Брайан был, как всегда, нежен и нетороплив в ласках, чем доводил ее до экстаза. Неожиданно для себя Челси мыслями обратилась к Коди Флинну: ей вдруг стало ужасно интересно, как бы все это выглядело, если бы сейчас на месте Брайана Кэллоуэя оказался он. Наверное, его темные усики щекотали бы ей сосок. А может быть, темные курчавые волосы Коди шелковистее, чем у Брайана? Могли ли пальцы Коди быть более нежными и терпеливыми, чем у Брайана, каждый раз, когда он ласкал ее горячее влажное лоно? Да и смог бы знаменитый мастер экрана доставить ей такое же потрясающее наслаждение, как этот никому не известный актер?
Челси не хотела, не могла больше ждать. Она жаждала удовольствия, но не скоротечного, а долгого, сладостного и страстного.
Челси обхватила его бедра, и в следующее мгновение обжигающий жар пронзил все ее существо, обрушившись на нее целой волной потрясающих ощущений.
«Ну давай же, – мысленно молила она Брайана. – Давай, оставь терпение и нежность для другого раза. А сейчас мне нужно больше, больше, еще больше. Входи же в меня сильнее, быстрее, глубже! Давай же, прошу тебя!»
Стон облегчения вырвался сквозь ее сжатые зубы, предвещая надвигающееся эротическое опьянение. Наконец Челси почувствовала, что вот он, тот самый миг, когда напряжение, готовое взорваться внутри ее на пике страсти, может бросить ее в глубины такого удовольствия, которого ей никогда еще не приходилось испытывать. Пульсирующий, покрывающий кожу мурашками, обжигающий поток обволакивал ее чрево, кружась, как в водовороте, в ее межножье; еще секунда, и он рассыплется блистательным великолепным дождем…
Боль, резкая боль.
Стоп!
У Челси перехватило дыхание.
Брайан почувствовал что-то неладное и остановился. С тревогой заглянул ей в глаза.
– Что случилось?
Горячая, обжигающая боль пульсировала где-то ниже живота. Тяжело дыша и стиснув зубы, Челси оттолкнула Брайана.
– Не знаю. Но только очень больно.
Брайан, встав на колени между ногами Челси, озабоченно посмотрел на нее.
– Я сделал тебе больно?
Ее дыхание постепенно успокоилось. Она даже попыталась улыбнуться.
– Думаю, мы, наверное, слишком увлеклись. Прости.
Он нежно погладил ее.
– Ничего. Я понимаю. Надеюсь, мы ничего не сломали.
Его слова рассмешили ее.
– Будем надеяться, что нет.
Понемногу боль начала утихать. Она посмотрела в глаза Брайану. Да это же он сделал ей больно! – уже не сомневалась она. Он был груб и неловок и не рассчитал свои силы в нужный момент. Да разве Коди Флинн был бы таким неловким? Нет, думала она.
– Знаешь, – неуверенно пробормотала она. – Я… я… думаю, что мне лучше уйти.
Брайан опешил. И только молча смотрел, как Челси встает с постели и поспешно одевается.
– Ты не хочешь остаться на ночь?
Она покачала головой.
– Нет, я пойду домой.
Челси не знала, почему она это сказала. У нее было только одно желание – уйти, выбежать на улицу, вдохнуть ночной воздух. Ей казалось, что если она останется с ним, то, пожалуй, начнет его презирать. Брайан был угнетен и разочарован, но, как воспитанный человек, не возразил ей ни одним словом, а только помог собраться, вежливо проводил до двери и поцеловал на прощание. Когда лифт уносил ее вниз, Челси испытала какое-то странное чувство облегчения. Тупая боль внизу живота давала о себе знать, но Челси без труда сбежала вниз по лестнице и с облегчением позволила швейцару заказать такси.
Несколько минут Брайан стоял неподвижно и смотрел на медную дверную ручку. Он не мог понять, что случилось с Челси. Сердце его сжалось от недоброго предчувствия: с ней неминуемо что-то случится. Брайан и раньше замечал симптомы беды, но боялся, что Челси не внемлет его упреждениям. Какой бы горькой ни была правда, ее надо было признать. Некоторым нужно обжечься, чтобы убедиться, что нельзя совать руку в пламя.
Брайан взглянул на часы: стрелки показывали семь тридцать вечера. Сколько времени он мог бы еще с ней провести! Брайан пожал плечами, медленно пошел в спальню, затем решительно оделся и вышел. Оставаться дома одному в этот вечер было невыносимо. Но куда пойти? Пока лифт медленно полз вниз, его осенило. Когда-то дядя Рой говорил ему, что если ты сам нуждаешься в поддержке, то помоги другому. Брайан принялся соображать, кто бы из родственных ему душ мог нуждаться в поддержке.
Десятью минутами позже он ехал в вагоне метро, направлявшемся в один из центральных районов Нью-Йорка. А еще через двадцать минут – поднимался на другом лифте.
– Я… я… подумал, что ты будешь рада моему обществу, – неуверенно начал он. Брайан заглянул в светло-карие женские глаза, ища одобрения.
Женщина кивком головы отослала прислугу и жестом пригласила Брайана присесть на диван. Сама же, правой рукой направляя колесо, подкатила свое инвалидное кресло к дивану так, чтобы было удобнее разговаривать.
– Страшно рада, что ты зашел.
Ее голос казался необычайно слабым и тихим, но, как и прежде, полон выразительности и очарования. Брайан не пожалел, что пришел.
– Я давно собирался тебя навестить. Но все как-то не хватало времени. Тебе, наверно, уже надоели бесконечные посетители. Представляю себе, как ты хочешь побыть одна.
Лилиан Палмер мягко улыбнулась.
– Не могу сказать, что в последнее время пользуюсь особенным вниманием. Правда, я получаю много открыток, писем, цветов. Но гостей бывает очень мало.
Даже бинты, плотно закрывавшие лицо Лилиан, не могли скрыть неукротимую энергию и волю к жизни этой женщины. Брайан посмотрел на ее ногу, загипсованную от колена до ступни и закрепленную на металлической подставке кресла. Только кончики пальцев выглядывали из-под толстого слоя гипса. Его шероховатая поверхность пестрела подписями и шутливыми надписями.
– Как ты себя чувствуешь? – Брайан не мог придумать более оригинального вопроса.
Лилиан улыбнулась. Ей нравился Брайан Кэллоуэй, несмотря на их короткое знакомство. Он был мил, предупредителен и искренен. Те немногие посетители, которые иногда заходили навестить ее, отчаянно делали вид, что она не так плохо выглядит, никаких сильных повреждений у нее нет, а те, что и есть, совсем незаметны.
– Доктор говорит, что мне придется просидеть в этом кресле еще несколько месяцев. Потом, когда нога немного окрепнет, займусь гимнастикой.
– Все еще болит? – спросил он.
– Иногда. Но я принимаю столько обезболивающих и транквилизаторов, что они успокоили бы и слониху. Так что целый день витаю в облаках.
Брайан рассмеялся:
– Тоже неплохо! – Он замялся, а затем, показывая на ее лицо, нерешительно спросил: – И долго ты еще будешь изображать… мумию?
Она грустно вздохнула:
– Думаю, еще некоторое время. Я советовалась со многими хирургами, и все в один голос заявляют, что потребуется не меньше четырех операций, чтобы восстановить лицо. Но они клянутся, что оно будет как новенькое. Или почти как новенькое, хотя я с трудом себе это представляю.
Брайан содрогнулся.
– Тебе было больно, да?
Лилиан пожала плечами.
– Нога? Да… это было ужасно, ужасно. Лицо? Не очень. Все так быстро случилось. Я почти ничего не помню. По правде говоря, самые неприятные воспоминания остались от госпиталя.
– Ну-ну, я пришел сюда не для того, чтобы слушать ужасные воспоминания, – поспешил прервать ее Брайан и энергично замахал руками, давая понять, что отказывается продолжать эту тему. – Думаю, тебе будет интересно узнать, как идут дела в театре. Значит, так… Ну что ты, не вешай нос! А ну-ка улыбнись.
– Спасибо тебе. Ну ладно, рассказывай о спектакле. Как Челси?
Брайан задумчиво поглядел на Лилиан.
– Челси? Она… выучила уже почти всю роль.
Какое-то время Лилиан изучала выражение его лица. В его глазах она прочла больше, чем узнала из его слов. Жизнь научила Лилиан Палмер безошибочно разбираться в людях.
– Ну и что между вами произошло? – осторожно поинтересовалась она.
– Что ты имеешь в виду? – Брайан сделал вид, что не понял вопроса.
– Что между вами произошло? Вы что, поссорились? – Лилиан озорно подмигнула, как бывалая сплетница.
Брайан нервно рассмеялся, но потом почувствовал острое желание вывернуть душу перед этой сильной женщиной.
– Да нет, не поссорились. Я только беспокоюсь, что у нее не хватит сил выдержать испытание популярностью.
– О-о-о! – Лилиан многозначительно посмотрела на Брайана. – Теперь понятно. Она сильно изменилась? Или ты боишься, что она может измениться?
– И то и другое, – ответил он. – Это началось не так давно.
Она откинулась на спинку кресла и сложила руки на коленях.
– Такое бывает, я знаю. Что-то похожее случилось и со мной, когда я получила свою первую главную роль. Тогда – восемь лет назад – я играла в одной из пьес Нейла Саймона и вела себя точно так же, как Челси. Просто оторвалась от реальности. Стала ужасной стервой.
– В чем это заключалось? – честно спросил он.
– Я оттолкнула от себя многих людей. Даже самых дорогих. – Его боль всколыхнула в Лилиан ее собственные горькие воспоминания. – Ты знал Стивена Марша?
– Композитора?
– Да, – Лилиан с удивлением посмотрела на него, как будто он разгадал сложнейшую загадку, – композитора. Наверняка ты не знаешь того, что я тебе сейчас расскажу. Десять лет назад в обществе нас считали просто-таки образцовой парой. Лучшие друзья. Любовники. Даже обручены.
– Не может быть! – Брайан был ошеломлен. Стивен Марш считался одним из самых модных пианистов и композиторов Нью-Йорка и в последние годы пользовался особенно большой популярностью. – И что же с ним случилось?
– Восходящая звезда Бродвея Лилиан Палмер была так влюблена в себя, что начинающий музыкант, по ночам бренчавший на старом пианино и огрызком карандаша черкавший ноты на аккуратно разлинованной бумаге, потерял для нее всякий интерес. – Лилиан продолжала, не стараясь сдерживать раздражение: – Так вот, эта молодая дурочка решила, что она достойна лучшей участи, нежели испортить себе будущее унизительным браком с никому не известным бедным музыкантишкой, и отвергла его предложение вместе с песней, которую он ей посвятил.
– Ого! – Брайан не мог скрыть своего изумления.
Лилиан не понимала, почему она так легко доверилась этому парню и выкладывает ему свою историю, как старой подружке. Но он был ей симпатичен, и потому она продолжала:
– Засим последовала неприятная ссора, грубые слова, упреки, за которые я до сих пор расплачиваюсь. А потом произошло вот что. После нашей размолвки он пытался несколько раз связаться со мной по телефону. Но я не отвечала ему почти год, и Стивен в конце концов перестал искать встреч со мной, начал жить своей жизнью и добился успеха. – Лилиан нахмурилась. – Ты знаешь, мне потребовалось почти пять лет, чтобы убедиться, что в моей жизни больше не будет ничего хорошего. Не имеет значения, какого успеха я добилась, не имеет значения, сколько у меня поклонников, но среди них не было ни одного, похожего на Стивена.
Брайану стало не по себе от ее мрачного тона. Он улыбнулся и неловко пошутил:
– Вовсе ни к чему было рассказывать обо всех этих ужасах. Я предпочитаю истории со счастливым концом.
Лилиан улыбнулась:
– Самое неприятное в нашей с Челси истории заключается в том, что у нас не было и нет никаких твердых гарантий на будущее. Да ты и сам это знаешь. Но не волнуйся напрасно. Возможно, она окажется счастливее меня и поймет свою ошибку раньше, чем я.
– Я тоже думаю, что все обойдется. – Он закинул ногу на ногу.
Тревога все еще грызла его душу, и ситуация по-прежнему казалась безвыходной. Но искренность Лилиан все же укрепила его решимость и окончательно отрезвила. Как всегда, дядя Рой оказался прав.
– Не думаю, что на твоем месте я стала бы надеяться на судьбу, – предостерегла Лилиан. – Такое случается всегда. И со всеми. Разница только в том, что слабый духом страдает сильнее всего. – Она опять вздохнула и на минуту задумалась. – Печальный финал моей истории – несколько лет одиночества. Пусть это и были годы напряженной работы. До сих пор я расплачиваюсь за свой эгоизм.
Брайан с грустью вздохнул:
– Но не мог же такой финал зависеть только от неудачно сложившихся отношений с одним мужчиной?
Она облизнула сухие губы.
– Я никого не виню. Просто теперь могу трезво взглянуть на вещи, которые раньше не хотела видеть. Я закрыла дверь искренней любви, так как думала, что в моей жизни будут другие Стивены Марши, которые сделают меня еще счастливее, еще богаче, еще знаменитее… Но я ошибалась. Мне довелось встретить многих мужчин, которые любили мою работу, хотели обладать мной, удержать меня, осчастливить. Они предлагали мне все, кроме любви. И это печальнее всего.
Брайану захотелось подойти к этой мудрой женщине, обнять ее, приласкать, но он боялся показаться бесцеремонным.
Лилиан смотрела в полные сочувствия глаза молодого человека. Ей вдруг безудержно захотелось любви, нежности, ласкового прикосновения кого-то, кто сказал бы ей: «Все будет хорошо». Внутренний голос говорил ей, что это необъяснимое желание должно придать ей сил выкарабкаться.
– Знаешь, Брайан… – Она слегка наклонилась к нему. – То, что случилось с моим телом, ничуть не страшнее того, что много раз случалось с моей душой. В действительности никому не удается этого избежать. Иногда кто-то выбирает нас в жертвы. Иногда выбор – наш собственный. Но одно я знаю наверняка – кто виноват, не имеет значения. Всегда надо помнить главное: двигаться вперед, к цели, а не оглядываться назад. – Ее голос зазвучал с новой энергией. – Я презираю того негодяя, который сделал меня калекой. Но не могу позволить беде остановить меня, как никогда не позволяла. Необходимо только переждать эту боль, а потом я соберусь с силами, посмотрю на себя и свою жизнь со стороны, под другим углом… Я уверена: я вернусь и начну жить заново, по-другому, я не сдамся, пока не умру.
Брайан почувствовал, как от последних слов Лилиан у него по коже побежали мурашки.
– А теперь подумай хорошенько и реши, что же ты можешь сделать, – произнесла она с вызовом. – Собираешься ли ты бороться или считаешь, что ничего страшного не случится? Ведь Челси тоже так думает.
Мысли Брайана в тот момент были далеко от Челси. Но ее имя, произнесенное Лилиан, быстро вывело его из задумчивости.
– Ты считаешь, мне следует поговорить с ней?
– И не только поговорить, – сказала она. – Открой ей глаза. Третьего не дано: ты либо выиграешь, либо проиграешь. И когда эта битва закончится, ты сможешь снова пойти своим путем. Мы все имеем на это право.
Брайан был потрясен до глубины души. Только сейчас он осознал все величие и мудрость Лилиан Палмер. Она несла свой венец с гордостью и честью, достойными восхищения. Этот Стивен Марш проиграл только потому, что быстро опустил руки. Но имел ли сейчас Брайан право указывать на кого-то пальцем в то время, как его собственная душа становилась полем битвы. Он снова посмотрел в глаза Лилиан. Если бы только он имел хоть крупицу ее мужества! Тогда, возможно…
19
– Черт бы тебя побрал, что это за жалкое зрелище?! – Челси вздрогнула от пронзительного крика Джун. – Если ты хочешь стать звездой и понравиться зрителям, то тебе придется поднапрячься!
От испуга Челси сжалась в комок.
– Простите, Джун. Но я не понимаю, что от меня требуется.
Джун сердито возвратилась на свое место. Она заметила, что Ронни де Марко язвительно ухмыляется. Джун в ярости накинулась на нее:
– Что тут смешного?
Улыбка мгновенно исчезла с лица Ронни.
Джун снова обернулась к Челси:
– Соберись и думай. Сконцентрируйся. Начнем сцену с Мэри. Эта девица, оказывается, тоже очень расстроена смертью твоего отца и признается, что долгое время имела с ним интимные отношения. Что ты должна чувствовать? У тебя есть отец? Представь себе, что ты узнаешь о его связи с прислугой. Можешь ты это показать?
Челси стояла безмолвно, глядя на Джун. Она не могла себе представить, чтобы ее отец обманывал мать. Это было бы просто нелепо. Ну что тут поделаешь? Джун с самого первого дня не спускала ей ни одного промаха, а с тех пор, как передала ей роль Лилиан, стала просто невыносимой. Челси почти всегда удавалось угодить ей, но это отнимало у нее все силы. На сей раз ей казалось, что Джун требует от нее невозможного. Она понимала, что должна сыграть женщину, одержимую праведным гневом, чего еще от нее хотят?
Помолчав, Джун отрывисто приказала:
– Давай снова. Начинаем с реплики Мэри. Ты, Мэри, признаешься Кэсси в своей связи с ее отцом. По местам!
Ронни присела за маленький письменный столик справа, Челси заняла место на анансцене.
– Занавес! – Джун резко махнула рукой.
По ее знаку Ронни разразилась слезами:
– Оставьте меня в покое! Хотите меня уволить, увольняйте! Мне наплевать! Только и слышу: «я потеряла его», «как мне больно», «бедный мой отец»! Ты не единственная, кто его потерял. Я любила его больше, чем ты или твоя мать. И он меня тоже любил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Челси не хотела, не могла больше ждать. Она жаждала удовольствия, но не скоротечного, а долгого, сладостного и страстного.
Челси обхватила его бедра, и в следующее мгновение обжигающий жар пронзил все ее существо, обрушившись на нее целой волной потрясающих ощущений.
«Ну давай же, – мысленно молила она Брайана. – Давай, оставь терпение и нежность для другого раза. А сейчас мне нужно больше, больше, еще больше. Входи же в меня сильнее, быстрее, глубже! Давай же, прошу тебя!»
Стон облегчения вырвался сквозь ее сжатые зубы, предвещая надвигающееся эротическое опьянение. Наконец Челси почувствовала, что вот он, тот самый миг, когда напряжение, готовое взорваться внутри ее на пике страсти, может бросить ее в глубины такого удовольствия, которого ей никогда еще не приходилось испытывать. Пульсирующий, покрывающий кожу мурашками, обжигающий поток обволакивал ее чрево, кружась, как в водовороте, в ее межножье; еще секунда, и он рассыплется блистательным великолепным дождем…
Боль, резкая боль.
Стоп!
У Челси перехватило дыхание.
Брайан почувствовал что-то неладное и остановился. С тревогой заглянул ей в глаза.
– Что случилось?
Горячая, обжигающая боль пульсировала где-то ниже живота. Тяжело дыша и стиснув зубы, Челси оттолкнула Брайана.
– Не знаю. Но только очень больно.
Брайан, встав на колени между ногами Челси, озабоченно посмотрел на нее.
– Я сделал тебе больно?
Ее дыхание постепенно успокоилось. Она даже попыталась улыбнуться.
– Думаю, мы, наверное, слишком увлеклись. Прости.
Он нежно погладил ее.
– Ничего. Я понимаю. Надеюсь, мы ничего не сломали.
Его слова рассмешили ее.
– Будем надеяться, что нет.
Понемногу боль начала утихать. Она посмотрела в глаза Брайану. Да это же он сделал ей больно! – уже не сомневалась она. Он был груб и неловок и не рассчитал свои силы в нужный момент. Да разве Коди Флинн был бы таким неловким? Нет, думала она.
– Знаешь, – неуверенно пробормотала она. – Я… я… думаю, что мне лучше уйти.
Брайан опешил. И только молча смотрел, как Челси встает с постели и поспешно одевается.
– Ты не хочешь остаться на ночь?
Она покачала головой.
– Нет, я пойду домой.
Челси не знала, почему она это сказала. У нее было только одно желание – уйти, выбежать на улицу, вдохнуть ночной воздух. Ей казалось, что если она останется с ним, то, пожалуй, начнет его презирать. Брайан был угнетен и разочарован, но, как воспитанный человек, не возразил ей ни одним словом, а только помог собраться, вежливо проводил до двери и поцеловал на прощание. Когда лифт уносил ее вниз, Челси испытала какое-то странное чувство облегчения. Тупая боль внизу живота давала о себе знать, но Челси без труда сбежала вниз по лестнице и с облегчением позволила швейцару заказать такси.
Несколько минут Брайан стоял неподвижно и смотрел на медную дверную ручку. Он не мог понять, что случилось с Челси. Сердце его сжалось от недоброго предчувствия: с ней неминуемо что-то случится. Брайан и раньше замечал симптомы беды, но боялся, что Челси не внемлет его упреждениям. Какой бы горькой ни была правда, ее надо было признать. Некоторым нужно обжечься, чтобы убедиться, что нельзя совать руку в пламя.
Брайан взглянул на часы: стрелки показывали семь тридцать вечера. Сколько времени он мог бы еще с ней провести! Брайан пожал плечами, медленно пошел в спальню, затем решительно оделся и вышел. Оставаться дома одному в этот вечер было невыносимо. Но куда пойти? Пока лифт медленно полз вниз, его осенило. Когда-то дядя Рой говорил ему, что если ты сам нуждаешься в поддержке, то помоги другому. Брайан принялся соображать, кто бы из родственных ему душ мог нуждаться в поддержке.
Десятью минутами позже он ехал в вагоне метро, направлявшемся в один из центральных районов Нью-Йорка. А еще через двадцать минут – поднимался на другом лифте.
– Я… я… подумал, что ты будешь рада моему обществу, – неуверенно начал он. Брайан заглянул в светло-карие женские глаза, ища одобрения.
Женщина кивком головы отослала прислугу и жестом пригласила Брайана присесть на диван. Сама же, правой рукой направляя колесо, подкатила свое инвалидное кресло к дивану так, чтобы было удобнее разговаривать.
– Страшно рада, что ты зашел.
Ее голос казался необычайно слабым и тихим, но, как и прежде, полон выразительности и очарования. Брайан не пожалел, что пришел.
– Я давно собирался тебя навестить. Но все как-то не хватало времени. Тебе, наверно, уже надоели бесконечные посетители. Представляю себе, как ты хочешь побыть одна.
Лилиан Палмер мягко улыбнулась.
– Не могу сказать, что в последнее время пользуюсь особенным вниманием. Правда, я получаю много открыток, писем, цветов. Но гостей бывает очень мало.
Даже бинты, плотно закрывавшие лицо Лилиан, не могли скрыть неукротимую энергию и волю к жизни этой женщины. Брайан посмотрел на ее ногу, загипсованную от колена до ступни и закрепленную на металлической подставке кресла. Только кончики пальцев выглядывали из-под толстого слоя гипса. Его шероховатая поверхность пестрела подписями и шутливыми надписями.
– Как ты себя чувствуешь? – Брайан не мог придумать более оригинального вопроса.
Лилиан улыбнулась. Ей нравился Брайан Кэллоуэй, несмотря на их короткое знакомство. Он был мил, предупредителен и искренен. Те немногие посетители, которые иногда заходили навестить ее, отчаянно делали вид, что она не так плохо выглядит, никаких сильных повреждений у нее нет, а те, что и есть, совсем незаметны.
– Доктор говорит, что мне придется просидеть в этом кресле еще несколько месяцев. Потом, когда нога немного окрепнет, займусь гимнастикой.
– Все еще болит? – спросил он.
– Иногда. Но я принимаю столько обезболивающих и транквилизаторов, что они успокоили бы и слониху. Так что целый день витаю в облаках.
Брайан рассмеялся:
– Тоже неплохо! – Он замялся, а затем, показывая на ее лицо, нерешительно спросил: – И долго ты еще будешь изображать… мумию?
Она грустно вздохнула:
– Думаю, еще некоторое время. Я советовалась со многими хирургами, и все в один голос заявляют, что потребуется не меньше четырех операций, чтобы восстановить лицо. Но они клянутся, что оно будет как новенькое. Или почти как новенькое, хотя я с трудом себе это представляю.
Брайан содрогнулся.
– Тебе было больно, да?
Лилиан пожала плечами.
– Нога? Да… это было ужасно, ужасно. Лицо? Не очень. Все так быстро случилось. Я почти ничего не помню. По правде говоря, самые неприятные воспоминания остались от госпиталя.
– Ну-ну, я пришел сюда не для того, чтобы слушать ужасные воспоминания, – поспешил прервать ее Брайан и энергично замахал руками, давая понять, что отказывается продолжать эту тему. – Думаю, тебе будет интересно узнать, как идут дела в театре. Значит, так… Ну что ты, не вешай нос! А ну-ка улыбнись.
– Спасибо тебе. Ну ладно, рассказывай о спектакле. Как Челси?
Брайан задумчиво поглядел на Лилиан.
– Челси? Она… выучила уже почти всю роль.
Какое-то время Лилиан изучала выражение его лица. В его глазах она прочла больше, чем узнала из его слов. Жизнь научила Лилиан Палмер безошибочно разбираться в людях.
– Ну и что между вами произошло? – осторожно поинтересовалась она.
– Что ты имеешь в виду? – Брайан сделал вид, что не понял вопроса.
– Что между вами произошло? Вы что, поссорились? – Лилиан озорно подмигнула, как бывалая сплетница.
Брайан нервно рассмеялся, но потом почувствовал острое желание вывернуть душу перед этой сильной женщиной.
– Да нет, не поссорились. Я только беспокоюсь, что у нее не хватит сил выдержать испытание популярностью.
– О-о-о! – Лилиан многозначительно посмотрела на Брайана. – Теперь понятно. Она сильно изменилась? Или ты боишься, что она может измениться?
– И то и другое, – ответил он. – Это началось не так давно.
Она откинулась на спинку кресла и сложила руки на коленях.
– Такое бывает, я знаю. Что-то похожее случилось и со мной, когда я получила свою первую главную роль. Тогда – восемь лет назад – я играла в одной из пьес Нейла Саймона и вела себя точно так же, как Челси. Просто оторвалась от реальности. Стала ужасной стервой.
– В чем это заключалось? – честно спросил он.
– Я оттолкнула от себя многих людей. Даже самых дорогих. – Его боль всколыхнула в Лилиан ее собственные горькие воспоминания. – Ты знал Стивена Марша?
– Композитора?
– Да, – Лилиан с удивлением посмотрела на него, как будто он разгадал сложнейшую загадку, – композитора. Наверняка ты не знаешь того, что я тебе сейчас расскажу. Десять лет назад в обществе нас считали просто-таки образцовой парой. Лучшие друзья. Любовники. Даже обручены.
– Не может быть! – Брайан был ошеломлен. Стивен Марш считался одним из самых модных пианистов и композиторов Нью-Йорка и в последние годы пользовался особенно большой популярностью. – И что же с ним случилось?
– Восходящая звезда Бродвея Лилиан Палмер была так влюблена в себя, что начинающий музыкант, по ночам бренчавший на старом пианино и огрызком карандаша черкавший ноты на аккуратно разлинованной бумаге, потерял для нее всякий интерес. – Лилиан продолжала, не стараясь сдерживать раздражение: – Так вот, эта молодая дурочка решила, что она достойна лучшей участи, нежели испортить себе будущее унизительным браком с никому не известным бедным музыкантишкой, и отвергла его предложение вместе с песней, которую он ей посвятил.
– Ого! – Брайан не мог скрыть своего изумления.
Лилиан не понимала, почему она так легко доверилась этому парню и выкладывает ему свою историю, как старой подружке. Но он был ей симпатичен, и потому она продолжала:
– Засим последовала неприятная ссора, грубые слова, упреки, за которые я до сих пор расплачиваюсь. А потом произошло вот что. После нашей размолвки он пытался несколько раз связаться со мной по телефону. Но я не отвечала ему почти год, и Стивен в конце концов перестал искать встреч со мной, начал жить своей жизнью и добился успеха. – Лилиан нахмурилась. – Ты знаешь, мне потребовалось почти пять лет, чтобы убедиться, что в моей жизни больше не будет ничего хорошего. Не имеет значения, какого успеха я добилась, не имеет значения, сколько у меня поклонников, но среди них не было ни одного, похожего на Стивена.
Брайану стало не по себе от ее мрачного тона. Он улыбнулся и неловко пошутил:
– Вовсе ни к чему было рассказывать обо всех этих ужасах. Я предпочитаю истории со счастливым концом.
Лилиан улыбнулась:
– Самое неприятное в нашей с Челси истории заключается в том, что у нас не было и нет никаких твердых гарантий на будущее. Да ты и сам это знаешь. Но не волнуйся напрасно. Возможно, она окажется счастливее меня и поймет свою ошибку раньше, чем я.
– Я тоже думаю, что все обойдется. – Он закинул ногу на ногу.
Тревога все еще грызла его душу, и ситуация по-прежнему казалась безвыходной. Но искренность Лилиан все же укрепила его решимость и окончательно отрезвила. Как всегда, дядя Рой оказался прав.
– Не думаю, что на твоем месте я стала бы надеяться на судьбу, – предостерегла Лилиан. – Такое случается всегда. И со всеми. Разница только в том, что слабый духом страдает сильнее всего. – Она опять вздохнула и на минуту задумалась. – Печальный финал моей истории – несколько лет одиночества. Пусть это и были годы напряженной работы. До сих пор я расплачиваюсь за свой эгоизм.
Брайан с грустью вздохнул:
– Но не мог же такой финал зависеть только от неудачно сложившихся отношений с одним мужчиной?
Она облизнула сухие губы.
– Я никого не виню. Просто теперь могу трезво взглянуть на вещи, которые раньше не хотела видеть. Я закрыла дверь искренней любви, так как думала, что в моей жизни будут другие Стивены Марши, которые сделают меня еще счастливее, еще богаче, еще знаменитее… Но я ошибалась. Мне довелось встретить многих мужчин, которые любили мою работу, хотели обладать мной, удержать меня, осчастливить. Они предлагали мне все, кроме любви. И это печальнее всего.
Брайану захотелось подойти к этой мудрой женщине, обнять ее, приласкать, но он боялся показаться бесцеремонным.
Лилиан смотрела в полные сочувствия глаза молодого человека. Ей вдруг безудержно захотелось любви, нежности, ласкового прикосновения кого-то, кто сказал бы ей: «Все будет хорошо». Внутренний голос говорил ей, что это необъяснимое желание должно придать ей сил выкарабкаться.
– Знаешь, Брайан… – Она слегка наклонилась к нему. – То, что случилось с моим телом, ничуть не страшнее того, что много раз случалось с моей душой. В действительности никому не удается этого избежать. Иногда кто-то выбирает нас в жертвы. Иногда выбор – наш собственный. Но одно я знаю наверняка – кто виноват, не имеет значения. Всегда надо помнить главное: двигаться вперед, к цели, а не оглядываться назад. – Ее голос зазвучал с новой энергией. – Я презираю того негодяя, который сделал меня калекой. Но не могу позволить беде остановить меня, как никогда не позволяла. Необходимо только переждать эту боль, а потом я соберусь с силами, посмотрю на себя и свою жизнь со стороны, под другим углом… Я уверена: я вернусь и начну жить заново, по-другому, я не сдамся, пока не умру.
Брайан почувствовал, как от последних слов Лилиан у него по коже побежали мурашки.
– А теперь подумай хорошенько и реши, что же ты можешь сделать, – произнесла она с вызовом. – Собираешься ли ты бороться или считаешь, что ничего страшного не случится? Ведь Челси тоже так думает.
Мысли Брайана в тот момент были далеко от Челси. Но ее имя, произнесенное Лилиан, быстро вывело его из задумчивости.
– Ты считаешь, мне следует поговорить с ней?
– И не только поговорить, – сказала она. – Открой ей глаза. Третьего не дано: ты либо выиграешь, либо проиграешь. И когда эта битва закончится, ты сможешь снова пойти своим путем. Мы все имеем на это право.
Брайан был потрясен до глубины души. Только сейчас он осознал все величие и мудрость Лилиан Палмер. Она несла свой венец с гордостью и честью, достойными восхищения. Этот Стивен Марш проиграл только потому, что быстро опустил руки. Но имел ли сейчас Брайан право указывать на кого-то пальцем в то время, как его собственная душа становилась полем битвы. Он снова посмотрел в глаза Лилиан. Если бы только он имел хоть крупицу ее мужества! Тогда, возможно…
19
– Черт бы тебя побрал, что это за жалкое зрелище?! – Челси вздрогнула от пронзительного крика Джун. – Если ты хочешь стать звездой и понравиться зрителям, то тебе придется поднапрячься!
От испуга Челси сжалась в комок.
– Простите, Джун. Но я не понимаю, что от меня требуется.
Джун сердито возвратилась на свое место. Она заметила, что Ронни де Марко язвительно ухмыляется. Джун в ярости накинулась на нее:
– Что тут смешного?
Улыбка мгновенно исчезла с лица Ронни.
Джун снова обернулась к Челси:
– Соберись и думай. Сконцентрируйся. Начнем сцену с Мэри. Эта девица, оказывается, тоже очень расстроена смертью твоего отца и признается, что долгое время имела с ним интимные отношения. Что ты должна чувствовать? У тебя есть отец? Представь себе, что ты узнаешь о его связи с прислугой. Можешь ты это показать?
Челси стояла безмолвно, глядя на Джун. Она не могла себе представить, чтобы ее отец обманывал мать. Это было бы просто нелепо. Ну что тут поделаешь? Джун с самого первого дня не спускала ей ни одного промаха, а с тех пор, как передала ей роль Лилиан, стала просто невыносимой. Челси почти всегда удавалось угодить ей, но это отнимало у нее все силы. На сей раз ей казалось, что Джун требует от нее невозможного. Она понимала, что должна сыграть женщину, одержимую праведным гневом, чего еще от нее хотят?
Помолчав, Джун отрывисто приказала:
– Давай снова. Начинаем с реплики Мэри. Ты, Мэри, признаешься Кэсси в своей связи с ее отцом. По местам!
Ронни присела за маленький письменный столик справа, Челси заняла место на анансцене.
– Занавес! – Джун резко махнула рукой.
По ее знаку Ронни разразилась слезами:
– Оставьте меня в покое! Хотите меня уволить, увольняйте! Мне наплевать! Только и слышу: «я потеряла его», «как мне больно», «бедный мой отец»! Ты не единственная, кто его потерял. Я любила его больше, чем ты или твоя мать. И он меня тоже любил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40