Его лицо горело от бега и возбуждения.
– Это девка, сэр. Она украла кошелек!
– Оливер! – облегченно всхлипнула Кэтрин, но продолжала сжимать рукоять ножа. Луи тоже затормозил, глядя на Оливера лихорадочно горящими глазами. Оливер ответил неумолимым взглядом. Его страх и гнев перегорели; теперь он был холоден и тверд, как лед.
– Эта леди не девка, а благородная дама, пользующаяся почетом у самого принца, – сказал он, не спуская глаз с Луи. – Человек, который обвиняет ее, – вероломный мерзавец и наемник.
– Так говорит прелюбодей, укравший чужую жену и ребенка, – презрительно усмехнулся Луи.
– Не тебе нести чепуху по поводу воровства, – произнес Оливер, едва двигая губами – Ты столько раз попирал собственную честь, что теперь никакое чудо не очистит ее от грязи… или, вероятнее всего, ты с самого начала был лишен всякой чести.
Блеснул поднявшийся в позицию меч. Луи посмотрел на это, и по его лицу пробежала кислая улыбка. Он поднял собственное оружие.
– Нет! – вцепилась в рукав Оливера Кэтрин – Он не достоин этого. Пусть уходит!
– Чтобы снова и снова преследовать нас? – мрачно отозвался Оливер. – По моему суждению он определенно достоин савана и шести футов земли.
– Это уже неважно: он умирает, и вот почему…
Прежде чем она успела договорить, Луи резко развернулся на пятках, протолкался сквозь успевшую собраться толпу и побежал обратно по узкой улице.
– Для меня это важно, – со спокойной уверенностью сказал Оливер. – Я буду удовлетворен, только когда коснусь собственной рукой его тела.
Отцепив руку Кэтрин, он прыжками понесся вслед за Луи.
– Боже, Отец Небесный! – Кэтрин выхватила свой плат у горожанина и побежала за мужчинами. Что бы Луи ни сделал, каким бы он ни был, она не хотела видеть его кровь на руках Оливера.
Луи не медлил. Он всегда был скор на ноги и обладал превосходным дыханием, но Оливер тоже был в форме и умел бегать. Он был выше, шаг длиннее, и он еще не успел набегаться по городу. Когда они достигли моста, ведущего к пригородам на другом берегу Эйвона, Оливер наконец поравнялся с Луи и сбил его с ног.
Мужчины покатились по грязи и навозу. Луи, ловкий и скользкий, как угорь из Северна, умудрился высвободиться, несмотря на то, что Оливер был наверху.
– Она всегда была моей, – выдохнул он, вскакивая на ноги. – Тебе не изменить этого, как не старайся.
Он яростно взмахнул ногой. Оливер поднырнул под удар и снова опрокинул, схватив за щиколотку. На этот раз он выхватил из-за пояса нож.
Глаза Луи расширились, но не от страха, а от дикого возбуждения.
– Давай, убей меня, – прохрипел он, искушая Оливера широкой белозубой усмешкой – Удовлетвори свое желание, а потом понаблюдай, как она будет плакать по мне.
Оливер взглянул в горячечные темные глаза, и внезапное отвращение обожгло его глотку. На мгновение он представил себе, с каким удовольствием перережет ему горло. Торжество будет сильным, но продлится лишь до тех пор, как остынет разбрызганная кровь. Мертвый Луи достигнет гораздо большего, чем живой.
Он отодвинул нож и присел на пятки.
– Нет, – тихо сказал он – Ты этого не стоишь. Честная, быстрая смерть слишком хороша для тебя.
Возбуждение угасло в глазах Луи, и Оливер уловил совершенно нелепую, неуместную искорку страха, которой не было прежде.
– Пожалуй, я стану преследовать тебя так же, как ты преследовал меня, – пробормотал Оливер, крутя нож в руке. – Ты не найдешь больше убежища ни в темных углах, ни в зимней ночи.
Луи горько рассмеялся.
– Такая угроза способна напугать ребенка, но не обреченного, – насмешливо проговорил он, все еще стараясь раздразнить противника и глядя на нож, как пьяница смотрит на непочатую бутылку вина.
Снова начала собираться толпа. Кэтрин протолкалась сквозь нее с помощью локтей и воззрилась на представившуюся сцену. Поднялся крик. Какой-то торговец с телегой спешил переехать мост, прежде чем закроют на ночь ворота; с другого конца приближались солдаты с пиками наготове.
– Спроси ее, – сказал Луи, – спроси ее, чего она хочет. Попятившись от ножа, он медленно встал и улыбнулся Кэтрин.
– Что он должен сделать, Кэтти? Вырезать мое сердце или отпустить меня? – Он развел руки. – Выбор за тобой.
Кэтрин сжала кулаки. Она посмотрела на мужа, потом на Оливера, который быстро дышал. Под ее взглядом Оливер спрятал нож.
– Выбор за мной. – Он подошел к Кэтрин и обвил рукой ее талию. Затем, повернувшись к Луи, сказал. – Я собирался убить тебя. Возможно, если бы ты не настаивал, я сделал бы это. Теперь уже неважно. Всегда найдутся темные ночи и укромные уголки, Луи: как для обреченных, так и для невинных.
Он посмотрел на приближающихся стражников. Луи тоже посмотрел на них, а потом на толпу, заблокировавшую конец моста со стороны города.
– Ступай, Левис из Чепстоу, ты свободен. Я не остановлю тебя.
Луи сглотнул. Его кулаки сжались и разжались. Кэтрин начала было говорить, но Оливер кивком головы заставил ее замолчать.
– В чем дело? – требовательно спросил один из стражников, потом, несмотря на грязь и густеющие сумерки, узнал Оливера и прикоснулся рукой к шлему – Сэр.
– Ни в чем, – ответил Оливер, не спуская глаз с мужа Кэтрин. – Просто перепутали имя и приняли одного человека за другого.
Дождь продолжал лить, возница орал Луи, чтобы тот убрался с дороги.
Луи медленно повернулся кругом, поочередно отвечая на взгляды собравшихся, чуть дольше и с насмешкой посмотрел на Оливера, затем сосредоточился на Кэтрин, словно они были в полном одиночестве в спальне.
– Помнишь Чепстоу, Кэтти? – сипло спросил он – Первый год?
Она ничего не ответила, только прикусила губу и прислонилась к Оливеру, ища защиты; она так вцепилась в его плащ, что побелели костяшки пальцев.
– А Рождество в Рочестере? Ту игру в башмак? Ведь не все было плохо, не правда ли?
Горло Кэтрин дрогнуло.
– Это было обманом, – шепнула она.
Губы Луи растянулись в безрадостную улыбку.
– Разве? Тогда мы оба обманывались. Искренне или фальшиво, считай как хочешь, но я любил тебя, Кэтти. Помни об этом, если позабудешь все остальное.
Он повернулся, легким шагом подошел к краю моста и так же легко прыгнул в мутные воды Фромы, прежде чем кто-либо успел остановить его.
Отчаянный крик Кэтрин заглушила толпа, рванувшаяся к месту происшествия. Однако смотреть было не на что: под мостом быстро неслась и крутилась бурая весенняя вода. Нигде не появилось головы, ни один пузырек на поверхности не показывал, куда упало тело.
Кэтрин закрыла лицо руками и прижалась к холодной, покрытой грязью груди Оливера. Оливер с суровым лицом обнял ее за плечи.
– Вынесет на берег со следующим приливом, – заметил возница с мрачной усмешкой. – Последнего выбросило после зимних бурь.
– Если только он не остался в живых, – сказал Оливер. Никакой логики в этом замечании не было, потому что Луи прыгнул в воду с мечом и в тяжелом стеганом гамбезоне, но Оливера до сих пор преследовал по ночам кошмар, в котором Луи выползал из воды на берег и с демонической ухмылкой принимался выжимать свою одежду.
– Нет, – всхлипнула Кэтрин и подняла лицо, вытирая глаза краешком плата. – Жизнь означала бы медленное умирание в качестве отверженного, а я знаю, что его тщеславие не перенесло бы этого.
Оливер дотронулся до ее мокрой щеки; в его глазах застыл вопрос.
– У него была проказа. – Кэтрин сглотнула, борясь с очередным приступом тошноты. – Он… он просил меня достать одно средство для лекарства, а когда я отказалась, потому что для этого нужен был мертворожденный ребенок, вышел из себя. Остальное ты знаешь.
Оливер обхватил ее руками, окружая любовью и утешением, деля ее гнев, принимая на себя ее горе. Толпа постепенно рассеялась, повозка прогрохотала мимо по дороге в город. Один стражник вернулся на свой пост, остальные пошли доложить о происшествии и организовать поиск.
– Домой, – произнесла Кэтрин, прижимаясь к Оливеру. – Забери меня домой.
– Ты дома, – сказал он, пряча лицо в ее наполовину открытые волосы. – Навсегда.
Накануне того дня, когда армия Генриха выступила из Глостершира, тело Левиса из Чепстоу вынесло на берег в устье реки. Оно пробыло в воде три дня, вздулось, а кожа приобрела серовато-белый оттенок. Там, где оно билось о камни и топляк, остались разрывы и кровоподтеки. Яркая синяя краска слиняла с туники, одного башмака не хватало, словно в насмешку над тем временем, когда Левис разыграл свою смерть в реке.
Оливер присел рядом с трупом; в нос ударил запах моря и тления. Потом он подтвердил личность погибшего людям шерифа и осторожно повернул правое запястье. Язва была точно на том месте, где сказала Кэтрин: бледная, как само тело, но все еще хорошо различимая.
– Бедняга, – пробормотал кто-то.
Оливер встал и посмотрел сверху вниз на останки. В небе вились и кричали чайки. Косые лучи солнца слепили глаза.
– Заройте его поглубже, – сказал он. – Бог ему судья.
ГЛАВА 36
ВЕСНА 1155 ГОДА
Это утро было залито солнечным светом, словно жидким золотом, расцвечено зеленой дымкой и птичьим пением. Оливер натянул поводья, чтобы вдохнуть тяжелый аромат апрельского леса, затем оглянулся на солдат, ехавших по двое в ряд позади него.
Блестели наконечники копий, оружие и доспехи сверкали полировкой. Щиты висели за спинами. Ведь, несмотря на боевой порядок движения, никакая битва не грозила. Король Стефан с конца осени лежал в могиле. Евстахий был мертв, а на троне получившего облегчение королевства мирно сидел Генрих.
Страна все еще была покрыта шрамами войны; некоторые постепенно затягивались, другие зияли, как открытые раны. Оливер раскрыл и сжал свою левую руку, чувствуя, как напрягаются и опадают мышцы под кожаным наручем, посмотрел на пашни, покрытые только что пробившимися всходами, и душа его радостно приветствовала их.
Он немного повернулся в седле и улыбнулся Кэтрин.
– Когда-то я ехал по этой дороге, не имея даже тени надежды, что все это снова станет моим, и, если бы не Годард, умер вот в этой ложбине, даже не подозревая, что может прийти такой день, как сегодня.
Его взгляд скользнул к гиганту, сидящему на высоком чалом коне. С ним примостились два мальчика: один рыжий, другой темный.
– Я не мог бросить вас, милорд. Помимо всего прочего, вы однажды спасли мне жизнь на дороге, – махнул рукой Годард, но Оливер отлично понимал, что он тронут и доволен.
Хозяин таверны ради такого случая красовался в своей лучшей тунике, а над его темной бородой изрядно потрудилась Эдит, которая ехала в повозке с поклажей вместе с приличным запасом своего знаменитого эля для грядущего пира.
– Почему мы остановились? – требовательно спросил Саймон, высунувшись из-за Годарда, чтобы взглянуть на отца. – Мы уже приехали?
– Почти, – ответил Оливер, с любовью посмотрев на своих сыновей. – Двадцать лет – большой срок. Можно немного и растянуть приятную минуту.
Он еще раз глубоко вдохнул воздух ложбины, обозначавшей границу земель Эшбери.
Саймон сморщил нос. Двадцать лет было слишком много для его понимания. Генрих зевнул и сунул в рот большой палец. Розамунда скромно сидела на своем пони, но маленькая лошадка норовила пойти боком и энергично махала хвостом, что свидетельствовало о сдерживаемом возбуждении всадницы.
Кэтрин окинула дочку исполненным любви взглядом, в котором сквозила материнская гордость, и улыбнулась. Она понимала, что чувствует Розамунда. У нее самой приятно сжималось сердце при мысли о предстоящем дне, и она была до глубины души рада за Оливера. Ему наконец-то вернули земли, которые принадлежали его роду с незапамятных времен. И он не просто возвращался домой, но и вез с собой будущее.
С Одинелом Фламандцем драться не пришлось. Он умер от загноившейся раны в тот самый месяц, когда Генрих стал королем. Его жена и дочь уехали в Лондон к дальнему родственнику, чьи земли никто не оспаривал.
Кэтрин радовало, что битвы не было. Судя по дошедшим до нее слухам, Одинел, хоть и являлся наемником, был вполне достойным человеком, на свой лад даже честным.
Если не считать тех нескольких месяцев, когда капитаном гарнизона был Рэндал де Могун, люди не слишком страдали под чужеземным владычеством.
Оливер шевельнул поводьями и слегка хлопнул Люцифера. Серый конь двинулся вперед. Мгновение Кэтрин любовалась плавными, слитыми движениями коня и всадника, затем поскакала за ними. Сегодня Оливера окружало сияние, как, собственно, и должно было быть. Его лицо буквально светилось, губы улыбались. Ничто не могло омрачить радости этого дня.
Со смерти Луи прошло почти два года. Поначалу воспоминания о его гибели, призрак его присутствия отбрасывали длинную тень. Были моменты, когда казалось, что даже мертвому Луи так легко разорвать связь между Кэтрин и Оливером. Но именно потому, что это было слишком легко, потому что никто из них не хотел, чтобы Луи победил, они боролись сперва друг с другом, рука об руку, и вышли из битвы сильными и сплоченными. Тень Луи все еще не исчезла, но стала мелкой и незначительной. Они могли повернуться к ней спиной и выйти на солнечный свет. Муж и жена. Кэтрин коснулась талисмана – любовного узла, – который висел на ее шее.
Наверное, Оливер уловил это движение, потому что кинул на нее вопросительный взгляд.
– Я думала о дне нашей свадьбы, – сказала она с улыбкой. Оливер тоже улыбнулся.
– Далеко не у каждой пары роль шаферов играют король Англии и наследник трона, а обряд проводит архиепископ Кентерберийский.
– Я думала вовсе не о блеске.
Они поженились в период переговоров о мире в Винчестере, а это значило, что почти все бароны Англии до самых ее границ были свидетелями церемонии.
– А о чем же?
Кэтрин метнула на него взгляд из-под ресниц.
– Я думала, что тот день был прекрасен, а сегодняшний прекрасен сейчас, и еще о том, как я люблю тебя.
Помня о людях, ехавших позади, они разговаривали тихо. Нежные слова, которые произносят в спальне, были в данную минуту не совсем уместны, но ведь он сам спросил.
Даже не потрудившись оглянуться через плечо, чтобы проверить, сколько людей за ними наблюдают, Оливер наклонился в седле и коротко сжал ее руки своей.
– А впереди много дней, еще более прекрасных, – сказал он. – Я тоже люблю тебя, жена.
Они въехали в Эшбери. Люди высыпали из своих домов, чтобы посмотреть на проезжающий отряд. Тут и там в толпе вспыхивали яркие пятна: ведь в знак привета и уважения были надеты самые лучшие платья. Но еще они свидетельствовали о радостном ожидании. Все знали, что готовится грандиозный пир. Оливер довольно улыбался и со многими здоровался по именам, легко вернувшись к английскому языку. Розамунда глядела на все широко распахнутыми глазами. Генрих хлопал в ладоши и кричал, а Саймон спрятал лицо в тунику Годарда.
Вместо того, чтобы проехать прямо в замок, Оливер повел отряд к маленькой деревянной церкви на каменном основании в конце главной улицы и там спешился. Позади толпились смеющиеся, болтающие и спорящие селяне.
Оливер снял Кэтрин с ее лошади, подвел к двери церкви и развернул лицом к солдатам и народу.
– Я знаю, что мы уже обвенчаны, – тихо проговорил он, – но почему бы тебе не повторить обет еще раз перед церковными дверями при участии отца Альберика?
– Зачем? – склонила голову на бок Кэтрин. Краем глаза она заметила старика в пыльной рясе, который спешил к церкви от своей хижины, едва не спотыкаясь о подол.
– Это так важно для него, – сказал Оливер. – Он венчал здесь моих родителей и моего брата. Ты ведь знаешь, что он сводный брат Этель. Мой прадедушка послал его учиться на священника в Мальмсбери.
Кэтрин широко раскрыла глаза. Она просто потеряла дар речи от того поворота, который приняли события.
– Для меня это тоже будет очень важно, – тихо добавил Оливер, взяв ее за руку и нежно проводя большим пальцем по косточкам – Мне хочется поставить печать на наш новый союз.
Появился священник, но на минутку ему потребовалось прислониться к стене церкви, чтобы отдышаться. Тонзуру давно следовало побрить, а ряса выглядела так, словно ее использовали для собачьей подстилки, но морщинистое лицо было приветливым, и Кэтрин даже разглядела в его чертах сходство с Этель. В руках святой отец сжимал свадебный венок из бледно-желтых нарциссов и примул.
– Добро пожаловать, милорд, миледи, – тяжело выдохнул он.
Кэтрин пристально разглядывала венок. За пять минут такой не сплетешь.
– Ведь ты организовал это заранее, правда? – спросила она Оливера, махнув рукой в сторону ухмыляющихся крестьян в лучших праздничных одеждах.
– Разве я был не прав? – Его рука стиснула ее руку, а серые глаза лучились любовью, смехом и, может быть, чуть-чуть тревогой. Где-то в уголке жалась тень Луи.
Кэтрин грациозно приняла венок от отдышавшегося священника, сняла плат и увенчала волосы короной из цветов.
– Ты прав, – тихо проговорила она, – но в любом случае, я тебя прощаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56