувшись, направилась к Коди и Джун.
Брайан отвернулся и сделал большой глоток. Да, вот оно и случилось. Лилиан была права. Избежать этого невозможно. Оправдались его самые худшие ожидания. А он искренне верил, что Челси не такая, как другие.
Ему захотелось поскорее уйти, и он уже направился к выходу, когда увидел, что на сцену в сопровождении медицинской сестры въезжает Лилиан в инвалидном кресле. Брайан воспрял духом.
– Лилиан! – радостно воскликнул он.
Она помахала ему рукой.
– Брайан!
Ее лицо все еще было скрыто бинтами, а нога покоилась в гипсе, схваченном по бокам металлическими обручами.
Многие из присутствующих уже узнали Лилиан и спешили ей навстречу. Брайан первым подошел к ней и ласково взял за руку.
– Рад снова тебя видеть, – сказал он.
Глаза Лилиан засияли из-под бинтов.
– А я тебя. Я так обрадовалась, когда Карл позвонил мне сегодня утром и пригласил сюда, к вам. А то мне уже начало казаться, что обо мне все забыли.
– Что ты, этого никогда не случится, – подмигнул ей Брайан и похлопал по плечу. – Жаль, что тебя не было сегодня на генеральной репетиции, – грустно вздохнул он.
– Да, жаль. Но я собираюсь на премьеру. Ничего не хочу смотреть до премьеры.
Лилиан потянула его за руку:
– Наклонись поближе.
Брайан послушно наклонился.
– Ну скажи же мне – как твоя «маленькая проблема»? Я имею в виду Челси? – шепотом спросила она.
– Увы, она выросла в очень «большую проблему», – с грустной улыбкой ответил Брайан. – Ты говорила, что такое случается со всеми, но с ней творится просто что-то неладное.
Глаза Лилиан помрачнели.
– Ну надо же!
Брайан пожал плечами и отхлебнул еще пива.
– Да-да…. – Он наклонился и поцеловал ее в щеку поверх бинтов. – Спасибо за участие. Хочешь чего-нибудь выпить?
– Стаканчик минеральной воды с удовольствием. – Она улыбнулась и кивнула в знак благодарности.
Ей стало ужасно жаль Брайана. Она долго смотрела ему вслед, пока он шел к бару, заказывал напитки. Какой же он все-таки внимательный и добрый. И если Челси до сих пор не поняла этого, то она просто глупа. Лилиан огляделась в поисках Челси. Ах, вот и она. Беседует о чем-то с Карлом Мэджинисом. Дурочка. В осанке и движениях девушки появились первые признаки звездного высокомерия. Лилиан Палмер вспомнила себя много лет назад. А вот и Коди Флинн. Стоит неподалеку от Челси, рядом с Джун Рорк. Глядя на Коди, Лилиан улыбнулась, вспоминая холодное вино и жаркую сауну. Она попыталась поймать его взгляд, но Коди не заметил ее, чрезвычайно увлеченный разговором с Артуром Трумэном.
Коди изо всех сил старался делать вид, что внимательно слушает пространные рассуждения Артура по поводу пьесы, но мысли его витали уже далеко. Джун была рядом, и он понимал, что ее присутствие не оставляет ему ни малейшего шанса приударить за другими женщинами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
– Обязательно будет, Келвин! – крикнул Брайан ему в ответ. Ком подступил к его горлу. Он смотрел на юношу, покидавшего театр, на его пружинистую энергичную походку, вспоминал его веселый, жизнерадостный голос. «Господи, до чего же они наивны и до чего честолюбивы, – с горечью подумал он. – Они жаждут удачи и успеха, мечтают о том, чтобы стать звездами первой величины, обладателями огромных богатств, вкушающими от плодов славы. Как мало еще знают эти ребята, сколько сил им потребуется, чтобы ухватить свой единственный шанс в жестокой конкуренции». А как же он-то оказался на Бродвее? В одно мгновение в его голове смешались сотни образов, лиц, воспоминаний. Но каждое из них неизменно принадлежало какому-нибудь из создателей звезд.
К этой категории создателей звезд обычно относили себя все, от кого хоть как-то зависела судьба актера: режиссеры, продюсеры, административные директора и театральные агенты. Чем вы готовы заплатить за свой шанс? Готовы ли продать душу ради славы? Какова цена? Но притягательность огней рампы оказывалась столь непреодолимой, что даже кровь порой была слишком малой платой за успех.
Ему припомнились последние слова Келвина. Да, его мать сможет гордиться своим сыном. Да и как ей им не гордиться? Она была матерью. И это было ее привилегией, каким бы ни был ее ребенок. Ведь это так естественно! Лицо Джулии Кэллоуэй, его матери, вдруг ясно предстало перед глазами Брайана. До чего же она была красива! Она была единственным человеком в мире, который действительно верил в него. Только эта женщина по-настоящему смогла поддержать его и помочь ему. И сегодня, ободрив этого славного чернокожего юношу, он сделал то, что на его месте сделала бы Джулия Кэллоуэй.
Именно мать всегда хлопала громче всех, когда Брайан участвовал в каком-либо из школьных спектаклей. И позже посещала все спектакли с участием сына, уже выпускника, и провожала его на все репетиции. И каждый раз, когда он, как сегодня Келвин, объявлял ей, что собирается стать самым богатым и самым знаменитым, она только кивала и соглашалась подождать.
Джулия Кэллоуэй всегда одергивала Фрэнка, отца Брайана, и пресекала его язвительные насмешки в адрес сына, вопреки отцовской воле увлекавшегося драматическим искусством.
Об отце Брайан не любил вспоминать. Это воспоминание жгло душу и сердце. Его отец, педант до мозга костей, принадлежал к той породе людей, что одинаково складывали свое белье и носки на протяжении пятидесяти лет, всегда свертывали ремни во время путешествий и раздражались при виде капель воды под водопроводным краном. И своей огромной компанией он руководил точно так же. А семью рассматривал не иначе как часть этого большого, хорошо отлаженного механизма. Даже его дети должны были стать образцом высокой продуктивности и высокого качества.
Брайан нажал на кнопку магнитофона, и музыка резко оборвалась. Он выдернул шнур из розетки и убрал его в специальное маленькое отделение на задней крышке магнитофона. Он никак не мог избавиться от мыслей об отце.
Почему бы тебе не стать инженером вместо того, чтобы кривляться, как шут? Ты только зря теряешь время. Ты мог бы приносить пользу на фабрике. Черт возьми, Брайан, ты бы мог стать вице-президентом в моей компании, если бы разумно подходил к жизни. Не гробь себя, как все эти безмозглые сосунки. Будь же, наконец, мужчиной!
Он плотно запер дверь зрительного зала, вышел на улицу и заспешил к метро. Часы показывали далеко за полдень, а это значило, что давно пора было перекусить. Однако есть положительно не хотелось.
Послушай меня, сын. Если ты вообразил, что я стану тратиться на тебя, пока ты выпендриваешься на сцене вместе со всяким сбродом, ты глубоко заблуждаешься. Я хочу тебе только добра. Разве до сих пор ты этого не понял? Открой глаза и посмотри, кто ты. Я же хочу, чтобы ты стал богатым, прилично устроился в жизни, завел семью и выбросил наконец всю эту дурь из головы! Запомни мои слова, если ты и дальше будешь продолжать всю эту клоунаду, то когда-нибудь за ненадобностью тебя выбросят на помойку, как кусок дерьма. Тогда-то ты поймешь, что у тебя украли все, тебя разжевали и выплюнули. И это обязательно случится. Потом не говори, что я тебя не предупреждал. В один прекрасный день ты вдруг обнаружишь, что и твой дом уже не твой. Так что выбирай. Будешь упорствовать – мне с тобой не по пути. Понял?
Этими слова Фрэнк Кэллоуэй напутствовал своего восемнадцатилетнего сына, уезжавшего в Нью-Йорк учиться актерскому искусству. В другой, и последний, раз он увидел отца два года спустя на похоронах матери. Тогда они не обмолвились ни словом. Брайан знал, что отец косвенно был виноват в смерти матери. Он был так занят своими деньгами, что даже не заметил, как мать начала угасать. Конечно, поставь ей этот ужасный диагноз на пару лет раньше, можно было вовремя сдать анализы, пройти специальный курс лечения – и сейчас, возможно, она бы была еще жива. Но нет, Фрэнк Кэллоуэй был слишком занят собой, чтобы обратить внимание на болезнь жены. Джулия Кэллоуэй скончалась от рака груди.
Но даже на смертном одре Джулии удавалось заботиться о про?клятом отцом сыне. Незадолго до своей смерти, втайне от мужа, она на все свои средства приобрела для Брайана просторную квартиру на десятом этаже одного из манхэттенских небоскребов. Отлучаясь якобы по «хозяйственным надобностям», она часто наезжала к Брайану в Нью-Йорк. Ей доставляло огромное удовольствие обставлять его квартиру роскошной мебелью, но самым сказочным подарком оказался счет в банке, который она открыла на имя сына, чтобы ему никогда не пришлось голодать. И до сих пор, много лет спустя после ее смерти, Брайан вносил лишь плату за коммунальные услуги да исправно выплачивал налоги. К счастью, он всегда достаточно зарабатывал, а потому деньги на счету оставались почти не тронутыми. Окажись Брайан даже по уши в долгах, он ни за что бы не решился продать квартиру матери, стоившую по нынешним временам в десять раз дороже того, что заплатила Джулия. Даже брат Джеф не знал, что мамочка Джулия сделала для его младшего братца. И Брайан твердо решил, что все здесь должно остаться так, как было при жизни Джулии Кэллоуэй.
Если бы только отец мог увидеть его на сцене! Эта мысль не раз приходила Брайану в голову. Наверно, тогда бы он наконец понял, что его сын – серьезный человек. Однако пока талант Брайана Кэллоуэя признавали только подростки-энтузиасты из школы имени Вашингтона да театральная труппа, собранная Дино Кастисом. Но уж после премьеры все в Нью-Йорке узнают, как ошибался Фрэнк Кэллоуэй.
23
Ни единым словом или движением, ни единым выходом или уходом прогон не отличался от восьми недель репетиций. Однако в преддверии премьеры, до которой оставалось два дня, нервы каждого, кто находился сейчас на сцене – в костюмах и гриме, среди смонтированных декораций, – были напряжены до предела. Волнение было естественным, но совершенно напрасным. Спектакль был отработан до совершенства. Джун Рорк и сама считала его своим величайшим достижением. Все прошедшие недели она мучилась, сомневалась, сможет ли собрать разрозненные сцены в единое целое. Но мозаика получилась безупречной. С самого начала представления, когда открылся занавес, и до последней сцены, когда Эван Чэмберс поцеловал Кэсси Фрэнкс и они, взявшись за руки, убежали за кулисы, Джун не сделала ни единого замечания, ни единой поправки. С ее точки зрения, работа была завершена и полностью готова к показу.
Наконец в зале вспыхнул свет, и она повернулась к сидящим рядом Артуру Трумэну и Дино Кастису, пытаясь угадать по выражению их лиц, каков же окончательный приговор.
– Ну как?
– Чудесно, Джун. Просто великолепно! – с сияющей улыбкой произнес Артур. – Спектакль захватил меня от начала до конца. – Он повернулся к Дино. – Поздравляю, Дино, успех в наших руках.
Дино как-то неуверенно кивнул и махнул рукой:
– Я не очень-то разбираюсь в этих вещах. По мне, так, если бы эта вещь шла по телевизору, я бы переключился на другой канал еще в начале.
Джун почувствовала, как ее сердце защемило от острой тревоги.
– Почему?
Джун чувствовала себя как мать, которая видит своего малыша, стоящего на неокрепших ножках посреди улицы на пути у стремительно летящего на него потока автомашин.
– Мм… мне кажется, немного затянуто. – Он пожал плечами. – Но это мое личное мнение. Наверняка многие сойдут с ума от всей этой дряни: поцелуи, бесконечные выяснения, кто кого любит… Очень похоже на «Дни нашей жизни». Не люблю я такие штучки. Я бы предпочел драки, автомобильные погони, ну… или что-нибудь в этом роде.
Артур подбадривающе похлопал Джун по руке. В его взгляде читалось искреннее участие: не принимай, мол, близко к сердцу – он же варвар.
– Не волнуйся, дорогая. Я думаю, что театралы будут в восторге.
– Надеюсь. – Джун с надеждой посмотрела в серые глаза Артура. И все же она беспокоилась. Чем же Дино так недоволен? Да, он неотесанный кретин, но ведь в случае успеха спектакля он получит кучу денег!
Она снова повернулась к Дино.
– Знаешь, просто начинают сдавать нервы…
– Именно! – расхохотался Дино. – Я это предвидел. Минут через двадцать из ресторана пришлют провизию. Так что все смогут расслабиться.
Артур приятно удивился:
– Из ресторана? Что это значит?
Дино по-приятельски похлопал драматурга по плечу.
– Это значит, что все мы сможем неплохо провести время. Вечеринка в честь последнего дня репетиций. Приглашаю всех!
Джун шутливо нахмурилась.
– Боюсь, как бы не переусердствовать. Не хватало только, чтобы кто-то вышел из строя перед премьерой. С вашего позволения, джентльмены, пойду проинструктирую ребят, как себя вести.
Джун поднялась и направилась за кулисы.
Она слышала, как Дино продолжал критиковать постановку. Сердце Джун опять сжалось. Ей захотелось услышать еще чье-нибудь мнение. Где же Коди? Он-то скажет ей всю правду. Она не могла полагаться на собственную объективность. Но Коди можно довериться. Что уж тут говорить, если она доверила ему свою жизнь.
В последнее время Джун было все труднее сосредоточиться на пьесе, ведь в ее жизни появился мужчина. И что это был за мужчина! Ни о чем другом, кроме как о Коди, она не могла думать. Они старались, насколько возможно, держать свои отношения в тайне, что было непростой задачей. Ей хотелось смотреть на него, ловить его взгляд, без конца говорить, что любит его, но до сих пор она не отважилась сказать ему это вслух. Настоящей пыткой было находиться рядом с ним на людях и не иметь возможности до него дотронуться. Новые чувства и переживания, так внезапно захватившие Джун, вдохнули в нее новую жизнь, заставили по-новому оценить пьесу, увидеть в ней новые нюансы и перспективы. В труппе все заметили, как она изменилась, – и всем это нравилось.
Джун нырнула за кулисы, где все актеры с нетерпением ждали ее появления, застыв в немом ожидании. Она молча оглядела бледные, напряженные лица. Главное сейчас, подумала Джун, не дать им расслабиться.
– Мистер Кастис сказал, что игра была очень вялая. Будь это телеспектакль, он бы переключился на другой канал. – Актеры приуныли. – Но я думаю, что он просто полный кретин, – добавила Джун и, выдержав паузу, весело улыбнулась. – И страшно горжусь всеми вами.
Волна облегчения смыла напряжение, и вся труппа разразилась бурной овацией. Брайан казался особенно польщенным, ведь этих слов он ждал как награды.
Джун дождалась, когда всеобщее оживление немного улеглось, и продолжала:
– Но смотрите не расслабляйтесь. В пятницу вечером на вас будут смотреть тысячи глаз. Играйте так же, как сегодня, и я обещаю, что никто не останется равнодушным. – Она еще раз обвела всех взглядом: – А сейчас можно отдохнуть. Смывайте грим. Сворачивайте декорации. А завтра постарайтесь хорошенько расслабиться перед премьерой. Кстати, через полчасика мистер Кастис приглашает всех на вечеринку.
Гром аплодисментов и ликующие возгласы заглушили ее последние слова.
Вечеринка оказалась совершенно непохожей на те сборища, которые обычно устраивал Дино Кастис. Среди присутствующих чувствовалась непривычная сдержанность, гости прогуливались, тихо болтая о том о сем, и наслаждались великолепным угощением. До шампанского никто не дотронулся, не желая искушать судьбу и праздновать успех заранее. Однако развлечься коктейлями и пивом было в порядке вещей. Пусть шампанское подождет до премьеры. Оно будет более уместно, когда опустится занавес.
– Ты сыграла сегодня просто классно! – Брайан, прогуливавшийся со стаканом пива, столкнулся с Челси на пороге артистической уборной.
– Спасибо, – весело отозвалась она и заспешила к бару. На ходу она быстро подобрала волосы и заколола их сзади. – Виски с содовой, пожалуйста, – обратилась Челси к бармену в униформе.
Брайан нагнал ее у стойки бара.
– Так хочется пить?
Она удивленно посмотрела на Брайана.
– О чем это ты?
– Просто ты так рванула к бару, что чуть не сбила меня с ног.
Челси недовольно нахмурилась.
– В чем дело, Брайан? Думаешь, если ты попался мне на пути, то я сразу должна бежать к тебе и вешаться на шею? Да кто ты такой?
Лицо Брайана помрачнело.
– Извини, я только подумал…
– Не будь ребенком, Кэллоуэй. Здесь тебе не школа. Мы сюда пришли не дурака валять. И не вздумай опять мне читать свои лекции. Надоело! Понятно?
Она незаметно поискала глазами Коди и, увидев его рядом с Джун, быстро схватила свой стакан с виски.
– А теперь мне надо идти.
Она повернулась, чтобы уйти, но Брайан был настроен решительно.
– Знаешь, однажды одна молодая особа сказала мне, что ни за что не согласится стать примой или по крайней мере не позволит, чтобы успех вскружил ей голову.
Челси резко повернулась, щеки ее пылали от ярости.
– Теперь я понимаю, почему ты до сих пор сидишь по уши в дерьме, Кэллоуэй. Ты просто не умеешь вовремя уйти. – Она издевательски подняла свой стакан, будто только что произнесла в его честь тост, затем, круто развернувшись, направилась к Коди и Джун.
Брайан отвернулся и сделал большой глоток. Да, вот оно и случилось. Лилиан была права. Избежать этого невозможно. Оправдались его самые худшие ожидания. А он искренне верил, что Челси не такая, как другие.
Ему захотелось поскорее уйти, и он уже направился к выходу, когда увидел, что на сцену в сопровождении медицинской сестры въезжает Лилиан в инвалидном кресле. Брайан воспрял духом.
– Лилиан! – радостно воскликнул он.
Она помахала ему рукой.
– Брайан!
Ее лицо все еще было скрыто бинтами, а нога покоилась в гипсе, схваченном по бокам металлическими обручами.
Многие из присутствующих уже узнали Лилиан и спешили ей навстречу. Брайан первым подошел к ней и ласково взял за руку.
– Рад снова тебя видеть, – сказал он.
Глаза Лилиан засияли из-под бинтов.
– А я тебя. Я так обрадовалась, когда Карл позвонил мне сегодня утром и пригласил сюда, к вам. А то мне уже начало казаться, что обо мне все забыли.
– Что ты, этого никогда не случится, – подмигнул ей Брайан и похлопал по плечу. – Жаль, что тебя не было сегодня на генеральной репетиции, – грустно вздохнул он.
– Да, жаль. Но я собираюсь на премьеру. Ничего не хочу смотреть до премьеры.
Лилиан потянула его за руку:
– Наклонись поближе.
Брайан послушно наклонился.
– Ну скажи же мне – как твоя «маленькая проблема»? Я имею в виду Челси? – шепотом спросила она.
– Увы, она выросла в очень «большую проблему», – с грустной улыбкой ответил Брайан. – Ты говорила, что такое случается со всеми, но с ней творится просто что-то неладное.
Глаза Лилиан помрачнели.
– Ну надо же!
Брайан пожал плечами и отхлебнул еще пива.
– Да-да…. – Он наклонился и поцеловал ее в щеку поверх бинтов. – Спасибо за участие. Хочешь чего-нибудь выпить?
– Стаканчик минеральной воды с удовольствием. – Она улыбнулась и кивнула в знак благодарности.
Ей стало ужасно жаль Брайана. Она долго смотрела ему вслед, пока он шел к бару, заказывал напитки. Какой же он все-таки внимательный и добрый. И если Челси до сих пор не поняла этого, то она просто глупа. Лилиан огляделась в поисках Челси. Ах, вот и она. Беседует о чем-то с Карлом Мэджинисом. Дурочка. В осанке и движениях девушки появились первые признаки звездного высокомерия. Лилиан Палмер вспомнила себя много лет назад. А вот и Коди Флинн. Стоит неподалеку от Челси, рядом с Джун Рорк. Глядя на Коди, Лилиан улыбнулась, вспоминая холодное вино и жаркую сауну. Она попыталась поймать его взгляд, но Коди не заметил ее, чрезвычайно увлеченный разговором с Артуром Трумэном.
Коди изо всех сил старался делать вид, что внимательно слушает пространные рассуждения Артура по поводу пьесы, но мысли его витали уже далеко. Джун была рядом, и он понимал, что ее присутствие не оставляет ему ни малейшего шанса приударить за другими женщинами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40